Берсерк

Запах пота, жаркое светило, дорожная пыль — такими оковами его не сломить. У Весети не было щита в отличие от других солдат, а шлем он не надевал, как и нагрудную броню. Шаг за шагом отряд сокращал расстояние до вражеского войска, шаг за шагом ускорялось биение сердец, шаг за шагом бойцы дышали чаще и сильнее. Знакомое чувство набегало волнами, удобное и родное, как пара любимых сапог.

— Далековато, — вздохнул Игрун, топая бок о бок с Весети. Высокорослому горцу не составляло труда смотреть поверх наплечников. Весети оставалось довольствоваться спиной впереди идущего. Но он и так представлял себе зрелище: их скромная группа быстрым маршем преодолевала зелёный луг, а впереди, на размашистом холме, застыли в ожидании многочисленные отряды противника под цветастыми знамёнами.

С одной лишь поправкой — враги стояли спинами к ним, наивно полагая, что с тыла никто не зайдёт. Битва уже началась: передние шеренги двух армий схлестнулись в ожесточённой схватке, крики и лязг которой приглушённо долетали до горцев.

Несокрушимая Сотня — отряд невероятно сильных и крепких воинов, заходил с тыла. Основной козырь армии короля Цейрера всегда славился внезапностью, предшествующей самой несправедливой бойне. Несокрушимые, прорвавшиеся в тыл противника, были сродни волкам, заброшенным в курятник. Обычно схватка после этого длилась недолго, враги с кудахтаньем разбегались.

Но сегодня граф-предатель Антод оказался достаточно расторопным, чтобы воспользоваться слабостью Несокрушимых. А как всё смотрелось на бумаге! Пока основные силы Его Величества отвлекают противника спереди, группа самых отъявленных головорезов Ближних Земель выходит из зарослей болота и атакует с тыла, сметая лучников и свиту самозванца. И лишь одна ошибка вкралась в чёткий план: луг, разделявший болото и позиции врага, оказался намного больше, чем ожидалось.

— Заметили, — продолжал комментировать Игрун, вытягивая шею. — Зашевелились, уроды… Эх… Отступают, прячутся за рыцарями… Зараза…

— Дела… — хрипло протянул Гром — огромный и вширь, и ввысь воин, который отлично сражался, но ему тяжело давались быстрые марш-броски.

«Да хоть конница, хоть великаны! — думал Весети. — Давайте уже быстрей! Проклятое поле!»

Несокрушимые держали темп. Несмотря на то, что лучники, лёгкие мишени, отодвинулись вглубь войска, а на их место вышли тяжёлые пехотинцы.

— Приготовиться! — вскричал сотник Эд с передних рядов. — Поднять щиты! Держать строй!

Весети нахмурился и принялся нашёптывать молитвы. Единственное, что его могло остановить, это стрела на подходе. Потом, когда всё смешается и превратится в бурю из копий, мечей и топоров, ему уже ничего не страшно — он попадёт в родную стихию, которая окрестила и вырастила его, любила, как единственное дитя. Двери этого приюта всегда открыты для таких, как он.

Нарастающий гул сменился грохотом смертоносного дождя: так ломались стрелы о железные щиты, наплечники и шлемы. Весети на миг зажмурился, вслушиваясь в музыку войны, которую не каждому суждено дослушать до конца. Некоторые воины остановились или попадали со стонами.

— Сомкнуть ряды! — взвыл сотник. — Держать строй, молодцами у меня!

Многие продолжали идти со стрелами в руках или ногах. Кто-то завёл боевую песню, её подхватили.

— Новый залп! Щиты!

Весети снова зажмурился, но в этот раз ему не повезло. Жгучая боль иглой прошла сквозь его лицо. Стрела ударила в щеку рядом с носом, стальной наконечник заскользил по кости в сторону и вырвался возле уха, продолжив полёт. Горец прикрыл ладонью уродливую рану, нащупал свисающий лоскут кожи, с рычаньем оторвал его, отняв большой излишек с мочкой уха.

«Ещё!» — подумал Весети, а глаза затмила красная пелена.

— Прячутся за рыцарями и стреляют, ну не бабы ли? — вопрошал Игрун, опуская деревянный щит с двумя стрелами, засевшими в нём.

