Ожидание длиною в век

Тишина. Густая, прозрачная, ненавистная. Эта тишина мучает меня почти каждую ночь с тех пор, как умерла наша мама. Тогда мне было десять. Иногда я думаю, что это хорошо, что мои сестры были тогда еще маленькими. Они хотя бы не успели к ней так привязаться...

Я стояла у распахнутого окна и смотрела на безмолвные ледяные звезды. Их колкий свет лился в окно вместе с прохладным ночным воздухом, пахнущим луной и уснувшими цветами. Когда была жива мама я любила такие ночи. Она рассказывала нам чудесные сказки про смеющиеся звезды и танцующих кукол, и все мы верили ей также сильно, как верила в свои истории она сама... Теперь в нашем доме некому рассказывать сказки. Теперь вместо маминого голоса здесь по ночам звучит тишина.

Страшная мука человека — тишина.

Закрыв глаза, я устало прислушалась к спящему дому. Ни звука... Где-то в душе колыхнулась зыбкая надежда.

Найди меня. Я не знаю кто, но найди. Сломай, разбей эту проклятую тишину! Спаси меня от череды серых дней, в которых смысла еще меньше чем в мышином хвосте. Хвост мыши хотя бы кунают в сливки и облизывают — так говорила мама. А я...

— Анна, почему ты не спишь? — раздался сзади заспанный голос Лиззи — Закрой окно, а то мадам Гринчиз опять будет ругаться.

— Сейчас закрою, спи мышонок — я не хочу чтобы Лиззи волновалась и потому закрываю окно.

Мадам Гринчиз — это наша мачеха. Вообще ее зовут Маргарет Грейривер, но в силу противного характера мы называем ее Мадам Гринчиз, и оно ей подходит (Гринчиз — green cheese — с англ. зеленый сыр, намек на сыр с плесенью — прим.авт.). Чего хотя бы стоят ее замечания, что мы не должны разговаривать с отцом, пока он не заговорит с нами, а в жару порядочные девушки должны пододевать не менее пяти нижних юбок. Получается почти как в сказке — злая мачеха, мучащая бедных сироток. Я тихонько засмеялась, встряхивая непокорными черными локонами. Сколько бы она нас не мучала в надежде воспитать образцовых девушек, которые должны заслышав мужские шаги, падать в обморок — вряд ли ей это удасться. Нас то было четверо и ни одна из нас не напоминала рождественский подарок.

Мама любила нас всех и всяческие старалась воспитать в нас характер. Я была самой старшей дочерью, и сразу же убила надежды папы на милую белокурую дочку. От природы у меня упрямый харакер и непослушные черные волосы. Мачеха ненавидит и то, и то — считая их признаками порочности. Помню, одно время она настаивала на том, чтобы я носила светлый парик. Я же пропускала все эти замечания мимо ушей, и мадам Гринчиз пришлось ограничаться шутками про то, что меня явно подкинули цыгане. А вот мама очень гордилась моими локонами. Помню, когда начала подрастать Элен, а ее волосы так и остались светлого медового оттенка, и я начала спрашивать почему у меня волосы черные, мама усадила меня на кровать и рассказала, что когда я была еще у нее в животике, мама любила шить в мастерской и смотреть из окна на воронов, прилетающих в наш двор. Она так много смотрела на этих птиц, что я родилась с волосами цвета воронового крыла. Все мое детство и мама, и сестры звали меня вороненком — и за волосы, и за упрямый характер.

Родившаяся следом Элен на первый взгляд была полной моей противоположностью. Стоит начать с того, что она была необычайно красивая. У Элен фарфоровое личико, глаза цвета самых ярких васильков, прячущиеся в тени длинных-длинных кукольных ресниц, и золотисто-медовые локоны. Она мила и нежна, и с покорной улыбкой выслушивает все замечания от мадам Гринчиз. Та в начале приняла ее покладистость за чистую монету, но вскоре поняла, что даже если Элен с чем-то соглашается, она все равно сделает все по-своему и никакие угрозы на нее не подействуют. А стоит начать на нее кричать, как сестренка устраивает грандиозные истерики, метая глазами молнии по всему дому. Поверьте, никакая актриса никакого модного театра не умеет так блестяще разыграть спектакль. Даже мадам Гринчиз боится спорить с Элен, а та в свою очередь любезно приветствует ее книксеном и мило улыбается. Мы зовем Элен овечкой, а между собой нередко шутим, что она то и есть тот самый волк в овечьей шкуре.

