Элька
1. Школа.
Элька...
Красавица…
Всегда во всем первая…
На маленьком лице — огромные глаза, с искрящейся в них чертовщинкой, вздернутый остренький носик, почти всегда улыбающиеся губы.
Хрупкая фигурка ее, жесты, манера говорить — все пропитанно какой-то едва уловимой игривостью. Легкостью…
Даже темные Элькины волосы непослушно топорщат свои завитки в стороны, и только добавляют хулиганистости всему ее облику...
Элька…
— Александр!
Я вздрогнул, отвел взгляд от предмета своего обожания и воззрился на мадемуазель.
— Встаньте, Александр, и повторите мои последние слова!
Все присутствующие в классе дружно повернули ко мне свои головы. И Элька тоже.
Виновато глядя на преподавателя, я молчал.
— Сядьте, Александр! Повторю специально для вас: не пытайтесь притянуть нужный вам билет. Каждый билет сам притянет к себе того из вас, кто ему нужен. Вам понятно? — она постучала указкой по моему столу.
— Да, мадемуазель.
— Прекрасно…
Я честно старался до конца урока не обращать внимания на Эльку, но голова моя сама по себе, поворачивалась к ней, и я невольно засматривался на ее лицо. Видно, не обошлось без приворотного зелья. Иначе откуда вдруг во мне столько обожания к этой смешливой ведьмочке? Хотя... Скорее всего, я себе льщу. Зачем ей привораживать меня — не особенно видного, не особенно способного, не особенно общительного?
Шаркая подошвами по паркету, я последним покинул класс и вышел на улицу. У крыльца торчал единорог и щипал подросшую травку. В другой день я с удовольствием отвесил бы ему пинка, но сегодня… Я сел на крыльцо и тяжело вздохнул. Не прекращая жевать, единорог поднял на меня печальный взгляд.
— Экзамен завтра… — сказал я ему, — Вряд ли сдам… Прощай…
— И-иго… — ответило животное и снова уткнулось глазами в землю.
Нет, пожалуй, он у меня сегодня получит…
На следующий день я прошмыгнул в класс почти одновременно с Элькой. Мне хотелось узнать, какое задание получит она. Я видел, как она шагнула сквозь стену прозрачного куба, тихо дрейфующего в нескольких сантиметрах над полом. Видел, как куб легонько качнулся под ее весом…
Внутри куба — два стола. За одним из них сидят Наставники: директор Школы, старший воспитатель и мадемуазель. На другом столе лежат разноцветные карточки.
Мадемуазель жестом пригласила Эльку подойти к нему. Та в некотором оцепенении сделала несколько шагов и остановилась глядя на пестрые прямоугольники. Затем положила руку на стол. И тут же узоры на карточках, пришли в неистовое движение. Отбрасывая неясный свет на Элькино лицо, они сходились и расходились цветными разводами, гипнотизировали ее, а потом вдруг один из билетов начал медленно подниматься вверх.
Внезапно меня оторвало от куба, роскошной параболой пронесло через добрую треть аудитории и как следует приложило об стену. Поднимаясь и потирая ушибленный зад, я угрюмо покосился на мадемуазель, но она, казалось, уже забыла о моем присутствии.
Элька вскоре покинула куб. На подкашивающихся ногах она прошла мимо, и словно не расслышала моего вопроса:
— Как ты?
А через пару минут уже я, равно как и Эля, стоял у стола, и перед моим носом всеми цветами радуги играл парящий в воздухе прямоугольник. Свечение очень утомляло глаза, откуда-то возникла головная боль, и в какой-то момент я едва не потерял сознание… Но тут узоры вдруг прекратили свой феерический пляс. Выстроились в число сто и замерли.
— Что вы видите, студент? — голос мадемуазель вывел меня из оцепенения.
— Сто, — ответил я чуть слышно и пожал плечами, давая понять, что сам-то я не понимаю, что бы это означало.
— Сто… — эхом повторил за мной воспитатель и задумчиво почесал подбородок, — Ну что ж…
В следующую секунду в центре стола комиссии, прямо перед директором, возникла прозрачная банка. Я невольно сделал шаг вперед, пытаясь рассмотреть содержимое. Шарики. Деревянные, металлические, стеклянные, пластмассовые, большие, маленькие, они смотрели на меня отполированными боками холодно и бездушно.