— Мы уже близко! — ревел Эд. — Готовьтесь к бою! Щиты!

Раздался хохот со стороны Грома. Толстяк всегда смеялся, если его ранило. Он замедлил шаг, выдёргивая стрелу из массивного бицепса, затем сломал её в кулаке, продолжая хохотать так, словно внутри его туши находился не один человек, а целый хор.

«Ещё-ещё!» — Весети не мог больше ждать и побежал быстрей, расталкивая горцев и оцарапываясь об их оголённое оружие и грубые доспехи.

— Двадцать шагов! Пятнадцать шагов! — говорил Игрун.

— К бою! К бою! Коли и режь! — орал сотник.

— Ааааа! — подхватили остальные воины, и песня Несокрушимых не затихла, а лишь приняла новое обличье. Последний куплет, наполненный воплями, рычанием, хаосом и неразберихой.

Весети вырвался вперёд, махая топорами при беге так сильно, что задевал окружающих. Свирепость, как обычно, затуманила рассудок: он видел только тёмные неразборчивые силуэты, надвигающиеся на него с безумной скоростью. Мимо с гудением пронеслось брошенное врагами копьё, на что в ответ Весети метнул топор.

Он отлично метал ножи и топоры, лучше всех Несокрушимых, лучше всех в армии, лучше всех в Ближних Землях. Этому научил его отец; в их глухой деревушке плохому охотнику — не выжить. А после смерти отца Весети так увлёкся любимым делом, что уже мог поразить даже птицу, летящую в беззвёздную ночь.

В бросок было вложено столько силы, что противника сбило с ног. Второй топор Весети занёс для удара и, ворвавшись в гущу рыцарей, поразил одним взмахом сразу двух врагов. Казалось, доспехи и щиты никак не помогают подданным Антода, мечи ломались, как тростинки. Несокрушимая Сотня не встречала сопротивления, словно бравые крестьяне вышли в поле косить пшеницу.

За считанные мгновения Весети покрылся кровью с ног до головы. Вот одному рыцарю он отрубил руку и добил ударом в голову, в другого метнул топор, который срикошетил от наплечника в сторону, застряв в груди третьего. Вот он вцепился в щит очередного недруга, крутанул его, ломая руку и вызывая поросячий визг, потом этим же щитом забил противника в землю, будто гвоздь. Вот кто-то попытался ударить Весети, но тот поймал меч за лезвие, наплевав на глубокую рану и боль в ладони, с рёвом отобрал оружие, чтобы его же рукояткой оглушить растерявшегося врага. Вот он вонзил тот самый меч в поясницу широкоплечего рыцаря, отчего громила дважды ударил через себя сверху колющей частью топора в спину Весети, но на третий раз тот отпрыгнул в сторону, позволяя врагу заколоть самого себя. Вот горец схватил одного пехотинца за прорези в забрале, раскрутил вокруг себя, закинул тяжёлое тело себе на спину и повалился вбок, расплющивая шлем солдату. Вот… Вот…

— Ещё! — ревел Весети.

Удивительное и непередаваемое чувство — сидеть обессиленным на поле битвы среди тысяч кровоточащих трупов и недобитых раненых, когда победу одержала твоя сторона. Весети разглядывал свои многочисленные порезы, боль становилась всё отчётливее и горячее; ярость предательски отступала, возвращая к недружелюбной реальности.

— А вот и наш красавчик! — хохотнул Гром, тяжело присаживаясь рядом. Его тоже заметно потрепало.

— У тебя нож в спине, — хмуро заметил Весети.

— Я ему уже говорил! — усмехнулся Игрун, садясь с другой стороны. Его ещё называли Везучим, потому что он всегда избегал ранений. — Ему, похоже, всё равно. Столько жира, что укол ножом — не страшнее укуса комара.

— Я его долго не буду вынимать, это меня сам Антод так угостил! — похвастался толстяк.

— Думаю, ему не поздоровилось.

— И угадай, какому цепу судьба подарила такую честь? — оскалился Гром, злобно глядя на Игруна.

— Да ладно, я тебя прикрывал, брат! — засмущался тот.

Они немного помолчали, устало глядя на холмы, испачканные телами. В небе каркали вороны, начал накрапывать мелкий дождь.

