Сделанный выбор

Тогда я и не подозревал, чем обернется вся эта история. Понимаешь, я думал, что мне нечего было терять, ведь на тот момент ничего и не осталось. Но многое изменилось. Не знаю, как давно все случилось, мой разум запутался в паутине времени и пространства, свитой каким-то дьявольским пауком… прости меня за абстракцию, я не хочу запутать и тебя. Сейчас, дай мне рассказать с самого начала…

***

Сомнения появились сразу, стоило мне только увидеть дверь. Там, где потрескалась краска, были видны ржавые язвы, а ручка, казалось, отвалится, лишь только попробуешь за нее взяться. Я еще раз взглянул вверх на глубокое и спокойное синее небо и все-таки вошел в одноэтажное бледно-желтое здание. Оказалось, что дверь вела в длинный коридор с шершавыми стенами и мигающими, либо совсем потухшими лампами. Белые двери отличались лишь номером. «25», — мысленно повторил я и не спеша пошел вглубь здания, стараясь ступать легче, так как стены вторили звуку каждого шага и металлическому шелесту цепи с моих штанов — это нарушало общую тишину.

Снаружи я не обратил внимания на длину здания, но нужной комнаты все не было, а к цифрам на дверях то тут, то там начали прибавляться латинские буквы. Желание скорее бежать к выходу становилось все сильнее, но я понимал — поворачивать было уже поздно. Дверь с номером 25 так же была копией остальных, но располагалась в конце коридора — напротив входной. Сначала я хотел постучать, но потом передумал и просто вошел; в конце концов, я знал Дэрббери еще со школы. Помещение оказалось довольно просторным, но внутри было очень душно из-за закрытых окон. Причем одно из них было полностью заколочено досками, а остальные три заклеены матовой пленкой, через которую едва пробивались лучи солнца.

Дэрббери еще в школе был странным. Наверное, именно поэтому мы подружились, мне было с ним комфортно. Потом наши пути несколько разошлись. Он, как и в школе продолжил интересоваться физикой и химией, но его настоящим увлечением стал человек. Его интересовало все: начиная от мышления и заканчивая работой органов. Последнее, к слову, стало его профессией — он выучился на хирурга. Впрочем, не забыл Дэрббери и химии, ставшей для него основным источником денег — он изготавливал легкие наркотики.

Увидев меня, он встал из-за стола и подошел почти вплотную.

— Да-а-а, — протянул Дэрббери, смотря на меня снизу вверх сквозь свои квадратные очки, — ты изменился сильнее, чем твой голос. Сменил прическу?

Я провел рукой по гладкой голове.

— Да, к сожалению, мой последний парикмахер стриг всех одинаково.

— А вот шутки остались прежними.

— По телефону ты сказал, что для меня есть работа.

— Это не совсем работа, понимаешь ли, — он подошел к одному из шкафов, достал оранжевую папку и начал перелистывать страницы, — садись, не стой.

Я сел в хорошее кожаное кресло, которое несколько не вписывалось в обстановку.

— Скажи, у кого-нибудь в твоей семье были психические отклонения? — сказал Дэрббери, не поднимая глаз и продолжая читать.

— Да нет, вроде… я не знаю, а что?

— Просто мне нужна информация о твоей семье, — он посмотрел на меня. — Расскажи, как погибли твои родители.

— Слушай, они не были психами, если ты об этом.

— Хорошо, а как насчет тебя?

— Пошел ты.

— Будем считать, что ты здоров.

— Послушай, просто скажи, что от меня требуется, сколько я получу и когда приступать.

— Хорошо, — он сел напротив меня и немного наклонился вперед. Приступить можно уже сейчас, что ты будешь делать, я расскажу немного позже, а вот с оплатой все немного сложнее.

— У тебя нет денег?

— Деньги есть, но дело в том, что ты все равно не сможешь их потратить.