— Итак, — сказала мадемуазель, — Перед вами сто шариков. Вам дается пять минут, чтобы запечатлеть их в подсознании. После этого они будут рассыпаны по человеческой Земле. От вас требуется отыскать их все в течение двух человеческих месяцев. Вы можете применить магию десять раз, но так, чтобы ни один человек не заметил ваших способностей. Когда истечет время, вы будете возвращены на Парящий Остров. Независимо от того, справились вы с заданием или нет.
Слава Матери… Я вдохнул. Поиск — одна из тех немногих дисциплин, что мне давались относительно легко. Я справлюсь.
— Можно? — неловко указал я на банку.
Директор молча кивнул. Подойдя, я снял крышку, сунул внутрь руку и закрыл глаза.
Шарики тот час же облепили мою ладонь. Я опустил голову и посмотрел на нее сквозь сомкнутые веки… Я не видел руки, но сотня голубоватых огоньков вдруг зажглась вокруг нее, и разгоралась все ярче и ярче… Я впитывал этот свет подсознанием, а взамен отдавал шарикам часть себя… Я узнаю их, когда придет время… И они узнают меня…
Странно, но мне удалось выспаться. Утром я выглянул в распахнутое окно и увидел внизу маленькую фигурку Эльки, шагающую к Земным Вратам.
«Прощай, Эля…» — бросил я ей в след, а она вдруг обернулась и принялась шарить взглядом по окнам нашего блока.
Я поспешил спрятаться за шторку.
Болван…
2. Испытание.
И вот, наконец, настал день «икс». Вернее, утро. Стою посреди человечьего луга, закутанный в утреннюю мглу. Глаза мои закрыты, нос повернут по ветру, по телу пробегают приятные электрические разряды. Сущее блаженство осознавать, что все страхи и сомнения остались где-то позади. Ну какие могут быть страхи и сомнения, если я четко и ясно вижу свечение всех шаров, что были в банке? Осталось лишь протянуть руку. И взять.
Глаза открылись.
— Ну что, — я собрал пальцы в замок, вывернул кисти и громко щелкнул хрящами, — приступим.
Первый свой трофей я нашел метрах в двухстах от Врат.
Просто валялся на лугу, запутавшись в траве и тумане. Маленький, зелененький, невзрачный… Я подобрал его и сжал в кулаке. Затем раскрыл ладонь, и шарик тут же с легким хлопком исчез, оставив вместо себя прозрачное, искрящееся облачко. Через секунду не стало и его.
Итак, счет открыт.
Продолжим.
Минуло около часа, и я подошел к горному ручью. Встал над ним и смотрю в прозрачную воду, оглядываю каменистое дно. Странно. Они должны быть здесь. Два шарика. Я четко вижу их свет сквозь прикрытые веки. Неужели, скрадывающее заклинание?
Пожалуй, без магии здесь не обойтись. Жаль, но ничего не поделаешь, как раз тот случай.
Я закрыл глаза и протянул руку к голубым точкам светящимся почти у самых моих ног:
— In fugam…*
Через секунду два шарика из бесцветного стекла поднялись из воды и зависли на уровне моих колен. Стекло…
На мгновение я онемел. Но только на мгновение. А потом припомнил все человечьи ругательства, услышанные на факультативе по лингве, и вывалил их на шарики, на прятальщика и на себя, болвана! Интересно, как бы я увидел в прозрачной воде прозрачное стекло?!
А потом уселся на бережку и, созерцая две блестящие на солнце маленькие сферы, принялся думать, сколько раз я еще облажаюсь прежде, чем минет два человеческих месяца.
Следующий шарик находился в десятке километров от меня. Внутри коровы.
Да… Однако, я рано радовался.
Тупо глядя на животное грустно мусолящее во рту сочную зелень, я мысленно проклинал того, кто удумал рассыпать шары по кормовому полю… Пришлось провожать эту прожорливую даму до дома, торчать у стены коровника и ждать, пока она соизволит облегчиться…
Наутро, благоухая коровьим дерьмом, я влез в ледяной ручей. Как же все было бы проще, примени я заклинание. Раз, и все… Ты чистенький, беленький и вкусно пахнущий. Так нет же… Приходится соблюдать все правила.
