100 монет

Давно случилась эта история. Давным-давно. Было то время, когда стояло еще столетнее дерево на склоне Веленой Горы и ветвями своими закрывало солнце на рассвете. Одно среди камней.

Жил тогда и человек очень бедный, высокий и худой. Весь день он шатался по городу и искал кусок хлеба, желал стакана крепкого вина и бегал с вшивыми собакам. Бедняк прятал узкое лицо за грязными волосами и всегда пугливо озирался по сторонам. Одетый в серые лохмотья, он бегал из угла в угол, когда грозная стража проходила рядом. И имя его было совсем серое — Мус.

Набегавшись вдоволь, к вечеру бедняк всегда возвращался на чердак, под дырявую крышу трактира. Старый друг — рыжий и толстый, похожий на ленивого кота хозяин приносил немного мяса на кости и прокисшее пиво под маленькую дверь. С благодарностью и причитаниями Мус принимал скромный ужин, но сразу забывал о приличиях, обгладывая затесавшееся свиное ребро. Частыми и пустыми беседами они коротали вечера и расходились до следующего дня. Но только не сегодня.

— А знаешь, дружище, какую сплетню мне поведала красавица Натриса? — начал Каупо и показал Мусу полный горшок с вином, намекая на длинную ночь. Бедняк заулыбался и захлопал грязными ладошками. — Вымой руки, свинья! Не налью…

Оба были уже хорошие. Хмель ударил в голову, они глупо хихикали по поводу и без. Мус на брюхе дополз к жестяному тазу с мутной водой, промокнул руки и вытер их насухо лежащей рядом тряпкой. Не сказать, что ладони его стали чище, но Каупо был очень доволен и щедро налил в пивную кружку. Две жидкости перемешались, но Мус опрокинул в себя эту гадость, даже не моргнув.

— Так вот, — продолжил толстяк, откупоривая новый сосуд. — Наша прелестнейшая Крими Натриса разболтала, что по городу ходит новая легенда.

— Какая, какая же легенда?

— Легенда о том, как столетнее дерево раздает нуждающимся деньги. Задаром!

— Задаром?! — Мус покраснел от количества выпитого, язык с трудом двигался в маленьком рту. Но ради такого дела он смог отставить кружку на мгновение и сосредоточить взгляд на друге. — Боже-боже, это правда? Задаром?!

— Клянусь своей таверной и хлипкими усами, что правда! Давеча приходил ко мне бродячий волшебник и подтвердил. У него был красной льняной мешочек вот с такими монетами…

Из кармана грязного фартука он достал золотую монету. Держал ее аккуратно, даже бережно и показывал с явным сожалением. Блестящая, гладкая, чистая она сверкала в этой норе, как если бы лежала поверх черного угля. Не в силах сопротивляться, Мус потянулся к желанному сокровищу, но оно также быстро исчезло, как и появилось. Они снова остались в полумраке, зачарованные.

— Нет-нет, она моя, — покрутил головой Каупо, чем явно расстроил друга. — Моя и только, так что делиться не буду.

— А если бы было две? — робко спросил Мус.

— Даже если бы и две, — твердо ответил трактирщик. — Ну, будем!

— Будем!

— Мва-ха!!! Какое хорошее вино. Надо будет поблагодарить старину Пото за столь щедрый подарок. Правда, он мне должен три медяка, и этого я ему никогда не забуду! — трактирщик сел удобнее и набил в деревянную трубку крепким табаком. Горький аромат заполнил маленькую конуру сразу, и Мус его с жадностью вдыхал. — Боюсь, загнешься ты от такого табака…

— Плевать, — махнул рукой бедняк. — Если умру пьяный да с трубкой в руках, так больше и не надо!

— Когда ты пьяный, то очень смелый, а на деле мышь мышью! — проворчал Каупо, но трубку все же протянул. — Но сейчас не об этом. Нет. Волшебник дал мне одну монету. А на деле у него было сто!

— СТО золотых?!