Младшие близняшки — Натали и Лиззи — родились уже когда мама часто болела, и это наложило свой отпечаток на их здоровье. Мы зовем их бельчонок и мышонок. Они обе слабенькие, зато их двое, и стоит обидеть одну, как вторая разряжается ревом. А две ревущие девчонки это удовольствие не для слабонернвых, поверьте. Поэтому мадам Гринчиз чаще всего отыгрывается на мне, как на самой старшей.

Ложась в кровать, я в который раз подумала, что никак не могу обвинить отца, что он согласился на этот брак. После смерти мамы, ему достались четыре маленьких дочки, большой дом и шляпная мастерская. Отец был практически в отчаянии, когда ему встретилась наша мачеха. Подозреваю, что она вышла за него замуж, только для того чтобы прибрать к рукам и дом, и мастерскую, так как у отца нет сына, а значит и наследника. Нас она надеется выдать всех замуж, и уже не раз говорила отцу что мне пора искать жениха. Хотя все и так знают, что все это будет решать она сама. Мой отец хороший человек, но вот характер у него...

Во власти мрачных дум, я так и не заметила как уснула.

Город сиял призрачным сине-зеленым светом, рисуя причудливые силуэты домов и башенок на звездном полотне ночного неба. Испуганная, я стояла на улице, босая и в ночной рубашке, и не могла понять, где нахожусь. Это же... сон? Но почему я знаю, что уже видела это место? В поисках ответа я пошла вперед.

Я точно знала это место... Эту башню с часами, этот запах реки... Камень мостовой холодил босые ноги, а в душе разрасталось странное ощущение... Как будто бы я ждала чего-то.

Прямая улица привела меня к выгнутому мосту над рекой. Взойдя на него, я изумленная замерла. Как же здесь было красиво! Сотни высоких зданий и резных шпилей вырисовывались в странном синеватом освещении, отражаясь волшебным мерцанием в широкой реке, прочертившей город. Прохладный, но мягкий ветер донес запахи луны и заснувших цветов... Но это точно уже когда-то было!

— Анна, это... Это ты? — раздался рядом взволнованный мужкой голос.

Обернувшись, я увидела что рядом со мной на мосту стоял молодой парень. Светлые волосы забранные в низкий хвостик и огромные темно-серые глаза, в которых светилась радость. Анна? Он что знает меня?! Нет, я его не знаю, я не знаю кто это. Это же сон! Как я могу кого то знать во сне? Пятившись, я уговаривала себя что это сон, просто сон и вот сейчас я проснусь. Проснусь...

— Анна, это же я! — парень увидев мой испуг, остановился на месте — Неужели ты меня забыла? — он как будто поблек и погрустнел — Ну да, в нашу последнюю встречу — Втречу?! — ты была совсем маленькой. Но ты же обещала Анна, обещала что не забудешь меня — он сделал робкий шаг ко мне, смотря с мольбой. Над рекой раздался протяжный бой часов — Ах нет, уже двенадцать! Уже бьют часы — к мольбе примешалась глухая тоска — Анна, Анна, в этот раз ты пришла так поздно...

Не успев ответить, что я совсем не знаю о чем он говорит, я проснулась.

Часы били двенадцать.

Я не помнила, чтобы я когда-то так радовалась огромному количеству дел с утра. Мадам Гринчиз стала допекать всех самого с утра, подняв нас задолго до завтрака. Ей взбрело в голову провезти ревизию наших шкафов. Все утро мы перебирали, переглаживали и подшивали наши платья. Почему мы делаем это сами? Потому что мадам Гринчиз сразу после свадьбы заявила, что не позволить бедствовать этому дому, и потому теперь мы будем экономить. Она уволила всю прислугу, оставив только кухарку и старого конюха. Ах да, естественно что у нее самой была персональная горничная. Мы же все были должны делать сами, да еще и успевать работать в мастерской. Когда отец попробовал воззразить, мадам Гринчиз стала уверять его, что "девочкам как будущим женам и матерям просто необходимо трудовое воспитание". И отцу ничего не оставалось, как уступить.