Кстати сказать, быстрая скорость — это не магия. Это результат воспитания духа и тела по особой программе, которая раскрывает все способности организма…
Очень удобно, между прочим. Вот я в ручье, скоблю кожу ивовыми листьями, а вот уже стою посреди закопченного города и провожаю глазами юное создание, украшенное со всех сторон розовыми рюшами да лентами. Где-то в районе шеи этой пятилетней модницы, на нитке, среди нанизанных на нее бусин, есть и мой шарик.
Все бы хорошо, но стоило мне приблизиться к девочке и заговорить, как на меня с воем и визгом набросилась ее мамаша.
— Маньяк! Маньяк! — вещала она на всю улицу и лупила сумкой по моей шее, — Педофил! Помогите, люди!
И, кто бы мог подумать! Вокруг начал собираться народ. Наверное, я смог бы на собственной шкуре испытать суд Линча, если бы вовремя не ретировался.
Поминая старшего воспитателя добрым словом, а прятальщика шариков — наоборот, я бродил по задворкам города до заката. Затем снова отправился на голубой свет.
Ноги привели меня к маленькому домику. Без особенных проблем я забрался внутрь, отыскал детскую комнату и открыл дверь. Помещение мягко освещалось ночником. На кроватке под розовым одеяльцем безмятежно спала пухлощекая малявка. А это — кукольный туалетный столик; в одном из его ящиков — заветные бусы. Я достал их и сжал в руке.
Однако незамеченным уйти не получилось. Я уже направлялся к окну, как дверь комнаты тихо отрылась. Мгновение немой паузы, и вдруг все пространство вокруг меня наполнилось густым истеричным воем. Я хотел улизнуть через окно, но запутался в шторах, а когда мне все же удалось освободиться, на вопли жены прибежал и папаша. С двустволкой.
Я несся огородами, свалился в какой-то овраг и замер, прислушиваясь, не пустили ли по моему следу собак? Но все было тихо, и я позволил себе оглядеться по сторонам. Лежу в куче прошлогодней листвы, а в руке — нитка бус. А вот шарика моего там уже нет. Это хорошо… Значит, вернулся домой.
Впредь нужно быть осторожнее…
Следующий день не принес облегчения. Утром вдруг вспомнилась человеческая поговорка о «еще цветочках» и «потом ягодках». И все. Прощай уверенность.
С такими мыслями я заходил в магазин «Уникальные товары».
Здесь я нашел целых два шарика. Матово мерцая в полумраке, они лежали под стеклом на красном бархате. Прямо перед моим носом. Велик соблазн прошептать заклинание, но в мыслях снова мелькнули «цветочки-ягодки», и это решило все. Магия мне еще пригодится. Покрутив в руках бронзовую статуэтку какого-то божка, я обрушил ее на витрину. Стекло с праздничным звоном осыпалось внутрь. Я схватил шары, виновато взглянул на очумевшего продавца и, сбив с ног подскочившего охранника, вылетел вон.
Дней через десять я сидел где-то на берегу Балтийского моря и проклинал все на свете…
Шарики доставались мне все труднее и труднее. И ко всему, пришлось использовать еще три разрешенных заклинания: одно — чтобы вынуть шарик из подшипника на валу грузовика, второе — нащупать его под чьим-то бассейном, третье — отыскать потерю в контейнере с конфетами на кондитерской фабрике.
А теперь — море… И там, на дне — мой шарик…
А я ведь не насобирал еще и трети от сотни…
Черт…
Не хочу становиться человеком.
Не хочу забывать.
Хочу, чтобы Элька всегда была со мной… Хотя бы в моей памяти…
Ладно…
Я поднялся на ноги, вытер с лица соленые капли (морской воды, естественно), поднял над головой руки и навстречу ветру закричал:
— Mare aperiam!*
Был на человечьей Земле один такой из наших. Тоже дорогу по дну морскому прокладывал. Так себе персона, однако, умудрился поднять целый народ и таскать его за собой по пустыне аж сорок лет. Позже Наставники вернули ведуна на Остров и вылечили от мании величия. Потому как «на Земле все должно происходить без нарушения Баланса, а исключительно по наитию Матери Природы» (второй закон Кодекса Магии). Стерли его Знания, память и вышвырнули обратно в человечий мир.
