Сто граммов счастья Ивана Денисова

Есть ли на свете люди, не желающие счастья? Риторический вопрос. Трудно представить, что на него можно ответить утвердительно.

Счастье — универсальная цель, всегда находящаяся во главе угла жизни любой здравомыслящей личности. При этом большинство с трудом может толково объяснить, что это за штука такая — счастье. Но люди нередко готовы раскрыть глаза страждущему на то, как достичь этой эфемерной субстанции, где её искать и за что хватать. Потом обязательно подытожат свою инструкцию гарантией благополучной жизни, то есть того самого вожделенного счастья.

Так вот и Иван, урождённый Денисов, относился к главенствующей среди человечества категории вечно ищущих счастья. Как и большинство его коллег по несчастью, он имел представления о квинтэссенции бытия, но не знал, как её достичь. Потому и метался по жизни всё равно что наобум, без определённого направления. Надеялся на обычный в таких случаях авось. Авось судьба выведет, да как-нибудь устроит жизнь.

С такими принципами умудрился Ваня дожить до тридцати лет и трёх годочков, не обзаведясь женой и детьми, не нажив мало-мальского состояния, без явных перспектив на будущее. Не стал он научным сотрудником, хотя основания для этого вроде бы имелись. Во всяком случае, окружающие в этом были убеждены. Не преуспел и в выбранной профессии, хотя опять же в его компетенции никто не сомневался. Иван не ощущал себя на своём месте.

Если работа не нравится, то рано или поздно найдётся повод для увольнения. Тут главное, чтоб повод был весомый, какие причины прячутся за ним, будет уже не столь важно. Добившись отсутствия сетований родных, можно смело делать шаг в неведомое и рвать с прошлым. Именно таким образом поступил Ваня, когда по случаю очередного финансового кризиса его директор решил всем сотрудникам сократить зарплату вдвое.

Зарплата и так была не ахти — организация никогда не блистала высокими заработками младших сотрудников. Потому Иван с чистой совестью написал заявление об увольнении, с удовольствием и небольшим недоумением встретив удивлённые взгляды коллег и начальства. Чему тут было дивиться, для Ивана осталось загадкой.

Всё это не столь важно. В свете вопроса счастья кульминацией затянутого увольнения был короткий разговор с замом директора, Николаем Петровичем, бывшим генералом.

— И куда ты теперь, если не секрет? — поинтересовался он, разглядывая Ванины закорючки в заявлении.

Ответил Иван, почти не раздумывая, но так, чтоб не объясняться, что идти ему, в общем-то, пока некуда, и при этом не соврать:

— Поищу счастья в другом месте.

— Счастье — такая вещь, что…

Николай Петрович запнулся, так и не сумев дать полную свободу своей мысли. Но и без пояснений Иван решил, что зам предпочёл бы выбросить заявление в урну, так как не верит в его счастье где-нибудь ещё, кроме как под собственным руководством. Ваня понимающе кивнул, пожал плечами и не проронил ни слова, пока Николай Петрович ставил резолюцию на заявлении. «Пусть думает, что хочет», — подумал Иван: «Уж как-нибудь решим вопрос, найдём своё счастье».

Начались безработные будни, плавно перетекающие в ничем не отличающиеся выходные. Затяжное безделье разнообразилось чтением объявлений работодателей и сопутствующим поиском счастья. Но проходил один день за другим, а оно не спешило ворваться в Ванину жизнь. Что там счастье, не клеилось с поиском новой работы. То доступные предложения не нравились Ивану, то на отосланные резюме не отвечали, а собеседования, проходившие как будто положительно, заканчивались ничем.

Работы не было, зато свободного времени предостаточно, и его как-то следовало коротать.

Один из способов — ничем не хуже других, кроме небольших финансовых затрат — организованный поход в кино. Организованность такого мероприятия могла принимать самые различные формы. Некоторые из кинолюбителей склонны к составлению подробного плана задолго до намеченной даты. Другие — крайне спонтанны, и их организованность заключается лишь в своевременном наличии в карманах достаточных средств на билет. Такие люди, проходя мимо кинотеатра, способны сорваться на фильм за минуту до его начала.