— Говорят, ты там щиты кусал, — улыбнулся Игрун, хлопнув Весети по спине, вызвав яркую вспышку боли.

— Неправда. — Весети сплюнул вязкую кровь.

— Командир тобой недоволен, — тихо сказал Гром. — Рвёт и мечет. Похоже, его терпение лопнуло.

— Я снова начудил? — горько спросил горец.

— Опять ничего не помнишь?

— Дерьмо.

— Пять человек.

— Чёртово дерьмо!

Долго избегать встречи с Эдом у Весети не получилось. Сотник поймал горца среди суеты и шума возле палаток целителей. Под стоны и мольбы раненных, он принялся поливать воина бранью, даже позабыв про свою изувеченную руку: не хватало четырёх пальцев, остался только мизинец.

— Мне не нужен такой больной ублюдок в отряде! Ты один убиваешь больше наших, чем это делает противник! Долбанный безмозглый баран, чтоб я тебя больше не видел в строю! Ты меня понял?

— Я клянусь, что…

— Плевал я на твои клятвы! Убирайся, предательское отродье! Ты отрубил голову самому Туру! Он же тебя столько раз спасал, на плечах вытаскивал из пекла! А меня… Боги, дайте мне сил не зарезать тебя, как грязную свинью, прямо сейчас!

— Послушай…

— Это ты послушай! Если бы не я, тебя бы уже закололи дружки убитых, а то и бросили бы в темницу по приказу короля! Ты славный воин, Весети, но ты хреновый союзник! Возвращайся домой, пока я даю тебе шанс!

— Но у меня нет…

Эд приставил кинжал к подбородку Весети.

Это означало, что разговор окончен. Навсегда.

Преждевременная кончина Его Величества Цейрера Долгорукого затронула всех, кроме Весети. Каждый житель Ближних Земель — от нищего до дворянина, от мала до велика — только и говорил как о предстоящей смене власти. Король умер по-королевски — от яда, и убийцу даже толком не искали, такое переживать королевству не впервой. Тяжела корона власти, тяжела её цена. Но если даже у богов есть недоброжелатели, тогда что говорить о каком-то монархе?

Весети нашёл, чем занять ту пустоту, которую когда-то занимала Несокрушимая Сотня. После бедного детства, отшельнической юности, и свирепой брани в последующие годы, он, наконец, нашёл нужного друга — алкоголь. Та самая дрянь, о которой слагали не меньше песен, чем о войнах, любви и королях. А пьяные драки в тавернах приятно удивили вечно рвущегося в бой горца. Ему не было равных, его уважали…

Борьба за трон не прекращалась, важные персоны на советах выдвигали кандидатов, чтобы потом эти кандидаты куда-то исчезали, погрязнув в дворцовых интригах. Волки грызлись за лидерство.

… его уважали все, кроме работодателей. Чтобы напиваться — нужны были деньги. А не каждый человек с деньгами примет на работу такого сомнительного верзилу. Он пробовал помогать в тавернах и трактирах, но его выгоняли, когда бугай напивался и ломал всё вокруг. Он пробовал устроиться охранником, но засыпал на посту от жары и скуки. Он даже пытался стать кузнецом или рабочим, но всегда буйный нрав находил лазейку, способный помочь в битве, но мешающий всему остальному.

В итоге корону нацепила Уссура, дикая и неуправляемая старшая дочь Цейрера. Он, как полагается любому королю, всегда хотел сына, но обе жены не принесли ему желаемого, а завести третью властитель не успел. Выросшая в роскоши и без отцовского пинка, Уссура стала редкостной стервой, и боги уже видели, какие грядут неутешительные плоды её правления.

— Поверь, ни одна душа во всех Ближних Землях не способна так далеко и метко швырять ножи! Ты можешь сколотить на этом большое состояние!

Сначала Весети воспринимал это с улыбкой, как очередной пьяный бред, который забывался уже на следующее утро — «а поехали завтра охотиться в Лес Мертвеца!», «а давайте откроем свою таверну!», «а давайте свергнем власть!». Но выслушивая удивлённые восторги снова и снова, горец подумал, что это не такая плохая затея — организовать своё представление. В детстве они с друзьями в деревне устраивали что-то подобное, сражались на деревянных мечах, дрались с бычками и волчатами на маленьких аренах, а взрослые давали за это мальцам что-нибудь сладкое или новую одежду.