…Нашелся мой шарик. Лежал себе на песке в конце тоннеля из стен морской воды в раковине жемчужницы, ждал меня тихо и безропотно…
…Вечер…
Волшебный багровый закат, красное солнце прячется в ворохе травы на горизонте…
По лугу, на фоне этой природной роскоши, опрометью несусь я. За мной, размахивая киями и оглашая окрестности непристойными воплями, — два бильярдиста. Но мне уже все равно. Потому как белый тяжелый шар с цифрой пять на блестящем боку только-только вернулся к себе домой. В банку.
…Утро…
Роса уже обсохла, но в воздухе еще остался едва уловимый аромат свежести…
Чувствую его как никто другой: листья и ветки дерева, на суке которого я примостился, лезут в рот, нос и глаза. Пытаюсь заговорить собаку истошно голосящую где-то там, внизу. Это — не магия. Но урок по нахождению общего языка с собаками я променял на петушиные бои. Но это ничего… Главное — собачий резиновый мяч теперь мой!
…День…
Зной оголяет потные тела трижды мамаш чуть ли не до ниглиже. Отвратительно.
Кондиционируемое помещение ювелирной лавки где-то в Копенгагене становится чуть ли не спасением. Это поэтому я провожу в нем столько времени. А не потому, что под стеклом витрины в подарочной коробочке призывно поблескивают шариками серьги из горного хрусталя.
Н-да…
Было нелегко…
Следующие две декады я мотался по свету как неприкаянная душа. Были такие в человечьем фольклоре. Кажется, я побывал везде.
Шарики выпадали с градом, ударяли меня между лопатками детскими снежными комами, собирались на листьях с утренней росой, катились по дороге под жуками-навозниками. Да мало ли?..
Первый шок прошел, и я свыкся с мыслью, что каждый шарик может находиться, где угодно.
Да, трудно. Но теперь я снова внутренне ликовал: у меня еще целый месяц, две неизрасходованных возможности применения магии, а ненайденных шаров — всего лишь десяток. Да, трудно… Но оно стоит того. Стоит того, чтобы помнить каждый миг, проведенный в светлом классе мадемуазель, где я строчил конспекты и время от времени поглядывал на обожаемый профиль Эльки. Стоит того, чтобы продолжать… ВЕДАТЬ…
3. Провал
Итак, их осталось десять. Я топал по замощенной набережной и довольно присушивался к крикам беснующихся чаек. С запада полукружие солнца из последних сил слепило мне правый глаз, но я был в таком радужном настроении, что даже находил в этой толике дискомфорта некое удовольствие.
Где-то в двухстах метрах отсвечивали еще два шарика. Где-то в районе во-он того пирса с девицей.
Сам пирс, собственно, как и девица, застрявшая на нем, виделись мне только в качестве силуэтов, чернеющих на фоне красного неба. Вроде бы молодая, женщина сложила ручки на его перилки и мечтательно уставилась куда-то вдаль. Любуется, поди, местными красотами. Я и сам бы… Да только некогда мне.
Я решил дождаться ее ухода. Слонялся по набережной туда-сюда, а эта — что твой камень. Застыла, как изваяние, только юбка бризом колышется. И все. И головой не поведет, и рукой не дрогнет. Любовь, небось, на уме. Они, женщины, такие. Любят потосковать. И тоскливо полюбить. А мы из-за этого страдаем. Даже я, собственно, вообще не имеющий отношения к ее сердечным делам.
Солнце постепенно превратилось в медную полосу, застрявшую между темными облаками и линией горизонта.
Так, стоп. Если прикрыть глаза, то мои два шарика светятся где-то в районе ее головы.
Заколки, что ли?
Может попробовать выменять их на что-нибудь?
Я остановился, немного помялся и шагнул на бетонное покрытие пирса.
А что у меня есть? Несколько монет, да радужный камень с ручья на Парящем Острове.
Может, сойдет?.. На человечьей Земле таких нет. Да и взяться неоткуда. Здесь же не пасутся единороги. Да, камень несомненно ей понравится. Несмотря на специфический запах.
Так вот топал я по пирсу, топал. До девицы оставалось всего метра три, как вдруг замер я на месте как вкопанный и покрылся холодным потом. Что-то едва уловимое мелькнуло в темном силуэте. Что-то знакомое, вызывающее боль и жжение в груди. Остановился, и стою. Не в силах понять, было ли это, или мне просто привиделось?..
Но вот бриз снова качнул материю ее юбки, и я уловил аромат. Аромат цветущей вишни, не дающий мне покоя на протяжении вот уже пары-тройки десятилетий.
