100 смертей

Он умирал. Опять… снова… или наконец-то? В глазах ожидаемо темнело, но закаленное сознание не спешило покидать израненное (в который раз) тело, давая возможность сполна насладиться происходящим.

Где-то в нагрудном кармане затасканной куртки был блокнот, чудом уцелевший за все это время. На истрепанных листках то ровным, аккуратным почерком, то неряшливыми каракулями были выведены цифры и скупые строчки дневника. Вначале записи делались шариковой ручкой, по счастливой случайности оказавшейся при себе. Паста в ней кончилась… на тридцатом, что ли, разе? Или сороковом? Потом последовали записи чернилами и краской. Несколько записей — кажется, с шестидесятой по шестьдесят пятую — были выжжены маломощным капиллярным лазером. Последнюю запись, за отсутствием альтернатив, пришлось делать собственной кровью — благо натекло ее в злополучный девяносто восьмой раз порядочно. Сейчас он предусмотрительно запасся перьями и чернилами, так что после воскрешения будет, чем зафиксировать в дневнике предпоследнюю смерть.

Кажется, вот оно. Дрожь пробежала вдоль позвоночника, конвульсивно дергающиеся ноги застыли, тело последний раз выгнулось дугой, тщетно силясь протолкнуть в легкие новую порцию кислорода. Как и всегда, он услышал тот же звук — протяжный, тихий звон, словно невидимый гитарист легонько ударил по струне. Еще на мгновение вспыхнули огнем раны на животе и груди, замер в воздухе предсмертный хрип — и он подскочил вверх, словно вынырнул из глубины вод на поверхность. Безжизненное, распластанное тело осталось на берегу озера, а его в который уже раз подбросило навстречу звездам, словно бы ударило о небесную твердь, и тут же низринуло обратно, на омываемые холодной водой серые камни. Ага, значит, в этот раз — на том же месте? Ну и славно.

Он с трудом сел, потирая грудь. Казалось бы, за девяносто восемь… нет, уже — ура! — за девяносто девять раз можно было бы и привыкнуть. Тем не менее, он снова и снова удивлялся своим перерождениям. О его предыдущем воплощении, павшем в бою за Линдисфарн, напоминали лишь следы крови на камнях. Аккуратно подобрав ноги и опираясь руками на большой, поросший мхом валун, он встал, прислонился спиной к нагретому за день камню. С наслаждением вдохнул, выдохнул, потянулся, хрустнув суставами, а затем, опустившись на камни, вынул из кармана заветный блокнот. Покопавшись в мешке, достал перо и убористым почерком внес новую запись в дневник:

«99 раз. Даже не верится, что добрался до этой черты. Подумать только, всего один раз — и дома! Впрочем, не буду отвлекаться. В этот раз довелось участвовать в историческом событии — нападении викингов на монастырь Линдисфарн. Значит, 793 год нашей эры. Я прожил у монахов три дня, и, несмотря на барьер между современным и древним английским, нашел с ними общий язык. Естественно, не подавая виду, кто я такой и откуда взялся у стен обители. Викинги появились внезапно, словно гром среди ясного неба. Монастырь сожжен и разграблен, монахи по большей части убиты или взяты в плен. Я пытался сражаться, но, как и следовало ожидать, шансов у офисного планктона двадцать первого века против свирепого берсерка восьмого века нет никаких. Какой-то рыжий детина проткнул меня копьем, словно бабочку для гербария. А потом, будто бы этого было недостаточно, его товарищ добавил мне топором. Хорошо еще, что хватило сил добраться до этого озера и умереть вдали от излишне любопытных глаз».