Первый раз на широкой развилке перед таверной ему удалось собрать небольшую толпу зевак. Один знакомый пьяница помог горцу организовать выступление, выкрикивал описания того, что сейчас будет делать «мужик с уродливым лицом», потом сновал туда-сюда, собирая пожертвования. Весети с лёгкостью метал ножи в мишени на разных расстояниях, а люди спорили с ним и делали ставки на его меткость. Вскоре выручки было достаточно не только для вечерней выпивки, но и для хорошего питания на следующий день. Так Весети нащупал золотую жилу.

И вот спустя недели тренировок Весети уже работал на крепкой деревянной сцене, с которой на главной столичной площади объявлялись указы, а иногда вещало само Его Высочество. Здесь проходила коронация Уссуры, во время которой по её приказу убили четырёх миловидных горожанок просто за то, что они не так на неё посмотрели. Обычно в дневное время возвышение использовали либо как эшафот для публичных казней, либо для открытого суда. А вечером сцена была в полном распоряжении у Весети, как обычно, ещё не засохшая от крови и слёз.

Играясь с клинками, удивляя и шокируя публику, он в какой-то момент понял, что всё не так плохо, как казалось.

Вскоре Весети накопил себе на нормальное жильё, купил скромную лачугу на окраине. Его помощник — так и быть, его звали Луи — почти перестал напиваться. Проснувшаяся честь даже облачила его в модный камзол, и Весети с удивлением не раз наблюдал пухлого друга в окружении женщин. Горцу тоже порой перепадало, но с его обезображенной внешностью надеяться больше, чем на пьяных шлюх, было глупо.

— Дамы и господа! На сцене — Непревзойдённый, Несокрушимый, Повелитель Клинков, Мужик С, мать его, Уродливым Лицом! Встречайте!

И толпа взрывалась аплодисментами и приветственными кликами. Весети поднимался по ступеням на площадку, освещённую факелами, поигрывая ножами разных форм и размеров. Добровольцы пугались одного их вида, но Мужик С Уродливым Лицом никогда не промахивался. А когда горец молча удалялся со сцены, помощник Луи кланялся и благодарил всех, будто он играл главную роль во всём представлении.

Со временем Весети даже начал забывать Несокрушимых. Его уже больше не тянуло на поле брани. Спокойная мирная жизнь убаюкивала глубинную ярость, раны давно затянулись, шрамы стали краше. Он начал бриться, стричься, шлюхи плели ему косички, которые в былое время у горцев могли обозначать лишь количество пройденных сражений. Весети почти поборол свою зависимость от чужой крови…

Пока прошлое не коснулось его холодным поцелуем.

Несокрушимая Сотня пала.

Некрасиво и глупо, и вина лежала на Уссуре.

Как гласили слухи, она приказала отряду Эда браться за таран и штурмовать ворота неприступного города Агромба — крупной торговой точки на юге Независимых Земель. Уссура покоряла город за городом, желая расширить границы своего королевства, наплевав на договоры о перемирии с близлежащими союзниками. Эд и многие другие полководцы долгое время пытались образумить дуру с короной на голове, но она была упряма, как столетний дуб во время бури.

Они выступили на рассвете, несколько сотен самых сильных воинов с тараном и лестницами. Несокрушимые с потерями достигли ворот и приняли весь удар на себя. На них лили горящую смолу, бросали камни и брёвна, обильно посыпали стрелами. Другие отряды отступили, бежали прочь, неся огромные потери. Уссура приказала убивать трусливых дезертиров, не выпускать с долины. Несокрушимые под командованием Эда остались, продолжая таранить ворота. И когда их почти не осталось, вражеская защита всё-таки была сломлена. Тогда королева направила все войска в проломленную брешь. Говорили, что при этом каждый воин склонялся перед тараном и говорил: «Слава Несокрушимым!». Говорили, что королева, проезжавшая в захваченный город мимо умирающего сотника, услышала: «Какие будут дальнейшие приказания, миледи?».

Песня Несокрушимых была спета.