На наших платьях мадам Гринчиз тоже экономила. Она говорила что иметь столько туалетов — роскошь при нашем доходе. Поэтому платья нам практически не покупались, и нам приходилось постоянно подшивать, зашивать, и чинить даже совсем старые наряды. Хуже всего было бельчонку и мышонку. Им платья не покупались вовсе. Мадам Гринчиз заставляла их донашивать нашу с Элен одежду. На себе мачеха естественно не экономила. Но у нее на все всегда было оправдание. На свои платья мадам Гринчиз не жалела денег, так как она была главной женщиной в доме и хозяйкой шляпной мастерской. "Если я буду плохо одета — говорила она — То все отвернуться от нашего дома и в мастерской совсем не будет посетителей".

Не дав даже дождаться чая после завтрака, нас отправили в шляпную мастерскую, а мадам Гринчиз отправилась куда-то из дома. Скорее всего за очередной порцией платьев. Значит, хотя бы до вечернего чая в доме будет тихо и нас никто не будет дергать.

Пришивая ленточки к очередной шляпке, я вновь и вновь возвращалась мыслями ко сну. Что это за место? И почему этот парень называл меня по имени? А главное — почему я вообще об этом думаю?

— О чем задумалась, вороненок? — я не сразу поняла что Элен пытается со мной заговорить.

— Да нет, ни о чем — я тщетно попыталась сделать безразличное лицо.

Элен внимательно посмотрела на меня, прищурив синие глаза.

— Когда ты задумываешься, ты низко наклоняешь голову, как будто боишься что кто то прочтет твои мысли у тебя в глазах. Да и ты даже ничего не съязвила по поводу того, что мадам Гринчиз опять уехала за покупками, а это значит что ты думаешь о чем-то важном.

Вот чтоб подавился тот, кто говорит что красивая девушка не может быть умной! Вздохнув, я признала про себя, что от Элен, как и от мамы, невозможно что-либо скрыть.

— Да сон приснился странный... — нехотя призналась я, не зная как рассказать его, чтобы сестры не заподозрили меня в сумашествии.

— Ты опять разговаривала во сне с незнакомцем? — задумчиво спросила Элен, нанизывая бусинки на нитку.

Минуту я ошарашенно молчала. Опять? Разговаривала? Да что же...

— А ты разве не помнишь?— удивленно спросила Элен, пришивая бусинки.

Я отрицательно поматала головой.

— Ты же сама мне в детстве рассказывала. Как будто бы одной ночью ты увидела во сне красивого грустного незнакомца, который хотел спрыгнуть с моста. Ты отговорила его, пообещав вернуться. В тот вечер ты сказала маме, чтобы они с папой не отдавали тебя замуж, потому что ты нашла себе жениха. Мама тогда решила что ты это придумала, а ты заплакала и долго-ждолго всем твердила, что никогда его не забудешь и обязательно найдешь его — Элен пожала плечами — Тогда родители просто решили оставить тебя в покое, решив что ты забудешь эту историю и взяли с меня слово, что я никогда не напомню тебе о случившемся. А Натали и Бетти тогда еще были слишком малы.

Забавно. Я и правда ничего такого не помнила.

— Подожди-ка — опомнилась я — Но ты же пообещала маме мне ничего не рассказывать!

Я не хотела обвинять сестру, нет. Просто в нашей семье слово данное когда-то, пускай даже в далеком дествте, маме всегда держалось.

— Мама сняла этот запрет перед смертью — белый лоб Элен прочертила грустная морщинка — Вы тогда уехали с отцом, кажется смотреть на лошадей, а я осталась дома с мамой. Я сидела на ее кровати и мы разговаривали. Тогда мама сказала что ей стыдно, за то что ты забыла об этом сне. Она сказала что всегда рассказывала нам сказки, чтобы мы верили в чудо и не смотрели на жизнь только так, как того требует общество. Мама попросила меня тогда рассказать тебе все это, если когда-нибудь тебе приснится что-то похожее.

Больше мы ни о чем не говорили с Элен в мастерской. Воспоминания о маме принесли с собой птицу грусти, обнявшую нас своими крыльями. Не хотелось ни о чем говорить и потому в мастерской вскоре стало ужасно тихо. Однако вдвоем с Элен эту тишину было перенести гораздо легче.

Уже вечером, ложась в кровать я вновь попыталась вспомнить свой десткий сон. Тщетно. Как будто бы этого никогда и не было. В конце концов, измученная своими же мыслями я так и уснула, позабыв обо всем на свете.

Часы пробили десять вечера.

Кажется я начинала вспоминать...