— Боги старого вина, конечно, сто золотых! А ты думал. Если дерево волшебное, значит, оно и щедрое. Смекаешь?

— Абсолютно нет!

— Ах, старая ты образина! Да как тебе объяснить? — вспылил толстяк, но по чести говоря, он сам не понимал. За что ему было очень и очень стыдно. — Ай, да ладно. Надо добраться до дерева и молить его о деньгах. Может, к утру и найдешь заветный мешочек.

— Да как он тебе все рассказал?

— Мне? Никак. Наша красавица Натриса — вот кто героиня. А мне он просто золото отдал за кров и ночлег.

Каупо довольно улыбнулся, показав свои плохие зубы, и выпил еще. Через час все вино закончилось, а за новым идти не было сил. Уставшие, сытые они быстро заснули в луже разлитого пива, забыв обо всем, о чем говорили.

Так думал наивный трактирщик. Он лежал пластом в обнимку с пустыми сосудами, перегородив один единственный выход. Храпел, как чудовище, о котором говорили городские — еще одна бабская сплетня. А Мус сидел и думал, как ему добраться до заветного дерева. Не ловкач — не перепрыгнет через живую стену, не волшебник — ветра не унесут его далеко. А столетнее дерево звало к себе. Он представлял, как на его ветвях россыпью висят мешочки с золотом, и летом, словно яблоки, они падают на землю. А потом прямо в руки бедняка.

Луна проникала своими лучами в скромное жилище через дыры на крыше. Комната будто наполнилась серебром, оттеняя своего хозяина. Он, как грызун, спрятался от надоедливого света и продолжал думать, возможно, впервые за свою простую жизнь. Конечно, золото его манило. Как и любого человека, ведь так?

Но можно было удовлетвориться всего и одной монетой. Покачиваясь, Мус сделал несколько нетвердых шагов и рухнул на тушу спящего. Бедняга помолился всем богам, затрясся, словно лист на ветру, и чуть не пищал от страха, когда трактирщик перевернулся к нему лицом. Убедившись, что Каупо продолжает спать, он тонкими маленькими ручками зашарил по карманам. А все мысли были заключены на одном — только не попасться, только не попасться! Судорожно перебирая в голове возможные варианты наказания, он совсем сник и уже готов был отказаться от пьяной идеи, как вдруг пальцы нашли что-то круглое.

— Вот она! — внутреннее «я» ликовало, и страх мигом улетучился. — Мне хватит! Довольствуйся малым!

Протянув дрожащую ладонь на свет, Мус разочарованно вздохнул. Всего лишь невзрачное колечко, давно потерявшее свой блеск. Ни золотое, ни серебряное — скорее обычная медь. Бедняк ругал и себя за глупость и трактирщика за жадность. На пьяную голову захотелось разбить все вокруг, но и бить-то толком было нечего. Расправа трактирщика тоже нагнала страху.

Может быть, и к лучшему — успокаивал себя бедняк. Надел кольцо, оно было слишком для него большое. Достал дырявую остроконечную шляпу, с которой просил подаяние, и встал во весь рост. Готов к пути, но не знал, куда идти и даже как. Снизу еще доносились редкие голоса подвыпивших гостей и задорный визг Натрисы.

О, как же Мус мечтал о мягкой постели и горячей еде! Годами он вдыхал приятные ароматы дорогих яств, пробегая мимо домов богатеев. Не раз он наблюдал за красавицами, нежившимися в постелях до полудня, когда взбирался на крыши. Желание обрести сто заветных монет снова вернулось в его крохотное сердце.

Богатства ты желаешь обрести

И превратить мечту в реальность!

Сегодня ночью путь ко мне найди

И докажи свою бездарность...

Вслед за словами сверкнуло кольцо, и волшебный ветер поднял беднягу в воздух, закружив его в бешеном танце. Мус хватался за рваные занавески, держался за деревянные балки, но его поднимало все выше. Попытки разбудить Каупо не увенчались успехом — трактирщик только отвернулся от назойливого гада. Вслед за проклятиями на голову толстяка посыпалась немногочисленная посуда. Но ветер швырнул бедняка наверх и пробил им трухлявую крышу.

