Сто шагов по воздуху

Р. Бах «Молитвы»

Часть 1

Выбор

1

Говорят, что достаточно всего ста шагов… говорят… говорят, что достаточно… достаточно всего ста… всего ста… Говорят… А что теперь мне остается, кроме того, чтобы полагаться на чьи-то слова?

Вы читали рассказы Ричарда Баха, Антуана де Сент-Экзюпери? Вам знакомо чувство неба, живущее в этой самой поэтической прозе? Да, рассказы летчиков, пронизанные высотой… А читали «Блистающий мир» Александра Грина? Мне всегда было безразлично, какой философский подтекст содержит этот роман. Для меня это просто поэзия Полета, Полета, свободного от ограничителей, возможность ходить по воздуху… О, мои сны, мои мечты, чувство крыльев, которые так и не смогли раскрыться… Это больно.

Грусть. Затянутое тучами небо. Я не ушла к Далеким.

Что удержало меня? Не знаю. Кроме мамы никто бы не сожалел о моем уходе. Я никого никогда не любила и не полюблю. Мне не суждено выйти замуж, обрести счастье в семье. Потому что счастье — это крылья. А я их лишена. Что удержало меня от шага в высоту? Не знаю. Неуверенность? Но те, кому суждено летать, чувствуют момент, когда необходимо сделать выбор и уйти… или остаться. Почему я осталась? Почему лишила себя полета?

Возможно, я просто испугалась. Неромантически, прозаично. Побоялась изменить свою жизнь.

Поздно жалеть. Дается только один шанс. Я сделала выбор.

Что мне остается? Грустить. Чувствовать крылья за спиной и знать, что они никогда не обретут свободу. И не даруют свободу мне.

Что остается? Видеть сны о небе. Все реже и реже. Просыпаться счастливой. И плакать, проснувшись. Потому что сны никогда не станут реальностью.

Те, кому суждено летать, уходят к Далеким. Почти никто не остается. Те, кто остаются, не обретают счастье. Я — одна из них. Я осталась. До сих пор не понимаю, зачем.

Я часто слушаю классическую музыку. И плачу. Я могла быть легкой, как мелодия… могла. Но я отказалась от себя.

И теперь я не могу найти смысл, не могу найти свой путь.

Говорят, что достаточно пройти сто шагов по воздуху — и после этого все то земное, что есть в тебе, переплавляется в стремление ввысь, зов неба делается слышен не интуитивно, а физически… так становятся Далекими.

Я могу ходить по воздуху. Мой серый, запыленный двор, прозаичность подъездов и уныние переполненных мусорок… Жара, душащая мысли. Но я могу ходить по воздуху! И я иду, иду вверх, каждый шаг все легче и легче… двадцать два, двадцать три… Дыхание замирает. Счастье переполняет грудь! Все выше и выше. Сорок пять, сорок шесть… Облака приближаются ко мне, ветер прохладой окутывает ноги. Я иду вверх! За спиной — крылья, их не видно, но они есть! Хочется смеяться и плакать… Хочется кричать от радости и не произносить ни звука. Девяносто… Все выше! Девяносто три… Все легче! Девяносто пять… Как я могла отказаться от этого? … Девяносто девять… Отказаться? Когда? Сто… — Земля навстречу! Нет! — Вниз! Удар! … Боли нет. Я просыпаюсь. Я — в своей кровати. Это сон. Боли нет. Но и есть в то же время. Я отказалась от крыльев!

Далекие… моя мечта. Моя боль. Непереносимо. Возможно, я когда-нибудь шагну с крыши. Я знаю, это не даст мне крылья, поздно, нужно было шагнуть тогда… когда я знала, что делаю выбор. Мои сны… Они могли стать явью. Тогда. Теперь шаг с крыши — это смерть. Возможно, я когда-нибудь сделаю этот шаг. Когда буду уверена, что второго шанса не будет.