Ваня в крайность не впадал, не такой человек. Он давно хотел заглянуть на какой-нибудь утренний сеанс, чтоб народа было как можно меньше, да и стоимость билета стремилась к минимуму. Но решился-таки только за час до начала.

Утро выдалось приятно солнечным, а кафе по раннему времени оказалось закрыто. Потому вместо того, чтоб томиться в душном холле кинотеатра, Иван отправился провести остаток времени до начала сеанса на свежем воздухе.

Запрятав билет в карман брюк, чтоб случайным делом его не потерять, Ваня устроился на одной из свободных скамеек. Вытянув ноги и откинувшись на спинку, он блаженно прикрыл глаза. Приятная нега сейчас же опустилась ему на плечи, зашептала тёплым ветром дремотные слова и… раздосадованно улетучилась. Рядом кто-то зашуршал бумагой, довольно похмыкивая и посапывая носом.

То, как на другой конец скамейки подсели, Иван не заметил. Смутившись от неожиданности, он тотчас выпрямился и подобрал ноги, а затем украдкой покосился влево. Там сидел добродушного вида лысеющий толстяк лет пятидесяти и внимательно разглядывал цветастый журнал. Мужчина увлечённо перелистывал страницы и машинально почёсывал еле заметный светлый пушок правой брови. Можно было расслабиться, нежданному соседу не было никакого дела до молодого человека.

Закрыл Иван глаза только на одну секунду, как вдруг толстяк шумно вздохнул и, отложив журнал, громко проговорил:

— Не находите, люди — странные создания?

«Очень оригинальная идея», — успел насмешливо подумать Ваня, прежде чем сообразил, что сосед по скамейке обращается именно к нему. Иван снова выпрямился, и щекастый мужчина, приветствуя его, доброжелательно кивнул.

— Что ни говорите, а ситуация выглядит таким образом, — толстяк сокрушённо покачал головой, будто эта особенность человечества вызывала у него неизбывную печаль.

— Вот, сами удостоверьтесь, — словоохотливый сосед настойчиво проталкивал, как видно, важную для него идею. Для пущей вескости он энергично тряхнул перед носом Вани журналом. — Одни люди пишут статьи о том, как быть счастливым, а другие отчего-то всё равно остаются несчастными? Это же своеобразный парадокс. Бывает, и сами авторы не видят в своей жизни счастья. Создаётся впечатление, что они пишут статьи для собственного употребления. А ведь верные мысли излагают, и их как будто читают.

Толстяк говорил с запалом, похлопывая ладонью по журналу. Напористость настораживала, но добродушный вид соседа по скамейке подкупал и не вызывал неприязненного отторжения. Только поэтому Иван остался на месте и даже неуверенно ответил, пожав плечами:

— Наверное…

— И я так думаю! — с жаром подхватил довольный толстяк. — Читают! Но остаются прежними. Продолжают метаться и безрезультатно грезить о счастье. А оно вот, под боком. Захоти и возьми. Нужно понимать, что счастливый человек — большая ценность для всего мироздания и той обыденности, в которой он обитает. Он — опора для бездумно несущейся реальности. В стабильности удерживает её от падения.

Ваня оживился. Он слушал внимательно, и ему в голову неожиданно пришла вроде бы дельная мысль:

— А как же развитие общества и всё такое? Стабильность этого не предусматривает, — решил он немного поумничать для поддержания разговора, чуток сковырнуть теорию говорливого толстяка.

— Хм. Согласен, — заинтересованный сосед на мгновение задумался. — Но я не совсем о том. Роль борьбы и недовольства реальными условиями я ничуть не принижаю. Диалектика торжествует. Сейчас меня больше тревожит нехватка стабильности разогнавшемуся миру. Неудовлетворённость переполняет людей, и они спешат жить. Сжигают себя, а это чревато для всего мироздания.