Каупо стал не больше овсяного зерна, а весь город раскинулся бы на узкой ладони. Муса бросило в звездное небо, и он, отчаянно борясь, работал руками и ногами, пытаясь то ли плыть, то ли лететь. Не забывал проклинать весь город и его жителей. Но еще больше бедняк ненавидел сегодня волшебников. Наверное, никогда раньше его голос не был таким громким и внушительным.

Ветер и не думал заканчивать свою игру. Он резко сменил направление и бросил беднягу далеко за горы, где открылся озерный край. Бесконечные круглые лужицы вдруг превратились в обширный океан. На скорости бедолага не касался водной глади, но видел свое отражение прямо перед носом. Искаженное страхом и болью лицо еще больше раззадорило ветер, и он отправил Муса в лес. Руки тот послушно сложил по швам, боясь поломать, и молился, рыдая, о спасении. Жить хотелось как с рождения.

Наконец-то все закончилось. Стихия, убаюкивая, опустила дрожащего человека на мягкую траву. А кольцо, наигравшись, соскользнуло с пальца и исчезло навсегда. Мус сжался в комочек, зажмурил глаза и повторял одну единственную молитву, которую знал еще с детских времен.

— Ах, Боже, спаси! Боже, помоги! Не оставь грешную душу… Ах, Боже, спаси… Ох, мамочка родимая!

Будь проклято все золото на свете! Ведь так ему хорошо жилось под крышей старой таверны в компании добрых друзей. Натриса, милая Натриса… Рыжая девка! Дьяволица! Он не успел ей навредить за бесконечные насмешки. А Каупо? Этот жирный кот до страшного суда будет помнить все долги. И Мус должен был ему по гроб.

— Вставай, волшебник, — прозвучало над ухом ласково и по-отечески добро. — Вставай. Взглянуть хочу я на лицо твое.

— И не подумаю!

— Ну же, брат, ты не противься. Пришел ведь сам, а на попятную ушел. Неправильно все это, друг мой милый!

— Нет-нет. Пожалуйста, простите!

Сердце бешено колотилось готовое вырваться из груди едва ли не сейчас. Ошарашенный, бедняк резко вскочил на ноги и сразу упал на колени, поклонившись до самой земли. Не желая смотреть в глаза доброму господину, он не вставал даже когда голос снова зазвучал:

— Ну коли так, я не обижусь. Хоть и неправильно совсем. Ты дурно выглядишь. Воспитан?.. Вопрос хороший. Не по мне судить людей лишь по одежде, но шляпа вся изорвана твоя. Я в жизни грязи больше видел, но под ногтями вся твоя. Волшебник, друг, ты грамоте обучен или все дни шатался по дворам? Двором и жизни ты научен, ну что же… Это не беда.

— Не волшебник я! Поверьте… И никогда. В жизни никогда не имел дела с их дьявольскими штучками. Ей Богу! Голову на отсечение даю… Ну может, раз или два. Но по простоте душевной, не из-за зла. Поверьте, господин!

— Ох, значит, я ошибся… Беда, ко мне другой уж обещал явиться, но видимо, пропал или заблудился он во тьме ночной. А ты, быть стало, летающий герой?

— Ошиблись Вы… Колечко медное стянул. По пьяни, грешная душа. Прошу не погубите Бога ради!..

— Готовить хоть умеешь?

— Никогда к сковороде я руки не тянул. Усы и брови раз опалил и больше ни ногой к гремучему огню!

— Бездарен, черт! Совсем надежды не имеешь.

— Каждый день как последний проживаю…

Бедняга… Эх, тебе бы мои беды!

Я знаю, друже, как тебе помочь —

Дам сто монет для радостной победы.

А поутру беги отсюда прочь!

Их трать с умом и исполняй желанья,

Что накопил в дырявой шляпе, брат.

Не ослабляй ни хватки, ни вниманья

Иль пропадешь — таков жестокий лад.