Город, красивый и величественный, возвышался над изгибами реки. Узкие улочки петляли, перетекали в широкие площади, и вновь ныряли в подворотни. Именно по такой улочке шла маленькая девочка в синем платье. Ей вовсе не было страшно, нет. Только любыпотно. Девочка шла и разглядывала высокие красивые дома вокруг, хотя любой взрослый бы на ее месте давно испугался. Не каждый может спокойно гулять в незнакомом городе во сне.

Но девочку сложно было испугать. В свои девять лет она вообще ничего не боялась, что было странно для маленькой девочки. Ее любопытный характер не давал усидеть ей на месте, ей обязательно нужно было знать все на свете — и что лежит в темных углах кладовки, и как можно разрезать дерево, и почему кошки так любят греться на солнце... Если бы не платье и две короткие черные коски, ее можно было легко перепутать с мальчикам из-за задорной улыбки и многочисленных шрамов и царапин. Но ссадины это такие мелочи, ведь на свете еще столько всего интересного, чего она не знает и что она непременно должна узнать.

А вот сейчас девочке было интересно где она и что это за место. Она точно помнила как уснула, как поцеловала ее, уже почти что спящую, мама, как ворочалась рядом сестренка... А потом девочка оказалось здесь и... Нет, она не заплакала и не начала звать маму, нет. Она просто отправилась гулять.

Запахло рекой. Маленькая улочка, по которой шла девочка стала по-тихоньку расширяться и уходить вверх. Уже вскоре девочка вышла на изогнутый мост.

Как же здесь было красиво! Девочка и представить не могла, что в одном месте люди могут понастроить столько красивых домов! Ухватившись за перила, она жадно разглядывала всю панораму города, пытаясь навсегда запечатлить его краски в своей душе. Девочка так бы и разглядывала город, если бы ее внимание не привлекло еще кое-что. Точнее кое-кто.

Рядом, буквально шагах в десяти, стоял незнакомец. Это был молодой юноша с необычайно приятным, но в то же время необычайно грустным лицом. Девочка стала украдкой его разглядывать. Ей сразу же понравилось его красивое лицо, большие темно-темно серые глаза, и светлые волосы, забранные в низкий хвостик. А больше всего девочке понравились его руки. Нигде и ни у кого она не видела таких красивых белых рук с тонкими длинными пальцами. Но вот только что он собирается делать и почему он так свесился через перила?

— Простите, сэр — обратилась девочка, подходя к нему ближе — Но так наклоняться над водой — опасно. Вы можете упасть — так она сказала и на всякий случай сделала книксен.

Незнакомец не обратил на ее слова ни малейшего внимания. Как будто бы рядом никого и не было. Приличная маленькая девочка обиделась бы и оставила в покое незнакомца, но эта особа обладала упрямым характером.

— Не вежливо не обращать внимания на того, кто с вами разговаривает — сделала она ему замечание.

Молодой человек как будто опомнился ото сна. Вздрогнув, он удивленно уставился на девочку. Той стало как стыдно за свой тон.

— Так делают только глупые короли — сказала она, и тут же добавила, словно извиняясь — Но ведь на вас нет красной мантии и короны.

Незнакомец присел на корточки и заглянув девочке в лицо, вдруг задал совсем несуразный вопрос:

— Вы... живая?

— Конечно, я живая — ответила девочка, смущаясь от столь пристального взгляда столь красивых серых глаз.

— Интересно — растерянно улыбнулся незнакомец — Но я то мертв.

— Что вы говорите — рассмеялась девочка — Вы стоите передо мной, вы разговариваете со мной, а мертвые не могут так делать. Вы живой — сказала она, улыбаясь. Незнакомец почему-то нравился ей все больше и больше.

Тот же медленно выпрямился, и, встав, показал рукой на город.

— Как ты думаешь, где мы сейчас находимся с тобою? — спросил он девочку.

Девочка беззаботно пожала плечами.

— Так я и думал. Странно, что ты вообще сюда попала... — задумчиво произнес он, и тут же с улыбкой спросил — А как же звать юную мадмуазель?

Девочка с непониманием посмотрела на него и ничего не ответила.

— Вас как зовут? — переправил свой вопрос незнакомец.

— Анна — тут же ответила девочка, от волнения забыв даже сделать книксен — А вас?

— Закономерный вопрос — незнакомец мягко взял за руку и повел ее с моста — Меня зовут Жан-Анри, но можно просто Анри.

— Какое необычное имя — удивилась девочка — Никогда такое и не слышала.

