Месть орков

Орки опрокинули первую линию обороны и двинулись сплошной зеленой стеной в сторону людских позиций. Крики их здоровенных, изрытых шрамами предводителей, пинки и затрещины, раздаваемые направо и налево, не оставляли солдатам выбора. Стоило только кому-нибудь из воинов оглянуться назад, как на его череп опускалась секира или меч. Когда до стены больших прямоугольных щитов оставалось чуть меньше двадцати метров, орков встретила волна пламени. Примитивные огнеметы поливали горючей смесью нападавших, выжигая их словно пшеницу. Охваченные огнем фигуры метались в диком танце предсмертной агонии. Запах горелой плоти бил в нос. Страх перед сжигающим все на своем пути оружием обратил в бегство оставшиеся четыре тысячи воинов. Изуродованные тела с обгоревшими конечностями покатились в сторону орчьего города, сметая словно цунами, тех, кого минуту назад они боялись больше всего. Бегущего противника накрыла туча стрел. Вскоре из-за щитов показались легковооруженные всадники, перескочив через догорающие останки первой волны нападавших, они стали сеять смерть, разя бегущих одного за другим. Не многим удалось добежать до рва орчьего города и лишь единицам удалось его переплыть. Когда первый из убегавших добрался до стен, город уже вовсю бомбили дирижабли, недосягаемые для стрел и арбалетных болтов. Изредка, снаряд, пущенный катапультой, попадал в цель, воспламеняя летучий корабль, и небо озаряла огненная феерия. Но город уже было не спасти, он пылал словно нефтяной факел, огромный столб дыма был виден за много миль вокруг, а крики жителей услышал бы и глухой. Сосуды с зажигательной смесью продолжали падать, раскрываясь на земле огненными цветами. Выжившим оркам негде было укрыться, с одной стороны был бушующий океан, а с другой — отвесная скала. С нее за всем происходящим наблюдало все население людской столицы. Король Виктор IV со всей свитой аплодировал стоя.

— Шикарное представление! Ура! Ура! Ура! — Восторженно кричал он. — Как вы заставили этих безмозглых зеленокожих действовать по сценарию? — Монарх обратился к эдитору.

— Ничего сложного, оркоин. Дрессура, совмещенная с постоянным приемом наркотиков, дает поразительный эффект. Но вам ли не знать Ваше Величество?

— Да, но скольких ты так отдрессировал?

— Десять тысяч.

— Ты просто волшебник, Рассел, это лучшее из того, что я видел в жизни. Дарую тебе замок Кроу и титул герцога. Это просто великолепно!

— Подождите, сейчас еще отловят немногих уцелевших, тогда мы сможем насладиться их рассказами и тем ужасом, что застыл в их глазах!

— Нет, — король заговорил громко, чтобы вся ложа его слышала, — вы просто посмотрите на этого человека! Это профессионал! Мастер, с большой буквы! Вина! Я хочу выпить за тебя, Рассел! Вина, всем вина!

Первым появился крупный, широколицый парень лет двадцати. Серость кожи и массивная, слегка выдвинутая вперед нижняя челюсть, выдавали небольшую примесь орчьей крови. Король, чокнувшись с эдитором, залпом осушил принесенный кубок и отдал его слуге. На мгновение его взгляд остановился на сером, так называли всех полукровок — орков и людей.

— Сколько в тебе плохой крови? Отвечай!

— Ваше Величество, мой прадед был орком. На деревню напали… — Король резко оборвал парня.

— Как тебе сегодняшнее представление? Не жалко собратьев?

— Ваше величество, я бы сам их всех перебил, будь на то моя воля! Клянусь святым пламенем! Дурная кровь позор моего рода! Я каждый день молюсь Огню, чтобы меня избавили от этого позора!

— Сегодня, Огонь услышал тебя! Меч! Дайте мне меч! — Король кричал, в пьяном угаре, за время представления он изрядно набрался. Парень непонимающе уставился на него.

— Протяни вперед руку, выродок!

— Ваше величество, что вы хотите сделать, — губы серого задрожали, он попятился.

— Избавить тебя от проклятья, — Виктор IV рассмеялся своей же шутке, свита разразилась бурным смехом.

