На расстоянии ночи

Я вышел из поезда и поежился — порывистый ветер сразу принялся трепать полы моей легонькой летней куртки. Я тут же ее застегнул, но это мало помогло. Ну и что, что конец мая, ветру с залива Петра Великого на это плевать. У него свои представления о временах года. И Владивосток с ним заодно. Все они тут спелись: и невысокие, но довольно крутые сопки, и скачущие по их склонам городские строения, и небо, полное яркого, почти южного солнца, низких дождевых туч и шумных чаек. И все это безобразие там и сям приправлено взбитыми сливками свежего тумана. Ничего себе коктейль? Впрочем, он тут очень популярен.

Да, а чего я, собственно, приперся сюда с утра пораньше? — я честно мог задать себе вопрос. И также честно на него ответить, — а фиг его знает. Ну мало ли — поругались, в первый раз что ли. Так что, надо сразу бежать сломя голову на вокзал, покупать билет на первый подвернувшийся поезд? До Владивостока, а куда еще. А потом мстительно выключить телефон, предварительно отправив: «Счастливо оставаться! Не скучай».

М-да… И мстя его была ужасной… Надо бы позвонить… А что сказать-то? «Здравствуй, дорогая, я во Владивостоке! У нас традиция. Мы 31-го с друзьями ходим в баню…». Нет. Не буду никуда звонить, и телефон не буду пока включать. Могу я позволить себе день полной свободы?! К тому же на работу только послезавтра.

Мне и раньше приходила мысль — сбежать куда-нибудь, закатиться в какой-нибудь пыльный угол Вселенной, и пусть все меня потеряют. Оборвать всякую связь с друзьями, коллегами и родственниками. Не надолго — на пару дней. Эта соблазнительная мысль обычно посещала меня либо в разгар особенно суровых трудовых буден, либо когда у нас с женой был очередной виток эскалации напряженности. Но, конечно, никуда, никогда, как и все. Потому что все как у всех, а ведь никто же никуда не едет, не сбегает. А ты-то чем лучше. Да и действительно — а как, а куда, а зачем? Резонные вопросы. Положим, «куда?» — не так уж много вариантов, если хочешь сбежать из Хабаровска на день или два, не чувствовать себя при этом последним идиотом и не тратить много денег и усилий. Тогда «как?» — только поездом. Если на природу, то все равно нужна минимальная подготовка; другие города или далеко или не вдохновляют по причине совершенной своей непримечательности, по крайней мере, для меня. Остается Владивосток. Всего лишь ночь — и вот тебе солнечные блики на башенках игрушечного вокзала, соль в воздухе и белоснежный «Иртыш», словно навечно пришвартованный к пирсу за железнодорожным терминалом.

Ну ладно, уже довольно намерзся у парапета за Морским вокзалом, насмотрелся на изумрудно-аквамариновую гладь — всю в чередовании длинных теней и солнечных островков, между которых лавирует парочка маленьких парусников. Можно уже идти в кафе — греться, утолять жажду, голод и прочие потребности.

Я шагал по улице адмирала Фокина в надежде обрести на ней искомые маленькие радости жизни, придирчиво осматривал соответствующие заведения и бился над последним вопросом — «зачем?». И, по правде говоря, ничего не добился. «С женой запутались в причинах и следствиях потери интереса друг к другу? Но друзьями-то ведь остались. Где-то глубоко, очень глубоко в душе. Работу свою считаешь бесполезной тратой времени? А ты хотел, чтоб как у агента 007? Радуйся, что хоть такая есть. Чувствуешь, что устал, что все вокруг серо и однообразно? Коллеги уже десять лет с одними и теми же анекдотами: «Водка не радует, бабы не греют». Или наоборот? А сам ты кого-нибудь радуешь? Хоть кому-нибудь нужен? А тебе? Кроме бодрых стариков — родителей и почти взрослой дочери, с которой никогда не жил вместе. Плохо тебе, друг мой? Ой как… да как всем. Нормально. Ну и чего ты тогда…». В общем, вместо ответа получился всегдашний любительский сеанс психоанализа в походных условиях. Бессмысленный и беспощадный.