На все про все даны тебе лишь сутки,

С рассветом время начинает ход.

Позволь откланяться, иначе жуткий

Мой вид в ночи тебя, бедняк, спугнет.

Мус проснулся с первыми лучами солнца на склоне Веленой Горы. Лежал он меж корней столетнего дерева, бережно укрытый опавшей листвой. День начинался жарко, сухой воздух был невыносим, однако бедняка закрыла спасительная тень. Вспотевший то ли от жары, то ли от страха Мус не двигался до тех пор, пока птицы не запели где-то рядом.

Убежденный, что все этой ночью произошло по вине крепости напитка, он немного успокоился, но дрожать не перестал. Поднимался с трудом, с тяжелой головой. Ох, если бы его нашли в таком виде стражи да посреди рыночной площади, как это часто бывало, то не видел бы Мус яркого солнца как минимум неделю, а то и больше. Поблагодарил он Бога от души и отправился восвояси, бросив пугливый взгляд на огромное дерево.

Но вдруг запнулся и упал. С проклятиями, обиженный уже с утра, бедняк набросился на камень и встал как вкопанный, заметив увесистый кошель. Из красной льняной ткани. Забыв и о боли, о жаре, взбудораженный и радостный, он развязал тугой узелок и чуть не заплакал — золото на мгновение ослепило глаза.

С дотошной тщательностью, присущей часовщикам, ювелирам и палачам на пытках, бедняк раскладывал монеты в ряд на камне, пытаясь сосчитать. И приговаривал чуть слышно:

— Ах, спасибо Вам, дерево столетнее! Вовек добра я не забуду и завтра же пролью все Ваши корни... На что же мне потратить их? Сначала я наемся до отвала. Нет, если до отвала — помру, не приведи Господь. Я видел, господин, как нищий с парка наелся мяса, и дух свой испустил. А перед этим верещал, как жирная свинья! Тогда одежду… Шляпу, точно! А где монета?!.

Одна монета выпала из рук и, блеснув на прощанье, упала в трещину в скале. Обиду бедняк, конечно, проглотил, и остальное тут же спрятал. И кинулся, держа кошель у сердца, в родной город. Босые ноги он разбил, но до полудня добежал, придумывая, как потратить заветное сокровище. Ведь времени давалось — сутки!

Ленивый стражник, пузатый и красный от вина, перегородил дорогу пикой и, заикаясь, допросил:

— К-Кто будешь?

Мус не ответил, только надвинул шляпу на глаза.

— Мус! Вонючая ты к-крыса! — заревел пузан, страшно выпучив глаза. — Я вонь твою за к-километр чую. П-шел прочь, пока я добрый. Ч-Чего стоишь?!

— Нет-нет. Пожалуйста, простите! — взмолился бедный человек, припал к земле, униженно завыл. — И пропустите. Вы милый, добрый страж! Забыл по имени…

— Да Р-Рубор я, ты чертова мартышка! Пора бы и з-запомнить. Ну что на это р-раз? Где шлялся, босоногий?!

— Поймите, не со зла… — и тут же выдумал он сказку. — Волшебник добрый у Каупо отдыхал. И жаловался, что потерял кошель с золотом… И колечко. Я вижу, человек страдает, почему и не помочь? И ночью выбрался за город. Вот нашел!

Долго думал Рубор, обхватив гладкое древко. На круглом, заплывшем от жира лице, читались сразу недоумение и подозрение. Ведь никто о пропаже не заявлял… Хотелось и ему и свою долю получить, тем более у бедняка отобрать все золото не составит особого труда. Но с волшебниками ссориться нельзя — сожгут сегодня же до углей, если правду всю узнают.

— А с-сколько денежек в кошеле? — он очень ласково спросил, но брови сдвинул, будто филин. — Открой секрет.

— Я не считал, — соврал Мус нагло.