— Нет, пожалуйста! — парень упал на колени.

— Протяни руку, животное! — несчастный не шевелился. Из толпы выбежали двое стражников. Они схватили парня, собиравшегося бежать, и завернули его руки за спину, так, что тот выгнулся в неестественной позе, оперившись плечами о землю.

— Умоляю, нет! — слуга рыдал. На шею опустился меч, оборвав плач.

— Он принял смерть во имя Трех Огней! — обтерев меч, прокричал король.

— Слава Огню! — отозвалась свита.

— Слава огню! — вторил народ.

— Сто лет со взятия Ургантрока! — крик короля перешел на хрип, — Кажется,— Виктор IV икнул, — я сорвал голос. Вина всем!

Чеви шел по узенькой, едва заметной тропке, петлявшей между камышами и болотными топями. Его темно-зеленое тело чистокровного орка было практически невидно на фоне окружающей растительности. Полностью слиться с пейзажем ему мешал огромный рост. В свои сто восемьдесят семь лет, почтенный даже для орка возраст, Чеви выглядел очень молодо. Тугие переплетения мышц бодро ходили под его грубой кожей, а морщин практически не было. Бороду и волосы на голове он брил подчистую. Единственное, что выдавало в нем долгожителя, видевшего расцвет и падение орчьей империи, были глаза, со слегка помутившейся радужкой и практически сточенные клыки, едва выступавшие из-под нижней губы. Чеви вышел на пригорок, оглянулся на болота и двинулся дальше. Тропа, словно тоннель, вела глубоко в джунгли. Спустя десять шагов орк погрузился в душный полумрак влажного леса. Лианы практически не препятствовали движению, и Чеви редко приходилось пользоваться кукри. Под деревом, в полуметре от тропы, росла трока; путник срезал свежий сочный стебель шириной в два орчьих пальца, откусил разом добрую половину сочной зелени, вторую же отправил в перекинутую через плечо суму. Трока прекрасно восстанавливала силы и служила основным ингредиентом многих шаманских снадобий, не пропадать же добру. Их одежды на старом шамане была только набедренная повязка из шкуры магножабы, плащ сделанный из того же материала и широкополая шляпа, связанная из пепел-травы, коей заросли все джунгли и болота.

Спустя три часа, когда солнце уже стояло в зените, терпкий и пьянящий аромат джунглей сменился на столь противный любому орку запах гари. Тропа уходила в сторону, но Чеви пошел прямо на запах, прорубая себе путь широким лезвием кукри. Еще через тридцать минут шаман вышел на огромное поле пепел-травы, размером с целый город. О некогда великой цивилизации напоминала лишь огромная пирамида, высившаяся, словно скала в центре поля, да остовы сгоревших домов, кое-где выглядывающие из зеленого моря.

На границе пепелища, в тени деревьев, горел небольшой костерок, а на камнях рядом с ним жарилось мясо только что убитого кабана. Чеви встретил такой же огромный, как и он сам, орк. Его лицо обрамляла густая борода, а черные волосы были собраны в конский хвост. Клыки этого явно более молодого орка по длине доходили, чуть ли не до носа, а мышцы катались, словно камни под темно-зеленой почти черной кожей. Из одежды на нем были короткие шерстяные шорты и широкополая шляпа, плащ как у Чеви лежал неподалеку.

— Отец! — Встречающий заключил Чеви в крепкие объятья, которых хватило бы, чтобы сломать человеку все ребра.

— Крат! Клянусь истоком, я не был так голоден, как сейчас, сто лет! — Чеви с жадностью набросился на еду. Мясо не успевало даже согреться, как шаман отправлял все новые и новые порции себе в рот, запивая водой из бурдюка. Когда с кабаном было покончено, Чеви обратился к сыну:

— Что в Нижнесомовке?

— Воняет как у жабы в брюхе, хрр. Люди скоро вытекут через свои задницы. — Крат гортанно рассмеялся. — Хрр, казнили купца, думали, он тухлятиной торгует. Около трети людей мертво.

— Никто не ушел?

— Вчера двоих охотников того, хрр. Хотели до города идти. Я думаю и без моей помощи бы издохли, хрр.