Второй шанс… Никогда никто из тех, кто остался, не получал второй шанс. Но почему я не могу быть первой? Шаг с крыши — это если нет надежды. А у меня надежда еще есть. Сто шагов. Может, я еще смогу их пройти.

Далекие. Те, кто ушли. Те, чья жизнь — небеса. Те, кто имеет крылья. Высоту. Чистоту. Свободу. Счастье. Все то, от чего отказалась я.

Так странно. Я всегда чувствовала себя частичкой этого прекрасного мира. Я грустила, наблюдая за облаками, я восхищалась красотой закатов… Я любила этот мир, я растворяла себя в нем. А теперь я не могу чувствовать себя его частью. Я словно гостья здесь. Чтобы почувствовать себя дома мне нужно взмыть в небо…а я не могу сделать этого. Чужая! У меня теперь нет дома. У меня ничего нет.

Я словно зациклилась на полете. Я не могу думать ни о чем другом.

Моя прапрабабушка любила читать Ричарда Баха, Антуана де Сент-Экзюпери, Александра Грина. Мне это больше говорит о ее характере и мечтах, чем все дневники, заботливо сохраненные моими родителями. Семейная история, битком набитый шкаф, десятки альбомов с фотографиями. Я не читала этого. Я знаю какие книги любила моя прапрабабушка, благодаря ей они сохранились в нашей библиотеке. Я люблю эти книги так же сильно, как и она. Зачем мне еще что-то знать о ней? Я уже знаю, что мы мыслим схоже, я похожа на мою прапрабабушку. В ее времена были самолеты, многое другое, связанное с небом. Тогда люди стремились ввысь. В наше время путешествия по воздуху — это пережитки прошлого. И авиаперелеты — устаревший термин.

Но я хочу летать! Вот только даже самолеты — это подделка полета. Я пробовала. Это не то, что мне нужно.

Полет — это прерогатива Далеких. И небо — Их территория.

Я не ушла к Далеким. Я раскаиваюсь в этом решении. Да и было ли это решением?.. Было. Просто сложно признавать свои ошибки. Я — Уповающая… Я надеюсь, что это — не конец. Что еще можно все изменить.

Я хочу летать!

2

Ее глаза смотрели в небо. Но они больше не умели видеть. Она хотела хотя бы раз ощутить свободу. Но она разучилась чувствовать. Она писала стихи. Это все что останется для ее близких. Тот, кого она любила, никогда не вспомнит о ней. Потому что он не был с ней знаком.

Она любила издали, но искренне. Или она сама придумала, что это любовь. Если так, то она сумела убедить себя. Она думала о нем постоянно, посвящала ему все свои истории, которые так любила придумывать вечерами за чашкой какао. Она обожала мороженое и часто мечтала, как однажды он угостит ее пломбиром с шоколадной крошкой и карамелью. Засыпая, она представляла его глаза, с любовью наблюдающие за ней, и мысленно желала ему спокойной ночи.

Она мечтала прославиться. Она представляла, как ее дети будут с гордостью говорить в школе: «Да, стихотворения и рассказы моей мамы скоро включат в наш учебник Современной Литературы. Как почему? Потому что это — символ нашего времени…». Она мечтала, что ее дети будут очень ее любить, и она будет их понемножку баловать. Она была уверена, что ее дети вырастут замечательными людьми. Она надеялась, что ее дети будут носить его фамилию.

Она хотела летать на крыльях любви. Думая о нем, она чувствовала в себе ту самую наполненность счастьем, которую по легенде испытывают те, кто рождены стать Далекими. Она никогда не хотела быть одной из Них. Потому что тогда он был бы ей безразличен. А она привыкла любить его. Думать о нем. Мечтать о нем. Писать для него стихи. Рисовать его портреты на салфетках. Грезить и быть счастливой.

Он женился не на ней. Он даже не знал ее имени. Не замечал, проходя мимо. Он был не таким, каким она придумала его для себя. Но она об этом не знала. Не хотела знать. Это была измена. Потому что она верила в это. Она простила его.