— Дэрббери, — я встал с кресла, — мы давно знакомы, но я не могу помогать тебе бесплатно. Найди кого-нибудь другого, а мне нужна оплачиваемая работа, — я подошел к двери.

— Подожди, пожалуйста! Я могу сделать так, что тебе не понадобятся деньги. Не здесь, по крайней мере. Просто сядь и выслушай меня, — и я остался, думая, что хуже все равно не будет.

— Я начну с физики и философии, если ты не против. Наверное, ты знаешь, что три измерения — основа нашего мира. То есть он трехмерен. Высота, длина и глубина равноправны, и человек может свободно в них перемещаться. Есть и четвертое измерение — время. Оно несколько отличается от трех других тем, что не дает человеку менять направление движения. Его принято считать некой осью. Все мы движемся вперед по ней, не имея возможности сделать шаг назад. Впрочем, теоритически, все-таки возможно ускорить движение одного человека, относительно другого, но я не верю, что это можно будет осуществить на практике в ближайшее время.

— Это хорошо, а то я уже начал бояться, что ты собираешься заслать меня в будущее, — я ухмыльнулся.

— Нет. Но то, что я хочу предложить тебе, звучит так же безумно. Понимаешь, я считаю, что время — это не ось… оно вроде как дерево. То есть время имеет ответвления. Но доказать это, к сожалению, не удалось еще никому. Точнее, если ты согласишься, один такой человек появится.

— Я? Ты хочешь поставить на мне опыт?

— Считай, что это не опыт, а скорее исследование.

— А у тебя нет каких-нибудь белых мышей для таких целей?

— Честно говоря, было пару, но я не смог получить результаты, увидеть его может лишь тот, кто непосредственно принимает участие в… исследовании. То есть, если я прав, мыши видели «ветки» нашего дерева.

— По-моему, психические отклонения были у кого-то в твоей семье.

— Слушай, — он назвал мое имя, — это не шутки. Если ты согласишься, ты не пожалеешь. Это будет величайшем открытием нашего века, и…

— Если ты ничего не понял из опыта с мышами, то и не поймешь в моем случае. Тем более я не понимаю того бреда, что ты мне наговорил.

— Дай мне объяснить до конца. Я буду наблюдать за твоей мозговой активностью во время эксперимента.

Теперь о «ветвях». Они появляются, когда жизнь человека каким-то образом меняется. Когда ты сделал выбор прийти ко мне, появилось новое ответвление от истории твоей жизни, понимаешь? Одна реальность стала двумя: в первой ты слушаешь все это, во второй сидишь дома, или в баре или еще где-то. Твоя реальность, которую ты видишь, создает тысячи других каждый день, стоит чему-то произойти. И при этом каждая побочная история твоей жизни, в свою очередь, делает то же самое. Такое «дерево», есть у каждого человека, а для числа его «ветвей» вряд ли будет придумано название, при том, что они появляются в геометрической прогрессии. Это и есть экспансия Вселенной. Ты знаешь, что такое прогрессия и экспансия?

— Суть я уловил. Но при чем тут я?

— Я могу помочь твоему разуму увидеть твои другие реальности.

— То есть я смогу перескочить со «ствола» на «ветку»? Черт, что это за деревянные термины? Нельзя было придумать что-то лучше?

— Ну, терминология еще не проработана… но да, именно «перескочить», как ты выразился.

— И почему я должен согласиться?

— Ты увидишь, что могла бы представлять собой твоя жизнь, будь ты не таким, или сделай ты другой выбор, или познакомься ты с каким-то человеком… таких «или» миллиарды. И поверь, тебе нечего терять. — Последняя фраза прозвучала с некоторым упреком и долей высокомерия. Впрочем, он был прав. Меня опьянила возможность оказаться миллионером или, хотя бы, не таким конченым человеком. Сейчас я вспоминаю те минуты с некоторой насмешкой. Я был слеп, и какая-то часть меня хотела, чтобы я прозрел. Но это прозрение ослепило меня еще сильней.