— Хорошо, — лицо Чеви озарила довольная улыбка. — Что с нашими?

— Всех заперли. Полулюди ухаживают за больными, выродки, хрр, хотя некоторые уже тоже стоять не могут. Оскверненное семя!

— Хорошо, — Улыбка шамана стала еще шире. — Здоровых людей нет?

— Хрр, хрр, ни единого. Все, как и в шести предыдущих, сначала все болеют, затем все умирают, полулюди почти все, — Чеви хищно облизнулся. — Значит пора, ты все знаешь Крат, двигайтесь с севера на юг, все экскременты в реку, наших по возможности освобождай.

— Хрр, да знаю я, па. Пусть светлокожие в последний раз выпьют из нашей реки.

— Готовь клеймо, лодка ждет?

— Может не надо, а, хрр? Зачем тебе плыть?

— Когда-то я видел, как они уничтожали мой народ, медленно двигаясь с севера на юг, сплошной стеной огня, теперь я буду плыть вниз по течению Вкелу и наблюдать крушение их мира. Их муки будут музыкой, а агония танцем! К тому же я поклялся Великим Истоком. На три огня достаточно дождя.

— Ладно, ладно, просто будь осторожен.

— Я уже сто восемьдесят семь лет как осторожен. — Крат, опустил клеймо в угли, — А теперь послушай меня сын. Я отправляюсь в самое сердце нашего врага, в Холодный Камень, возможно, меня убьют по дороге. Я бы хотел, чтобы ты внимательно выслушал меня, ничего не упустил и самое главное записал, ты прихватил пергамент и перо?

— Да, отец. — Чеви прочистил горло и продолжил.

— Я знаю, ты слышал мой рассказ много раз, но все же его лучше записать. История нашего народа не должна умереть. Орки жили на южной оконечности Азберфонта с незапамятных времен. Джунгли, болота, реки и великое озеро давали нам все необходимое и даже больше. Но всему приходит конец, даже изобилию. Плодовитость народа даже вошла в людскую поговорку — «плодишься как орк» и мы вышли на равнины, обильно орошаемые Квелу, — великой рекой. Там стали заниматься земледелием и кузнечным делом, скотоводством и обработкой камня. На озере Урга вырос огромный город — Ургантрок — источник жизни, даже сейчас, спустя целый век, людские поселения не достигли и половины его величия. В город стали стекаться различные богатства, диковинные ткани, драгоценности и рабы. В те времена ласы были рабами. Особенно ценились их женщины, за утонченную красоту, и ремесленники, за тонкость работы. Держава орков росла и крепла, мы все дальше углублялись на север в поисках жизненного пространства. Мы были более сведущи в земледелии, кузнецы искусней, а воины храбрее. Наши инженеры соединили Квелу с некоторыми другими реками, связав водным сообщением весь континент. Но самых больших высот мы достигли в медицине. Болота — родина зеленого народа — были настоящей кладовой лекарств от любых болезней. Жизнь даже простого орка удлинилась вдвое. Искусство тоже не стояло на месте. Зодчие зеленой империи возводили дворцы и пирамиды, а горланы исполняли такие песни, что слушатели забывали о еде и отдыхе. А брачный танец точнее, то жалкое подобие, что полулюди исполняют во всех людских кабаках, некогда был лишь таинством двух. Даже само слово люди буквально означало домашние животные на древнеорчьем наречии. Среди мужчин была мода сажать самок людей на плечи и выходить так ко двору. Их дикие племена тогда еще только освоили земледелие и принялись за обработку железа, мы были для них хозяевами и учителями. Мы никогда особо жестоко не угнетали их, считая их хрупкими и забавными, мы обращались с ними как с приемными детьми, нас же они считали чуть ли не богами. Мы принесли им свет цивилизации. Все изменилось, когда наша империя достигла края мира на севере. С востока и запада уже спустя сто лет со дня основания Ургантрока мы уперлись в большую воду. Конечно, исследователи обогнули Азберфонт по морю гораздо раньше, чем мы заложили Холодный Камень, будь проклят этот день, числа я не знаю, а вот год был шестьсот семнадцатый со дня основания Ургантрока. На севере обитали очень агрессивные люди, им не были интересны блага цивилизации, которые мы несли, превыше всего они ставили свободу и поэтому умирали один за другим. Когда практически весь их народ был истреблен, Трока Проклятый выступил в защиты этих дикарей, он стал говорить об их праве на жизнь и свободу и о нашей чести воинов и ответственности за судьбу слабых рас. Ему возразил, глава клана Черных Топей Кррад Уродливый, живший по заветам предков, опираясь на право сильного и теорию естественного отбора, доказывал совету кланов, что северные люди должны покориться или погибнуть. Трока же взывал к милосердию и цивилизованности. В итоге простой спор привел к братоубийственной войне. О людях забыли. Более ста лет орки бились с орками, а Зеленая империя приходила в упадок. Многие рабы бежали на север, принеся туда наши знания и став свободными. Только когда люди взяли Холодный Камень мы опомнились. Даже ослабленная империя могла одним ударом раздавить мятежников. Но им повезло, сын Краада Уродливого поспешил на север, надеясь на легкую победу и всеобщую славу. Его войско было наголову разбито, а он погиб в бою. Остальные вожди не разделяли его воинственности и, после нескольких лет изнурительных военных действий и борьбы с партизанами, заключили мир со светлокожими, обложив их данью. Еще сто лет клановых войн и повальное увлечение пепел-травой, будь она неладна окончательно ослабили империю. Люди выделили из этого легкого сравнимого по действию с алкоголем наркотика, вещество, названное в последствии оркаином и подарили рецепт в сто раз более сильного наркотика нам.