Жестом заправского летописца он погрыз кончик пера. М-да. Цинизм все-таки самый удобный способ защиты от неудобной — или невероятной, как в его случае — реальности. Посмотрите на него — пережил… или, скажем так, выдержал — стычку с отмороженными на всю скандинавскую голову викингами, врезал дуба на берегу безымянного озера — и как ни в чем не бывало, через час после сражения посиживаю себе тут, да кропаю в блокнотике. Закалился, что ли? А ведь как все начиналось…

Звали его Александром, но он, в силу своего увлечения средневековой историей, вне работы представлялся Алексом — ему казалось, что это звучит очень по-норманнски. Или, по крайней мере, не так обыденно. Будучи классическим, можно сказать, махровым представителем современного пролетариата — работал он в отделе продаж конторы, занимавшейся лизингом строительной техники — Саша всячески старался отличаться от своих коллег. Он не посещал ночных клубов, принципиально ездил на метро, отказываясь взять в кредит «фокус», и не прописывал заезженных «ура, пятница!» в графе «статус» социальных сетей. Ему казалось, что так он выделяется из той невзрачной серой массы, среди которой ему приходилось вращаться. Работа приносила неплохие деньги, достаточные для содержания жены-домохозяйки и двух маленьких детей, но душу не грела. Ежедневный час в подземке Саша посвящал чтению различной исторической литературы, периодически ловя себя на мысли, что родился он явно не в свое время. Честное слово, где-нибудь в эпоху Любечского съезда князей, или вообще во времена первых походов викингов, ему бы жилось гораздо комфортнее.

Последние несколько… наверное, все-таки месяцев, изменили его представление о самом себе. Что и говорить, гордо именовать себя медиевалистом — это одно, а вот, к примеру, лечить раны при полном отсутствии антибиотиков, бинтов и йода — совсем другое. Одна из первых его смертей была от сепсиса — какой-то не в меру изобретательный английский лучник догадался основательно смазать наконечники своих стрел чесноком. Ранение в живот обернулось такими муками, что до сих пор одно воспоминание заставляло Сашу вздрагивать.

Еще одно исключительно красочное воспоминание посетило его при тридцать пятом, вроде бы, перерождении. Помнится, стояло исключительно жаркое лето. Он как раз присоединился к армии наемников, выдвигавшейся к границам какого-то карликового государства, подлежавшего захвату соседом. Добравшись до лагеря регулярных войск, Саша впервые увидел настоящую выгребную яму образца пятнадцатого века.

Мухи размером с майских жуков гудели в воздухе. Запах стоял такой, что бывшего менеджера по продажам начало бурно тошнить еще за сто метров до объекта. Спазмы продолжали сотрясать даже совершенно опустошенный желудок. А он-то думал, что, побывав в студенчестве у двоюродной бабушки в деревне, готов к любым запахам! Спасло только своевременно отключившееся сознание. Иначе Саша бы точно сошел с ума. Тьфу, черт. Незачем вспоминать былое. Надо вернуться к дневнику.

«Теперь остался всего один раз. Даже интересно, каким он будет. Насколько вообще, оказывается, легко следовать этому простому принципу — делай, что должно, и будь, что будет!».

Он снова задумался. Сама обстановка — укутанные туманом могучие сосны, валуны омываемые холодной озерной водой и видевшие, должно быть, рождение мира — располагала к размышлениям. Сущности, забросившие обычного менеджера в удивительный калейдоскоп времен и миров, первое время, казалось, вовсе не замечали его. Первые раз двадцать он умирал поразительно быстро и исключительно неприятно. Двадцать третий раз занимал особое место в дневнике. Впрочем, Саше не требовалось перечитывать запись, чтобы вспомнить, что именно тогда случилось.

— Последнее желание приговоренного?

Он помотал головой. Какой смысл? Вынесший ему приговор священник махнул рукой, и топор палача свистнул в воздухе. Последней мыслью пришельца из двадцать первого века было «только бы не слишком больно…». Как в бородатом анекдоте, больно не было, правда, и головой кивать не потребовалось. В следующее мгновение Саша очнулся в совершенно незнакомом месте.

Его окружала идеальная, абсолютная белизна. Он чувствовал, что стоит на чем-то твердом, но ни малейшего намека на стены, пол или потолок глаз был не в силах уловить. Только непонятное, белое до неестественности пространство вокруг.

— Ну отлично, — фыркнул Саша, — и что это?

— Промежуток, — с готовностью отозвался кто-то у него за спиной.

Бывший менеджер подпрыгнул от неожиданности и резко обернулся.

— Ты? Это чем же я обязан?

— Тем, что к двадцать третьему разу ты, как нам кажется, должен быть готов к нормальному диалогу.