— Хорошо, я согласен, — сказал я ему, — только запиши мне где-нибудь основные моменты или какие-нибудь инструкции.

— В этом нет смысла, — он опять назвал меня по имени, — в другой реальности окажется только твой разум. Но если возникнут какие-то вопросы, то можешь попробовать найти меня там. Возможно, я точно так же буду разбираться во всем этом. «Деревья» разных людей как бы стоят рядом, понимаешь? А когда их ветви переплетаются, — он сцепил пальцы в замок, — множество реальностей образуют одну общую и, — я уже не слушал.

— Все слишком сложно, Дэрббери. Кончай трепаться и приступим. Как ты собираешься сделать это?

— К сожалению, не все так просто. Работать с телом намного проще — там пришил, здесь вытащил… но разум нельзя разрезать и поменять что-либо. Помнишь мышей? Разум первой — Ази — был, как я предполагаю, отправлен в другую реальность. Но проблема в том, что этим все ограничилось. Она как бы застряла там. Отсюда я не могу воздействовать на тот разум. Поэтому для второй мыши я придумал более совершенное устройство.

— Устройство? Что-то вроде пульта?

— Нет, конечно. Это интегральная схема, вживленная в мозг.

— В мозг? Ты разрезал мышь, вставил что-то ей в голову, зашил, и она выжила?

— Да. Я же хирург. Их, конечно, было не две. Ази — первая выжившая. Но они же мыши, просто я учился. Тебе беспокоиться не о чем — резать людей — моя работа. А шрама в другой реальности не будет. Ложись вон там, — он показал на желтую шторку, отделяющую другую комнату. — Я сейчас приду.

Комната оказалась небольшой. В центре стоял стол с немного поднятой спинкой, обтянутый клеенкой, а на одной из оранжевых стен висели разные инструменты, увидев которые, мне представились картины ужасных пыток. Я лег, и уже через несколько минут вошел Дэрббери в халате, держа что-то в руках.

— Смотри, — он поднес к моим глазам небольшой черный прямоугольник с металлическими усилками. — Это моя гордость. Название я еще не придумал, но маленькая версия такой штуки была вживлена в мозг второй мыши. Она дает разуму своего рода толчок, разгоняя его. Так ты промчишься по разным реальностям, но, в конце концов, остановишься в одной из них. Сам понимаешь, что шанс остаться в реальности, где все хорошо, довольно мал, но он есть.

— То есть разные реальности будут сменять друг друга?

— Да, сначала смена будет очень быстрой, но постепенно процесс начнет замедляться. «Толчка», по расчетам, должно хватить на сотню реальностей. Это, конечно, намного меньше одного процента от общего числа, но это допустимый максимум устройства. А сделай я его мощнее, твой мозг бы поджарился.

— Значит сто, да?

— По-моему, неплохо увидеть сто своих жизней, не так ли? Ты сможешь посмотреть на работу судьбы. Даже, оказаться ей неподвластным.

— А почему ты сам не хочешь попробовать? Зачем все эти сложности с уговорами?

— Во-первых, я знал, что ты согласишься. А во-вторых, никто не взялся бы оперировать меня. Да я себя никому и не доверил бы, — он улыбнулся. — Приступим. Я введу тебе наркоз. Точнее это коктейль из разных препаратов, моего приготовления, — он вставил мне в вену иглу, и слабость наполнила мое тело, растворяясь в крови.

— До встречи, — сказал Дэрббери чужим голосом. Последним, за что зацепился взгляд, была, оказавшаяся с этой стороны серо-голубой, матерчатая шторка. Меня поглотила липкая тьма.

***

Мне несколько раз делали операции под наркозом, и я был готов к долгому пробуждению, когда мысли путаются, и реальность еще долго кажется сном. Но этого я не ожидал. Я открыл глаза. Голова была ясной. Но стоило мне попытаться привстать, как невыносимая боль пронзила голову, словно в нее только что вбили пятидюймовый гвоздь. Я лег обратно, стараясь не потерять сознание. Только сейчас я почувствовал тошноту, голод и какое-то отчаяние. Я проклинал себя за то, что доверился ему и согласился на эту авантюру. Потрогав голову, я нащупал металлические скобы, не дающие швам разойтись. Настенные часы показывали 19:32. Я постарался вспомнить, во сколько началась операция, но не смог.