— Естественно, моя маленькая мадмуазель. Я не родился в этой стране, а когда-то приехал сюда из-за моря.

— Приехали? А почему вы уехали оттуда, где родились? — взрослые бы постеснялись задать этот вопрос, но ее юный возраст еще не знал правил хорошего тона, навязываемых обществом.

— Хороший вопрос — грустно улыбнулся незнакомец — Скажет так, там где я родился, моя семья переживала одну из крайне неприятных вещей — бедность.

— Неужели вы не могли заработать деньги?

— Я был слишком мал, а мой отец слишком любил выпить и поиграть в карты. Хотя вряд ли настолько юная особа знает что такое карты...

— Почему — пожала плечами Анна — Я знаю. К нам иногда приезжает наш двоюродный дядя и он всегда просит у мамы денег, чтобы погасить свои карточные долги. А когда он приезжает к нам в следующий раз, то оказывается что долгов у него еще больше. Мама говорит, что играть в карты на деньги, это все равно что класть деньги в дырявый мешок — сколько не положишь в него, все равно рано или поздно он окажется пустым.

— Какая у тебя умная мама... Немудренно что у нее такая смышленная дочка — незнакомец неожиданно остановился — Я вспомнил. Я уже видел тебя, моя прелестная Анна, но знаю что ты это только увидишь. Только пообещай мне одно — с этими словами он наклонился и легонько поцеловал ее в лоб.

— Что обещать? — только и спросила смущенная девочка.

— Что когда ты увидишь меня в следующий раз, ты не будешь плакать.

Над рекой раздался гулкий бой часов.

Маленький дом с истертой деревянной дверью вырос из тумана. Девочка испуганно огляделась. Рядом с ней не было больше ни обаятельного незнакомца, ни города. Только маленький дом со старой крышей и облупившейся красной краской на двери, да яблоневые деревья.

— Наверное, это чей-то сад... — сказала девочка самой себе.

Тут из дома раздались крики и отборная брань. И еще хлесткие звуки. Девочке стало страшно, но она не могла пошевелиться, оцепенев. Она просто стояла и слушала эти страшные звуки. Потом дверь распахнулась и в сад, прямо на каменную дорожку, грубая рука выкинула мальчика. Он так и лежал лицом вниз, пока дверь не захлопнулась.

— Ты же мать этого ублюдка! — раздалось из дома — Неужели ты не могла избавиться от него в колыбели! Тогда бы нам не пришлось его кормить!

— Если бы я его не родила — ответил женский голос, такой же мерзостный как и первый — Твоя мать, эта старая коза, не отписала бы нам наследство.

— Твоя правда — мужчина утробно рассмеялся — А ну-ка иди ко мне, блудливая кошка.

Дождавшись звуков удаляющихся шагов, девочка подбежала к мальчику. Перевернув его, она уложила его голову к себе колени и уже хотела спросить как он, но слова вдруг застряли у нее в горле. Слезы хлынули из глаз девочки. У нее! Она не плакала даже когда разбила колено о камень, но смотреть на это без слез было невозможно.

Все лицо мальчика покрывали шрамы и синяки. Кровь заливала его тонкие губы, а глаза были закрыты. Он был необычайно худым, острые ключицы буквально торчали из ворота старой дырявой рубашки. Грязные волосы были кое-как перевязаны обычным шнурком. Наконец-таки мальчик вздохнул и открыл глаза.

— Кто ты? — удивленно спросил он, глядя на незнакомую ему плачущую девочку, которая пыталась своим платочком стереть кровь с его лица — Ты ангел, пришедший забрать меня?

— Нет — всхлипнула девочка — Я не ангел. Меня зовут Анна.

— Ан-на — прошептал мальчик — Ан-гел.

— За что они тебя так? — размазывая слезы по лицу, спросила Анна.

— Не знаю — на лице мальчика не было никаких эмоций, как будто побои их давным-давно стерли — А ты красивая... Но почему ты плачешь?

Девочка не смогла ответить, зарыдав еще громче.

— Кто там плачет? — раздалось в доме.

— О нет! — испугался мальчик, оживая на глазах — Если они тебя увидят, они изобьют тебя! Срочно уходи!

Мальчик вскочил на ноги и пошел к двери.

— А ты? — донеслось ему в спину — Я не хочу оставлять тебя с ними.

Мальчик обернулся. В его серых огромных глазах мелькнуло что-то еще непонятное Анне.

— Мы еще увидимся, Анна. Я обещаю.