А потом я набрел на новую кафешку — еще год назад ее тут не было. Уже на пешеходной зоне — на уютном отрезке улицы, примыкавшем к центральной городской набережной. Это — старый Владивосток. Старый, конечно, по нашим дальневосточным меркам. Впритык стоящие по обеим сторонам улицы разноцветные трехэтажные дома еще в прошлом веке отметили столетний юбилей. А значит, они уже седая старина. До них тут ничего не было, кроме скал, приморских сосен и амурских тигров.

Мне этот район Владивостока всегда нравился. Не могу сказать, что объездил весь мир, но все-таки был кое-где. Видел разные города — большие и маленькие, древние и юные — в России и Китае, в Западной Европе и Средней Азии. Не все запомнились. И дело не в численности жителей, веках и вехах истории или количестве достопримечательностей на квадратный метр. Просто одни города западают в душу, ты чувствуешь себя на их улицах своим и потом возвращаешься в этот город, словно в гости к старому другу. А в других тебе не холодно и не жарко. И красиво там, и вроде бы надо восхищаться величественной архитектурой или развитой инфраструктурой, но не хочется. Не трогает. Владивосток — из первых. Кусочек его всегда со мной, всегда во мне.

Может, именно то место, где я теперь стоял и растерянно улыбался. Уж очень забавная была вывеска. На деревянном диске с окаменевшими остатками коры по краям и не с одной сотней годовых колец был изображен бородатый, одноногий пират. Рисунок, выполненный чем-то напоминающим синюю гуашь, походил на татуировку на широкой моряцкой груди. Пират был одет в долгополый камзол, обут в высоченные ботфорты, точнее оставшаяся нога обута, а на голове его красовалась шапка-ушанка с эмблемой, если не ошибаюсь, железных дорог России. Что бы это значило? Пират улыбался во все свои четыре зуба, в одной руке он держал две пивных кружки, а в другой свернутую географическую карту. Вместо обычного протеза к обрубку его ноги была прикреплена перевернутая вниз горлышком бутыль с надписью «Rum». Под диском с пиратом располагалась скромная металлическая табличка: «Лаптуанские о-ва. 100°100':100°100'». Однако! Готов поспорить, что нет никаких Лаптуанских островов — ни по указанному в виде параллелей и меридианов адресу, ни где-либо еще. Выдумают же! «О-ва». Так сокращают названия архипелагов на мелкомасштабных картах.

Чтобы попасть в кафе я свернул в узкий проход между домами и спустился в полуподвал одного из них. Я ожидал увидеть полутемную таверну с массивными деревянными столами и уймой тематической дребедени: макеты каравелл, гигантские лакированные раковины, веревочные сети вместо занавесей и все в том же духе. В портовых городах владельцы точек общепита очень неоригинальны в выборе антуража своих заведений. И Владивосток этим не отличается, скажем, от Сеула или Одессы. В целом, я не ошибся. Несмотря на то, что кафе было очень маленьким — четыре стола и крошечный бар, весь романтическо-океанический набор присутствовал. И каравеллы, и раковины, и даже здоровенный ржавый якорь в углу. По стенам висели фотографии с тропическими лесами и морскими побережьями. Никак с пресловутых Лаптуанских островов. Единственно, в чем мои ожидания не оправдались — помещение не было темным, напротив — его заливал яркий электрический свет. В зале никого кроме меня не было. Ни за столиками, ни за барной стойкой. Стоило мне отметить, что здесь удивительно тихо, и тишину сразу нарушили:

— Доброе утро!

Я обернулся. В проходе, ведущем в служебные помещения, стояла женщина. Смуглая, с шапкой непокорных темных кудрей. На загорелом лице сразу привлекали внимание яркие серые глаза. Они самую капельку отличались от среднестатистических красивых, может, были шире посажены или чуть более удлиненные, не знаю. В первый момент она мне показалась очень молодой, почти девчонкой, но уже в следующее мгновение я понял, что ошибся. Ей, пожалуй, немногим меньше моего, а стало быть, за тридцать. Женщина смотрела на меня, чуть улыбаясь, и очень внимательно — не сводя глаз, словно изучала или запоминала.