Наконец, Дэрббери вошел в операционную.

— Ты проснулся? — мне показалось, что он был несколько удивлен, — Хорошо. Устройству нужно некоторое время, чтобы помочь тебе осознать себя в другой реальности…

— Что? — пробормотал я, — осознать?

— Да, осознать, переместить разум, — называй, как хочешь. Есть еще пару вещей, которые надо обговорить. Во-первых, я не знаю, что будет, если ты умрешь. В смысле, что будет с твоим разумом. Этого вообще никто не знает, понимаешь ли. Есть ли жизнь после смерти и все такое — не по моей части. Во-вторых, обе мышки мертвы.

— Что?

Не волнуйся, по идее так и должно быть. Тело не существует без разума. Но твое сознание будет в другой реальности, а значит, ты не умрешь. Теоретически, конечно.

После этих слов я твердо решил его задушить, когда голова перестанет болеть, и я смогу хотя бы встать. Мои ноги по ощущениям сейчас напоминали желе.

— Ах, да. Ты проспал больше суток. Я решил тебя не будить и дал еще наркоза, чтобы ты не умер от боли. К сожалению, не все прошло удачно. Но скоро ты сможешь покинуть этот мир… в хорошем смысле, конечно. И самое главное, — я услышал от него свое имя в предпоследний раз, — ни при каких условиях не… — здесь дверь в комнату № 25 содрогнулась от удара, и Дэрббери замолчал. В дверь ударили еще два раза. Мне показалось, что бьют прямо по моей голове. Затем молчание. Громкий хлопок ударил по ушам, послышался скрип открывающейся двери.

***

Нам не было видно входа из-за расположения маленькой комнатки, но Дэрббери, кажется, понял, кто к нему вломился. Он посмотрел на меня и медленно покинул помещение, в котором проходила операция, в его глазах было удивление, смешанное со страхом. Дальнейший разговор я мог только слышать. Мужчина с хриплым голосом утверждал, что Дэрббери использовал его. Тот непонимающе все отрицал и клялся, что их договор остался в силе, нужно лишь подождать немного. Они обсуждали еще что-то, но я не мог разобрать, боль тогда была для меня на первом месте, и только обрывки фраз доносились до моего помутненного сознания. Наконец, мужчина сказал что-то про выбор, и затем прозвучал выстрел. Что-то тяжелое рухнуло на пол. Мое сердце на секунду сжалось, а затем принялось сокращаться с огромной скоростью, словно делая последние жадные глотки воздуха, прежде чем будет утянуто под толщу воды. Этот стук, казалось, хочет выбраться из моей головы где-то в районе темени. От боли я вцепился в стол, и кровь ушла из пальцев, делая их белыми. Я услышал тяжелые шаги, и в комнатку вошли два человека.

— Смотри, это же Франкенштейн! Он вставил мертвецу новые мозги, и тот ожил, — сказал один из них, показывая пальцем на мою голову. — Давай пристрелим его, вдруг он опасен.

— Ты идиот, Барн, — проговорил второй. — Франкенштейн — имя ученого. Иди, разберись с трупом этого неудачника.

— А почему он назвал тебя Томом? И зачем ты вообще убил его?— эти слова заставили меня насторожиться.

— Хватит вопросов, шевелись.

— Хорошо, — Барн вышел из операционной и начал возиться в большой комнате.

У оставшегося мужчины было небритое лицо. Большой неровный шрам пересекал его левую щеку. Он быстро посмотрел на часы и собрался сказать мне что-то, но тут в комнату опять вошел его напарник.

— А куда его деть-то?

— Не знаю, тащи его в туалет.