Никто больше не может так пахнуть…
Я провел ладонью по лбу, пытаясь стереть с него липкую влагу, неуклюже переступил с ноги на ногу и проговорил:
— Эля…
Она услышала. Конечно, она услышала.
Мелко вздрогнув, чуть двинула хрупкими плечиками, точно пытаясь прогнать внезапный озноб, но взгляда от темнеющей полосы на западе не отвела.
Несколько веков прошло прежде, чем она произнесла:
— Я буду защищаться…
Я не сделал к ней больше ни шага. Ноги подгибались.
Уселся прямо на бетон, и ошарашенно глядя на ее силуэт, попытался привести голову в порядок.
Хотя, там и так был порядок. Там, где нет ничего, бардака быть не может.
Постепенно из звенящей тишиной темноты проступила одна мысль.
Она или я.
Нет…
Я, конечно, ошибаюсь.
Нам не могли дать такие задания.
И мне не придется жертвовать ею или собой, чтобы сохранить Знания.
Хотя, собственно, что я? Можно же и спросить!
Все еще питая нелепые надежды, я хрипло произнес:
— Эля… Это же не ты прятала шарики?
Она не ответила...
Ясно…
У меня есть еще два заклинания… Я запросто могу извлечь эти шарики из ее головы. Я сомкнул веки. Да, вот они, блестят ровным светом на уровне ее глаз. И мне не составило бы труда…
А если это ее задание?!
Тогда, попади шарики мне в руки, и памяти лишится она…
Это что?! Естественный отбор?! Естественный отбор в их, как нам все время внушалось, великодушном, высшем обществе Ведунов?!
Вскочив на ноги, взбешенный собственным бессильем, я с воплем зарядил ботинком по столбу, держащему перила, и истошно завопил:
— Хреново же ты их прятала, Эля!!!
В ответ снова тишина. Только волны упрямо долбятся об пирс, выколупывая из него песчинку за песчинкой…
Быть грозе…
Какое-то время я стоял в нескольких метрах от ее фигуры и все ждал, что она сама подскажет мне, как поступить, однако, Элька, казалось, забыла о моем присутствии.
Черт!..
Я развернулся и побежал прочь. По пирсу на набережную, с набережной на пустеющие улицы города. Несся сквозь хлынувший ливень между засыпающими домами, и старался не думать ни о чем. Однако, мысли теперь не давали мне покоя. Я гнал их к чертям, а они снова и снова настырно возвращались ко мне. Мысли об Эльке, о Школе, о других ведунах, которые сейчас мечутся по свету, истребляя друг друга…
А что? Я остановился и, задрав голову навстречу холодному дождю, расхохотался. Не лишено смысла. Ведун должен быть существом без чувств и эмоций. Самое подходящее задание для того, чтобы вытравить из ведуна любые зачатки человечности.
Ну да ладно. У меня в запасе целый месяц. Целых тридцать человеческих дней, в течение которых может случиться все, что угодно Матери.
…Утро…
Туман…
В тумане я…
Злой как собака, ковыряюсь в брусчатке одного из тротуаров Будапешта… Кажется, я сорвал на нем всю злость, скопившуюся во мне за три дня, минувшие со встречи с Элькой.
Тротуар разворочен будто взрывом.
Вчера утром я проснулся, охваченный паникой. Еще даже не открыв глаз, я вдруг понял: шарики больше не светятся. В ужасе усевшись на покрытой росой траве, я попытался сообразить, в чем дело.
Только бы не Элька. Только бы с ней все было в порядке...
Мысль в голове только мелькнула, а я уже мчался к той самой набережной. И только остановившись на пустынном пирсе, я догадался применить еще одно заклинание.
Я слишком отвлекся от экзамена. Я слишком зол. Моя злость поглотила все.
С некоторым удовлетворением я оглядел кратер, возникший на том месте, где совсем недавно под брусчаткой был спрятан один из шариков. Я потратил на это несколько часов. Не беда. Время есть. Да и непонятно, нужно ли оно теперь?..
…День…
Камыши…
Маленькая белая сфера в утином гнезде…
Зачем она мне? Я все равно никогда не смогу причинить Эльке зла…
…Остальные шарики просто рассыпаны по полю… Вот они. Шесть штук. Лежат передо мной, едва прикрывшись тонкими стеблями полевых цветов.