-П-правда? — глаза пузана хитро заблестели. Он знал, как не соврать сейчас. — Т-тогда послушай. Вчера г-глава на сходке объявил — к-кто в город входит, с к-каждого налог! Гони монету! В-волшебник виноват, он сам все потерял! Т-так и скажи ему. Ты п-понял?!

— Но как же?

— П-шел прочь тогда.

— Ну ладно…

«Когда-нибудь я нос орлиный твой отрежу!» — подумал злобно Мус, раскрывая широко кошель. Одной монеты не хватило, и Рубор жадно потребовал еще. Бедняк готов был поклясться — он видел, как тот брызжет слюной, но смиренно промолчал, отдав еще одну. Одна, конечно, пойдет сегодня на вино, а вторая видимо и правда на налог.

— С в-волшебников дерут три шкуры, — спокойно объяснил пузан. — У них и з-золота, как горы вдалеке. Одну монету старому вояке не зажмут… Ну ладно, п-проходи. Но чтоб в последний раз, г-гаденыш! Запомни доброту — с тебя медяк не взял!

Мус пробежал под старыми воротами, резко свернул за угол и скрылся во всеми забытом подвале. Идти по городу с богатством на руках — да кто поверит, что бедняк монеты не стянул? Тихо ступая по грязному полу, он шел к Каупо, надеясь лишь на друга. Они прорыли этот ход, когда бежали от настойчивых бандитов, и переждали тогда день, питаясь старой колбасой. Ах, что за аромат тогда витал по воздуху!.. Мус быстро проглотил слюну, предвосхищая славный ужин.

Во тьме он двигался легко, предоставив нюху, а не глазам вести себя.

«Вот там, в стороне, кажется, поджарили свинину, но до нее еще нам рыть и рыть! — подумал Мус и через силу прошел мимо. «А там пекарня старого хрыча! Ох, не забуду я ему этот кипяток. Он вылил на меня всю чашку и даже не извинился! Только пнул сильнее… Прямо под ребро… А что же там? Духи? Нет, наверное, Натриса. Она может с ног до головы себя обмазать и так вонять весь Божий день. Ну, значит, я уже близко.»

Каупо встретил друга коротким кивком, холодным и нервным. Голова бедняги разрывалась на части после ночной попйки, но он, будучи хорошим (как сам считал) хозяином, стоял у стойки и встречал гостей. Неважно, что похмельный смрад витал над головами посетителей. И те, спасаясь, убрались восвояси.

— Ну, где гулял?.. Ох, скотину плешивую все богам на голову… — выругался трактирщик, схватившись за виски. Он чувствовал, как горячая кровь пульсировала по сосудам и болью отзывалась в голове. — А ты? Тебе совсем не плохо?

Мус, улыбаясь, покачал головой. Руками он сильнее сжал мешочек, ладошки вспотели — бедняк был в предвкушении. Ему так хотелось увидеть лицо толстяка, когда тот увидит сокровище.

— Счастливый черт… А меня с утра потянуло горло полоскать. Какая же дрянь… Какая же дрянь и табак этот, и вино! Кислое, протухшее. Я заставлю Пото выпить три бочки, а потом кину его в сточную канаву — пусть там протрезвеет. Зато будет знать, какая гадость у меня сейчас во рту!

Бедняк отмахнулся от причитаний, поставил кошель на стол и стал медленно развязывать узелок. Каупо мутными глазами следил, не понимая. Но оба знали — сейчас ведь что-то произойдет. Натриса, гибкая как кошка, появилась рядом и, зачарованная, наблюдала.

— Боги старого вина, СТО золотых! — воскликнул Каупо, оглядевшись по сторонам. Посетителей не было, трактир «Разбитый горшок» был абсолютно пуст. Похмелье как рукой сняло. — Балда! Ты был у дерева?

— Я был у дерева! — гордо заявил бедняк и рассказал все то, что видел. — На все про все даны мне сутки…

Каупо призадумался немного. Помочь бы другу, но нажива за собой манила. Он поманил дочку к себе, надеясь на совет.