— Понял. А с этим что делать? — он указал на меня пальцем. — Да и как мы вообще достанем сердце, ты же убил хирурга?

— Увидишь.

Он медленно нацелился на меня, и я представил, как пуля выходит из темного отверстия и все крутится, крутится. Медленно приближается к моей переносице. Затем она начинает вворачиваться в мою голову, как штопор, понемногу ломая лицевые кости с неприятным хрустом. Вот она уже доходит до мозга, а кровь тем временем заполняет трещины в черепе. Кажется, немного даже попадает на язык.

Но этого не произошло. Он вдруг поменял цель, и несколько пуль пробили тучное тело Барна, запачкав стену густой кровью. Как он упал, я уже не увидел, потому что время внезапно начало идти медленней, а комната постепенно отдалялась, пока, наконец, не превратилась в маленькую точку. Я погрузился в темноту. Надо, впрочем, уточнить, что я не потерял сознание, просто стало темно. Потом я почувствовал, словно растягиваюсь в некую струну и все тянусь куда-то вперед, в пустоту.

И только тогда я потерял сознание.

***

Очнулся я не менее странно, чем отключился. Сначала я слышал очень много разных звуков, смешивающихся в гудение. Затем начал мелькать свет. У меня перед глазами будто сменялись картинки, но с такой скоростью, что различить их было невозможно. А потом все остановилось.

Я стоял посреди ванной комнаты и смотрел на себя в зеркало. Но оттуда глядел другой человек, совсем на меня не похожий. Глаза те же, нос тот же, а человек другой. На нем был дорогой костюм, голубая рубашка и черный тонкий галстук, на голове — аккуратно подстриженные темные волосы. Я сделал шаг назад, до сих пор не веря, что смотрю именно на себя. «Неужели получилось?», — прошептал я. Тут дверь открылась, и я дернулся от неожиданности.

— Ты чего? — дружелюбно поинтересовалась девушка в голубом сарафане, смотря мне в глаза. — Ты скоро, дорогой? Там сейчас все остынет.

— Иду, — машинально ответил я.

— Давай, мы все тебя ждем, — улыбнулась она и закрыла дверь.

Стоило ей уйти, как я вспомнил это лицо. Когда-то давно, еще в школе, я встречался с Дженни, но потом у нас что-то пошло не так, и мы расстались. Теперь же она назвала меня дорогим.

Я посмотрел на часы, на которых было 19:40, а затем в зеркало. В голову начали приходить разные мысли… даже скорее не мысли, а… впрочем, сложно подобрать какое-то слово. Это был настоящий поток — смесь из воспоминаний, планов и… опыта. Я внезапно научился рисовать и управлять яхтой, в памяти появились новые люди. Но главное, я понял, что именно дало этой моей жизни подобное направление. Я не расстался с Дженни, и ее отец предложил мне работу. Его фирме был нужен архитектор. И я пошел учиться на архитектора. Кто бы мог подумать, что отношения с женщиной могли изменить мою жизнь. Но больше всего меня удивляло не это. Чужие воспоминания стали моими, и я почти верил, что именно так все и случилось. Я начал обладать новым знанием. «Дэрббери не предупреждал о такой возможности», — подумал я и понял, что нужно найти его. Я был почти уверен, что он жив.

Дом оказался большим. По крайней мере, намного больше моей квартиры. На стенах висели фотографии с моряками и их судами. Были и изображения счастливой семьи, на которых я едва узнавал себя. Все пахло достатком и какой-то скукой. Я спустился по лестнице и уже хотел выйти во двор, как справа послышался крик:

— А вот и он! Куда ты направился? За тебя пьем, между прочим!

В кухне за столом сидели несколько человек. И я понял, что знаю каждого по имени, знаю, кто и чем занимается, знаю, какие у них машины и как выглядят их дома. Человек, окликнувший меня, — Ричард Пентенелло. Из-под его клетчатой жилетки торчала идеально выглаженная рубашка. У него была своя фирма, небольшая, но довольно успешная. Я понял, что люди, сидящие за столом, успешны не меньше Ричарда.