Когда люди пошли на юг, решив что мы уже достаточно слабы, орки в последний раз доказали им что чего-то стоят. Армия была собрана в считанные дни и светлокожие были разгромлены. Мы загнали их под стены Холодного Камня, и пошли на решающий штурм, твой прадед Урба Громкоголосый повел в бой наш клан. Он погиб одним из первых от невиданного до селе оружия — огнемета. Люди многому у нас научились, а в некоторых областях науки вырвались вперед. Нефти было полно на всем континенте, но использовать ее как-то кроме как для освещения жилищ, и смазки повозок нам и в голову не приходило. Светлокожие отбили северные территории, но дальше пройти не смогли, огнеметы появились и у нас. Патовой ситуация оставалось двадцать три года. Я никогда не забуду день, когда впервые увидел дирижабль. Огромный баклажан, летящий высоко в небе, не досягаемый для нашего оружия. Он поливал нас огненным дождем, уничтожал города и деревни, высаживал десанты глубоко в тылу. Но страшнее всего был деморализующий эффект: враг, наносивший колоссальные разрушения всегда уходил безнаказанным. Даже лучшие катапульты едва могли повредить ему. Менее чем за двадцать лет светлокожие завоевали почти весь Азберфонт, загнав нас, словно жаб, в болота и джунгли. Там мы могли бы обороняться бесконечно долго — наши катапульты стали более или менее сносно попадать по огненным тучам, а воевать с орком в болоте отважится только другой орк. Тогда они стали поливать джунгли огненным дождем, а когда пожар утихал, засевать освободившуюся площадь пепел-травой. Для сорняка, привыкшего к суровым северным условиям, теплые джунгли были раем. От безысходности многие поддались соблазну. Зеленый народ забылся в наркотическом дурмане. И вот ровно сто лет назад, в этот самый день, небо над Ургантроком заполонили огненные тучи. Сначала светлокожие сожгли лес вокруг города, отрезав нам путь к бегству, а потом медленно, но верно стали бомбить наши дома. В тот день погибло больше миллиона орков. Единственный путь к спасению был через озеро, но там нас ждал их флот. Они высадились на берег и учинили страшную резню: не щадили ни женщин, ни детей. Мой отец как последний глава клана Сумеречной Тропы пробился с отрядом к кромке воды и сдерживал врага до последней капли крови, чтобы дать возможность сбежать как можно большему количеству орков. Я не погиб в тот день лишь потому, что он взял с меня обещание, отомстить, неважно как, неважно когда, но отомстить любой ценой. Отомстить не одному светлокожему, а отомстить всем, всем людям до последнего. Я не говорил тебе раньше, но Трока Проклятый был нашим предком, в случившемся с нашей расой есть большая доля вины клана Сумеречной Тропы. Это все, сын. — Крат записал все до последнего слова и поднял глаза на отца. Чеви наполовину осушил бурдюк с водой.