— Ах, вот и счастье в дом наш привалило, — вздохнула томно девушка. Кошачий глаз уже считал, сколько золота осталось. — Смотри, отец, добытчик объявился. Пора бы и делиться, старая вонючка!

— Изыди, ведьма! — прошипел Мус и, испугавшись, потянул кошель к себе. Он уже был не рад затее. — Не дам! Все золото мое!

— А знаешь, как его потратить, бедолага? — спросил Каупо и показал дочери волосатый кулак. Ветреная девица цокнула прелестным язычком и поспешила удалиться. Все равно ей уже здесь ничего не перепадет. — Сейчас уже за полдень. А ты потратил только три монеты! Не умеешь ты с деньгами обращаться, вот и грызешь свой чертов ноготь.

— А ты посоветуй — за тем и пришел! — бедняк весь подался вперед. — По дружбе старой… Ну же!

— Давай, быстрей раскладывай монеты по десяткам!

— Зачем?

— Молчи и делай, что сказал, дружище. Я расскажу тебе премудрость мира. Сам так и живу. Чего бы сам хотел?

— Наесться до отвала, штаны купить и шляпу… А потом табака и вина!

— Запоминай! Считай все от десяток! А сотня — лучшее число. Оно как век — вся наша жизнь в делах. Дела без денег — ничего. Вот так и здесь, вся жизнь как деньги! И раз их нет, то нет и смерти. Ну посмотри ты на себя! Мертвец, и жизнь совсем не знаешь. Не пробовал заморских яств, не видел девушек, не танцевал. Балда! Ты только мяч с собаками гонял. Хоть как считать тебе показал. Правильно, по пальцам!

Смотри, учу в последний раз! Оставим на потехи треть! Пойми, вся жизнь — обычное страданье. Так говорят священники, и мы им верим, не суди. Но веселиться тоже нужно, иначе серая душа так и будет по миру ходить, не желая оставаться на скучных небесах. Поэтому на вино, табак и женщин мы денег не жалеем!

Широким жестом он сгреб тридцатку в грязный кошелек и положил под стол. Затем, откашлявшись, продолжил:

— Оставить надо на семью, но ее у тебя нет. Да и не заведешь никогда, уж согласись, — Мус в ответ послушно закивал. — А значит больше денег остается — ты треть сохранил для будущих затрат.

Мус засиял, но слова не сказал.

— На черный день оставь всего десятку. Не больше — монеты быстро потратишь. И не меньше — будет сложно сосчитать затраты.

— Я понял!

— И возвращай долги.

— Долги?!

Трактирщик криво ухмыльнулся, взял счеты в руки и начал:

— Три года ты висишь на шее, — сказал с укором он. — А от тебя только вонь и разговоры! Пора, дружище, все обратно возвращать. Боги старого вина мне свидетели, что я в мыслях и не думал тебя выгонять. Холил и лелеял, как собственного брата. Кормил, поил, одежды выдавал. Но теперь уж помоги старику сам.

— И во сколько помощь обойдется? — вздохнул затравленно бедняк.

— Десятка два монет, шесть свыше за учение, одну за рассказ о дереве — Натрисе… С тебя, дружище, двадцать семь монет!

— Ну ладно…

Горсть монет он нехотя отсыпал. Каупо спрятал деньги в тайнике, прикрикнул на Натрису, чтобы та и не думала смотреть. И, отдышавшись, улыбнулся другу.

— Она, мерзавка, быстро все растратит. А нам на эти деньги жить! — и чуть повременив, добавил. — Последнее забыл: помойся, друг, одежду прикупи. Возьмешь из части на семью — там трать все на себя, любимого. Вот твои монеты! Все, иди и не мозоль глаза!

— Позвольте мне вмешаться в разговор! — сказал волшебник, нависнув над двоими. — Я — Магиартис. Помните меня, Каупо?

— Уж как вас не забыть, — сглотнул трактирщик и заметно побледнел.