Он никогда не узнает об этом. Никогда не узнает. Не узнает, как ее родители нашли кучку пепла в кастрюльке — она сожгла все свои рисунки, стихи и рассказы. Не узнает, как она смотрела в ночь. Как думала о Далеких. Как она была похожа на них в тот момент!.. Ей не было дела ни до кого, она забыла тех, кто ее любил. Вот только она не была рождена для полета. И она знала это. Потому что никто из Далеких не плакал, делая свой первый шаг из ста. Ей же не нужны были сто шагов, ей достаточно было одного.

Ее родители будут горевать о ней. Она не сожгла только одну тетрадку — там были стихи не о нем. И смятый листок на столе — последнее творение, наверное, самое искренне, потому что слова прощания всегда самые искренние.

«Стихало эхо усталых гроз… Глаза, размазанные от слез, И лужи, вбившиеся в асфальт, — Водою сорванная весна. Секунды складывались в века, Стекали алым по берегам, Со стуком сердца лились года — Лилась меж пальцами рук вода. Душа чиста, но душа пуста. Сушило солнце сырой асфальт, Размазанные от слез глаза… И ничего возвратить нельзя…»

3

Подобно блоковской Незнакомке, Она всегда приходит одна, окутанная легким ароматом ванили и серым туманом. Садится в уголке, протирает запотевшее стекло и смотрит на улицу, освещенную вечерними огнями фонарей. Пьет приторно сладкий малиновый сок, а иногда — для разнообразия — до невозможности кислый лимонный. Скромная одежда с претензией на изящество, старомодная шляпка на голове, миниатюрная сумочка.

Незнакомка — давайте будем называть ее так, ибо имя ее скрыто за серыми туманами с легким запахом ванили, — Незнакомка приходит не каждый вечер, гораздо реже. Раз или два в неделю, обычно это вторник или среда, иногда — пятница, день лимонного сока.

Вечер капает на асфальт дождевыми каплями. Вечер убегает ручейками воды, даря улыбки звездам. На ее лице безразличная красота, но глаза блестят ярче, чем глаза всех посетителей кафе. На ее лице — застывшие ноты ненаписанного вальса, она живет и дышит иначе — наслаждаясь каждым мгновением, каждым вдохом, каждой мыслью. Она не умеет думать о неприятном, она видит вокруг себя только поэзию, она — это вечер, это дождевые капли, это звезды. Она — душа мира и всего лишь песчинка прибрежности Вселенной.

Она просто пьет сок и смотрит в окно. Кажется, что она грустит, но она просто тихо счастлива. Тем счастьем, которым невозможно поделиться ни с кем, счастьем, которое можно только найти самому. Внутри своей души.

Она не умеет мечтать. Она сама — мечта, она — стремление… или просто образ и того, и другого. Она не умеет сожалеть о том, что ей недоступно. Она не страдает от одиночества. Она не понимает тех, кто пытается с ней заговорить.

Кое-кто принимает ее за иностранку. Кое-кто не обращает на нее внимания. Очень многие догадываются, кто она… и отходят в сторону, когда она проходит рядом. Некоторые — с грустью провожая взглядом, некоторые — пожимая плечами и тут же забывая о ней.

Ей безразлично и внимание, и опасения, и страхи. У нее есть чувства, но они иные. Она умеет любить… Она не умеет ненавидеть. Ей нет необходимости прощать.

Она — Далекая.

4

С чего все началось? Таким вопросом могло начинаться интервью. А потом появилась бы статья в стиле эксклюзив с подзаголовком: «То, что вы хотели знать о Них! Далекая согласилась рассказать свою историю»… Да, Далекая. И еще две девушки с отличной от Нее судьбой. Жаль… Далекие не отвечают на вопросы. А из тех двух девушек одна мертва, а другая… другая печальна. Ей не до интервью.