— Здравствуйте, — наконец сказал я. Почему-то ее появление выбило меня из колеи. А кого я хотел увидеть? Или решил, что один здесь?

— Присаживайтесь. — Женщина повела рукой, приглашая меня занять место за любым из четырех столиков. — Я сейчас дам меню.

— Не надо меню. Вы делаете эспрессо. — Я не спрашивал, а констатировал факт.

Женщина, понимающе улыбнувшись, кивнула. Я только сейчас ощутил, что одновременно и роднит это заведение с другими портовыми забегаловками и в то же время разительно отличает от них. Это запахи. Наверное, я так продрог под утренним бризом, что у меня начисто отшибло обоняние. А теперь словно кто-то включил некий генератор запахов. И не дешевых ароматизаторов и типовых специй, а чего-то такого… даже трудно объяснить. Кружащего голову, дразнящего своей настоящестью и полной невозможностью. Как одноногий пират в ушанке с Лаптуанских о-вов. И в эту симфонию запахов ничуть не портя ее, не диссонируя с ней, чистой нотой вплетался аромат свежесваренного кофе.

Через пять минут я уже вовсю наслаждался жизнью. Я ел фантастически вкусные булочки, пил в меру крепкий, в меру сладкий — именно такой, какой я люблю, кофе и чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Булочки предложила хозяйка. Не знаю, как ее называть — не бармен же и не официантка, так что пусть будет «хозяйка». Она сказала, что испекла их сама, и я согласился на парочку. И не пожалел. Потом я заказал вторую чашку кофе и еще булочек. Я так увлекся поглощением этих маленьких кулинарных шедевров, что вздрогнул, когда услышал голос хозяйки рядом с собой. Опять она вогнала меня в оторопь.

— Вы издалека к нам?

Я смущенно прожевал кусок и пожал плечами.

— Так заметно, что я приезжий? Я из Хабаровска.

Хозяйка присела за соседний столик. Подперев подбородок ладонью, она некоторое время молча смотрела на меня. Потом спросила:

— Вам понравились булочки?

Совершенно обычные, простые вопросы, но мне почему-то казалось, что в них кроется какой-то тайный смысл, какие-то намеки. Словно пытаются определить, свой ли, знаю ли секретный пароль. Я даже потряс головой, отгоняя наваждение.

— Да! — я энергично кивнул, — очень понравились.

— Я добавляю несколько капель рома в тесто…

Она явно хотела еще о чем-то меня спросить, но не решалась. После двух чашек кофе и четырех булочек я ощутил, что уже вполне могу поддержать беседу.

— У вас такое странное название, — сказал я, — Лаптуанские острова. Таких на карте не найдешь. И пират замечательный.

Женщина словно бы не слышала меня. Она смотрела куда-то мне за спину, о чем-то задумавшись, закусив губу. Я проследил за ее взглядом — она смотрела на одну из настенных фотографий. Там была запечатлена тоненькая, загорелая дочерна девочка-подросток в закрытом купальнике. Она стояла на склоненном к земле стволе пальмы. Девочка изогнулась, ловя равновесие, рукой касаясь коричневого ствола. Мокрые, спутанные волосы падали ей на лоб, лезли в глаза. Глаза у нее были такие же, как и у моей собеседницы — улыбающиеся, светло-серые и чуть-чуть необычного разреза. Точнее, у девочки с фото в глазах плясали откровенные смешинки, а у хозяйки кафе во взгляде пряталась грустная улыбка. Женщина не дала мне задать закономерный вопрос.