— Понимаешь… — после краткой паузы толстяк перешёл на «ты» и заговорил приятельским тоном. Возможно, это получилось у него бессознательно, в порыве увлечения собственными размышлениями. Потому, не будучи снобом, Иван не стал поправлять собеседника. — Для развития жизни нужна не только борьба, но и, так сказать, тихая заводь. Где-то же следует переводить дух и думать о том, что творишь. Отрицать стабильность и превозносить борьбу неразумно. Всему своё время. И сейчас я ощущаю острую потребность в стабильности, а значит, и в счастливых людях. Я ни в коем случае не говорю о стагнации. Миру нужны счастливые люди, чтобы уравновесить критическую массу неудовлетворённых живчиков. Они обязаны постоянно перетекать друг в дружку. Иначе перегорят, а вместе с ними и мир. Вот в чём ценность умения быть счастливым и счастья.

Выговорившийся толстяк замолк, но внимательного взгляда от Вани не отвёл. Он будто ждал реакцию на его тираду, хотел увидеть, как её переварит собеседник.

— Да, наверное, — повторился молодой человек. Сказанное окончательно Ивана не убедило. Он запутался, к чему все эти слова. Рассуждал сосед здраво, но к чему вёл беседу, полностью уловить не получилось.

Мужчина хмыкнул, казалось, раздосадованный односложным ответом.

— Ты, я вижу, сбит с толку. Ничего, без тренировки мозгов бывает. — Беззлобно пошутил толстяк. — Одно то, что идея счастья тебе не чужда, хороший знак. Скажи: что для тебя счастье?

Напрягаться Ваня не стал и заговорил о насущном.

— Найти хорошую работу.

— И всё? Как-то хило. Не находишь?

— Ну, и чтоб она была по душе мне.

— И ты уверен, что после этого будешь счастлив?

Настойчивость расспросов раздражала, а затронутая тематика поиска работы для Ивана была слишком чувствительной, чтоб сохранить спокойствие.

— Я не ясновидец, чтоб знать заранее!

Ответ получился резким, но толстяк словно не заметил этого — и только покачал головой.

— А как же пример других, опыт поколений? Твоё образование и начитанность должны бы подсказать, что очень часто людям не хватает стандартного набора признаков счастья. Я, конечно, могу ошибаться, но, исходя из этой предпосылки, имею полное право не доверять таким отговоркам. Да, именно отговоркам. И не нужно хмуриться. Лучше загляни вглубь себя, покопайся там. Быть может, найдётся что-то особенное, ключик к собственному счастью. Он есть у каждого, и у каждого он свой.

Удивительно то, что Иван послушался, не стал упрямиться из чувства противоречия. Ненадолго задумался и к своему изумлению быстро откопал в памяти давнее детское воспоминание.

— У меня есть мечта, то есть, была…

— Почему была? Никуда она не могла деться! — авторитетно заявил сосед по скамейке.

— Хорошо, есть. — Ваня кивнул, не в силах сопротивляться настойчивости собеседника. В этот момент он даже не задумался, что разговаривает с абсолютно посторонним человеком. Он был готов поведать ему о самом сокровенном. Толстяк внушал безоговорочное доверие.

— Но она неисполнима. Она слишком нереальная, что ли.

— Давай ты не будешь выносить поспешные суждения по вопросам, в которых не разбираешься. — Лукавая улыбка толстяка не позволила возмутиться суровой отповедью. Иван смотрел в его лицо и чувствовал, что за этими словами прячется что-то важное.

— Я могу в этом помочь. Отчасти это — моя специальность.

Не разводя дальнейших рассуждений, толстяк загадочно подмигнул и потянулся к внутреннему карману своей льняной безрукавки. Через мгновение на его раскрытой ладони лежал небольшой холщовый мешочек, больше всего похожий на кисет для табака. И это для Ивана было настоящим разочарованием.

С каким-то щемящим детским чувством, рождённым непонятно как в сердце Вани, он ждал чуда, а получилась отвратительная реальность. Толстяк вмиг утратил в глазах Ивана притягательный ореол порядочного человека. Сейчас он видел перед собой только погано ухмыляющегося наркодилера.

— Я не употребляю!