Собеседник, высокий мужчина, на вид лет сорока, был одет в самый обыкновенный серый костюм, да и вообще выглядел очень-очень обычно. Среднего роста. Незапоминающееся лицо. Ровный, лишенный эмоций голос. Еще во время их первой встречи Саше показалось, что если бы кто-нибудь искал картинку для статьи «Человек» в толковом словаре, он бы использовал именно такой образ.

— Допустим. А такая обстановка — это все-таки к чему? Готовите меня к дурдому по возвращении домой? Или нет, сейчас ты скажешь, что вокруг — Матрица, а ты — Архитектор?

Человек прикрыл глаза, будто вспоминая что-то.

— Ах, вот ты о чем. Нет, ничего общего с вашей фантастикой тут нет. Хотя аналогия удачная. Прошу, садись.

Саша снова оглянулся. Позади него материализовалось глубокое кожаное кресло. Потрепанное, протертое на подлокотниках, будто бы выдернутое сюда прямиком из какого-нибудь салона антикварной мебели. Собеседник опустился в точное такое же кресло напротив.

— Спрашивай, — благожелательно кивнул неизвестный.

Ага, спрашивай. Схватить бы тебя сейчас да приложить головой об это кресло пару раз — но вряд ли это поможет вернуться. Будем вести себя смирно до поры до времени.

— Зачем все это?

— А ты сам не догадываешься? Жаль. Тогда пока твой вопрос оставим без ответа. Прими «все это» как данность.

Тут нервы современного пролетария не выдержали. Он вскочил и рванулся вперед, широко замахнувшись для удара. Кулак, однако, в нескольких сантиметрах от лица незнакомца налетел на невидимую стену, да так, что Сашу отшвырнуло обратно в кресло. Снова попытавшись подняться, он обнаружил, что какая-то сила не дает ему встать.

— Ты же собирался вести себя смирно? — как ни в чем ни бывало удивился незнакомец.

Он еще и мысли читать умеет, мрачно отметил Саша про себя. Час от часу не легче.

— Принять как данность? Вы выдернули меня из моего мира, лишили меня всего, что мне было дорого, забросили куда-то… я даже не знаю, куда, да еще и наделили бессмертием, чтобы я подольше мучился! Или… — Саша осекся, пораженный внезапной догадкой, — или… я просто умер, и это — ад? То есть, вечные муки — это вот так и выглядит?

Бывший менеджер попытался перекреститься, но та же сила крепко удерживала его, он не мог даже пошевельнуться. Сашин собеседник заразительно расхохотался.

— Знаешь, а ты в чем-то прав. Работа — как там, еще раз? — ме-не-дже-ра по продажам — явно не твое. Тебе точно стоило податься в фантасты.

— Ага, к тому же у меня теперь есть готовый сюжет про попаданца, — съязвил Саша, не сомневаясь, что незнакомец поймет его, — даже не один, а целых двадцать два. Правда, до ужаса скучных — ни тебе Сталину чертежи АК показать, ни Александра I от убийц спасти. Только двадцать три смерти, по большей части — исключительно паршивые.

— И опять ты удивительно точен в аналогиях, — кивнул неизвестный, — наша идея примерно в этом и заключалась. Я думаю, ты догадался, что мы — не совсем люди. Не будем вдаваться в подробности, кто мы и откуда — сейчас это не самое главное. Важнее то, зачем нам понадобился ты.

И как мне от вас сбежать, подумал Саша. Он знал, что собеседник услышит эту мысль, но вслух произнести ее не осмелился.

— Не хотелось бы тебя в очередной раз расстраивать, но конкретно на тебя выбор пал, в общем–то, случайно. Из шести миллиардов населения Земли нам требовалось пятнадцать разных человеческих архетипов. Одному из них ты полностью соответствовал.

— Лучше бы я в лотереи так выигрывал, — обескуражено пробормотал Саша, — получается один шанс на четыреста миллионов?

— Именно. Можешь считать себя счастливчиком, хотя, в общем-то, все, в чем ты поневоле участвуешь, всего лишь глобальный социальный эксперимент. Планетарного, я бы даже сказал, цивилизационного масштаба. Мы изучаем вас.