Стою и глупо смотрю на них. С недавнего времени при телепортации шарики начали вызывать ожоги на моих ладонях.
Нет, они не горячие, напротив… Я это точно знаю.
Тогда с чего бы? Неужели, совесть?..
Много времени прошло прежде, чем я наклонился и схватил одну из сфер двумя пальцами. Словно огонь горел в моей руке. Но я неожиданно испытал наслаждение. Боль от ожога на миг заглушила внутреннюю боль…
…Несколько дней спустя я топал к заброшенной хижине, сооруженной на берегу тихой речки.
В ней — Элька.
Зачем иду к ней? Да просто для того, чтобы не быть одному.
И мне уже все равно, захочет она видеть меня или нет. Я жертвую ради нее всем. Так что пусть потерпит.
— Эля! — завопил я, остановившись у входа, — Я сдаюсь!
Вдруг в носу защекотало.
Это еще что? Я принюхался.
Озон, что ли?..
Осторожно ступаю по примятой траве, подхожу ближе и медленно просовываю голову в дверной проем.
Сидит на полу в позе лотоса, смотрит на меня в упор, а над ее головой короткими электрическими разрядами исходит черный шар. Такой черный, черт, что все черные дыры в сравнении с ним — сопливые дилетанты… А глаза-то… Глаза!.. Не светлее шара!
— Эля! — я испуганно пячусь назад, — Не вздумай!
Ее губы растягиваются в улыбке.
Не к добру!
С отчаянным воплем я разворачиваюсь, с прыжка ныряю в траву и накрываю руками голову.
Мне конец.
Со свистом рассекая воздух, треща, шипя и скворча, надо мной пролетает шар. Ударяет в землю где-то в десятке метров от меня и с оглушительным грохотом разваливается на куски. Бежать бы, да некуда…
— Эй, ведун! — ее голос смеется, — За мной пришел?! Иди, угощу горяченьким!
«Эй, ведун…»
С трудом продираю засыпанные песком глаза:
— Эля!!! Я с миром!
— Да что ты! — она выходит на улицу и останавливается рядом со мной, жалко вжавшимся в сырую землю.
Тот еще герой…
— С миром, значит?.. А последнее заклинание ты не для меня ли приберег?
— Это так ты, значит?!! Это ты…
— Лежать!
Я вдруг утыкаюсь физиономией обратно в грунт, моя рука поднимается над головой, машет кистью, а рот писклявым, довольно мерзким голосом говорит:
— Да, Эля, я хотел вынуть из тебя глаза.
— Ох, спасибо за честность, — наигранно восклицает она, — а ответь мне, ведун, как бы ты объяснил Наставникам мою гибель, да еще и отсутствие глаз?
— Я сказал бы им, что ты упала в кусты! Хватит!!! — с трудом преодолевая контролирующее заклятье, я кое-как поднялся на ноги, и попытался отряхнуться.
Не вышло.
Элька стояла метрах в пяти от меня. Необыкновенно красивая и такая… Черт!
Она картинно прикладывает руку к щеке:
— Неужели тебе не нравится? Так ты здесь не за этим?
Издевается…
— Я пришел к тебе… А ты…
Кажется, я хотел сказать что-то еще, но все слова потонули в обиде. Так и похромал я в лес, обсыпанный сухими листьями, ветками и прочей лесной дрянью.
Она могла бы влепить мне промеж лопаток разряд. Запросто. Но почему-то меня это сейчас не волновало.
— Эй, ведун! — раздалось за спиной.
Ненавижу…
Потом сидел где-то в темной чаще прямо в куче листьев и гонял в голове хмурые мысли. Ну что за несправедливость?.. Я шел с такими намерениями, а она…
А что за наивность?! Как мог я вообще подумать, что она согласится на мое общество? Да ей и не нужна была мировая. Это же только меня ограничили в магии…
Она раздавит меня как муравья.
Так мне и надо…
Решил поиграть в благородство? Жаль, что я в скором времени забуду этот опыт.
Я тяжело вздохнул, закрыл глаза и, уснул.
Просыпаться не хотелось совсем. Жаль, что я не могу заставить себя спать до возвращения на Остров. Упрямо зажмуриваюсь, переворачиваюсь на другой бок и в надежде, что сон вернется, устраиваюсь поудобнее.