— Хрр, неприятная правда. — сказал Крат.

— Это должно стать уроком всем нам. Когда люди станут историей, каждый орк, от мала до велика, должен будет это прочесть. Как там клеймо?

— Давно готово.

— Что ж давай. Кто три огня прошел, тот сталь.

— Хрр, ну тогда четвертый и подавно переживешь.

Раскаленное железо прикоснулось к зеленому плечу Чеви, зашипев. В воздухе разлился запах горелой плоти. Шаман лишь слегка поморщился. Крат отнял клеймо, на коже красовался ожог в форме цветка пепел-травы. Чеви поспешно привязал к нему припарку с каким-то снадобьем. Такие цветы украшали плечи рабов, выдрессированных на беспрекословное подчинение и неспособность причинить вред человеку. В мире людей такое клеймо означало только одно — его обладатель абсолютно безвреден для человека.

Попрощавшись с сыном и раздав последние указания, Чеви двинулся сквозь высокие стебли, похожей на проволоку, пепел-травы. Он шел по открытой местности, не опасаясь быть замеченным с воздуха — дирижабли не выходили на охоту вот уже как пять дней. Шаман ненадолго остановился возле громадины пирамиды, оглядел ее оплавленные камни и двинулся к озеру.

Лодка стояла почти в том самом месте, где сто лет назад был сражен его отец. Встречавший был человеком лишь на четверть — достаточно редкое сочетание для столицы, но сплошь и рядом встречающееся в южных землях. Полуорки, находившиеся у людей на положении слуг, нередко брали в жены орчьих женщин, славившихся своим неукротимым темпераментом. Хаврон, так звали лодочника и «хозяина» Чеви, недавно переболел орчьей холерой и был весьма бледен, даже для полукровки. После короткого не особо теплого приветствия, шаман сел в лодку, и она двинулась по зеленой глади озера к истоку Великой реки.

Чеви с Хавроном спускались вниз по течению Квелу и во всех поселениях, где бы они не приставали к берегу, наблюдали у жителей первые признаки заразы: сухая бледная кожа, жажда, белый язык и сиплый голос. Портовые рабочие постоянно бегали в туалет, а иногда их рвало прямо в реку. Шаман с интересом слушал рассказы о первых жертвах.

— Ну, это самое, богом клянусь, как на толчке сидел, это самое, так и сдох, мэр наш. Стражники говорили. — эту историю похожую на все предыдущие рассказывал Хаврону трактирщик, не стесняясь демонстрировать достаточно крупные клыки, разумеется, для серого. — Я отлучусь ненадолго, — трактирщик выбежал из-за стойки и бегом направился к туалету. Просторная зала пропахшей рыбой гостиницы на сваях, была практически пуста — большинство постояльцев лежали в своих комнатах, ухаживали за ними персональные рабы. Каждый человек имел хотя бы одного раба — орка от рождения. Этот закон соблюдался по всей стране.

Лодка плыла своим ходом, иногда Чеви вместе с Хавроном останавливались, чтобы поесть горячей пищи и нормально поспать. Люди им попадались крайне редко, их обычно несли на носилках или они еле передвигались, изможденные (их черепа были обтянуты кожей, а глаза впали), изрыгая проклятья, они падали на мостовую, рабы поднимали и уносили их прочь. Отплывая, от очередного города, Чеви с радостью наблюдал дымы погребальных костров, взметнувшихся в небо. Он двигался вместе с болезнью и смаковал каждое мгновение своей мести. Случалось так, что целые деревни или города пылали, а немногие лодки расплывались в разные стороны. Беженцы говорили что-то о заразе и отравителях из числа лекарей и чиновников. Больные выходили на улицы, и начинался бунт. Ради вида пылающего города Чеви готов был отказаться и от горячего ужина и от теплой постели.