— Странно, — усмехнулся Саша, — а я-то всегда думал, что инопланетяне похищенных должны препарировать, всякие биологические опыты над ними ставить…

— Ваша физиология нам прекрасно известна, — перебил его собеседник, — гораздо больше нас интересуют ваши психоэмоциональные реакции в различных ситуациях. Да и, к тому же, мы не инопланетяне в том смысле, который в это слово вкладываете вы.

— То есть, вы просто схватили пятнадцать человек, наделили временным бессмертием, и заставляете попадать в разные времена, просто изучая их поведение? Гениальная организация процесса! Ничего попроще придумать не получилось?

— Не пытайся понять то, чего тебе понять не дано, — веско ответил незнакомец, — на твоем месте я бы в первую очередь подумал о себе. Или ты за двадцать три раза вошел во вкус? Поверь мне, бывают существенно более неприятные смерти, чем те, что довелось, извини за каламбур, пережить тебе. Неужели тебя совсем не заботит, как выбраться отсюда?

— Откровенно говоря, я надеялся в какой-то момент просто умереть, — буркнул Саша.

— И никогда больше не увидеть жену и детей? На тебя не похоже. При всех твоих пороках семью ты любишь искренне, это бесспорно.

— Моих пороках? Да кто ты такой, чтобы о них судить? — невидимый пресс пропал, Саша смог вскочить на ноги, — слушай, приятель, если тебе есть, чем помочь, выкладывай скорее, а нет — так нечего тратить время, я пошел!

— Интересно, куда? — усмехнулся Сашин собеседник, — хотя, конечно, судить о твоих пороках, равно как и о добродетелях, буду не я. И, на твое счастье, не сейчас. Впрочем, раз уж время столь дорого, слушай внимательно.

— Прежде, чем вернуться домой, тебе предстоит умереть ровно сто раз. Не пытайся сто раз подряд броситься на меч, это не поможет. Очередная смерть будет дарована тебе лишь тогда, когда мы сочтем, что ты усвоил очередной урок.

— Какой, твою мать, еще урок? — Сашино терпение лопнуло с почти слышимым звуком, — долбанные кретины! То у вас тут эксперименты с людьми, то какие-то уроки, то будь добр сдохнуть сотню раз…

— Ты помнишь, почему умер сейчас?

— Мне голову отрубили, — язвительно ответил бывший менеджер.

— А за что, позволь полюбопытствовать?

— Признали еретиком, — недовольно проворчал Саша, — хотя я был уверен, что…

Он осекся.

— Смотрю, этот урок ты и впрямь выучил. Не стоит считать себя умнее тех, кто жил за пятьсот лет до тебя, правда? Пусть даже их вера и сопутствующие обряды кажутся глупыми анахронизмами.

Мужчина поднялся на ноги. Белизна за его спиной будто бы сделалась еще более яркой. Саша зажмурился, не в силах смотреть на ослепительный свет.

— Оставляю тебя наедине с твоим новым знанием, — веско произнес незнакомец, — мы еще увидимся, Саша.

Неизвестный удалялся. Вроде бы он не шевелился, но постепенно становился все меньше и меньше, словно улетая…

— Стой! — заорал бывший менеджер, — хотя бы скажи, как тебя зовут!

Ему показалось, что собеседник рассмеялся.

— Называй меня Михаилом. До встречи!

Саша очнулся от воспоминаний. Интересно, собирается ли загадочный собеседник сдержать слово? Удивительное путешествие, дай Бог, подходит к концу, а новой встречи так и не состоялось. Свои уроки, тем не менее, он исправно усваивал. По крайней мере, так ему казалось.

«Лучше всего, пожалуй, я научился принимать неизбежное». В общем-то, и выхода другого не было — вырваться из россыпи сменяющих друг друга времен и мест он не мог, как-то связаться с заварившими эту кашу «инопланетянами» тоже не получалось. Оставалось только жить и ждать. Скорость его обучения была тому причиной или простые совпадения, но в одном и том же времени или мире Саша подолгу не задерживался. Два месяца, проведенные в невообразимо далеком трехсотом веке человеческой цивилизации, стали чуть ли не самым долгосрочным его пребыванием на одном месте. И, пожалуй, самым страшным.