С чего все началось? Была обычная июльская ночь. Жара. Три окна на десятом этаже прозаической многоэтажки распахнуты в ожидании мимолетного ветерка. Три окна — три изнывающие от духоты соседние квартиры. Три девушки стоят на подоконнике. Каждая — в своей комнате. Каждая — принимает решение, выбирает судьбу. Вот, одна делает шаг. И падает на землю. Она умирает. Она хотела этого. Она мечтала о полете, но знала, что это — не ее судьба. Ее судьба — земля. Разбитая любовь. Проза. Быт. Будни. Она сделала выбор. Она — Самоубийца. Отныне это ее имя. В этой истории не будет настоящих имен.

Три девушки выбирают судьбу. У двоих — похожий выбор. Им суждено летать. Еще одна девушка делает шаг… и уходит в небеса. Отныне Она — Далекая. Ее ничто не удержит на земле. Она отказалась от прежней жизни. Ее жизнь — полет. Она сделала выбор, прошла путь. Она не могла поступить иначе. Ее имя… вы догадались… Незнакомка.

Три девушки принимают решение. Последняя колеблется слишком долго. Ей суждено летать, если… если она решится. Но слышен предательский звонок телефона. Он словно толкает ее. Но не вперед — назад. Она делает шаг — обратно в комнату. Подбегает к телефону. Короткие гудки. Обратно к окну. Но поздно. Выбор сделан. Она понимает, что не дорожит тем, что есть здесь, на земле, в ее квартирке. Она хочет летать. Но она уже не сможет взмыть в небеса. Отныне она не хочет вспоминать свое имя. Она уже не чувствует себя собой — прежней. Отныне она — Уповающая. Мечтающая о небесах. О полете.

5

Интересно, есть ли в этом мире хоть один человек, который никогда не задумывался о проблеме выбора? Или который ни разу не делал неправильный выбор? Человеку свойственно ошибаться, как говорит древняя пословица. Вот только иногда ошибаться нельзя. Потому что возврат на исходную точку станет невозможен именно тогда, когда только возврат означает продолжение.

Ошибалась ли Самоубийца? Да. Потому что для нее стал невозможен возврат на исходную точку. Потому что те, кто прочел ее неоконченную поэму, хотели бы прочесть окончание. Потому что родители не должны хоронить своих детей. Потому что это не красивая, а глупая смерть. Потому что тот, кого она любила не знал ее имени. Потому что она смогла придумать для себя сказку, но зачем-то связала ее с реальностью. А мечты и реальность должны соприкасаться только в том случае, когда мы прилагаем усилия, чтобы воплотить их в жизнь.

Почему Самоубийца появилась в этой истории? Она не была рождена, чтобы летать. Она не грезила о небе. Ей не снились сны о крыльях. Она была талантлива, но и только. Она не сумела найти смысл жизни, но она и не искала. Она мечтала, но ничего не делала. Ее нельзя осудить, ее можно пожалеть. Хотя те, кто видел глаза ее мамы в день похорон, никогда с этим не согласятся.

Она выбирала. Она искала утерянное чувство наполненности счастьем, которое дарили ей мечты. Она не боялась. Но этот мир ничего не мог ей дать, потому что она сама отказалась принимать дары. Она не была рождена для неба, оно не могло подарить ей полет. Или счастье. Счастье нельзя получить в подарок. К нему нужно прийти. Сто шагов… Впрочем, у каждого свой путь.

Незнакомка была рождена, чтобы всегда стремиться ввысь. Это была ее судьба. Но это не означает, что у нее не было выбора. Выбор был дан и Уповающей. Они — не противоположности. Просто две линии судьбы. Однажды эти линии сблизились. Возможно, им предстоит сблизиться вновь.

Часть 2

Последствия

6

Те мгновения на подоконнике дали мне какое-то подсознательное знание о Далеких, какое-то шестое чувство, которое позволяет понимать Их. Я перечитала множество разнообразных историй о Далеких после той ночи… Я читала и раньше, но теперь я понимала, где правда, а где вымысел или злая ирония. Фактически я стала Далекой, но прикованной к земле. То есть практически мертвой.