— Все мы от чего-то бежим, — неожиданно сказала она, — уходим от так называемой «реальной жизни». Фильмы и книги, алкоголь и наркотики, компьютерные игры, мистические учения — все это различные формы бегства. Психологи говорят, что это уход от проблем, от столкновения с действительностью. Но не только… Это еще и попытка вырваться за пределы той клетки, которую мы принимаем за действительность. Чтобы понять, о чем я говорю, достаточно просто уехать на денек в другой город — безо всякого повода, без цели. И ощутить действие силы, которую я называю центробежной. Она стремится выбросить нас из привычного круга, если этот круг перестает нас удовлетворять. Поддавшись ей, можно неожиданно оказаться за пределами того, что ты считал реальностью. Но надо помнить, что назад дороги не будет. Ты не сможешь вернуться. Или не захочешь. Ты и твое прошлое — вы станете невидимками друг для друга. Связи с прежним не будет, понимаете? Связь оборвется…

Женщина осеклась, вновь замолчала.

У меня мурашки бегали по спине, пока она говорила. Я начал чувствовать, что и на меня подействовала эта загадочная сила, причем без моего на то согласия. Что прямо сейчас кто-то берет меня за шиворот и вытаскивает из моей такой привычной реальности. Да нет же, глупости какие! Просто стало женщине скучно. Субботнее утро, посетителей, кроме меня не ожидается, вот и решила побеседовать на общие темы. Я попросил счет, расплатился. Когда хозяйка у стойки давала сдачу, то положила мне на ладонь вместе с купюрами прямоугольник из цветного картона. Визитка заведения, надо полагать. Хозяйка задержала свою ладонь над моей и мягко сказала:

— Не берите в голову, что всякие тетки болтают от нечего делать. С утра тут не бывает посетителей. Не с кем словом перекинуться.

Стоя рядом с ней, почти держа ее за руку, глядя в ее светлые, внимательные глаза, я подумал, что ей уже за сорок, то есть она наверняка старше меня. Хотя это ощущение было связано вовсе не с внешним видом этой странной и красивой, а точнее странно красивой женщины.

Уже когда я выходил, хозяйка вновь обратилась ко мне. И я задержался, упершись рукой в раскрытую дверь.

— У вас из кармана железнодорожный билет торчит, — сказала она, — сразу понятно, что вы только что приехали. Отсюда же до обеда нет поездов. А на фотографии моя дочь. Но снимок старый. Ей сейчас уже как вам, наверное. Ну, может, чуть меньше.

— А…, — я раскрыл рот и тут же его закрыл. И, замявшись, спросил не то, что вертелось на языке, — Лап… Лапутианские острова, это откуда? Из какой-то книги?

— Лаптуанские, — поправила она. — Из книги? Пожалуй, можно и так сказать. Точнее, из атласа. Географического. — И рассмеялась. Звонко, легко. Сразу превратившись в юную девчонку, не старше той — с фотографии. Я покачал головой и вышел.

И не понял, куда я попал. Такое ощущение, что прямо в облако. Густой туман стянуло ветром с бухты на побережье, и он бережно укутал город, словно вата елочные игрушки после Нового года. Здания лишь угадывались в белесом мареве. Туман все преобразил. Люди превратились в бесплотные тени, фасады зданий в декорации самих себя — за ними ровным счетом ничего не было. Я брел наугад. Куда-то спускался, потом поворачивал. И, наконец, уперся в стену. В нескольких шагах от меня темнел чей-то силуэт. Это не человек, не скамья и не авто. Это зверь! Тигр. А тигр это кинотеатр «Океан», рассудил я, поглаживая металлический загривок. Я тыщу лет не был в кино. А что еще делать днем в чужом городе, где у тебя ни родственников, ни друзей. А даже если б и были. Я же решил, никакого сообщения с внешним миром.

Туман, кстати, стал рассеиваться, открывая отдельные пазлы мозаики под названием «город Владивосток». Заискрилось вдали море, справа проявилось чертово колесо, блеснул синевой округлый бок «Океана».