Молодой человек вскочил на ноги и едва не ушёл. Его задержал поспешный и удивлённый возглас толстяка:

— Эй-эй, парень?! Обижаешь! Ничего такого я не предлагаю, — незнакомец развёл руки в стороны и неодобрительно покачал головой. — Наливать даже не думал. Какой-то ты мнительный.

Иван смутился. В самом деле, чего это он взбеленился? Человек, быть может, закурить хотел, а он невесть что вообразил.

— Извините, — раскрасневшись, промямлил Ваня.

— Да ладно. Бывает. Присаживайся. И постарайся впредь быть рассудительней и спокойней. Не взбалмошный юнец уже.

— Кстати, о водке и счастье. — Снова повеселевший толстяк покачивал в ладони кисет. — Для некоторых сто граммов горячительного нередко становятся верхом блаженства и счастья. А у меня получше будет. В этом мешочке как раз граммов сто счастья прячется, и никакого суррогата. Немного, но вполне достаточно. Вот возьми, это тебе. Не сомневайся, оно самое настоящее, без обмана.

Принял Иван подарок настороженно. Наркодилера в незнакомце молодой человек уже не видел. Но уж очень странны были его слова о ста граммах счастья в мешочке. Такого попросту не могло быть. Здравомыслие подсказывало, что здесь какой-то подвох, а разобрать какой, не получалось.

На вес в кисете действительно было где-то граммов сто. На ощупь же счастье казалось упругим и мягким. Других ощущений Ваня не испытал. Счастье, по словам толстяка, было в руках молодого человека, но присутствие его не чувствовалось.

— И что теперь? — В голову Вани полезли мысли о том, что над ним пытаются зло пошутить.

— Присядь, говорю! — словно к непослушному ребёнку обратился толстяк. — Не так всё просто. Взял-то ты его взял, но не принял. Сядь, закрой глаза и снова вспомни свою мечту. Ту самую сокровенную. Свой ключик.

Затея толстяка походила на медитацию или психотренинг. Любопытно было узнать, чем она закончится. Потому решился Иван на эксперимент быстро. Послушно вернулся на скамейку, закрыл глаза и постарался повторить то же самое, что и при первой попытке раскопать сокровенное.

Чувствовал себя молодой человек глупо. Ване чудилось, что на него с усмешкой глазеют все случайные прохожие. Он же без толку сидит, сжимает в левой руке непонятный лёгкий мешочек и чего-то ждёт.

Мечту он вспомнил, да и не забывал с прошлого раза, но абсолютно ничего не произошло. Открывать глаза он не стал только из упрямства и, быть может, маленькой надежды на чудо. Как вдруг в левой ладони что-то шевельнулось, а в следующий миг давний образ поблёкшей мечты вспыхнул яркими красками, разросся, захватил Ивана в свои сильные объятья и рванул его куда-то вверх, стремительно и неумолимо.

Ваня широко открыл глаза, но буйные краски никуда не делись. Мечта обрела реальность, беспощадно опрокинув весь прежний мир. Ни скамейки, ни стен кинотеатра, ни шумящей автомобильными голосами дороги больше не было. Он стоял на вершине гранитного утёса, над головой раскинулся огромный купол сияющего неба, а внизу под ногами сверкали в лучах ласкового солнца прозрачные волны аквамаринового моря. Живой колышущийся гигант шумел и вздыхал, гнал к берегу свежий солоноватый дух.

— Вот оно какое, твоё счастье! — толстяк находился рядом. Он опустился на четвереньки над скальным краем и с любопытством смотрел вниз. Потом удовлетворённо кивнул и обернулся к застывшему Ивану. — Чего стоишь, беги, знакомься с ним. Я пока по делам отлучусь.

Ноги понесли молодого человека сами. Что-то творилось внутри Вани. Сердце горело, грудь переполняло неописуемое чувство восторга, а в голове, казалось, взрывались фейерверки. Он разом забыл обо всё на свете. Куда собрался добродушный толстяк, Ване не было дела, да и слушал он его одним ухом.