О, а вот и наше высочество…
Пришло, стоит, шарами светит…
Открываю глаза, упираюсь взглядом в дуб:
— Выходи, я тебя вижу.
Легкий шаг, Элька появляется из-за дерева и останавливается, сверля задумчивым взглядом мою фигуру.
— Я тут подумала…
Слава Матери…
— И решила, что ты не будешь меня сейчас убивать. А дождешься окончания срока, да?
— Нет. Я уже сказал, я вообще не собираюсь тебя убивать.
Она усмехнулась и сделала пару шагов вперед.
— И ты пришел, чтобы оповестить меня об этом? И для пущей доходчивости припас возможность на использование магии?
Я в досаде бормочу под нос первое, что приходит на ум, и спустя секунду Элькина фигура скрывается от меня за огромным совершенно идиотским свадебным тортом. Для убедительности вынимаю из дупла дуба брыкающуюся белку, забиваю дупло орехами и затыкаю его той же самой белкой. Это ведь только запретили использовать магию больше десяти раз. А Знаний никто не отбирал. Пока.
Напоследок организовываю осла, который тут же обходит торт, останавливается перед Элькой и необыкновенно печально гундосит:
— О, Небо, ты прекрасна…
А потом утыкается мордой в сливочный крем и начинает размеренно его поглощать.
Сам же я снова закрываю глаза и отворачиваюсь. Скорее бы уже все закончилось. Человеком быть не так уж и плохо.
Через пару минут где-то совсем близко раздается:
— Эй…
— «Ведун», — продолжаю я ее обращение.
На звук голоса не поворачиваюсь, даже не открываю глаз.
— Хочешь водки?
Утро пришло довольно поздно. С головной болью, изжогой и языком, приклеившимся к нёбу. Но самым отвратительным было то, что я ни черта не помнил. Слава Матери, Эльки рядом нет. Два огонька светятся где-то в паре десятков метров от хижины. С кряхтением усевшись на хвойной подстилке, я пытаюсь восстановить в памяти события вчерашнего вечера.
Пили водку, лопали шашлык, катались на осле. Кажется, было очень весело, до тех пор, пока не начали перебирать в памяти своих знакомых, так же отправленных на экзамен.
Сколько их не вернется на Остров?
Не вернусь и я…
— Я тебе не верю!!! — вопила Элька, спустившись к реке, — Ты меня убьешь!
Я молчал. Водил по поверхности воды маленьким вихрастым торнадо, думал и молчал.
Потом, спрятавшись под ивой, Элька горько плакала.
Я не мешал.
Где-то в глубине души шевелилась досада на всех женщин. Вроде, делаешь, как лучше им, а они все равно найдут повод порыдать.
Вскоре она вернулась ко мне:
— Все могу понять! Кроме одного. Почему ты это делаешь?
Здесь я и вывалил ей, что люблю ее, дуреху, уже лет двадцать, а она, такая-сякая, сначала чуть не убила меня, а потом еще и оскорбила мои лучшие чувства.
И тут заговорила Элька. Сказала, что когда узнала, как распределились задания, она хотела сначала отказаться, а потом решила: с какой бы стати? Ведь я уже лет двадцать игнорирую ее попытки сблизиться со мной, заставляю ее мучиться неразделенной любовью, и вообще — бездушное животное!
Мы долго таращились друг на друга, переваривая сказанное. А потом…
Да (тут на моем помятом лице растянулась довольная улыбка), я был с ней… Она была со мной… Это я помню… В общих чертах. Но, черт! Как я мог растерять подробности?!
Только бы она не жалела…
Тут в хижину вошла сама Элька. Легкая, свежая как сакура и улыбающаяся.
— Привет, соня… Выспался? — вошла, опустилась рядом со мной на подстилку и принялась расстегивать пуговки на льняной рубашке.
— Эля…
— Тихо…
Следующие несколько дней прошли для меня так, что я не задумываясь отдал бы жизнь за их повторение. Нет высшего блаженства, чем смотреть на нее, дотрагиваться до ее рук и слушать ее голос. И даже свечение ее глаз, когда я видел его в полусне сквозь сомкнутые веки, уже не казалось пугающим. Я привык к нему. К нему и к тихому шепоту, которым Элька бормотала надо мной заклятия на добрые сны.