Натриса порхала вокруг гостя, демонстрируя стройные ножки, и сладко ворковала, но Магиартис бережно подвинул в сторону девицу. В расшитом красном балахоне, чуть выше Муса, но стройней, волшебник сбросил свой колпак и вдруг поклонился друзьям. На цепи, перекинутой через плечо, висела толстая книга с десятками закладок. Мус удивился — как мог он таскать с собой такую тяжесть.

— Он безбородый волшебник! Не зли его, прошу, дружище! — с мольбой в глазах просил Каупо. — Колдун!

— Я нечаянно подслушал разговор и не смог удержаться! Простите великодушно. Каупо. Вы — мудрый человек, но много упустили, — колдун посмеялся, показав белые, крепкие зубы, которыми очень гордился. — Не беда, я научу другого господина потратить деньги за денек. Вы слушаете меня?

— Д-да…

— Прекрасно! Так слушайте. Вам как богачу теперь необходимы силы, знания и хитрость. Без них — сгинете в ужасном мире. Без них любой богач лишь толстосум. Хотите, я вам покажу, где то могущество найти?

— А красоту?! — Натриса обиженно надула губки, прильнула мягко к колдуну. — И на нее ведь деньги нужно.

— Все правильно, малышка. Без красоты всем нам никак. Но благо, каждый здесь прекрасен… Хотя бы и в душе… Итак, я ожидаю Вашего ответа, — он еле улыбнулся.

Схватив кошель, бедняк бросился наружу, молясь, чтобы страшный колдун не погнался за ним. Но за спиной никого не было, только повеселевшие люди возвращались в трактир. Многие из них уже изрядно набрались.

Когда страх полностью исчез, Мус первым делом наведался к цирюльнику, и тот отправил его в бани. Грязь толстым слоем сошла с тела, а банщики расправили затекшие суставы. Бедняга кричал, верещал, ругал себя за глупость и готов был уже испустить дух, но в последний момент его оставили, дав насладиться прохладой в другой комнате. Он чувствовал себя заново родившимся и пожалел, что раньше не имел с водой тесных связей. Купался только в озере и только летом.

Затем его принял мастер-цирюльник. Ловко орудуя ножницами и бритвой, он открыл лицо бедняка, завил кудри по последней моде и постриг редкую бородку. Мус испугался, увидев в отражении чужого человека. Тот ясными глазами смотрел на мир, но рот его дрожал от страха.

— Кто это? — прошептал он очень тихо.

— Вы, господин, — лениво отозвался мастер и показал сиреневый флакон. — Волшебные духи! И с ними каждая конфетка будет у ваших ног!

— Конфетка?

— О, маин Бох, — вздохнул обреченно цирюльник, шевеля тонкими усиками, как таракан. — Конечно, каждая девушка — это цветок или конфетка. Так вот, сладострастных привлечете этим. Но цена!..

— Я при деньгах, — похвастался бедняк и сразу же закашлялся. — Боже, какая вонь!

— Все для красоты, господин. Все для нее.

Ему прислали одежды от портного. Все как мечтал — зеленый балахон, шляпа-треуголка как у купцов, высокие с загнутым носком сапоги. И только вышел он наружу, как тут же сотни взглядов были прикованы к нему. Мужчины почтительно склонились, а женщины скромно улыбались, заметив робкого стилягу. Привыкший прятаться в тени, он испугался достойного внимания и бросился бежать.

— Они пугают! Страшные все эти люди! О Боже, помоги!

Спустя часы он вспомнил, что ни взял за день ни крошки в рот, и силы сразу же оставили его. Он отобедал в лучшем заведении, за одним столом с важными людьми. Мус ел быстрее всех, не разжевывая, заглатывая пищу целиком и изредка благодарил господ с набитым ртом. Богачи недоуменно переглядывались.

— Бедняга. Он оголодал, пока шел в город!

— Да нет, друзья, он просто не воспитан…

— Ему же будет плохо, господа. Остановите же его!

— Нэт-нэт… Повалуфта, плостите!