Тропинка с утёса не отпустила гостя, пока не вывела его бегом и вприпрыжку на широкий песчаный пляж. Там волны лениво одна за другой накатывались на берег и с шипением растекались по белому с лёгкой желтинкой песку. Иван сейчас же сбросил кроссовки, засучил брючины и, пробежав по мягкому песку, ворвался в манящую, чуть прохладную, воду.

Он не задумывался над тем, что не умеет плавать. Это ему ничуть не помешало. Ваня долго с увлечением барахтался в волнах. То заплывал далеко от берега, то нырял и плыл под водой, ловя руками шустрых разноцветных рыбок. Плескался на мелководье, пока не устал и не выбрался обсыхать на берег.

Проснулся Иван от шороха и ощущения чьего-то присутствия. Подумалось о возвращении толстяка, но приоткрыв глаза, молодой человек увидел неподалёку деловито копошащегося в песке загорелого мальчишку лет десяти. С самого начала Ваня был уверен, что здесь, в заповедном месте, он должен быть один, но появление живого человека его вовсе не удивило, больше того, обрадовало. Всё же в компании куда веселее, чем одному, пусть даже компаньону в три меньше лет.

— Ты кто? — первым заговорил Иван, как только мальчишка заметил, что на него смотрят.

— А ты? — Паренёк подбежал ближе. Его глаза лучились улыбчивым любопытством.

— Невежливо отвечать вопросом на вопрос.

Иван отчего-то решил поиграть во взрослого и сейчас же обругал себя за глупость, увидев, как взгляд мальчишки посуровел. Но в следующий миг хмурая туча растаяла, и паренёк снова счастливо заулыбался.

— Я — Йон, — тряхнул он головой. Можно было решить, что мальчишка пародирует приветственный поклон. Или попросту у него так вышло.

— Ну, привет тогда. Меня зовут Ваня, — в тон пареньку ответил Иван.

Мальчишка снова тряхнул головой, угукнул и, ничего больше не добавив, сорвался с места, побежал вдоль берега. Ваня метнулся вслед за ним. К чему какие-то слова, если и так ясно, что теперь они друзья, а значит, можно и нужно поиграть во все игры, какие только могут прийти в голову. Покуролесить и повеселиться, на то она и мечта, чтоб чувствовать себя свободным от условностей и быть счастливым.

Они оба носились по песчаному пляжу наперегонки и в догонялки. Потом прыгали со знакомого Ивану утёса и собирали под ним на глубине красивые раковины. Обсуждали их, немного хвастали. Говорили о пустяках, но о неимоверно важных пустяках. Не было у Вани чувства инородности, он был в родном месте в хорошей компании. В нём не осталось места для взрослых проблем, Иван жил настоящим, не помнил прошлого.

Под вечер Ваня и Йон придумали новую забаву. Бросали плоские камешки в море и считали, сколько раз они успеют подскочить, прежде чем исчезнут в фиалковой пучине закатного моря. Выиграл опыт, то есть, Йон. На радостях мальчишка носился по берегу и восторженно кричал, пока не охрип.

Потом был костёр, ужин и грандиозный закат малинового гиганта, тонущего в фиолетовых облаках.

Молодой человек не заметил, когда Йон успел разжечь костёр. С пляжа мальчишка как будто не отлучался. Но, подойдя в сопровождении паренька к некоему подобию шалаша, устроенному на обрыве у опушки леса, Иван увидел уже горящий огонь. Тут же в больших раковинах лежали фрукты и сладости похожие на козинаки и мёд. Правильной пирамидкой расположились надколотые кокосовые орехи. Ваня не придал этому значения.

Когда Йон забрался под хлипкую крышу шалаша и быстро заснул, Иван подошёл к краю обрыва, чтобы полюбоваться красочным закатом. А потом что-то произошло. Молодой человек неожиданно почувствовал неуловимое изменение.

Вечное море не спало, таинственно сверкало алыми огнями и точно вглядывалось в человека на обрыве. Это ощущение было настолько реальным, что Ване стало не по себе. Он отошёл ближе к костру и тут заметил, словно тень скользнула за шалаш и там исчезла. Первое мгновение Иван подумал о мальчишке, но в свете костра прекрасно было видно, как он безмятежно спит. На толстяка тоже не было похоже. Зачем ему играть в прятки?