Один шанс, этот день приходит внезапно, как день смерти. Уйти и не возвращаться, уйти в небо из окна собственной квартиры. Это дано не всем. Тех, кому дано, называют Далекими, в этом есть логика. Они далеки от людей. Родственники считают их практически умершими и стараются забыть. Они ушли навсегда из их жизни — от родителей, мужей, жен, детей. Это не легкомыслие. Они видят сны. Перед тем как уйти, они долго видят сны, в которых летают. Те, кто остался, не могут быть счастливы — они помнят, что могли летать.

Далекие… им не нужны крылья, о крыльях говорят для понятности. Они просто могут быть в вышине. Словно ходить по воздуху. Чувство в груди — оно знакомо всем, кто рожден летать, даже тем, кто остался. Это чувство — счастье, когда ты в воздухе. Это чувство — тоска, когда ты на земле.

Далекие словно окружены легкой завесой тумана. Когда они на земле, туман скорее угадывается. Когда в вышине — окутывает их облаком, скрывая от глаз тех, кто внизу. Уединение на виду у толпы.

Говорят, прикосновение Далеких смертельно, но это просто слухи. Злая ирония. Просто Далеким нет дела до людей, наши миры не соприкасаются, во всех смыслах этого слова. Вероятно, поэтому и родилась легенда о юноше, прикоснувшемся к ладони Далекой и упавшем замертво к ее ногам… Облако тумана на миг блеснуло золотистой пленкой вокруг нее, Далекая перешагнула через безжизненное тело и исчезла в вышине. Красиво, но слишком уж жестоко. Говорят, в день похорон дождь лил не переставая, а золотистое облачко висело в небесах над кладбищем. Красиво, но слишком уж надуманно. Говорят, целую неделю после похорон стояла пасмурная погода, и никто из Далеких не был замечен на земле. Красиво, но слишком уж нереально. Насколько я чувствую, Далекие не способны контролировать погоду.

Вчера я стояла у окна и смотрела на дождь. Облака скрывали голубизну небес, но я знала, что если бы я не испугалась неизвестности, даже грозовое небо приняло бы меня, и там я была бы в безопасности даже больше, чем здесь, прикованная к земле. Мои ладони словно смешались с поверхностью стекла, мне казалось, что еще немного, и я научусь проходить сквозь стены, и тогда я обрету себя, стану одной из Далеких. Но Далекие не умеют проходить через стекло и камень, это был бред моей больной фантазии. Я постоянно жду чего-то необычного, что откроет для меня дверь в потерянный навсегда (нет, я в это не верю!) мир…

Всегда, всегда я признавала только две стихии: воздух и воду. Свобода, гордость, независимость небес всегда была частью моей души, ветер, развевающий волосы, будил мечты о крыльях, звезды казались такими близкими и родными, подругами, понимающими все мои мысли… Я должна была стать собой… но испугалась… Остается грусть и неизбывная любовь к небу.

Я всегда любила воду. Возможно, потому что она так похожа на небеса своей непокорностью, независимостью, красотой… безграничностью океанов… скоростью горных речек… безмятежностью озер… Прохладой и тайной, чистотой и открытостью… Я люблю плавать, но это тоже только замена, когда-то мне доставляло радость погружение в прохладу воды, теперь это тоже грусть и сожаление.

Я никогда не любила землю. Это наш дом, но это и наши оковы. Пыль летних тротуаров, грязь осенних тропинок, холод зимних дорог… Это не мой мир. В нем много красивого, но я никогда не чувствовала полноты счастья в любовании запыленной листвой. Свежевымытость и глубина солнечного или пепельность и мягкость преддождевого неба — это истинная красота. Остальное может быть только приятной оправой для этого бриллианта.

