Проблемы авансом

Те, кто говорят, что дурные мысли притягивают несчастье, — правы. Это как постоянно плевать в канализационный люк, только изотерический. Рано или поздно оттуда появится некто в каске и настойчиво поинтересуется, какого лешего вы тут вытворяете.

Уже довольно давно Сергей Иванович Накликаев занимался мысленным словоблудием — прогнозированием своего ближайшего будущего. Самого-самого ближайшего, того, что вот — за углом дома в виде ледяной морковины, сорвавшейся с крыши. Или на кухне с запертыми окнами и потухшим огнём в духовке старой плиты (тут надобно уточнить: на кухне какого-нибудь менее удачливого в бизнесе товарища — «умный» духовой шкаф Накликаева таких бы фокусов себе не позволил). Или где-то внутри него самого, по словам врачей здорового, как бык, с «всем-бы-таким-сердцем», в виде внезапно отказавшей какой-нибудь важной релюшки…

Но не мог, не мог он принять, что всё идёт так гладко! И в личной жизни, и в работе, и в плане здоровья! Обязательно где-нибудь подлянка сыщется, пробьёт на контур в слабом месте… Да так, что мало не покажется!

«Машина собьёт, — думал Накликаев, каждый раз переходя дорогу (разумеется, только на зелёном светофоре!). — И не иномарка, а колымага непременно какая-нибудь. Может, и вовсе велосипед…»

«На почте письма перепутают и — получите сибирскую язву с уведомлением! А этот злокачественный карбункул точно меня живучей… двадцать лет при минус двадцати продрыхнет, а потом глазки откроет, порами вспорхнёт: привет, вот он я!» — готовился каждый раз он, вскрывая корреспонденцию лезвием. В респираторе, в перчатках, с телефоном под боком.

И так его это ожидание терзало, не передать. Подумывал даже открыться наступающему року, перестать подстраховываться, чтобы не мучиться, испить горькую чашу в раз… а там, авось выдюжит, и вместе с тем лимит несчастий будет исчерпан.

Мрачные мысли продолжали пухнуть в воображении, как лужи под крупным дождём.

«Указ какой-нибудь накропает чиновьё… Из-под частников одеяло выдернут — мол, всё, нельзя больше вам оценкой имущества заниматься, — а государство монополистом сделают. Контору закрыть придётся…»

«Или собака цапнет. Вот, соседский питбуль — или какой там породы этот четвероногий капкан? — пожуёт и выплюнет…»

«Нет, не может так и дальше… чтобы штиль сплошной… эх, вылезет что-нибудь, выскочит…»

И выскочило.

Из люка. Или из пролома. Или из временной трещины между мирами.

Как угодно. Потустороннее — такая штука, что определённо-то и не скажешь. А если и скажешь, то обязательно добавишь: «кажется».

— Ну сколько можно, твою, а?!

Накликаев отшатнулся от возникшей посреди кухни чумазо-хвостатой личности. Добраться до свежесваренного эспрессо так и не удалось.

— Что за мысленный понос! С чего ты взял, чел, что кофеварка может взорваться?! Это что — кофеиновая граната?

Сергей Иванович ошарашено таращился на пришельца. Откуда тот знал про его опасения? Что каждый раз, включив электроприбор, он выбегает в коридор, а возвращается на кухню, только услышав сигнал «сварено», и первым делом обесточивает хитрую машину?

— Ты ж! Долго я мирился! Но! Как можно столько срать! И дома, и на улице, на работе!

В руке чумазо-хвостатого значился увесистый разводной ключ, которым тот расставлял знаки препинания, в основном — восклицательные. Австрийская люстра-«виноградинка» покачивалась на тросе под порывами опасной пунктуации.

— Вы из ЖЭСа? — попробовал, справившийся с первым шоком Накликаев. Он со смущением вспомнил, что забыл в прошлый раз рассчитаться с электриком. За установку французской стиралки.

— ЖЭСа?! Ну ты, чел, даёшь! Куда мне до них! Я что похож на шестикружника?! Из простых я, подповерхностных. Сантехник. Под вашим районом мыслепровод уже как год латаю. Но чтобы столько протечек, столько отходов! Ты о чём-нибудь другом кроме смерти, увечий и банкротства думать можешь?

— Так вы этого… чёрт?

— Ты чертыхаешься или спрашиваешь?

Сергей Иванович поднял левую руку (правая намертво вцепилась в итальянскую дверную ручку) и показал два пальца.

— Виктори? Победа, чел?