В этой реальности человечество непрерывно воевало. Давным-давно покинув Землю и подчинив себе несколько галактик, люди сражались сразу на нескольких фронтах, с чужими цивилизациями и между собой. До этих дней Саша наивно полагал, что самым страшным звуком, который он слышал в своей жизни, была стрельба группы Т-80, проходивших учения на том же полигоне, где Саша проходил институтские военные сборы. В будущем громовой раскат, производимый пушками русских танков, показался бы мышиным писком рядом с залпами планетарных крейсеров. Монструозные космические корабли залпом основного калибра были способны расколоть планету надвое, вскипятить океаны и расплавить континенты. Волею судеб Саша служил помощником кока на крейсере «Архангел», осуществлявшего карательную операцию на небольшой взбунтовавшейся планете в дальнем рукаве Млечного Пути. Ее населяли люди.

Иссиня-черный, окутанный полупрозрачным облаком защитного поля корабль вошел в атмосферу, зависнув в двадцати километрах над столицей планеты. На такой высоте «Архангел» был недосягаем для устаревших систем ПВО, защищавших город. Тысячекратно усиленный голос капитана корабля разнесся над планетой.

— Именем Земли-Прародительницы. Планета Эль-Кайрен признана виновной в явном и открытом неподчинении Конфедерации Свободных Миров. Преступление карается смертью. Узрите вашу погибель и молитесь о спасении ваших заблудших душ.

Забыв о кипевшем на плите бульоне, Саша выскочил из камбуза и побежал на среднюю палубу. Вахтенный недружелюбно взглянул на помощника кока, но промолчал. В огромный иллюминатор Саша увидел, как исчезло отключенное из рубки защитное поле «Архангела». С утробным скрежетом и свистом сервоприводов из чрева корабля выдвинулось планетарное орудие. Несколько секунд стояла оглушительная тишина. А потом...

Пришельцу из двадцать первого века показалось, что настала его шестьдесят третья смерть. Выстрел основного калибра заставил Сашу рухнуть на пол, зажимая руками уши. Безотчетный, первобытный ужас охватил его, оглушительный грохот, казалось, сейчас разорвет голову. Ничто, сотворенное человеком, не могло, не должно было издавать таких звуков. Казалось, что на нижней палубе корабля пробудился сам дьявол, и диким ревом приветствует свою свободу. Саша заплакал. Господи, убейте меня, кто-нибудь! Сделайте хоть что-нибудь, пусть только этот кошмар прекратится! Кто-то рывком поставил его на ноги.

— Это мы еще внутри «Архангела», тут звукоизоляция! — радостно ощерившись, проорал вахтенный, — представляешь, каково сейчас им?

Пересиливая страх и головокружение, Саша подполз к иллюминатору. В двадцати километрах под крейсером больше не было обитаемой планеты. Насколько хватало глаз, полыхало пламя нереального, фиолетового цвета. Реки обратились в пар, суша плавилась, словно воск на солнце. Саша непроизвольно зашептал молитву.

— Отче наш… и…иже еси… Господи… Господи… там же люди!

— Три миллиарда сепаратистских ублюдков, ты хотел сказать! — хохотнул все тот же солдат, стоявший на вахте, — как тебе, а? Пять секунд — и целая планета отправляется к дьяволу за пивом! Ты небось первый раз видишь такое?

Саша судорожно кивнул. Поминутно хватаясь за стены и переборки, он добрался до своей каюты. Успев возблагодарить неизвестного ему конструктора корабля за отдельный санузел, положенный каждому члену экипажа, помощник кока расстался с недавним обедом, завтраком и, похоже, даже ужином, и обессилено рухнул на койку. Всю ночь его мучили кошмары.

Бывший менеджер помотал головой. Весь этот ужас остался в прошлом. Он в средневековой Англии, на берегу чудесного озера, и до возвращения домой осталась всего одна смерть. Здесь нет ни планетарных крейсеров, ни бесконечной войны. Побывав в будущем, Саша еще раз убедился — ничего страшнее войны быть не может. И чем дальше, тем она уродливее. Все-таки в древние времена все было как-то честнее. У одного меч, и у другого меч. Кто сильнее, искуснее, быстрее — тот врагу башку долой. Глаза в глаза, лицом к лицу. А вот так, с недосягаемой высоты, нажатием одной кнопки превратить в преисподнюю целую планету… Не знаю, что именно, но я готов сделать что угодно, лишь бы подобное никогда не случилось в будущем, мрачно пообещал себе Саша. Он вздохнул и снова склонился над дневником.