Сто лет шаман всматривался в небо, боясь увидеть небольшую точку дирижабля на горизонте, сто лет он бродил по болотам и вздрагивал при малейшем шорохе, боясь попасться рабам пепла или людям в руки. Сто лет Чеви искал способ отомстить людям. Несколько лет он просто блуждал словно потерянный, потерявший честь, семью, народ. Но потом он вышел на небольшую деревню таких же, как и он беженцев. Мысль победить людей силой оружия не возникала вовсе — силы были слишком не равны, и тогда шаман стал размышлять, попутно занимаясь тем, что умел лучше всего — лечить, его клан был самым продвинутым в медицине, а Чеви имел к ней природную склонность. Его слава распространилась далеко за пределы топей и джунглей, нередко люди через посредников предлагали любые деньги, чтобы старый шаман вылечил их. Чеви охотно соглашался, жизнь одного человека слишком мало для него значила, чтобы отказываться от денег, в которых он остро нуждался. На них он приобрел микроскоп и многое другое необходимое для лаборатории оборудование. А однажды к нему пришел заказ на разработку вакцины от холеры, болезни, мучавшей род людской много сотен лет. Самое интересно, что оркам она была не страшна, они были переносчиками, но сами не болели. Когда Чеви понял, что единственным недостатком заразы, была крайне низкая выживаемость вне человеческого организма, он стал экспериментировать с различными штаммами, пытаясь повысить их живучесть и смертоносность. Спустя пятьдесят лет упорной работы шаман вывел прекрасно чувствовавший себя даже в холодной воде штамм холеры и, что самое главное, не оставлявшего человеку ни единого шанса на выживание. Стопроцентная смертность — Чеви нашел что искал.

Все государство людей было охвачено эпидемией, река, бравшая исток в Великом озере, снабжала водой весь континент. После месяца путешествий на пути Чеви один за другим появлялись города, захваченные орками. Трупы людей смердили на улицах, многие дома сгорели или понесли серьезные повреждения, полулюдей бывших на привилегированном положении у хозяев, топили в реке и подвергали жестоким пыткам. Орки, большинство из которых родились рабами, обезумели от свободы — грабили, жгли и убивали. Поставки продовольствия прекратились, в крупных городах начался голод, останавливаться в них было опасно. Однажды, подплывая к пристани, Хаврон заметил двух орков, пожиравших еще живого собрата.

Через три месяца неспешного движения по водам Квелу, Чеви добрался до северной оконечности Азберфонта. Столица ничем не отличалась от других городов, виденных раньше шаманом. На пристани на него набросился обезумевший от голода орк, Чеви вонзил кукри ему прямо в сердце, нападавший погиб на месте. Больше живых шаман не встречал. Похоже, орки покинули город в поисках пропитания. Чеви шел вместе с Хавроном, держа оружие наготове, лодочник достал заготовленный для такого случая двуручный топор. Запах разлагавшихся тел, экскрементов, гари, слились в ужасный аромат смерти. Путники закрывали лица полами плащей, оставив узкую прорезь для глаз. Нередко путь им преграждали огромные погребальные костры, перевернутые повозки или разрушенные дома. О том, что творилось в последние дни эпидемии в городе, можно только догадываться. Дорога до дворца заняла не больше двух часов. Знатные вельможи, придворные, слуги лежали, скорчившись в неестественных позах. На полуразложившихся лицах застыли маски боли и ужаса. Дворец был разграблен основательно, в покоях не осталось ничего ценного, вынесли все, вплоть до столового серебра. Не тронутым был только тронный зал. Массивные двери, обитые железом, были во многих местах порублены топором, и, бог знает, чем еще, но выстояли. Сейчас же они почему-то были открыты. Небольшой сгорбленный человек устремился к дверям, но Чеви был проворней и схватил его за шиворот. Человек выхватил нож, но удар в челюсть заставил нападавшего выпустить оружие и упасть на пол.