— Второй вариант, — справился с пересохшим языком хозяин квартиры. — Я спрашиваю.

Чумазо-хвостатый сантехник в сердцах махнул рукой.

— Ну, чёрт. Что с того? — И поцокал по испанской керамике к немецкому холодильнику.

Встретив чёрта, Накликаев повёл себя самым предсказуемым образом — налил выпить. Себе и причине утреннего возлияния. Прямо на барной стойке всклень наполнил стограммовые хрустальные гранычи дорогим французским коньяком.

— Уксуса плесни, — потребовал необычный сантехник, выуживая из холодильника миску с подгорелой поджаркой.

— В коньяк? — уточнил хозяин.

— Не в окно же!

«Ну вот. Конец, — ранила Сергея Ивановича шальная мысль. — Пришла расплата за весь фарт, за всю беззаботность. Послали по мою душу… Сантехника послали! Чтобы сразу понял — кончилась лепота».

Выпили. Чёрт закусил плодами плохого настроения Накликаева — мясо было чёрным, жёстким, кольца лука изжарены в хрупкую проволоку.

«Эх, всё кончается… хорошо пожил, дети замечательные, виделись через день… с бывшей мирно развёлся, друзьями остались, настоящими, хотя вроде как не бывает такого… напасти стороной обходили… да принесла нелёгкая… как они всё это дело обстряпают? Инфаркт? Упал — головой о табурет? Самоубийство под гипнозом?»

— Опять за старое! — вскинул шишковатую голову чёрт. — Хватит эту ересь сливать! Какое, к ангелу, самоубийство?! Что ты несёшь, чел?

— Ты… — начал хозяин. Близость смерти придала ему смелости тыкнуть палачу. — …переправишь меня в Ад?

Сантехник подавился уксусом, который глотал прямо из бутылки.

— В Ад?.. Ты в кратер рухнул? Чем вообще слушаешь? Повторяю ещё раз: поток твоих негативных мыслей — вот где сидит! Хватит ждать чего-то или кого-то! У меня трубы — заплата на заплате… как рванёт где-нибудь, обязательно вокруг твои мыслеформы плавают! Кирпич на голову! Короткое замыкание! Бывшая жена детей за кордон увезла! Фирма обанкротилась! Опухоль нашли! Хва-тит э-то-го дерь-ма!

— Ага… — только и сказал Сергей Иванович, выпил рюмку и сел на стул.

Тут же вскочил. Заговорщически придвинулся.

— Так, значит, мысли материальны? — прошептал он.

Чёрт отёр борта миски когтистым пальцем, сунул его в рот.

— А-то. Ещё как материальны. И целенаправленны. Одни — вверх, другие — вниз.

— О! И ты их слышишь?

— А ты таки слышишь, как шумит в стояке вода? — с одесским уклоном ввернул сантехник. — Нет, смешной ты, ей-сатане, прямо, как СТО Эйнштейна.

— Сто? Грамм?

— Специальная Теория Относительности. С его пространственно-временными отношениями. — В доказательство своего несерьёзного отношения к человеку, на самой знаменитой фотографии которого доминирует язык, гость оказался на барном стуле, при том, что секунду назад никакого барного стула вообще здесь не было (Накликаев ждал шведскую кухонную мебель к четвергу, пока довольствуясь простыми белорусскими стульями).

Помолчали. Выпили. Швейцарские часы на запястье хозяина отмотали несколько минут тишины.

— Так с чего ты всё время дёргаешься? — спросил чёрт, когда следом за поджаркой были уничтожены оливки, а косточки выплюнуты в пустую миску. Неугомонный хвост оставлял на плитке тёмные мазки сажи. — Зачем рок за яйца дёргаешь?

— Тут такое дело… — начал Сергей Иванович и к собственному удивлению выдал ладно-складную автобиографическую повесть.

И всё в ней было гладенько, да по нарастающей. Без ямок и ухабов, без крутых виражей. Без внутренней рефлексии и новостей, от которых лёгкие схлопываются бумажными пакетами.

Как в жизни.

Школа, институт, должность оценщика недвижимости в солидной фирме, потом собственное дело, директор успешной фирмы… Жена-красавица, два чудесных карапуза… полюбовный развод, молоденькая нимфа с медицинского факультета… Верные друзья, крепкая печень, баня каждую первую субботу месяца…

Тишь да благодать.

— Что и власти не копают? Налогами не душат? — спрашивал чёрт.

— Да нет. Даже иногда заказы подкидывают. Когда агентство по госрегистрации и земельному кадастру не справляется.

— В аварии никогда не попадал?