Анри вновь стоял на мосту и смотрел на город, когда рядом с ним появилась маленькая девочка, захлебывающаяся от рыданий. Увидев ее плач, парень тут же схватил ее, и обняв, стал успокаивать.

— Не плачь, мой маленький ангел. Ты же обещала не плакать — он гладил девочку по голове — Это же все прошедшее, минувшее. Не надо плакать.

Кое-как совладав со слезами, девочка, все еще всхлипывая, подняла голову:

— Значит мы...уже виделись с тобой?

— Да, мой маленький ангел, виделись — тепло улыбнулся Анри — Я и правда принял тебя тогда за ангела. Тебе не хватало только белых крыльев.

Девочка уже почти успоилась, и даже нашла в себе силы улыбнуться.

— Ты говоришь как ребенок — заметила она, не желая расставаться с его объятьями.

— Ах, Анна, я открою тебе маленький секрет. Взрослых не существует.

— Как не существует? — удивилась девочка.

— Существуют только дети и старики. А слово "взрослые" придумали разные двадцатилетние и тридцатилетние старики.

Анна засмеялась и...

Все растаяло как дым.

Люди шумели и лениво обменивались последними новостями, предвкушая торжество. Их было так много — в шляпах и платьях, пенсне и бабочках, в юбках и брюках. Анна вертела головой, пытаясь рассмотреть разнаряженную толпу, прячущуюся от солнца под ветвями разнаряженного сада. Нелепые шляпки смешивались с назойливыми голосами, а ярко-розовые и красные ленты убивали всю красоту сада. Даже вода в фонтане была кошмарно-розового цвета.

— Безвкусное место, не находишь? — увлеченная рассматриванием публики, Анна и не заметила что Анри стоит рядом с нею.

— Да. Но все такие смешные, как курицы во дворе — засмеялась девочка — А что это за место?

— Увы, мой ангелочек, это моя свадьба. А вон идет моя невеста — Леди Дорас.

Повернув голову, Анна замерла от удивления. Вместо ожидаемой красивой невесты в белом платье по тропе шла ужасного вида старуха в ярко-розовом платье и шляпке с длинными лентами. Правда, невозможно было сказать, что было длиннее — ленты или ее нос. Один глаз старуху был подслеповат, а другой взирал на всех с презрением. В руках она сжимала небольшой букетик невесты.

— Это твоя невеста? Какой ужас! — девочка от волнения вцепилась в рукав Анри.

— И не говори — заметил тот, уводя девочку от толпы — Зато она была богатой вдовой главного судьи.

— Ты женился на ней из-за денег?

— Отец так хотел — Анри встал под деревом, задумчиво теребя локон Анны.

— Но это же бесчеловечно! — в седцах выкрикнула девочка.

— А он считал что бесчеловечно то, что я не хотел делать карьеру военного или хотя бы юриста, а все дни проводил в рисовании птиц, дам в шляпок и лошадей.

— Так ты художник? — с восхищением воскликнула Анна.

— Да, мой маленький ангел — Анри приобнял девочку — Я всего лишь художник.

Он замолк, а Анна не знала что и сказать. Они стояли вдвоем под огромным цветущим деревом каштана, задумчиво шелестяшего резной листвой над головами. Вокруг цвели цветы, тонущие в глубокой зелени травы. Анна закрыла глаза. Анри легонько обнимал ее и думал о чем-то своем.

— Жаль, что ты не нашла меня до, моя храбрая девочка — неожиданно сказал он.

— До чего? — подняла взгляд Анна.

Но Анри ничего не ответил.

— Анна вставай! Уже утро и мадам Гринчиз лопнет от негодования если мы через минуту не будем внизу!

Еле раскрыв глаза, Анна увидела нависшую над ней Элен.

— Тихо, овечка, я уже проснулась — зевнула девушка.

Если бы Элен не взялась помогать сестре, то они бы не спустились до самого обеда. Все мысли Анны парили вокруг сна и Анри, и сердце сжималось каждый раз, когда она вспоминала последнего. Все сыпалось из ее рук. Платье не зашнуровывалось, шпильки выпадали из рук, а туфли терялись по очереди. Наконец-таки две сестры спустились вниз.

— Почему так долго? — тут же услышали они голос мадам Гринчиз — Девушки не должны столько лениться. Ленность главный порок — сказала она, постукивая толстыми пальцами по столу — Берите свой завтрак и идите работать в мастерскую. Будете есть там, а не за столом, пока не научитесь спускаться вовремя.