Недолго думая, Весети купил скакуна, оставил Луи и образ Мужика с Уродливым Лицом, отправившись в сторону Агромба, и после бешенной скачки, спустя сутки, он увидел легендарные непреодолимые стены. Над городом тянулись столбы чёрного дыма, там сейчас господствовала Уссура, решая судьбы сопротивлявшихся горожан.

Белые шатры целителей были испачканы кровью. Они, как обычно, раскинулись в отдалении от осаждаемого города. Весети после недолгих расспросов узнал, что из Несокрушимой Сотни выжил только один человек. Он лежал в отдельной палатке, вокруг все простыни побагровели, а в корыте возле ложа — около дюжины окровавленных стрел. К стене был прислонён дырявый круглый щит.

— Игрун! Везучий ты наш! — горец припал на колени подле раненного друга. — Ты ужасно выглядишь!

— Не ужаснее тебя, Мужик С Уродливым Лицом, — улыбнулся воин, но далось ему это с огромным трудом. Он почернел и оплавился, с него даже не сняли все доспехи — их намертво приварило к скелету. — Да-да, мы наслышаны о твоей славе, метатель ножей!

— Игрун, как же вы так! — плакал Весети, сжимая руку товарища. — Проклятая тварь, уничтожила лучший отряд! Никакого ума!

— Та ещё… — с трудом выговорил Игрун, жмурясь от адской боли. — Та ещё бойня была, друг. Тяжело нам дались эти ворота. Но… мы их нагнули…

— Мне так жаль, так жаль… что меня не было с вами.

— Та ещё бойня…

— Как я могу помочь? Что мне сделать для вас? — шептал Весети, целуя изуродованную руку Игруна. Слёзы щипали лицо, щипали каждый шрам, напоминая обо всех битвах, пройденных вместе с Несокрушимыми.

— Гром ублюдок… — вдруг рассмеялся Игрун. Похоже, он не слышал, что говорит Весети. — Клянусь, этот ублюдок мог сожрать весь чёртов город, если бы не эти ворота. Когда они проломились, мы с Эдом остались сидеть возле тарана, вынимая стрелы, чтобы встать и продолжить бой. А этот жирный ублюдок пошёл в город и один сражался там до прихода подкрепления. Я тебе клянусь, если бы не эти чёртовы ворота, Гром в одиночку всех перебил бы! Но стрелы и смола ослабили его, а потом копейщики завершили дело… Ох, видел бы ты это зрелище, как он махал дубиной, сшибая всех, кто подойдёт к нему! По-моему, он сражался, даже когда его убили!

— Игрун, мне так жаль… Игрун… — Весети склонил голову и покачивался, рыдая от горя.

— Послушай… — раненный горец схватил Весети дрожащей рукой за плечо. — Послушай… Эд сказал… Послушай… Он гордится всеми нами. Гордится даже тобой, и рад, что ты не участвовал в этом дерьме.

— Нет, не говори так!

— Послушай… Эд сказал… — Игрун закашлялся, болезненно вскрикивая и давясь кровью. — Послушай… Он хотел, чтобы ты знал … Он гордится тобой… Он просил тебя… поступать так, как считаешь нужным…

— Игрун!

— Я… Я…

— Игрун, не умирай! Кто-нибудь, на помощь!

— Я знаю, как тяжело тебе…

— Игрун!

— Но что бы ты не выбрал…

— Да идите вы сюда, кто-нибудь! Человек умирает!

— ... всё будет правильным решением…

— Игрун! Крепись! Мы ещё будем стоять плечом к плечу!

— Я знаю. — Это были последние слова. Боги забрали его душу.

Весети лично вырыл могилу другу. Солнце клонилось к закату, когда они с престарелым плотником соорудили грубый гроб. В руки Игруна Весети вложил его боевой цеп, в этот раз чистый и не запятнанный вражеской кровью. «Это неправильно!» — горестно думал горец, но ничего изменить не мог.

Плотник сделал доску с именем, они воткнули её у могилы. Весети прочитал детскую молитву Богу Мёртвых, одну из немногих, которые знал.

Весь холм занимали братские могилы Несокрушимых. Отдельных могил и надгробий удостоились только Эд Вороной, Гром Косолапый и Игрун Везучий. Ни одно имя не было забыто. Плотник сказал, что о таком почетном захоронении распорядилась сама Уссура, хотя это ни капли не принижало её вины.