«В общем, совсем скоро я уже буду дома. Я столько раз гнал от себя мысль, что в нашем мире прошло слишком много времени и меня уже сто раз похоронили, оплакали и забыли, что теперь, похоже, окончательно уверовал в это. Может, там время вообще не идет? Ну, как в «Хрониках Нарнии»? Пусть хотя бы в этом мне повезет, больше ничего не прошу. Пора заканчивать. Следующую запись сделаю, когда вернусь».

Тихий плеск привлек его внимание. Саша поднял голову и увидел медленно идущего по поверхности озера давешнего незнакомца. Ожесточенное протирание глаз не помогло — «инопланетянин» продолжал вышагивать по водной глади, как по тротуару. Достигнув берега, человек приветливо помахал Саше рукой.

— Приветствую отважного защитника Линдисфарна! Вижу, ты уже переродился. Тем лучше.

Саша кивнул в ответ.

— Я оценил трюк. Какие-то фокусы с коэффициентом поверхностного натяжения?

— А я думал, что менеджеры получаются только из тех, кто прогуливал в школе физику, — не остался в долгу незнакомец, — похоже, что я ошибался. Впрочем, и ты неправ. «Никакого секрета здесь нет»… Что, дошло теперь?

Саша ошарашено взирал на незнакомца. Неужели?!...

— Нет, — мягко ответил тот, — ты не совсем прав. Я — не Он. Но, выражаясь привычным для тебя языком, можешь считать меня полномочным представителем.

Части несложной головоломки не замедлили встать на свои места, сложившись в ясную картину.

— Архангел Михаил…

— Надеюсь, теперь ты перестанешь верить в совпадения, — усмехнулся тот, — в армии Конфедерации Свободных Миров около сотни планетарных крейсеров, а ты попал именно на тот самый… как, кстати, ты умер в тот раз?

— По собственной дурости, как обычно. Нахамил офицеру, оспорил приказ, был подвергнут трибуналу. По законам военного времени — мгновенная казнь. Кстати, даже не думал, насколько, оказывается, больно умирать, будучи выброшенным в вакуум.

— Надо же. Не слишком строго для помощника кока?

— Меня к тому моменту произвели в рядовые. И нет, не слишком. Этого так не объяснить, там же… там же война — не просто конфликт на пять-десять лет. Там это как… не знаю, парадигма, что ли. Нечто, определяющее уклад жизни. Все подчинено Войне. Она — смысл и критерий всего. Ничего удивительного, что за нарушение ее законов меня казнили.

— Ты стал мудрее, — серьезно заметил незнакомец, — отрадно видеть, что ты научился искать первопричину происходящего в самом себе. Раньше ты был склонен обвинять во всем окружающих.

— Был грех, — согласился Саша, — но это в прошлом. И я очень рад, что не доживу до тридцатых веков и тамошних ужасов.

Архангел опустился на камень рядом с человеком. Саша молчал, ожидая, что Михаил сам начнет разговор. И не ошибся.

— Скажи, что ты сейчас чувствуешь? Будучи в одном шаге от дома?

Бывший менеджер прислушался к себе. Почему-то не было ни радости, ни предвкушения возвращения. Даже удивления от встречи с архангелом не чувствовалось. Будто бы просто не осталось сил на сколько-нибудь яркие эмоции. Усталости, впрочем, он не чувствовал.

— Спокойствие, пожалуй. Может быть, даже умиротворение.

Архангел удовлетворенно хмыкнул.

— Ты прошел длинный путь. Помнишь, во время нашей прошлой встречи ты спрашивал меня, зачем все это было нужно. Вряд ли я ошибусь, если предположу, что теперь ты сам способен ответить на этот вопрос?

Саша снова помолчал.

— Ну… наверное, это все было испытанием. Проверкой на прочность. Мне дали шанс пересмотреть свои мысли и установки.