В его кошеле оставалось ровно сорок монет, а день уже приближался к концу. Десять еще он отдал старому священнику и пропустил мимо ушей молитву о прощении грехов. По монете дал трем нищим, просящим на хлеб, но прекрасно знал, что они пропьют их за день. Купил бутылку дешевого вина и сделал большой глоток. Сразу как-то стало легче, и Мус завел глупую песню о странном чудаке, что весело плясал на крутом склоне, а потом упал… Глупец.

Он забрел в книжную лавку к местному волшебнику и попросил что-нибудь для силы, знания и хитрости. Помня о страшном колдуне, бедняк решил подготовиться на случай встречи. Но… Отдав семнадцать монет за трухлявую книгу, он ни слова ни смог прочитать. Ведь букв бедняга совсем не знал.

— Добрый вечер, — вежливо поздоровался Магиартис, поджидая Муса на выходе из лавки. — Невежливо, совсем невежливо было убегать! Мы ведь так с Вами и не договорили.

— Нет-нет! Пожалуйста, простите! — Мус сразу припал к земле.

— Я слышал, что ты нашел кошель с деньгами, мол, он волшебнику принадлежал. И кольцо он потерял. И в таверне вашей ночевал… Вся правда — я волшебник тот. Спасибо тебе, Мус. Как жаль, что не узнал всего я сразу и отпустил тебя. Ну, давай обратно.

— Кольцо… Кольцо я потерял. А деньги? Десять лишь монет осталось… На черный день…

— Нехорошо, бедняк… Ты меня расстроил. Наказан будешь! Ну, тебе не привыкать. В кого мне превратить тебя? В жабу? Нет, для девушек существенней. А может в рыбу? М, жалкая судьба…

Колдун задумался, склонив седую голову набок. В хищных глазах пропадал интерес.

— Нет, знаю! — улыбнулся Магиартис хитро. — Ты исчезнешь. Как серая мышь в канавах этого треклятого города!

— Пожалуйста, простите!

Но поздно — колдун открыл тяжелый том и нашел нужное заклинание. Произнес его быстро, будто резанул по душе острым ножом и тихонько захихикал, наблюдая, как рыдающий бедняк исчезает.

И Мус проснулся в своей конуре. У двери храпел Каупо, ласково обняв пустой сосуд. Через дырявую крышу пробивалось яркое солнце. Бедняк с удовольствием потянулся, похрустев затекшими суставами, и заснул, забыв о страшном сне.

День обещал быть жарким, сухой воздух был просто невыносим.

***

— Ты — демон, Магиартис! Помни, что душу бесы поглотят. А и потом, к чему все шутки — никак я не могу в толк взять. О бедные людишки… Ирод! Заставил души их страдать! Чему смеешься, безбородый? Что, нечего в ответ сказать?

— Смешное дерево! Не ты ли всю игру затеяло? А я лишь вызвался помочь…

— Дурак, я людям желало лишь помочь!.. Зачем, колдун, ты превратил в чудовище юнца?!

— Он ни монеты не потратил, глупый парень. И поделом ему! Он вырос бы ужасным скрягой!

— Ну а второй? Бедняк чуть дух не испустил, когда на крыльях ветра приземлился.

— Позволь не согласиться, я видел, как ты сам смеялся. Забавно было, не находишь?

— Кхм… Зачем же ты в живых его оставил? Коль измывался над рабом?

— Он мне понравился своей наивной простотой. Ну грех лишать такого жизни забавы ради. Пусть поживет — может поумнеет чуток… Но больше всех понравился мне третий.

— О да, тот юноша купил земли. Он потом, кровью семя поднимал. Ты не убил его, надеюсь?

— Конечно, нет. Он сразу же, наглец, уехал. Где мне его искать теперь?..

— Довольно… Зачем ты вновь пришел сюда?

— Конечно, поиграть!

На ладони Магиартиса появилось волшебное пламя. Наигравшись со слабым ветром, оно превратилось в красный кошель, туго набитый золотыми монетами. Спрятав его под корнями столетнего дерева, колдун взлетел на высокую ветку и замер, словно коршун, поджидающий очередную жертву.