— Мне нужно срочно идти, — сказал я, открыл дверь и выбежал на улицу. У обочины стояло такси. Только сев в него, я понял, что живу в престижном районе города. Я назвал нужный адрес и откинулся на сидение. Моя голова раскалывалась под тяжестью новой информации.

Но тут мир вокруг начал вновь растягиваться, и салон такси стал коричневой точкой далеко впереди. Все повторилось.

Наконец, я понял, что все еще сижу в машине. Правда, на этот раз она оказалась полицейской, да и водитель уже не был похож на таксиста. Мы остановились, дверь открылась, и меня вытянули наружу. Через минуту я уже сидел в маленькой комнате, пропахшей человеческими выделениями.

На стене висели часы, и я с удивлением обнаружил, что было сорок две минуты восьмого. Что-то было не так, не могло пройти так мало времени. Голова опять начала жутко болеть, а память вновь наполнилась чужими воспоминаниями. Оказалось, что я работаю на парня по имени Джо. Имя выдумано. Я продаю наркоту. Нас познакомил мой друг, с которым я выкурил тонну травы, пока учился в колледже.

К решетке подошел полицейский. Он смотрел на меня с презрением.

— Ты убил моего сына, помнишь?

— Я никого не убивал. Это был не я, понимаете! — кричал я. Но он, конечно, не понимал. Для него именно я был убийцей. Он достал ключ от камеры и дубинку.

Первый удар сломал мне челюсть. Второй ребра. Третьим полицейский перебил мне запястье. Был и четвертый, но его я не почувствовал, потому что камера и убитый горем отец были уже где-то далеко, а я снова провалился в темноту.

Когда я открыл глаза, все мои кости были целы. Я стоял в темноте, а вокруг было слышно движение. В руках я держал винтовку.

— Включить ночное видение и рассредоточиться, — шепотом скомандовал чей-то голос. Люди, которые окружали меня, начали движение. Кто-то толкнул в спину и, назвав по имени, велел шевелиться. Я нащупал на голове шлем с устройством ночного видения, опустил его до уровня глаз и начал пальцами искать что-нибудь наподобие кнопки. Наконец, я что-то задел, очки хрустнули, и я смог видеть помещение в зеленых тонах. Оказалось, что это театр, а люди с оружием обыскивали каждый его угол. Тем временем я взглянул на наручные часы. Я был совершенно сбит с толка, они показывали 19:39.

— Здесь чисто, капитан, — вдруг выкрикнул один из бойцов, — видимо, он ушел.

— Хорошо. За дело, — капитан обратился ко мне по имени, — ищи ее!

— Кого? — не понял я.

— Отставить шутки, рядовой! Живо ищи бомбу, пока мы все тут не взорвались!

— Бомбу?! — тогда я не на шутку испугался. Капитан совсем вышел из себя и уже собрался сказать мне что-то еще, но его перебил голос другого бойца:

— Я нашел ее!

Все поспешили вниз к сцене. Боец показал на один из первых рядов.

— Она там, под сидением.

— Давай, ты знаешь, что делать, — капитан хлопнул меня по плечу.

Когда я увидел бомбу, на лбу выступил пот. Я не имел понятия, как с ней обращаться. Впрочем, через секунду все изменилось. Чужой мозг вторгся в мое сознание, и меня накрыла новая волна не своих воспоминаний и навыков. Я оглянулся на ребят: капитана Роджерса, Майки, Трота, — нельзя их подводить.

— Выходите из здания, я справлюсь сам.

Капитан несколько секунд смотрел на меня, а затем скомандовал отряду. Я снова повернулся к бомбе. Без проблем определил ее тип и время, что было в запасе. Часы показали 19:42. Мне требовалось минуты три, чтобы сделать свое дело. Внезапно я понял, что руки и бомба уходят вдаль. Я снова начал переходить в другую реальность. Я хотел кричать, что должен закончить, но у меня не было рта. Да и некому было услышать.