7

Была пятница. Далекая наблюдала, как моросящий дождик изменяет цвет асфальта за окном ее любимого кафе. Лимонный сок привычно холодил нёбо. Легкая тоска по полету гладила душу бархатной перчаткой. Как всегда, Она была счастлива. Она любила это кафе за классическую музыку, льющуюся из динамиков и за отсутствие любопытных взглядов. Сегодня людей в кафе было еще меньше, чем обычно, а те, кто были, не обращали на нее внимания — каждый догадывался, кто Она, но, на самом деле, всем было все равно — Она другая, от Нее лучше держаться подальше. И Ее это вполне устраивало. Она любит тишину и покой. Бетховен и прохладный сок, дождевые капли, барабанящие по стеклу…

«Небо — это частичка вечности, доступная взгляду каждого».

Незнакомка не оглянулась, зная, что эти слова не могут быть обращены к ней.

Но тихий шепот повторился.

«Небо — это частичка вечности…»

Тонкий силуэт девушки обрисовался на фоне окна, и в этот миг Незнакомка поняла, что это вовсе не шепот. Это было биение мысли. Мурлыкающее счастье перемешанное с легкой тоской о полете окрасилось налетом сострадания. На улице под струями дождя рвалась в небо душа той, что не решилась использовать свой шанс. Уповающая смотрела ввысь, наслаждаясь кратким моментом облегчения боли, чувствуя, что поток дождя подобно материнской пуповине связывает ее с небом. Чувствуя себя в родной стихии. Хоть отчасти. Хоть на несколько мгновений.

Незнакомка молча смотрела на Уповающую, автоматически помешивая трубочкой сок. Она уже не слышала музыку. Она была удивлена. Далекие слышат биение мыслей друг друга, но с трудом различают речь людей, прикованных в земле, они мыслят иначе. Ей было странно, что Она услышала биение мысли Уповающей, ведь те, кто остаются, ничем не отличаются от тех, кто и не был предназначен для неба. Почему Она поняла ее мысли? Как она ощутила ее чувства? Раньше, чем Она осознала, что делает, Незнакомка обнаружила себя стоящей рядом с Уповающей под струями дождя. Завеса тумана накрыла их обеих.

«Ты та, о ком я думаю? Далекая? Рядом со мной? Это не сон?»

Как Она могла понимать ее? Но Она понимала, значит, надо было что-то с этим делать, значит, есть какой-то особый смысл в том, что они встретились.

«Ты знаешь, что не бывает второго шанса?» — сердце Незнакомки за мгновение окрасилось такой гаммой эмоций цвета жалости, что Уповающая почти физически ощутила это.

«Да. Но я все еще не потеряла надежду».

«Это странно. Но ты и правда особенная, я понимаю тебя, а это необычно. Я сопереживаю, а я отвыкла от этого. Ведь мы даже чувствуем по-разному».

«Но сейчас мы понимаем друг друга. Значит, я все же одна из Вас?»

«Нет, иначе мы бы не стояли на земле. Я не знаю, возможно, нас объединяет дождь».

«Дождь?»

«Ты же ощущаешь его, как что-то, связывающее тебя с небом. Меня же он связывает с чувствами земли, которые в ясную погоду я почти не слышу».

«Чувства земли?»

«Тебе не понять. Я сама не сразу поняла. Это что-то непривычное для вас».

«Я — не они. Я могла уйти».

«Но не ушла».

«Сейчас я готова».

«Ты не использовала свой шанс».

«Ты — одна из Них. Скажи, как все исправить?»

«Я не знаю. Это решаю не я».

«А кто?»

Стук капель, стук сердца. Незнакомка улыбнулась.

«Никто не захотел дать себе второй шанс? Если решаем мы сами?»

Уповающая почувствовала головокружение, задавая вопрос. Незнакомка почти ушла, но не смогла проигнорировать страдание и все же ответила:

«Есть что-то большее. Ты же знаешь, это чувство внутри. Способность слышать небо».

«Я слышу».

«Слышала».

«Слышу сейчас».

«Это потому, что я рядом. Вот только я слишком долго здесь. Мне пора».

«Возьми меня с собой. Помоги пройти эти сто шагов».

«Сто шагов… Ты еще не поняла? Я не смогу объяснить… Научись слышать небо. В тот раз ты, кажется, недослушала».