…

Город неторопливо, словно неуклюжий сухогруз в док, забирался все глубже в сумерки, зажигая огоньки по всем своим сопкам и по периметру бухты Золотой Рог. До сеанса я пообедал, после вдоволь нагулялся. Само кино не впечатлило, но не фильмы же ты сюда приехал смотреть. А зач… Но я тут же заставил заткнуться этот занудливый голос внутри себя, мучивший меня проклятыми вопросами с утра.

Я был сегодня в Океанариуме и в Крепости, и на смотровой площадке у арки влюбленных. И все ножками, ножками. По всем бесчисленным местным ступенькам — подъемам и спускам. И ножки теперь справедливо требовали отдыха. А желудок столь же резонно намекал на то, что не мешало бы подкрепиться.

Я собирался поужинать, а потом пойти на вокзал — купить билет на ближайший поезд до Хабаровска. А в поезде завалиться на узкую купейную койку, вытянуть, насколько получится, гудящие ноги и спокойно продрыхнуть до самого дома. Дом, дом. Х-м. Я достал телефон, включил и увидел штук десять вызовов и столько же смс. Почти все от жены. Нажал на кнопку вызова.

— Алло! Ты где? — голос звучал устало. В нем не было ни обиды, ни привычного раздражения. Мне вдруг стало очень жалко ее.

— Оля, я сейчас все объясню…Черт! Что за!..

Телефон сдох. И мог быть реанимирован только с помощью зарядного устройства, которое я, разумеется, не захватил. Проклятье! И сразу вспомнилась утренняя женщина из кафе. Как его…Лапта…, Лапла… Неважно. В памяти всплыли ее слова, что связи не будет. И что уеду в другой город. А еще… Ведь она сказала, что я буду невидимым. А в тумане я таким и был! Мной овладело странное, лихорадочное чувство, что надо спешить. Что надо обязательно разыскать эту женщину. А зачем — я бы не смог сформулировать. Возможно, я просто хотел вернуться в ее кафе и проверить, будет ли ужин так же хорош, как и завтрак.

На Фокина вечером было еще уютнее, чем утром: светили фонарики, журчали фонтанчики, а дореволюционные здания напустили на себя в сумерках самый что ни на есть таинственный вид. Вот только очень таинственной вывески с пиратом нигде не было. Проход между домами, который вел в кафе, тоже отсутствовал. Я прекрасно его помнил — между розовым зданием и коричневым, узкий такой, темный. Бред какой-то!

Я принялся разыскивать кафе по всей пешеходной зоне. Безуспешно. Я остановился посреди улицы и попытался сообразить, что за фортель выкинула моя память, ведь где-то же это кафе должно быть? И тут я вспомнил про визитку. Ну как можно быть таким болваном?! Я даже рассмеялся от облегчения и хлопнул себя по лбу. Визитка легко нашлась во внутреннем кармане куртки. Я покрутил ее в пальцах. Подошел к фонарю, поднес картонку к самим глазам, потом отвел подальше. Что за шутки?! Это больше всего походило на билет. На одной его стороне была вся необходимая информация. Число — сегодняшнее, время отправления — 24:00 местного. Маршрут: порт отправл. — Владивосток Полночный, порт приб. — Лаптуан Утренний. Тип каюты: одноместная, второго класса. Ну чего это, второго-то… «Полночный», «Утренний» — прелесть какая… Э-э… это, наверное, флаер. Приглашение на какую-то вечеринку. Так оригинально оформили. И адрес должен быть. А вот, мелким шрифтом. Так. Спортивная набережная… р-н Яхтклуба, Причал №… Причал…какой причал?.. Спортивная набережная… это же, наверное, черт знает где! А где адрес кафе? Я перевернул билет. Там по синему фону, перечеркнутому тонкими черными линиями, бежала цепочка коричнево-зеленых пятнышек. И подпись под ними: «Лаптуанские о-ва. 100°100':100°100'». М-да. Хорошо работают ребята. Все мелочи учитывают. Теперь без этого никак. Нужно бороться за своего клиента. Только вот адреса кафе не указали. Я вновь повернул билет лицевой стороной и почувствовал, что земля уходит из-под ног. А может там уже не земля? А палуба бригантины, увозящей меня на Лаптуанские о-ва? Я присел на скамейку и перечитал строчку, вклинившуюся между маршрутом и типом каюты: «П-жир Северов И.Г[1]. транзит Хаба-Влад-Лапт». Это ж я — Северов И.Г. Это у меня, выходит, транзит Хаба-Влад-Лапт.