Опасаясь какого-нибудь дикого зверя, молодой человек медленно подобрался к шалашу и заглянул за него. Там никого не было. Только за деревьями на самой опушке леса снова мелькнули и исчезли тени. Не исчезло лишь ощущение внимательно оценивающего взгляда.

Всю ночь Иван не мог заснуть. Тени не появлялись, но от радужного дневного настроя ничего не осталось. Он лихорадочно думал, что теперь следует предпринять. В опасном соседстве его мечта потеряла прежние краски, снова начала блёкнуть и походить на недобрую реальность. Приключения приключениями, но быть столь глупо беззаботным определённо не следовало. Наверное, пора было подумать о возвращении назад, домой.

Первым же делом, еле дождавшись, когда Йон проснётся и напьётся кокосового молока, Ваня приступил к расспросам. Отвечать для мальчишки было мучением. Он не мог усидеть на месте, вертелся и всё норовил убежать к морю. Иван настоял на своём.

На вопрос о том, как Йон появился здесь, паренёк пожимал плечами, недоумевая, что от него требуется. Захотел и появился — более вразумительного пояснения Иван не добился. Давно ли он здесь находится, мальчишка тоже не знал. С ощущением времени у Йона, как видно, были нелады: что вчера, что неделю назад — всё одно. А уж когда паренёк заявил о месте, где они сейчас вдвоём находились, что это хорошее место и ему здесь нравится, Ваня понял, что мальчишку немедленно нужно спасать.

— Почему один?! — искренне изумился Йон на расспросы, не один ли он здесь. — Я не один! Ты здесь!

Глупый вопрос неразумного взрослого развеселил паренька. Он долго смеялся и не желал успокоиться. Снова попытался улизнуть вниз с обрыва, но Иван поймал его за руку и продолжил свой настойчивый допрос.

— Да не о себе я. Я только вчера здесь ненадолго появился.

Мальчишка с ещё большим удивлением округлил глаза, а затем, всё же соглашаясь, кивнул и добавил:

— Так ты о барабашках?

— О ком? Ты так тени называешь? — теперь пришла очередь удивиться Ване.

— Ты их не бойся, они хорошие. Иногда скучными бывают. Мне постоянно приходится придумывать игры. А играть с ними весело. Они смешные. Жаль, почти не говорят. Зато они заботятся обо мне, лечат…

— Лечат?! — Иван по-настоящему испугался за паренька.

— Да. — Спокойно ответил Йон, ничего страшного он в этом не видел. — Ну, разобью я коленку, например. Они ворчат чего-то, ложатся на ранку, а я засыпаю. Они же мягкие и почти прозрачные. Тёплые. А пахнет от них вкусно, будто они фруктовые или цветочные. Когда просыпаюсь, от ранки ничего не остаётся. Вот. Так что ты их не бойся. Они добрые. Они обещали, что будут всегда защищать меня.

— От кого?

Промолчав, мальчишка снова пожал плечами, а потом ультимативно потребовал:

— Если сейчас не пойдёшь со мной, то я с тобой больше не вожусь.

Затем Йон заговорщицки подмигнул и прошептал нагнувшемуся Ване на ухо:

— Покажу дельфинью заводь. Мы с ними будем плавать наперегонки. Они могут даже дать прокатиться на себе. Ну, пойдём. Чего сидеть зря?

Противиться жалостливой просьбе Иван не смог. Да и расспрашивать о чём-то ещё не имело особого смысла.

Вскоре они уже были в заводи. Дельфины встретили гостей радушно, окружили, подставляя бока и мордочки, чтоб люди их почесали. А потом началось веселье. Йон плавал невероятно быстро, что называется, как рыба. Только дельфины всегда оказывались быстрее и лишь иногда делали вид, точно отвлеклись, чтоб поддаться мальчишке и порадовать его. Они кружились, игриво толкались и подсаживали Йона себе на спину, чтоб на огромной скорости, разрезая водную гладь, вынести его в море и вернуть на белый песок пляжа.