Я открыл глаза. В телефоне был слышен женский голос. Я нажал на красную кнопку и убрал сотовый в карман. Нужно было срочно найти Дэрббери, чтобы он остановил все это. Я заметил, что в каждой последующей реальности нахожусь все дольше и дольше. Если в первый раз все прошло минуты за две — не больше, то в театре я был уже около пяти. Нужно было засечь время, и я снова достал телефон. На экране высветились цифры — 19:37, но семерка тут же поменялась на восьмерку.

Я поймал такси. До дома Дэрббери было около пяти минут езды, но зная, что у меня, возможно, не хвати времени, я велел таксисту ехать быстрее, пообещав дать в два раза больше положенного. Порывшись в бумажнике, кроме денег я нашел несколько кредитных карточек со своим именем. Когда мы подъезжали к месту, у меня снова заболела голова, и я тут же стал разбираться в экономике.

Я сунул таксисту все свои деньги и вылез из машины. Меня немного успокоило, что дом все еще стоял на месте. Я открыл свежевыкрашенную оранжевую дверь и побежал по коридору в самый конец здания. Правда, там я увидел не совсем то, что ожидал. Дверь комнаты Дэрббери была открыта, а стены, пол и потолок оказались черными. Видимо, от пожара. Я достал разрывающийся от звонков моей ассистентки телефон и посмотрел на время. Экран с цифрами 19:43 начал медленно сжиматься. «Значит, примерно шесть минут», — успел подумать я, прежде чем в очередной раз провалился в бездну.

Больше я не терял времени. Каждый раз, оказываясь в новой реальности, я ехал к Дэрббери, в надежде, что он не поменял жилье. И всегда случалось одно и то же — его там не было. Один раз я, даже, наткнулся в его квартире на других людей, которые сказали, что Дэрббери погиб пару лет назад. Я не терял надежды, но понимал, что мои шансы найти его были бесконечно малы. К тому же головная боль больше не покидала меня и с каждым новым всплеском воспоминаний она все сильнее сдавливала мою голову.

Со временем я смог точно посчитать, на сколько меня отбрасывает назад в прошлое. Оказалось, что ровно на минуту. Более того, каждое новое перемещение начиналось на сорок секунд позже последнего. Так, в каждой новой реальности, у меня было на сто секунд больше. Почему именно столько, я не знал. Просто, видимо, так было нужно.

Кем бы я ни оказывался в очередной раз, я ничего не мог изменить. Каждый раз выбор был уже сделан за меня. Другой «я» делал этот выбор в прошлом, понимаешь? Я был всего лишь безмолвным наблюдателем последствий чужих решений. Но если сначала «чужие» решения как бы были моими, то потом все окончательно вышло из-под контроля. Мой разум начал проникать в жизни других людей. Я был и учителем в японской школе, и обычным жителем Канады, несколько раз оказывался даже в теле женщин. И все это время мой разум впитывал информацию. Я начал серьезно подумывать о самоубийстве, потому что моя жизнь была тем единственным, над чем я еще имел власть. Хотя и это было спорно, ведь я жил чужими жизнями.

Я очнулся в очередной раз и хотел уже направиться к окну, чтобы окончить свои мучения, но остановился у зеркала. Из сумрака комнаты на меня смотрело небритое лицо, со шрамом с правой стороны. Я потрогал левую щеку. Это был тот человек, что ворвался тогда к Дэрббери. На часах было почти семь. Тогда они пришли примерно в семь сорок. Тут зазвонил телефон, и через секунду из двери в другом конце комнаты вышел человек и взял трубку.

— Да, я понял. Еще нет. Хорошо. Хайн, это тебя, — последнюю фразу мужчина адресовал мне. Я подошел и только тогда понял, что телефон мне протягивал Барн. Вдруг, мне показалось, что он может обо всем догадаться, но тот все так же продолжал смотреть на меня.