— Никогда! — с жаром подтверждал Накликаев. — И пьяный за рулём и сто пятьдесят в ливень — хоть бы хны! — Тут он сбавил тон: — Только это я раньше лихачил… пока не осознал всю картину…

— А медкарта?

— Только зрение немного село. Ничего серьёзного.

— Финансовые ямы? МММ? Вклады в жильё?

— Не рисковал.

— Безответная любовь? Грубые маршрутчики? Просроченная рыба?

Сергей Иванович мотал головой.

Чёрт был заметно озадачен.

— Ну, чел! Везёт как ведьме на костре в ливень!

— Вот именно!

Рогатый хлопнул кулаком по столешнице. У крепления выкрошился маленький кусочек штукатурки.

— Так какого серафима ты себя накручиваешь каждодневно?!

Накликаев был готов к этому вопросу — как МКС к местной разгерметизации.

— Но ведь ничего, понимаешь, ничего. А не бывает так, ну, не бывает! Когда-нибудь прорвать должно, так? Может, к чему-то страшному меня готовят…

— Ты этого, погоди, чел. О своих паспортных данных подумай, чтобы я запомнил.

Хозяин подумал о своих ФИО и месте прописки. О серии паспорта — «умолчал». Потом он подумал, не стало ли само ментальное решение не думать о серии паспорта, именно той мыслью, которую он хотел скрыть, и не усугубила ли окончательно ситуацию следующая за ней, то есть текущая мысль?

Сантехник махнул остатки уксуса, укоризненно глянул на Сергея Ивановича (ну точно подслушал, гад!) и пропал. Исчез, как за угол повернул, только без угла.

Снова появился через минуту. Важный. Себезначимый.

— Узнал, чел. Хорошие бесы подсобили.

— И? Когда?

— Что «когда»?

— Грянет гром! — испуганно произнёс Накликаев.

Чёрт поморщился.

— Ляпнешь тоже... И разойдутся моря!.. Тут не только с тобой всё гладко, тут… — Сантехник сверился с какими-то записями на ладони. — Ровно сто лет весь род Накликаевых избегает серьезных неприятностей. Да что там, как череп в сере катаются накликаевские мужички! Ничто их не тревожит. Ты хоть раз руку ломал? Палец?

Накликай серьёзно подумал.

— Ноготь один раз дверью прищемил. — И многозначительно добавил: — Слез потом.

— Ха! Ноготь слез! А волос не выпал?.. Вот и я дурею — халявщик тот ещё! Как вас — Накликаевых — мелкопакосты столько лет воронили? Не говоря уже про более серьёзных судьботворцов. А дети твои?..

— Два пацана. Игорь и…

— Да знаю я, сколько и кто! С ними хоть раз что-нибудь серьёзное приключалось? Вот! Ничего! В школе даже не били. А отец?.. А дед? Войну прошёл — и ни царапины! Сечёшь, чел?!

— Да пока не очень… — растерянно признался Сергей Иванович.

— В последний раз судьба своротила личико от твоего генеалогического древа ровно сто лет назад, когда в 1912 году прадеда расстреляли на золотых приисках.

— Николай Георгиевич… Ленский расстрел… — пробормотал Накликаев, покусывая губу. — Что-то припоминаю… точно, дед рассказывал…

— А после этого — пшик. Возможно, папочка с пометкой «Накликаевы» на обложке и потерялась вовсе. Не мудрено — кутерьма тогда страшная была. К Первой мировой ниточки властьимущих сводили…

— Как же потерялась? — удивился внимательный к мелочам Сергей Иванович. — Ты обо мне информацию ведь нашёл.

— Так то из архива наблюдателей! А они с судьботворцами дел не имеют, нежностью не пылают, просто документируют результаты движений их вредных лап… или отсутствие результатов.

Раздавленный жестокой реальностью (а, точнее, нереальностью) бытия и открывшимся масштабом человеческой немощи перед оскалом Случая, Накликаев безрассудно закурил. Сигары он держал только для гостей. Кубинские, разумеется.

— И что дальше?

— Да архангел его знает, как бы твоё бытие сложилось! Я не всеведущ, прости за гётевскую банальность… Скорей всего, и дальше плыл бы в лаве… в шоколаде, по-вашему. Помер бы счастливым стариком: тихо в кресле, окружённый внуками, собаками и дорогим алкоголем. А теперь…

— Плыл бы?