— Ты словно отчитываешься об очередном тренинге по продажам, — недовольно поморщился Михаил, — ты мне еще процент прироста верности твоих «установок» посчитай. Здесь не может быть правильных и неправильных ответов. Говори свободно.

— Хорошо, — невозмутимо продолжил Саша, — я теперь прекрасно знаю, каково это — умирать от дырки в брюхе, от разрыва легких и еще от десятков причин. Избавился от иллюзий на тему того, как же прекрасно было жить в средних веках. Перестал считать военных кретинами, монахов — достойными сожаления эскапистами, инквизиторов — недалекими фанатиками. Увидел, что представляет собой война в будущем. До умопомрачения соскучился по своей семье, по своему времени и по своей обычной жизни. Достаточно?

— В чем-то, — серьезно отозвался архангел, — теперь попробуй заглянуть глубже в себя. Вспомни все пережитое за это время.

Вновь воцарившуюся тишину нарушал лишь тихий плеск воды. Михаил терпеливо ждал, а Саша погрузился в воспоминания. Минуты, казалось, тянутся бесконечно — да и было ли здесь, на берегу этого тихого лесного озера, хоть какое-то время? Наконец человек открыл глаза.

— Мне кажется, я научился смирению.

Архангел медленно склонил голову.

— Мы ждали этих слов. Важно всегда помнить разницу. Смирение — это не покорность барана, которого ведут на заклание. Смирение есть высшая форма приятия всего, что происходит в жизни человека, вне зависимости от обстоятельств. Такое приятие не означает бездействия или отсутствия эмоций, но дает силы принять и пережить любые испытания, даже такие, как война, тяжелая болезнь или смерть близких. Нынешнее же твое испытание закончено.

Саша отметил про себя, что с момента прошлой встречи речь архангела изменилась. Если тогда Михаил казался ему чуть ли не современником, то теперь в размеренных, торжественных словах чувствовались одновременно мудрость и сила существа совершенно иного порядка. Архангел поднялся на ноги, и Саша последовал его примеру.

— Иди же, человече. Помни, что нет другого времени. Прошлое безвозвратно ушло — его можно изучать, можно помнить, обращаться к нему в поисках причин происходящего, но нет смысла на нем зацикливаться. Будущего еще нет — оно только формируется сотнями миллионов поступков, мыслей и событий, и никому не дано предвидеть, каким оно окажется. Есть только здесь и сейчас. Нет вчера и завтра.

Человек внимал. Очертания озера за спиной архангела постепенно размывались, вновь превращаясь в идеально белое пространство.

— Мы убедились, что люди все еще не утратили способности изменяться и учиться. Во сколько бы слоев брони не обрядила вас современная культура, техническая революция и прочее — внутри вы остались теми же самыми. Вы все еще способны на смирение. И это вселяет надежду.

— На что?

— На спасение. Не сейчас, но, по вашим меркам — скоро. Будь в своей обычной жизни достоин себя нынешнего — чистого, спокойного и бесстрашного.

Вновь, как и в прошлый раз, архангел стал медленно подниматься вверх, исчезая из глаз.

Потрясенный, ошарашенный, Саша едва успел опомниться и прокричать, прежде чем Михаил окончательно скрылся:

— А моя последняя смерть? Как же сотый раз?

— Сотый раз в твоем случае — это первый для любого другого человека, — отозвался архангел, — так что не торопи его!

Фигура посланца небес растаяла в воздухе, и все взвихрилось, закружилось перед глазами человека, пронося его через время, расстояния и миры. В последний раз Саша услышал тихий звон одинокой струны, почувствовал боль в груди… и очнулся.

В своей обычной «икеевской» кровати. Судя по часам, ранним субботним утром. В лучах недавно вставшего солнца по комнате кружили пылинки. Удивительный сон, в котором он шел сквозь миры и времена и разговаривал с архангелом Михаилом, все еще держался на самой границе памяти, причиняя непонятное беспокойство.

— Приснится же такое, — поморщился Саша. И ведь вроде бы не пил вчера, даром, что была пятница.

Он привычно погладил жену по голове, с наслаждением потянулся, намереваясь поспать еще часок-другой, пока не встанут дети. Откинувшись обратно на подушку, запустил под нее руки — и наткнулся на потрепанный блокнот.