Джек
Жрец как всегда верещал что-то с трибуны, активно жестикулируя и грозно покашливая, когда кто-нибудь из слушателей начинал шуметь или как-нибудь иначе проявлять угасание внимания к речам божьего посланника. Питер стоял в собравшейся толпе и делал вид, что внимательно слушает речи жреца, хотя мысли его были совершенно о другом. Он думал о далеком от совершенства устройстве их мира, и пытался понять, почему этого больше никто не замечает. Ну, как, например, можно не видеть ужасной архитектуры их городка, над которой никто и никогда не трудился, не пытался изменить или хотя бы облагородить? При этой мысли Питер невольно огляделся: городок их представлял собой большую пещеру, низкий и неровный потолок которой был источником периодически осыпающегося песка и редких капель воды, наполнявших маленькое озеро, расположенное в дальнем конце города; стены были испещрены выступами и весьма внушительными углублениями, которые служили жителям городка в качестве домов; а входом в пещеру был длинный извилистый и узкий коридор, рядом с которым и располагалась священная площадь… Вспомнив вдруг о том, где находится, Питер перестал вертеть головой и снова напустил на себя серьезный вид, притворившись будто внимательно слушает жреца. А сам тем временем пытался направить свои мысли в другое, более приятное, русло — сначала Питер подумал о том, что толпа вскоре, наконец, разойдется и он снова будет предоставлен сам себе. Но потом он заглянул чуть дальше и понял, что хорошего в будущем дне мало — однообразная пища и постоянное барахтанье в этой однородной толпе… Все как всегда… Как можно вести такой скучный образ жизни, погрязшей в рутине безделья?! Возмущение и ярость на секунду овладели Питером, ему стало плохо и ужасно захотелось забиться в свое убежище, остаться наедине с собой, однако речь жреца не переставала литься… И хотя ее завершение было уже близко, Питеру оттого было только сложнее ждать. Нет, ну разве можно каждый день слушать нудные и однообразные речи этого иссохшего от старости жреца?! Чувствуя, что не в состоянии бороться с подступающей обидой, Питер перевел свое внимание на старика и решил попытаться вслушаться в его наставления, чтобы отвлечься от своих мыслей и эмоций.
Джек, широко шагая и резво размахивая руками, направлялся домой. Рот его был растянут в улыбке, а глаза блестели от счастья — женщина его мечты согласилась пойти с ним на свидание! А он, дурак, сомневался и боялся столько долгих лет… За это время у нее уже успело смениться несколько кавалеров и теперь ей будет с чем сравнивать. От этой мысли Джек погрустнел, но минуту спустя снова был счастливым, ведь у него, по крайней мере, есть шанс! И уж он-то его не упустит…
Погрузившись в размышления, Джек и не заметил, как подошел к своей хибаре, которая в свете его счастья выглядела совершенно ужасно. Попытавшись не обращать на это внимания, он открыл дверь и вошел внутрь. Здесь его взору предстал еще больший кошмар — занавески, когда-то бывшие белыми, сплошь были усеяны какими-то пятнами разных цветов и размеров; кресло, стоявшее в углу неподалеку выглядело не так плохо, но это, наверное, только оттого, что оно было темно-коричневым и пятна на нем просто были плохо заметны; столик рядом с креслом был застлан упаковками из-под чипсов с разными вкусами, а под столом валялись бутылки из-под пива; пол же вокруг кресла был усыпан хлебными крошками, маленькими кусочками чипсов и колбасы… Джек ахнул, когда представил, что случиться, если Лиза, недавно обретенная им избранница, все это увидит… Что она подумает?! А потом удивился тому, что всего лишь за один сегодняшний обед успел так намусорить. После, приняв для себя какое-то важное решение, Джек схватился за швабру и принялся за уборку.
«…Бог своей всемогущей дланью осыпает священное место пищей, ежедневно поддерживая в нас жизнь. Бог даровал нам кров и смысл нашего существования. Ибо смысл в исполнении божественных законов. Вы все их знаете, но необходимость повторять их продиктована важностью их исполнения и почитания. Закон первый. Любить Бога и быть благодарным ему за дары его. Закон второй. Нас сто и всегда должно быть так, ибо Бог дает нам именно столько пищи, сколько нужно ста его последователям. Закон третий. Жить и беречь жизнь ближних своих, ибо все мы семья. Закон четвертый. Не выходить за пределы города, ибо то обитель Богова и только жрец имеет право видеть Бога и забирать дары его…» — жрец уже заканчивал свою пламенную речь, и Питеру от нетерпения так и хотелось рвануть куда-нибудь с этой площади, а еще лучше из этого городка, который как иногда ему казалось, жаждал его раздавить своим массивным потолком. Жрец рассказывал, что в Боговой обители бескрайние просторы и пространство, но Питеру оставалось лишь мечтать увидеть их, ведь выходить из пещеры, где расположился этот жалкий городок, было нельзя.