— Вы были лучшими из лучших! — сказал старик. — Я помню то время, когда король Цейрер собрал вас вместе для первого задания, и вы достойно показали себя. Отряд горцев просто не знал равных. Всё королевство гордилось вами, люди называли детей вашими именами и рассказывали им на ночь о ваших победах. Вас никогда не забудут.

Весети молчал. Он читал имена на надгробиях и запоминал. Большинство он прекрасно знал, другие видел впервые (тех, кто пришёл на место павших), их он выучивал наизусть.

Старик ушёл. А Весети ходил среди могил ещё долго, пока тьма окончательно не накрыла буквы, сделав их нечитаемыми.

«Поступай так, как считаешь нужным, — думал Весети в лагере, умывая лицо дождевой водой из бочки. — Что бы ты не выбрал, всё будет правильным решением…»

Он всмотрелся в своё подрагивающее отражение.

Он знал, как поступит. Уже не время для сражений в чистом поле, уже не время для старого доброго топора.

Он выбирал Мужика С Уродливым Лицом.

Его выступления собирали всё больше и больше народа. Деньги лились рекой, кто бы мог подумать, что какой-то фокусник будет столько зарабатывать. Никто попросту не способен был составить конкуренцию: Мужик С Уродливым Лицом попадал точно в цель даже на расстояние в пятьдесят шагов. Ходили слухи, что он колдун, что он нелюдь, что он порождение тьмы. Простой человек на такое не способен.

И однажды в хижину Весети постучался королевский посол и вручил бумагу с тяжёлой печатью: Её Величество Уссура Бархатная приглашала Мужика С Уродливым Лицом принять участие в торжестве Дня Радуги. В этот праздник лучшие циркачи и шуты выступали на главной площади, а народ пил и веселился.

Помощник Луи чуть не получил удар сердца, едва узнал, что им предстоит выполнять номера перед самой королевой. В последующие дни он походил на невесту, волнующуюся перед свадьбой: его бросало то в жар, то в холод; он постоянно просил Весети тренироваться и беречь пальцы; он никак не мог определиться, какой наряд ему одеть; он частенько психовал, ломался, плакал, и уже раздумывал отказаться выступать; он зубрил свои реплики каждую минуту, и даже во сне его губы нашёптывали заветные слова… Но в последний день Луи собрался и заявил Весети, что готов. Горец кивнул, продолжая натачивать ножи.

— Я знаю, какой подарок мы приготовим нашим поклонникам! — восклицал Луи, шагая туда-сюда по жилищу Весети. — Я… лично… буду в этот раз привязан к доске для ножей! Это всем покажет, насколько я смелый и… Ты ведь не промахнёшься, да? Ты никогда не промахиваешься!

Весети пожал плечами. Он отложил точильный камень и с помощью раскалённого стержня что-то скрёб на лезвии ножа.

— Публика просто очумеет! — Луи нервно потирал потные ладошки. — Мы удивим Её Величество твоей нечеловеческой меткостью и… моим шармом!

Весети сдувал стружку и любовался проделанной работой.

День Радуги — самый яркий летний праздник в Ближних Землях. Люди добрели: в этот день даже войны делали паузу, а в осаждённые города пропускали провизию. Каждый любил ближнего своего или делал вид, что любит. Нарушение традиций влекло проклятье богов.

Сотни людей уже занимали центральную площадь. На одной её стороне расположилась сцена, а с другой — высились трибуны с разномастными знамёнами. Королевское ложе было на самом верху, там восседали женщины — пожилые жёны Цейрера и их дочери, три молодых цветка. Весети вдруг понял, что в жизни не видел женщин красивее. Возможно, это был обман — дорогие платья и макияж, но взгляды большинства мужчин словно приковало к королевской ложе. На узорчатом троне восседала Уссура, чёрные волосы образовывали высокую ладью. Королева внимательно всматривалась в мельтешение людишек внизу у трибун, гордо вздёрнув носик.

— Ты представляешь, мы выходим сразу после Дышащего Огнём! — не своим голосом бормотал Луи. — Умоляю тебя, только не оплошай! Это час нашего триумфа! Не каждому смертному выпадает такая честь!

Он принялся молиться, а Весети не сводил взгляда с королевы.