— Нет, пожалуйста, не надо, не убивай, я орк, орк, как и вы только полу. — Чеви показалось это обтянутое кожей лицо смутно знакомым, одетый в какое-то тряпье мужчина был человеком, по крайней мере, на первый взгляд, но, то, что он до сих пор жив, хоть и был болен говорило об обратном. И тут Хаврон достал из кармана монету достоинством в десять искр, на одной стороне был изображен летящий дирижабль, а на другой профиль короля. Чеви засмеялся словно безумны. Он много раз представлял, что бы сделал с каждым из шести королей-людей, правивших на его веку, но сейчас был крайне растерян.

— Здарова, Виктор, — Чеви смеялся как ненормальный, — гляди Хаврон, это король, — шаман показывал пальцем. Лодочник смеялся вместе с ним. Но Виктору было не до смеху. Вскочив на ноги, он еще раз попытался добраться до спасительных дверей; его жизни оборвал кукри, вонзившийся между лопаток. После чего Чеви отделил голову короля от тела, старый орк давно хотел бросить ее к подножию пирамиды в Ургантроке, потом прошел в тронный зал и снял со стены голову своего отца, висевшую там уже сто лет. Ее надлежало похоронить рядом с телом в водах Великого озера.

Путь назад занял не больше двух недель, в столице Хаврон обнаружил чудом исправный дирижабль. Он умел им управлять и Чеви, хоть и с опаской согласился лететь, путь по реке занял бы слишком много времени. К счастью в тронном зале был огромный запас консервированных продуктов, причальные мачты для дирижаблей были только в крупных поселениях, а там было очень опасно. Ближайшим к Ургантроку местом с такой мачтой была Нижнесомовка, но в тех краях уже должно начаться возрождение великой орчьей цивилизации, под чутким руководством Крата, так что бояться было нечего. Впервые за сто лет Чеви действительно смог расслабится, обещание, данное отцу, было исполнено, месть ставшая делом его жизни наконец-то свершилась. А в самом конце, так сказать на десерт, судьба преподнесла ему короля, подарок был восхитителен. Людей, этих мелких короткоживущих недоделков, больше не было, и орки могли вновь воспрять во всей своей славе. Не зря же говорят: «кто три огня пройдет, тот — сталь», приятно было сознавать, что эти слова относились к зеленому народу.

— Сейчас главное навести порядок, а затем все пойдет своим чередом, орки великая раса, с богатой культурой и историей, и сто лет рабства ничто по сравнению с вечностью. — Говорил Чеви Хаврону. Тот лишь согласно кивал, опасаясь за свою судьбу в новом мироустройстве. — Мы будем строит дворцы и пирамиды, горланы будут слагать песни, а прекрасные девы очаровывать воинов. Наука достигнет небывалых высот, смерть исчезнет, а наши дети достигнут звезд.

Мечтам шамана не суждено было сбыться. Уже снижаясь над Нижнесомовкой, Чеви заподозрил неладное. На улицах поселка не было ни одной живой души. Лишь только когда дирижабль причалил, шаман разглядел зеленые трупы, которые усыпали улицы. Болезнь, уничтожившая род людской под корень теперь взялась и за орков. Сомнений не было, соплеменники Чеви погибли от холеры. Теже обтянутые кожей черепа, бледность трупов и лужи рвоты. Шаман не мог поверить своим глазам, он стоял белый как мел среди вымершей деревни. Хаврон ужасно напуганный зрелищем, начал пятиться к причальной мачте и, как только Чеви упал на колени, бегом добрался до дирижабля и покинул Нижнесомовку в неизвестном направлении. В центре деревни стоял грубо сколоченный эшафот, на нем словно лист на ветру покачивался повешенный Крат, к груди гвоздями была приколочена табличка с надписью: «Я принес смерть». Шаман никак не мог предвидеть такого финала: штамм мутировал, стал опасен для орков и теперь новая эпидемия пройдет волной смерти через весь континент. Вытащив сына из петли, он донес его бездыханное тело до реки и бросил туда. Чеви не помнил, как добрался до подножья пирамиды и кинул туда голову Виктора IV, по пути его постоянно рвало и мучила ужасная жажда, диарею не могло остановить ни одно из его снадобий. Захоронив голову отца в водах Великого озера, в том месте, где его сразили люди, шаман достал кукри и пронзил им свое сердце. Последними словами Чеви были: «Обещание исполнено».