Когда божий посланник закончил свою речь, Питер быстро, но не спеша, пошел прочь с площади, направляясь в дальний конец пещеры, чтобы спрятаться в своем привычном уединенном уголке, расположенном неподалеку от озера, и поразмыслить. Он всегда так делал. Каждый Божий день. Это было его единственное спасение и отрада… Когда у него получилось, наконец, остаться наедине с собой, он предался привычным своим размышлениям о жизни, о мире, о Боге… О том, почему, например, Богу угодно, чтобы народ жил в рутине и безделье?.. В чем вообще смысл их жизни, его, Питера, жизни? Надо ли мириться со всем этим? Зачем они нужны Богу, и нужны ли вообще? Что для него наша любовь? Питер не был уверен любит ли его… Да и что такое любовь?..
Пока Питер пытался постичь законы мироздания, жрец успел вернуться со священного места. Вокруг него снова собралась толпа, что было неудивительно, ведь сейчас должна была производиться раздача пищи. Питер вылез из своего укромного уголка и побежал на площадь. Все почему-то были взволнованы. Напряжение словно бы сгустило воздух. Жрец молчал, но вскоре произнес: «Пищи нет…» В толпе раздались вскрики и вздохи, а затем гигантской волной на жреца обрушились вопросы «За что?!» и «Почему?!», «Что делать?!» и «Как быть?!». Но он стоял молча пока все не замолчали, а потом приказал разойтись и ждать…
Сначала Питер не поверил в то, что Бог не заполнил священное место пищей, ведь это казалось просто чем-то нелепым и не возможным …А потом ему стало страшно. Страшно потому что было не понятно, почему все это происходит. Страшно, потому что не с кем было разделить свой страх. Страшно, потому что для него вдруг стал ясен ответ на вопрос «За что?!». Он обрушился на Питера резко, без предупреждения, почти что сбив его с ног. Казалось, мир на мгновение остановился и замер в ожидании, пока откровение осеняет божьего раба. «Все из-за меня…» — прошептал на выдохе Питер, когда вокруг все снова пришло в движение. «Из-за моих грешных мыслей, моих сомнений…» — ему очень хотелось заплакать, и он побежал прочь, чтобы спрятаться, остаться наедине со своей печалью, отдаться ей без остатка.
День проходил за днем, но еды все не было. Жрец беспрестанно молился, а народ лишь строил догадки о том, за что их постигла такая кара. То тут, то там слышались перешептывания о том, какой же закон был нарушен. Может, это закон ста? Все знают, что такое страсть. Наверное, чья-то любовь не смогла подождать, и теперь их стало больше ста? А, может, Бог просто хочет, чтобы у него стало меньше последователей? Скажем, пятьдесят? Или кто-то, кроме жреца, чье любопытство не знало границ, покинул пределы города? Версий было много, самых разных, и Питер, слушая их незаметно, внутренне смеялся скорбящим смехом виновника, который знает настоящую причину происходящего...
Время продолжало идти — самые слабые уже умерли, а шепот догадок угас — пришло смирение. Жрец целыми днями молился на священном месте, и лишь изредка возвращался, чтобы сообщить своему народу печальные, но уже ставшие привычными, новости — пищи нет. После очередного такого возвращения в город, старик упал на площади и уже не смог подняться. Его бы оттащили в дом, но сил ни у кого не было. И хотя в жреце еще теплилась жизнь, она всего лишь тлела, и была готова потухнуть в любой момент, а он только молился, молился и молился…
Питер потихонечку сходил с ума, видя что происходит и зная, что причиной всему — он… Ему оставалось только жалеть себя и страдать, пока к нему понемногу подкрадывалась мысль о признании и искуплении своей вины. Когда же момент настал, Питер, ослабевший от голода, едва передвигаясь, направился к жрецу. «Все из-за меня… Это я виноват…» — зашептал он божьему посланнику. Но тот лишь повторял молитвы и был глух к признаниям Питера, которому больше ничего не оставалось, кроме как войти в Богову обитель и попытаться поговорить с самим Богом. Страх при этой мысли сковал Питера, но быстро прошел, то ли от отчаяния, то ли от голода.
Когда Питер покинул город и вышел в Богову обитель, его взору предстали бескрайние просторы, по сравнению с которыми его жалкая пещера была ничем. Наверное, Питер восхитился бы, но не теперь… После недолгих скитаний он увидел гигантское существо, восседающее на троне. Видимо это был Бог. Питер заплакал и стал просить о прощении для своего народа, но Бог был глух к его мольбам. Питер подобрался ближе, превозмогая усталость, бессилие и страх. Он рыдал, обливаясь слезами, и молил Бога о прощении не для себя, но для своего народа: «Я отдаюсь в твою власть, о Боже! Я виноват! Но прошу, пощади остальных…» Бог был неподвижен, как вдруг, повернулся и уставился на Питера, издав какой-то звук…
Джек вскрикнул, когда увидел на полу таракана, но, не растерявшись, тут же раздавил его ногой. Тот подрыгался немного и замер. Джек брезгливо взял его и выкинул в унитаз, затем хорошенько помыл руки и, снова усевшись в кресло, стал смотреть телевизор. Через полчаса ему предстояло уже третье свидание с Лизой!..