В счастливом смехе мальчишки усомниться было нельзя. Иван же никак не мог втянуться в общую сутолоку. Он барахтался на мелководье, припомнив, что не умеет плавать. Скоро дельфины оставили неуклюжего взрослого в покое и занялись только Йоном. Поскучневший Ваня выбрался на берег, где скоро незаметно для себя задремал.

Разбудило Ивана неприятное чувство чужого враждебного присутствия. Молодой человек быстро вскочил, огляделся в поисках опасности, но ничего особенного не увидел. Только куда-то подевался Йон, да пара дельфинов не спеша и даже как-то грустно плескалась в волнах возле берега. Ещё был взгляд. Не тот изучающий, как ночью, а уже открыто враждебный.

За себя Ваня не испугался. Его встревожило отсутствие мальчишки. Он не знал, что и думать. Клясть себя за рассеянность и невнимательность или просто ещё подождать.

Прошло немного времени. Находиться на одном месте Иван больше был не в силах. Он не думал, что паренёк мог утонуть. Вот во вмешательство треклятых барабашек верилось легко. Ваня позвал Йона по имени, потом ещё громче — и побежал сначала в сторону шалаша. Потом, не найдя его там, со всех ног бросился на пляж. Только оттуда к своему облегчению он разглядел на вершине утёса загорелую фигурку паренька.

— Ты чего это исчез? Я перепугался, вдруг ты утоп. Чтобы тогда я делал?

Иван подсел к грустно склонившему голову мальчишке. Молодой человек ощутил его горькую печаль и отчётливо понял, что виной тому он сам. Нужно было что-то срочно предпринять, обнять и успокоить, как это делают те самые барабашки. Пусть уснёт, а когда проснётся, снова будет беззаботен и весел.

Йон взглянул на Ивана и снова спрятал влажно блеснувшие глаза.

— Ты хочешь уйти? — тихо проговорил он.

— Мы отправимся вместе. Я не оставлю тебя одного.

Мальчишка покачал головой, наверное, не поверил в заверения Вани.

— Я не один, — прошептал он и просительно добавил, — оставайся тоже. Мне будет грустно без тебя.

Иван не нашёлся, что ответить сразу, а в следующее мгновение паренёк вскочил на ноги и, попросив дождаться его, куда-то умчался. Через минуту он вернулся. Йон бережно, будто невероятная ценность, держал в руках деревянную шкатулку.

— Вот. Это мой секрет, моё сокровище.

Мальчишка открыл ларчик и протянул его другу. Внутри лежало несколько вещиц. По мере того, как Ваня вынимал их, Йон, не отводя сияющего взгляда, иногда пояснял. Очень красивый цветок с пышным соцветием из синих и белых лепестков паренёк объявил никогда не засыхающим. Достаточно было взять его в руки, чтоб он ожил. Потом была перламутровая жемчужница с крупной чёрной жемчужиной внутри. Её принесли дельфины. Дальше — серебряная не тускнеющая звёздочка, светящаяся в темноте. Большой кристалл, разливающий вокруг радужные искры. Белое перо огромной птицы, на которой как-то летал Йон. Заключал коллекцию моток алой атласной ленты.

— Это тебе. Только не уходи, — пролепетал просьбу мальчишка, едва-едва удерживаясь от слёз.

Иван обнял всхлипывающего паренька и, поглаживая его спутанные выцветшие на солнце волосы, успокаивающе заговорил:

— Ну, что ты? Всё будет хорошо. Я же сказал, что не оставлю тебя. — В этот момент Ваня вспомнил о забытом мешочке с кусочком счастья. Идея ему показалась очень хорошей. Ведь получилось у него испытать счастье исполнения сокровенной мечты. Почему бы не вернуть радость мальчишке, а о себе можно будет подумать как-нибудь потом.

— Постой-ка, приятель. Давай лучше я сделаю тебе подарок. Уверен, он тебе понравится.

Молодой человек подмигнул вытирающему глаза мальчишке, вынул из кармана брюк кисет и вложил его в руку Йона.