Незнакомка закрыла глаза, и через мгновение Уповающая поняла, что стоит одна под моросящим дождем, раскинув руки, словно в попытке обнять небо. Когда и как исчезла Незнакомка, она не видела. Никто не смог бы. Но это не было сном. Легкий аромат ванили все еще витал над Уповающей, и она все еще слышала легкий отголосок чувств плачущих дождем туч.

8

Надгробный камень, омытый дождем, отражал рассветные лучи.

— Привет, подруга, — прошептала Уповающая.

Самоубийца не могла ответить, только напоенная водой трава тихо шуршала под напором ветра.

— Привет, — повторила Уповающая. — Я так была занята своими проблемами, что не навещала тебя уже полгода. Я вчера говорила с Далекой. Кажется, я все же могу получить второй шанс. Вот только как заново научиться слышать небо? О, как бы я хотела услышать твой голос. Мы вместе выросли, ты знаешь все мои мечты. Ты смеялась над моим желанием стать пилотом в век, когда полеты никому не нужны. Я смеялась над твоим придуманным романом. Мы не должны были смеяться. Смех и смерть недаром начинаются так похоже. Ты теперь здесь, но я не знаю, обрела ли ты покой, исцелилось ли твое разбитое сердце. Разбитое собственной мечтой, но ведь это ничего не меняет, не правда ли? Мое же разбитое сердце может быть исцелено только чудом. Вот только достаточна ли моя вера в чудеса? Смогу ли я обрести покой? Помнишь, ты читала мне свои стихи. Я до сих пор помню одно, простенькое, но чем-то оно мне близко. Как там было?

«Я вижу только серое безличье, то, что гнетет лишь тех, кто видел краски. Наполнил воздух яд сгоревших листьев… Чтоб выжить здесь, я надеваю маску»…

— Ты помнишь? Ты всегда чувствовала иначе. Ты видела серость будней, и она причиняла тебе боль. Ты видела, что прожитые дни уходят в никуда, потому что мы проходим мимо чего-то очень важного, но даже не замечаем этого. А потом, оглянувшись, понимаем, что время прошло, но не оставило ничего, кроме пустоты и серости. Наверное, если бы не твоя придуманная любовь, ты могла бы стать Далекой. Но разбитое сердце отрезало тебе этот путь, и ты нашла иной выход. Я не хочу осуждать тебя, вот только мне кажется, если бы ты дала сердцу время, оно бы исцелилось. И если бы серость не поглотила тебя, — а я не верю, что ты бы позволила этому произойти, ты же была творческой личностью, а творчество спасает от серости, — если бы серость не поглотила тебя, ты могла бы шагнуть в небо, повинуясь тайному зову, а не отчаянью. И небеса приняли бы тебя. Скажи, как мне заново научиться слышать этот тайный зов? Один миг, когда я позволила серости удержать меня, и так сложно вернуться в исходную точку. Потому что время несется со скоростью света, и так легко пропустить этот особый миг… Ты понимаешь, я постоянно тебе об этом говорю. Вот только у нас так мало времени, чтобы сделать что-то необходимое, и целая вечность, чтобы сожалеть о несделанном.

9

Придя домой, Уповающая наконец-то решилась заглянуть в коробку. Ее дала ей мать Самоубийцы, помнящая, что когда-то ее девочка и Уповающая были подругами, пока собственные проблемы не отделили их друг от друга настолько, что им стало сложно видеться чаще раза в месяц, несмотря даже на то, что они были соседками по этажу. В этой коробочке была та уцелевшая тетрадка, да пара дисков, которые они любили слушать когда-то. Женщине, потерявшей дочь, они были не нужны, эти вещи не были окрашены общими воспоминаниями для нее, это была та часть жизни ее девочки, которой она никогда не делилась. Мать подумала, что Уповающей они будут нужнее, она помнила, как тяжело та восприняла известие о смерти подруги.