Я почувствовал, что начинаю медленно, нет, немедленно сходить с ума. Некоторый последующий отрезок времени я помню смутно. Но я вел себя прилично и действовал вполне рационально. Я стал подходить с адресом на карточке ко всем прохожим подряд — прохожие пожимали плечами и смущенно улыбались. Двое уверенно показали в противоположных направлениях. Я, кстати, давно уже понял, что жители Владивостока очень любят, но совершенно не знают свой город. Но я не сдавался. Я пошел к таксистам. Первый же сказал, что это совсем близко, но надо будет ехать в объезд, потом стоять на путях, а дальше там ремонт и обрыв, и поэтому заломил какую-то астрономическую сумму. Тогда я спросил и его, а как пройти, раз это близко. Таксист долго и путано объяснял. Мне, наконец, показалось, что я приблизительно понял в каком направлении надо идти и отстал от него. И пошел.

Путь мой пролегал в основном по центру города. Но как он изменился ночью, в свете жемчужных, золотистых, фиолетовых фонарей! Как завораживающе поблескивали стекляшки мостовой под ногами, как весело трепетали флаги над шпилями островерхих крыш! И мне кажется, я догадался, почему во Владивостоке почти бесполезно спрашивать, где что находится. Не только я, а практически все тут приезжие. Вот, например, я поравнялся с группой подростков в черных облегающих костюмах. И, назвав адрес, спросил, правильно ли я иду. Ребята пожали плечами и честно признались, что не местные, что всего лишь двадцать минут назад прилетели и скоро отправятся дальше. У каждого на широком поясе болтался длинный кортик[2].

Потом я осведомлялся у забавной парочки. Он — в белых рейтузах, коротком синем камзоле и в криво нахлобученном пышном парике. Лицо и пальцы его были измазаны чем-то черным. Она — моложе его раза в три и выше на полголовы. С короткими огненно-рыжими волосами, в огромном бесформенном свитере, некогда, вероятно, белом, а теперь перепачканном всеми цветами радуги и их оттенками. Когда я спросил, они принялись спорить. После пяти минут препирательств и взаимных обвинений вежливо мне сказали (а я терпеливо дожидался, когда же они закончат — так интересно было на них смотреть), что не уверены, но вероятность того, что я иду верным путем, существует. Потом девушка добавила, что с удовольствием помогла бы мне в моих поисках, но жутко спешит и поэтому просит извинить. Тут они вновь начали выяснять отношения, остановившись посреди тротуара. А я зашагал дальше. Немного погодя, я обернулся. Голоса спорщиков слышались отчетливо, но их самих почему-то не было видно, хотя там, где я их оставил, не было отворотов, и ярко светили фонари.

Далее были молодые люди вполне обычного вида, которые с таким интересом глазели на строящийся мост, что я понял, их спрашивать бессмысленно — тоже неместные.

Трех полуобнаженных девиц двухметрового роста, с зелеными волосами и подведенными чем-то светящимся глазами я беспокоить постеснялся. Они, перегнувшись с парапета на Морской улице, махали руками кому-то, находившемуся на берегу или в море.

Я бы так и не добрался до места назначения, указанного в билете, если б не еще одна странная троица. Все трое в совершенно умопомрачительных одеяниях — в каких-то балахонах, напоминающих пододеяльники с дырками для рук и головы. На головах что-то похожее на восточные тюрбаны, на ногах сапожки с загнутыми носами. Один из них был во всем черном, другой, непомерно худой и высокий, наоборот носил только белое. А на руках здоровенные рукавицы. Это в мае! Странный и жутковатый тип с пронзительным взглядом. Третий предпочитал настоящее буйство красок — малиновый балахон, желтый тюрбан и зеленые сапоги[3]. Я объяснил им свою проблему, они о чем-то пошептались, тот, который в черном, подошел ко мне и щелкнул пальцами. Сразу после щелчка я, кажется, потерял сознание.