— Алло, — немного неуверенно произнес я не своим голосом.

— Алло, здравствуйте, это я. Наш уговор остается в силе?

— Конечно, — сказал я, совершенно не понимая, о чем говорит этот человек.

— Хорошо, вам нужно приехать ко мне, — он назвал адрес, и я вдруг понял, что говорю с Дэрббери. — Только вот, этот человек… дело в том, что я сделал ему операцию, — я понял, что он говорит обо мне, но зачем? Я не смог ничего ответить ему.

— Я знаю, что должен был предупредить вас заранее, но пожалуйста, не волнуйтесь. Его сердце не пострадает, и я сделаю все как надо. Приезжайте скорее, он может скоро очнуться.

— Приеду, — выдавил я и повесил трубку. Сукин сын продал кому-то мое сердце!

— Ну что, едем? — спросил Барн.

— Да, — сказал я и назвал ему адрес Дэрббери.

«Каков был шанс, что я окажусь в своей же реальности?» — спрашиваю я сейчас себя. Реальность моя, но не тело. Впрочем, для меня это было не важно. Я хотел увидеть его, еще раз посмотреть в эти глаза.

19:32 показали часы, когда мы подъехали к дому. Та же дверь, тот же коридор. Я видел их уже десятки раз. Наконец, мы подошли к комнате № 25.

— Выбивай дверь, — сказал я Барну.

— Может, постучим?

— Бей!

Он ударил ногой в центр двери, но она все так же продолжала стоять. Затем он попытался выбить ее плечом, но после второго удара я остановил его. Ты знаешь, как мы вошли, ведь ты видел, это ты помог нам.

Из операционной вышел Дэрббери. Он был напуган и растерян.

— В чем дело? У нас ведь был уговор, — пролепетал он.

— Ты использовал меня.

— Это не так, я клянусь вам! Подождите немного, и все будет готово.

— Дэрббери, твой опыт удался. Все получилось почти так, как ты рассчитал. Но, вместе с тем, ты лишил меня очень многого, — его глаза широко раскрылись, он понял, о чем я говорю.

— Изумительно! Это действительно ты?! Расскажи мне все, что ты видел!

— Я скажу лишь, что ты обрек меня на созерцание отголосков чужих решений и лишил меня права выбора. А теперь, я пришел лишить тебя этого права, и это — мой выбор. Слышишь? Я сделал его сам! Тебе не отнять этого! — тогда он произнес мое имя дрогнувшим голосом, а ты убил его.

Мы вошли в операционную, и я увидел себя на столе. Я ужасно выглядел, голова изуродована, и казалось, что я сейчас потеряю сознание. Я послал Барна к трупу Дэрббери, чтобы у меня было время сказать что-нибудь самому себе, чтобы изменить хоть что-то. Я не знал, что говорить, и решил начать с имени. Но тут вернулся этот придурок. Тогда ты убил и его. И знаешь, что я вспомнил в этот момент? Я вспомнил, как смотрел на все это с операционного стола. Как Барн начал падать на пол, а я впервые увидел, как мир вытягивается в струну.

Я снова посмотрел на себя, но на столе уже лежал труп. Ты понимаешь? Значит, так и должно было быть. Я тут ни при чем! Я не могу ничего изменить! А еще это значит, что все те, кем я был, тоже умерли. Умрет и этот со шрамом, когда я снова окажусь кем-то другим. Это произойдет минут через десять.

Ты вот спросишь, зачем я рассказываю все это тебе? Все потому, что ты умеешь слушать, ведь ты живой — я знаю. Таким и останешься, когда поможешь мне умереть. А ты хоть понял, зачем я прошу тебя убить себя? Потому что я герой! Да, именно так! Я вправе решать сам, что мне делать! Так пусть все знают, что я сделал, когда услышат твой металлический крик. Расскажи это каждому!

***

Он оторвал взгляд от пистолета и приставил оружие к виску. Выбор был сделан.