В любой бы другой момент Анна вспылила, но сейчас ей было не до мадам Гринчиз и ее замечаний. Поэтому взяв завтрак, она отправилась из комнаты.

Мадам Гринчиз естественно приписала это своему воспитательскому таланту.

— Хорошо, Анна. Вижу ты наконец-таки усвоила, что покорность — главная добродетель для девушки.

В мастерской Анна упала в кресло. Никакая работа не интересовала ее сегодня. Мысли бегали как мыши, завидившие кота.

— Анна, Анна, что с тобой? — подбежала к ней Элен, и опустившись на колени рядом с креслом, с тревогой глядела сестре в лицо.

— Элен, ты знаешь кого-нибудь по имени Жан-Анри? — спросила она скорее от безысходности, чем в надежде.

— Жан-Анри? — удивилась Элен — Да. По соседству с нами вроде когда-то жил такой мальчик. Он еще мечтал стать художником, но отец был против и в конце концов он увез его в столицу. Его картина весит у нас в столовой. Так рассказывала мне мама.

— Картина? — Анна сжала руки Элен. Ее глаза лихорадочно горели — Но где он сам сейчас? Где?

— Он умер, моя дорогая — ответила сестра, не понимая что происходит — Его отец заставил его жениться из-за денег на старухе, и в тот же вечер после свадьбы бедный художник выбросился с моста.

— Как?! Это не может быть, я видела его! Видела! — словно обезумев, Анна вскочила с кресла.

— Но, дорогая! Жан-Анри жил век назад!

До самого вечера Анна молчала. Как будто забыла все слова. С ней пытались поговорить все: и сестры, и отец, и даже мадам Гринчиз — все напрасно. Анна кивала, делала что от нее хотят и вновь молчала. Ее синие глаза, всегда упрямые и задорные, угасли и в них отражалась только тишина. Эта проклятая тишина...

Сегодня сестры рано легли спать. Все перешептывались и глядели на Анну. Все боялись за нее и не могли понять, что же произошло с ней. Только Элен догадывалась, но ничего никому не говорила.

Вечером стал накрапывать дождь, и мадам Гринчиз велела перед сном закрыть все окна. Редкий перестук капель по листве быстро усыпил девочек. Все уснули, не переставая тревожиться за Анну.

Уснула и сама Анна.

Последняя встреча на мосту.

— Тебе пора уходить — с грустной улыбкой говорит парень маленькой девятилетней девочке с ангельским именем Анна.

— Но я не хочу оставлять тебя!

— Я тоже не хочу, малыш — нет предела тоске, отражающейся в этих серых глазах — Но так надо...

— Я вернусь. Я обещаю тебе, я вернусь!

— Хорошо, мой маленький ангел. Я буду ждать тебя. Даже если придется ждать век...

Очнувшись в кровати, Анна вскочила. Как она могла все это забыть! За окном шумел дождь, тугими струями пронзающими небо. Откинув одеяло, девушка не помня себя выбежала на лестницу. Вспышка! Весь дом озарила молния, следом раздался грохот грома. Анна бежала вниз по лестнице, не обращая внимания ни на что. Вбежав в столовую, она замерла перед картиной.

Река, город, мост. Все сходилось. За окном вовсю гремел дождь. Где-то начали бить часы. Уже двенадцать! Нет! Я должна успеть, я же обещала!

Тонкие пальцы дрожа касаются картины. Вспышка молнии озаряет столовую, уносящуюся прочь...

Дождь водопадами холодной воды обрушился на хрупкую девушку в ночнушке. Не помня себя, она бежала босиком к мосту. Ливень промочил ее платье, ноги тонули в лужах. То и дело молнии вспарывали небеса и те разрождались тяжелым громом. Все гремело и сверкало, а дождь бился струями об камень.

Только бы успеть...

Там на мосту стоял весь промокший парень. Его грустные глаза смотрели в реку, бурную от дождя. Шаг — и все кончится. Уже навсегда кончится. И больше никаких вековых блужданий в собственных воспоминаниях.

— Анри, стой! — женский голос пронзает воздух, перекрикивая гром.

Парень вздрагивает и оборачивается. Неужели...

— Я успела — счастливо шепчет Анна, падая к нему в руки.

Эту грозу девушка запомнила навсегда.

Именно тогда тишина перестала ее мучать.