— Ваше Высочество! Дамы и господа! Мальчики и девочки! Друзья мои! — орал что есть мочи Луи Недотрога, а его камзол величественно развивался на ветру. — Поприветствуйте нашего самого быстрого, самого меткого, самого несокрушимого… Мужика…

— С Уродливым Лицом! — радостно подхватила толпа.

«Ещё!» — подумал Весети, шаг за шагом поднимаясь по ступенькам на сцену. За ним оставались кровавые следы. Он кутался в тёмную накидку, будто замёрз, хотя на дворе стояла адская жара, веер не спасал даже королеву.

— Сегодня вас ожидает сюрприз! Добровольцем буду я! Я сам! — Луи поспешил к огромному деревянному кругу и натренированными движениями приковал свои пухлые руки и ноги. — А Мужик С Уродливым Лицом будет метать в эту стену ножи… выпивая по кружке крепкого вина… после каждого броска!

Толпа ахнула. Весети подошёл к столу, на котором стояли бутыли с тёмной жидкостью и кружки.

— А если он промахнётся… клянусь, я надеру ему задницу!

Толпа хохотнула.

— Давай, что ты ждёшь? — процедил он горцу.

Весети обвёл усталым взглядом собравшихся жителей. Сотни ничего не подозревающих людей, сотни взглядов, буравящих его в ожидании представления. В ожидании фокусов или хохмы. В ожидании чуда.

Весети развязал шнурки и скинул с себя плащ. По толпе пробежались удивлённые перешёптывания.

Обнажённое по пояс тело покрылось свежей кровью. Она капала с пальцев, штаны его намокли.

Десятки ножей торчали из Весети. Лезвия покоились под его кожей, словно в ножнах. Он загонял их в плоть перед выступлением, медленно, смакуя каждое мгновение.

Боль. Она так сладка.

«Ещё!» — подумал Весети.

— Этого не было… в сценарии… — ошарашено пробормотал Луи.

Весети обхватил рукоятку ножа, торчащую на месте солнечного сплетения. Когда он выдернул его, живот оросился новой порцией крови.

Уссура подалась вперёд, вглядываясь в сумасшедшего фокусника. Узкие тёмные губы расползлись в улыбке. Ей нравилось происходящее.

— А сейчас… — неуверенно проговорил Луи Недотрога. — … Мужик С Уродливым Лицом… надеюсь… бросит кинжал в мою сторону!

Весети взвесил нож в руке. Далековато, но что поделаешь.

И он бросил.

Кинжал молниеносно пролетел через всю площадь, вертясь в воздухе, и врезался в лицо Уссуры. Воткнулся прямо ей в переносицу, лезвие вошло глубоко в мозг, но достаточно, чтобы снаружи остались выгравированные буквы: «Эд».

Дочери по бокам трона с удивлением вскочили, их сестра начала сползать; корона со звоном слетела с головы.

Весети достал из боков ещё два кинжала. «Игрун» и «Гром» вонзились в шеи королевских наследниц.

Потом ещё два, предназначавшиеся их матерям.

«Ещё-ещё!»

Королевские подданные заметались на трибунах, но каждого настигала незавидная участь. Несмотря на расстояние примерно в сто шагов, Весети не промахивался.

Боль взывала к ярости, а ярость всегда его выручала.

Делала сильней и быстрей.

— О боги! Остановись! — визжал Луи.

Толпа внизу заволновалась, а стража, окружавшая сцену, бросилась к Весети.

Но у того в каждой руке возник веер ножей, он грациозно подпрыгнул и двумя бросками заставил десяток бронированных солдат повалиться, захлёбываясь от крови.

— Арбалетчики! Убить его! — прокричал командир городской стражи, прежде чем получил клинком в висок.

На дворцовых стенах и крышах воины заряжали арбалеты. Весети принялся выдёргивать ножи, торчащие из его плеч, чтобы метать в стрелков. Лезвия входили в глаза, лбы и щёки стражников, но некоторые всё же успевали выстрелить.

Стрелы с треском ломались о сцену и стол, сбивали с него кружки, но в фокусника не попадали.

Луи зашёлся криком ужаса, когда одна из стрел вонзилась в стенку между ног, едва не задев его.

Толпа хлынула прочь от сцены, люди в панике бежали, падали, давили друг друга. Плакали дети, плакали их родители.