— Бери. Он волшебный. Сто граммов счастья — немного, но вполне достаточно. — Иван, подбадривая мальчишку, снова подмигнул ему.

Несколько секунд Йон с любопытством разглядывал мешочек, осторожно нажимал на него пальцем, а потом, потянув за шёлковую петлю на кисете, стрепетом проговорил:

— Там что-то живое…

Когда на ладони мальчишки из мешочка вывалился маленький, словно новорождённый котёнок, Ваня опешил и ужаснулся. Он всё это время таскал живое существо в кармане и, наверное, тысячу раз рисковал раздавить его! Только вот по виду пушистого серого комочка с огромными сапфировыми глазами никак нельзя было сказать, что он только что был извлечён из жестокого узилища. Нет, удивляться чему-либо на этом зачарованном пляже не следовало.

Эффект от ничтожного количества живого, настоящего счастья неимоверен. Сто граммов, плюс-минус — немного, а сияющей радости в глазах осчастливленного паренька выше гор и ярче солнца.

Йон убежал кормить своего нового друга и звал за собой Ивана, но молодой человек остался на утесе. Он снова оглянул море и пляж. Где-то у леса на обрыве прятался невидимый отсюда шалаш. Ещё дальше по берегу скрывалась дельфинья заводь. Наверняка, здесь таилось ещё много удивительных мест, и все они уже невраждебные ждали его. Ивану было хорошо. Его мечта исполнилась. Он был счастлив.

— Какие будут мысли? — Толстяк опять появился неожиданно. Он сидел на краю скального обрыва и болтал ногами. — Я так понимаю, всё же хочешь вернуться? Ты понимаешь, что не можешь забрать его.

— Понимаю. Но почему? Почему он сам не хочет идти со мной?

Толстяк вдохнул и, почесав бровь, загадочно улыбнулся.

— Он просто не может.

— То есть?

— Всё ещё не догадываешься? Провести с самим собой целый день и не узнать себя. Смешно.

— Это как?! Он что, не настоящий?! — От такого предположения Ивана передёрнуло.

— Самый что ни на есть настоящий. Настолько же, насколько и ты. Пожалуйста, постарайся думать шире. Ты побывал в своей мечте и остался таким же упёртым материалистом. Йон — проекция того мальчишки, каким когда-то ты был сам. Того паренька, что мечтал об этом удивительном месте. Теперь он живёт здесь и будет жить всегда. Он неотделим от этого берега.

Толстяк с кряхтением встал и подошёл к Ивану.

— Нам пора.

— Я никогда сюда не вернусь? — близость расставания с мечтой поселила в груди болезненную тяжесть. Ваня тоскливо оглянулся в ту сторону, куда убежало его живое счастливое Я.

— Как того пожелает твоё сердце. Это же оно бессовестно требует вернуться назад, чтоб увериться, что мир ещё не рухнул, и всё происходящее сейчас не предсмертный бред, — толстяк добродушно рассмеялся. — Если делишься счастьем, его невозможно потерять. Билет в обратную сторону при тебе.

Выговорив последнее, мужчина мягко толкнул Ивана назад, и молодой человек, взмахнув руками, рухнул на скамейку перед кинотеатром, пребольно ушибившись о деревянную спинку.

Толстяк участливо наклонился над молодым человеком. Внимательно в него вгляделся, потом извлёк из другого кармана безрукавки блокнот с карандашом и что-то в нём деловито черкнул.

— Уверен, сударь, скоро у вас всё наладится.

Упитанный незнакомец отвесил прощальный поклон и вприпрыжку, словно с трудом заставляя себя идти по земле, а не парить, направился к подземному переходу через дорогу.

Толстяк ещё не успел дойти до лестницы, когда Ваня сообразил, что забыл поблагодарить его. Он вскочил со скамейки и энергично помахал рукой ему вслед. Мужчина махнул в ответ и исчез из вида.

В кармане Ивана лежал совсем маленький кусочек счастья, граммов сто. Но этого вполне было достаточно, чтобы верить в себя и в свои силы.