Потом я неожиданно упал на песок и ушиб плечо. С горем пополам поднявшись, я огляделся и понял, что нахожусь на берегу бухты Золотой Рог, где-то недалеко от городского центра. Отсюда были хорошо видны огни на мосту и светящаяся надпись «Океан». Вокруг не было ни души. Я вдруг понял, что меня отпустило. Тихое, но ужасно симпатичное сумасшествие последних часов прошло. Что же это было? Все эти флаги, стеклянные мостовые, персонажи странных сказок. От голода и усталости привиделось? Или на обед что-то съел? А может, на завтрак? Булочки в пропавшем кафе.

Приглушенно шумел город, со стороны «Океана» слышалась музыка, горели огоньки в окнах отдаленных спальных районов. Я растерянно взглянул на смятую карточку в руке…

Все закончилось, устало сказал я себе. Что это было, ты обдумаешь позже. А сейчас — на вокзал, он недалеко. И… или не… не закончилось? В нескольких шагах от меня, прямо на песке стояла маленькая будка наподобие тех, в которых продают билеты на всякие экскурсии. Рядом с будкой был установлен турникет. Причем никакой ограды не наблюдалось. За турникетом тянулся к морю дощатый мостик. Где он кончался, неизвестно, поскольку пространство за будочкой непроглядно темнело.

Город услужливо отодвинулся в сторону, сместился на далекую периферию моих органов чувств.

— Ваш билет!

Я вздрогнул, заглянул в окошечко будки и увидел свою давешнюю знакомую из кафе. Сейчас она выглядела на все семьдесят, нисколько не потеряв ни обаяния, ни благородства черт. Чуть удлиненные серые глаза смотрели насмешливо и в то же время печально.

Я вновь огляделся. Над морем повисла роскошная ночь. Небо было чистым и прекрасным, как в день сотворения. Низко над горизонтом серебрился лунный серп. Ветерок освежал лицо и нес запахи водорослей и соли. Совсем близко плескались волны. Как же хорошо… Вот это ты обязательно возьми с собой… Куда?! — кто-то загнанно крикнул во мне. — Неужели ты всерьез…

— Кто вы? — я резко придвинулся к окошку.

— Я выдаю билеты, — уклончиво ответила женщина, — на самое захватывающее дух бегство на свете. А некоторых еще кормлю булочками. С ромом из личных запасов Перевозчика. Всего лишь несколько капель этого рома, и мир может совершенно преобразиться… — она заговорщицки улыбнулась.

Ну, значит, виноваты именно булочки…

— Послушайте, я искал ваше кафе…

— …и не нашел, — закончила она за меня. — Просто вам больше нет в нем надобности.

— А утром была?

Она только кивнула в ответ.

— Кто вы? — я повторил свой вопрос. И добавил, — и кто это — Перевозчик? И откуда взялся билет с моей фамилией? И что все это значит?! — я понял, что буквально лопаюсь от внезапно переполнившего меня любопытства.

Женщина это тоже поняла. Она выставила вперед ладонь, словно затыкая дыру, из которой хлестал поток моих вопросов, и, дождавшись, когда я замолчу, стала рассказывать:

— В начале девяностых я, как и многие в то время, решила начать свое дело. И открыла кафе. Как и подавляющее большинство, я должна была, конечно, разориться. И все к тому шло. Я не знала, на что мы с дочерью будем жить… А потом… Однажды вечером в кафе пришел хромой бородатый мужчина. Он назвался Перевозчиком. Предложил мне сделку: он позаботится о том, чтобы мое кафе не вылетело в трубу, а я должна буду подыскивать для него клиентов. Тех, кого больше ничто не держит на Земле, и кто способен начать все заново в другом мире. Перевозчик сказал, что в последние годы появилось очень много тех, кто готов стать его клиентом. И он, мол, подыскивает себе помощников. Я приняла его предложение. И кафе действительно осталось на плаву. Мне он еще пообещал, что я не буду стареть, хотя, по-моему, тут он соврал.