Сидя на берегу мы встречали рассветы. Элька смотрела на линию горизонта, а я — в ее глаза, и солнце, отражающееся в них, было прекраснее настоящего во сто крат. А вечером убегали на холм за лесом, и там я любовался ее силуэтом, темнеющим на фоне заката, и думал, как же она может быть такой нереально красивой, эта Элька.
Мы прятались от гроз под той самой ивой у воды, по ночам разглядывали звезды, тонущие в реке, а днем соревновались в колдовских способностях. Венцом творения стал миниатюрный город, наполненный маленьким народцем, раскинувшийся на лесной поляне.
И кажется Эльке было хорошо со мной.
Лишь иногда наша общая эйфория вдруг сменялась чувством растерянности и страха.
Тогда Элька спрашивала:
— Что же будет дальше?..
Я все чаще молчал, но иногда отвечал:
— Ничего…
Несколько секунд она раздумывала, а потом с жаром восклицала:
— Ты не должен был этого делать!!!
— Я счастлив, Эля!
— А я?!!
А однажды, помешивая в чашке отвар из ягодных листьев, она сказала:
— Я не хочу на Остров… Я хочу быть человеком… Хочу быть с тобой… Всегда…
— В этом есть и минусы… Человеческое «всегда» много короче, островного…
…Я проснулся как от толчка и открыл глаза. Рядом в свете Луны сидела Элька и смотрела на меня черным взглядом.
— Что ты, Эля?
— Время… — прошептала она и сжала мою руку ледяной ладошкой.
Я покрылся испариной.
Как?
Уже?
— Что мне делать, Саша?.. — ее голос звенел как натянутая струна, — Что мне делать?! Я не хочу!..
— Спокойно, Эля, — я сел на настиле, обнял ее за плечи и привлек к себе, — Все будет хорошо.
— Ничего не…
— Найди меня. Потом, позже, найди меня.
— Нет… Тебя убьют…
— Мне все равно. Просто найди меня.
— Нет.
Внезапно она поднимает лицо от моей груди и смотрит на меня… Очень спокойно… Без страха…
Так, что на мгновение мне кажется, будто и не было ничего между нами.
Но, огромные, широко распахнутые глаза ее вдруг проливают два горячих ручья.
— Ну что ты, Эля… Все будет хорошо… — я провожу ладонями по ее щекам, стирая с них сверкающие в лунном свете дорожки.
— Да, — отвечает она.
И я вдруг с ужасом ощущаю на своих руках две круглые бусинки.
— Эля!!! — истошно ору я, в ужасе пялясь на шарики.
Пытаюсь стряхнуть их, но поздно. Они, один за другим, растворяются в темноте.
— Эля… — я со стоном поднимаю на нее взгляд, и сквозь мутную пелену вижу до боли знакомую мне улыбку.
— Найди меня, — шепчет Элька.
Я хочу ответить, но мое сознание проваливается в сизый туман.
Началось…
ЭПИЛОГ
Иногда мне кажется, что ты осталась прежней.
Иногда мне кажется, что твоей любви всеобъемлющей хватит на весь мир.
Иногда мне кажется, что быть человеком — твое призвание.
Развалившись у кресла черным лохматым комом, я вылизываю лапу, потом этой же лапой намываю нос. Все за то, чтобы избавиться от запаха рыбы.
Ты читаешь своим внукам сказку о Муми-тролле. Внуки — сидят, не шелохнутся. Так и видится им чудесный Муми-Дол, заграничная груша у реки и Таинственный путь.
Я поднимаюсь и тыкаюсь холодным носом в твою ногу
— Привет, соня… Выспался? — книга забыта, ты проводишь дрожащей рукой по моей спине.
Я преданно смотрю в твои глаза.
О, Небо…Ты ничуть не изменилась…
Элька…
На маленьком лице — огромные глаза, с искрящейся в них чертовщинкой, вздернутый остренький носик, почти всегда улыбающиеся губы.
Хрупкая фигурка твоя, жесты, манера говорить — все пропитанно какой-то едва уловимой игривостью. Легкостью…
Даже твои короткие пепельные волосы непослушно топорщат свои завитки в стороны, и только добавляют хулиганистости всему твоему облику...
Элька…***
________
* In fugam — (лат.) В полет.
** Mare aperiam — (лат.) Море открою.
*** В тексте упоминается произведение Туве Янссон («Муми-тролль и комета», 1968).