Может быть посещение кладбища, может быть разговор (если это можно назвать разговором) с Незнакомкой, может быть просто пришло время, но что-то хрустнуло в душе, и Уповающая вытащила из коробки диски, поставила «Лунную сонату» на постоянное повторение, открыла тетрадку, и слезы замерли на границе, боясь показаться на свет, но будучи наготове. Уповающая читала стихи, читала вслух и про себя, в унисон с музыкой и наперекор ей. Она вспоминала свое прошлое, вспоминала Самоубийцу и ее мечты, вспоминала соседку из квартиры напротив, которая была на год моложе ее, которая была рассудительна и романтична, которая пропала в день, когда Уповающая стояла на подоконнике, не зная, что не только ей суждено было сегодня решить свою судьбу. Она не знала, но догадывалась где-то в глубине своего сердца, что Далекая, говорившая с нею так недавно, может быть… может быть… но ее имя скрыто за завесой серого тумана и ароматом ванили.

Уповающая сменила диск. И удивленно ахнула. Когда-то, несколько лет назад, она импровизировала на фортепиано. Она всегда знала, что талантлива, но только была слишком ленива, чтобы что-то с этим делать. Вероятно, поэтому только однажды она чувствовала истинное вдохновение. Она даже записала на диск эту мелодию, ее подруга помогла ей. Но чья-то критика, непонимание и смех заставили ее забросить диск на полку и через пару месяцев выбросить в порыве борьбы за чистоту в квартире. Вот только она забыла, что у ее подруги осталась копия.

10

Истинное вдохновение. Тоска по небу. Даже до того вечера выбора для меня не было другого вдохновения. Прости, подруга, я ошибалась. Если ты была способна влюбиться хотя бы в мечту, ты не смогла бы шагнуть ввысь. Я же не способна на любовь. Моим дыханием всегда был полет.

Три ноты — повторяющийся мотив, расплескивающийся на исходе капелью, палитрой, многообразием нот, аккордов — спираль, нарастание и спад, обещающий новый виток спирали, но уже иного уровня. На грани. Умение мыслить и чувствовать иначе.

Истинное вдохновение — полет. Когда-то еще до того дня на подоконнике я чувствовала зов неба, на уровне подсознания, на уровне ученицы музыкальной школы, но это был предвозвестник. Я же не понимала этого. Не ценила. Не училась дослушивать. Что я не поняла? Что не дослушала? Зов неба. Он есть в этой мелодии. Но как, как я слышала его тогда, почему потеряла его?

Сто шагов по воздуху. Мои сны. Страх. Как преодолеть это расстояние?

Три ноты — повторяющийся до гудения в ушах мотив. Россыпь. Палитра. Зов неба.

Сто шагов по воздуху. Сто. Так долго, так далеко и так необходимо.

Досчитать. Первый виток мелодии — раз, два, три, четыре… Три ноты — девятнадцать, двадцать, двадцать один… Виток, еще виток — сорок три… Пятьдесят пять… Где теряется нить? Из чего состоит зов неба?... Из нот? Не думаю… Но где-то в нотах есть отголосок, иначе почему я чувствую светлое что-то в груди? Мне пора? Пора???

Эпилог

В плеере батарейки сели уже больше часа назад. Уповающая стояла на обрыве, но не видела ни реки внизу, ни восхода на горизонте. Она слышала мелодию внутри — виток, еще виток, — она заблудилась взглядом в светлеющей дымке облаков.

«Сто шагов по воздуху, — беззвучно шептали губы, — сто шагов, всего сто»…

Серый туман с ароматом ванили казался розовым в рассветных лучах. Незнакомка отчетливо слышала биение мыслей той, что все еще мыслила и чувствовала иначе, чуть-чуть, но иначе.

«Ты ведь недослушала совсем немного, совсем»...

Солнце всходило. Незнакомка терпеливо ждала, пока ее прикованная к земле сестренка перестанет считать несделанные шаги и сделает первый шаг по ниточке уже написанной мелодии.