— Ну, раз накликал, надо с тобой как-то разбираться. Даже при желании закрыть глаза… Пояснительную вниз направить, хочу не хочу, придётся: почему на рабочем месте отсутствовал, чем на поверхности занимался… а внизу бумага многого не терпит — вспыхивает, как кисточка старого хвоста, — особенно вранья. Да и прослушка у наблюдателей ещё та…

— И что? Теперь-то? — Вскочил Сергей Иванович.

— Ждите квитанции. По всем задолженностям. М-м… — Сантехник вскрыл зубами банку латвийских шпрот, кинул в глотку одну промасленную особу для пробы, проглоти, одобряюще кивнул. — Ты и твои мальчики. Рано или поздно платить всё равно пришлось бы… не бывает монотонных зебр, такое дело.

Накликаев в который раз опустился на стул. Он как-то совсем сник. Мученически сгорбился. Его худшие опасения подтверждались.

Но надо было брать себя в руки и как-то решать проблему. Предупреждён — значит вооружён. Хм… только чем? Страхом? Ожиданием?

Нет, единственно чего он не хотел — это ждать. Хватит! Ни под каким соусом! И ещё…

«Или твои мальчики». Вот что было самым ужасным!

— А ты не мог бы… — решительно в помыслах, но робко акустически обратился он к чёрту.

— Чего?

— Одно желание…

— Опять шестьсот шестьдесят шесть! Какие желания?! Я тебе джин что ли? Или бесплатная лотерея?

— Нет-нет. Я не про то… просьба у меня…

Сантехник с недовольно-настороженным лицом выглянул из-за дверцы холодильника.

— Ну?

— Раз уж не избежать, раз проворонили… пускай не тянут с изъятием долга. Хуже смерти, только… сам понимаешь.

Чёрт подозрительно покосился на человека.

— Собрание коммунистов?

— Э… нет.

— Соевое мясо?

— Ожидание смерти.

— Хм. Ладно. Желаешь чохом расплатиться — это я устрою. Без проблем. Шепну кому надо. А там они живенько. Калечить — не ласкать.

— Только можно, не совсем оптом, что ли… не в один день… по мелочи…

— Зачем размазывать? Давай сразу обе ноги под каток, а фирму, к ангелам, из-за кризиса ликвидируем.

— Как-как? Нет!.. Я же… чтобы как раз избежать максимальных точек…

— Не напрягайся. Юморю. Пора мне, короче.

— А когда ждать? — робко спросил Накликаев.

— Ты этого, чел, не жди сильно. Террористов в автобусе, рухнувшего балкона, язвы, неквалифицированной медицинской помощи — не надо этого, лады? В таком количестве… придёт, тогда и начнёшь переживать.

— Я постараюсь, — заверил патологический счастливчик.

— Я тоже.

И махнул хвостом. Уже из-за невидимого угла.

Город жил в привычном ритме июльской жары.

Наплевав на опасность, Сергей Иванович Накликаев перебежал улицу на красный свет, ещё больше рискнул, подав цыганятам несколько крупных купюр и засветив пузатое портмоне, и уж совсем повысил ставки, купив в палатке тёплый чебурек. Мало того — он его с удовольствием съел!

В чаше площади плескалось солнце, что-то кричали рекламщики, шипел обезвоженный фонтан.

Накликаев уверенно продвигался к офису, думая о скором дне рождения младшенького. Вроде, тот хотел телескоп…

Под ногу неудачно подвернулась банановая шкурка. Сергей Иванович охнул, взмахнул руками, а через секунду в одной из них что-то недвусмысленно треснуло.

То, что мозг принял за банановую одёжку (классика предтеч большинства кинематографических падений!), оказалось стопкой агитлистовок, кем-то оставленной на тротуаре под грузом небольшого камня. Теперь бумажки разлетелись по всей площади. «Защищены знанием проблем! Мы предупреждаем случайности!» — обещал прочитанный кусочек лозунга.

«Вот и началось. Сто лет жили без бед…», — подумал Накликай, стискивая зубы и прижимая покалеченную бордюром руку к туловищу. Было больно, но он улыбался.

«Справлюсь. Если потребуется, как прадед себя в расход пущу — ради новой безоблачной сотни для потомков. Недаром «сто» — число изобилия. Так пусть это будет изобилие удачи».

Едкой мелодией взвыл сотовый. Бухгалтерия. Ага…

Здоровой рукой он мужественно нажал «ответить».

— Что там у вас, Эмма Дмитриевна? Так… так… Вы успокойтесь, не надо плакать… вот, умница… Давайте с очень плохой.

«Ничего. Выдержу. Отдохнём, расслабимся — в будущем. Не я — так дети».