Ножи летели и в тех, кто поспешно покидал трибуны, и в спины бегущих по площади, и в стражу, пытающуюся взобраться на сцену. Один случайный кинжал воткнулся в руку Луи, разрубив верёвку.

Град стрел продолжался, и одна из них угодила в грудь Весети, повалив его с ног.

«Ещё! Ещё! Ещё!» — в бешенстве стучал он кулаками по дереву, залитом вином и кровью.

Гигантский палач с чёрной маской на голове и устрашающих размеров топором взобрался на эшафот. Видимо он жил совсем неподалёку от места своей работы. Теперь он решил бесплатно помочь правосудию.

Весети откатился в сторону, увернувшись от удара топора. Выдернув по кинжалу из-под лопаток, он бросился на силача. Тот оборонялся тяжёлой рукояткой, попутно метя широким лезвием в голову горца. Но ловкий и прыткий фокусник, несмотря на порезы и стрелу в лёгком, виртуозно управлялся с ножами, подрезая мышцы и сухожилия гиганту. Палач припал на одно колено, затем на второе, перестав сопротивляться. Мужик С Уродливым Лицом нанёс череду колющих ударов по маске противника.

Новая стрела впилась в бедро Весети.

«Ещё!» — хотел проорать он, но рот наполняла кровь.

Луи с огромным трудом выпутался из оков, повалившись на сцену. Он подобрал кинжал и с ужасом взглянул на своего работодателя.

Весети доставал новые ножи и метал их в наступающих врагов. Иногда набирался сил и кидал «имена» вдаль, целясь в арбалетчиков, но уже промахивался: боль начинала затмевать ярость.

«Я могу его остановить!» — Луи ужаснулся при этой мысли, замер.

Выдёргивая из себя лезвия и стрелы, Весети не заметил подобравшегося сзади рыцаря. Меч вонзился в левый бок Несокрушимого, тот взвыл, притянул к себе противника и перерезал ему горло, отыскав узкую прорезь между шлемом и нагрудной бронёй.

А стрелы всё летели. Одна угодила в живот Весети. Новый противник взобрался на эшафот и начал размахивать двуручным мечом, пытаясь попасть по преступнику. Весети скрестил два ножа и поймал тяжёлое лезвие, потом нанёс подлый удар ногой по колену, отчего враг уронил меч, простонав, и тогда фокусник вонзил оба ножа в доспехи дружинника, скидывая его со сцены. Другой рыцарь тоже попытался ударить Весети копьём, но не попал по вёрткому солдату. Горец повалил воина и с рёвом забил его до смерти кулаком, смяв забрало.

Очередная стрела впилась в грудь Весети. У него всё плыло перед глазами, но он продолжал метать ножи, пока его запасы не опустели. Больше не было имён.

Но они и не требовались. Дружинники разбегались так же, как и остальные жители столицы. Даже арбалетчики перестали стрелять, видя окровавленного измождённого человека на эшафоте.

И только один рыцарь, раненный дружественной стрелой в спину, всё ещё взбирался по ступенькам, волоча за собой меч.

«Я могу и его остановить!» — подумал Луи, но рука с ножом дрожала, и он не шелохнулся.

— Хорошая постановка… — просипел рыцарь и отрубил голову Весети.

Нет, не отрубил.

То ли воин обессилел, то ли меч был слабо заточен, но лезвие вошло в шею лишь наполовину.

Горец повалился и уставился угасающими глазами в белые облака.

Рыцарь подобрался ближе, перехватил меч поудобнее и собрался повторить удар.

— Что скажет последний Несокрушимый перед смертью? — ухмыльнулся он.

— А это «Весети»! — булькнул Мужик С Уродливым Лицом. Он показал зажатое зубами лезвие, прятавшееся весь поединок во рту, а затем дёрнулся всем телом, в последнем рывке… Лезвие проткнуло глазное яблоко рыцарю. Подданный Его Величества вскочил, пронзительно закричав от боли, попятился и свалился с эшафота, прямо на стрелу, торчащую из спины.

Луи уронил кинжал и бросился бежать.

Площадь опустела.

Есть герои и злодеи. А есть те, кто скажет «Слава Несокрушимым!», но останется в стороне.