В кафе могут попасть только те, кто уже готов оборвать все связи. Таких достаточно. А вот разыскать причал способны лишь немногие из них — те, кто вопреки всему сохранил детскую веру в чудо. Вот вы к этим немногим и относитесь.

— А откуда он — этот Перевозчик? — вопросов у меня еще было, хоть отбавляй, — и что ему, все-таки, нужно?

— Я о нем почти ничего не знаю. Ни где он живет, ни откуда он родом. Он заходит ко мне иногда — приносит стопку пустых билетов да бутылку рома… Кстати, на вывеске перед кафе его автопортрет..., хотя он совсем другой… А что ему нужно? Не знаю. Он, помню, спросил, не осталось ли у меня детских рисунков. Но мои, конечно, не сохранились. Я показала ему рисунки дочери — он был очень доволен. Можно сказать, счастлив. После этого он и предложил мне работать на него, ну а я подумала, да и приняла его предложение. И сначала работы было довольно много.

— А теперь, я смотрю, у вас наплыва посетителей не наблюдается?

— Не совсем так. Кафе находит не меньше людей. Но вот до причала почти никто не добирается.

— А что там? — я показал на черноту за будкой.

— Там? Корабль Перевозчика.

— Нет, — я помотал головой, — на Лаптуанских островах. Там что?

— Ничего. Их нет, и не может быть, при таких-то координатах. — Женщина усмехнулась. — Их выдумала моя дочь. Так, страна небывалия. И на рисунках она постоянно рисовала эти острова. — Женщина опять улыбнулась — пожалуй, самой светлой и самой печальной из всех своих сегодняшних улыбок.

— Ага… — я помолчал немного. Похоже, поток моих вопросов постепенно иссякал. — А где ваша дочь?

— Не знаю. Миров много… Она была одной из первых, кого увел Перевозчик… Ей было всего шестнадцать! А ведь в этом возрасте все готовы бежать куда глаза глядят… Но довольно об этом. Вам нужно спешить, корабль скоро отчалит.

— Но если островов нет, то куда ж я в таком случае попаду? Ведь в билете же написано…

— По правилам, установленным Перевозчиком, действительным считается только такой билет, в котором указан несуществующий пункт прибытия. А Лаптуанские острова как раз такой и есть.

А куда вы попадете, я не знаю. Куда больше всего желаете, наверное. Может, в мир, который похож на какой-то ваш сон или на прочитанную книгу. Но вполне может статься, что он целиком повторит ваш нынешний мир — с однообразными буднями, наскучившими друзьями и опостылевшей женой. Вдруг, в глубине души вы считаете его самым желанным местом во Вселенной.

А почему все это с вами происходит, а тем более зачем — даже и не думайте спрашивать. Пустое. Ну же! Время на исходе. Билет!

Я попаду, куда желаю попасть! А куда я желаю? Скудный купейный свет, узкая койка, проплывающие сонные пригороды, «Такси берем! Нет, спасибо», «Оля, я все объясню…». Книги, фильмы, сны, мечты, книги, фи… Моя рука с зажатым картонным прямоугольником потянулась к окошечку и замерла. Не понимаю, зачем (и даже не думаю спрашивать!), но я набрал побольше воздуха в грудь и выкрикнул в звездное небо всего два слова. И четырежды одно число.

Женщина недоуменно вскинула брови. А может, недоумение мне только показалось. Потому что в следующий момент я увидел, как вспыхнули веселые огоньки в ее помолодевших глазах.

Печатается с сокращениями из газеты «Лаптуанские 4 по сто», №№ 4258/3-4259/1 с разрешения автора.

(1) Фамилия изменена

(2) Смотри роман С. Лукьяненко «Мальчик и тьма»

(3) Смотри цикл произведений М. Фрая «Лабиринты Ехо»