Одна сотня могил
Сырая земля легко поддалась, когда в нее вошел широкий плоский клинок лопаты. Лезвие выглядело не новым, так как его бороздили многочисленные царапины, а наконечник уже покрылся зазубринами. Но, тем не менее, оно продолжало нещадно вгрызаться в землю и вскоре там стала образовываться яма. Будучи сначала не более фута глубиной, она быстро увеличивалась и всего через несколько часов достигла добрых шести футов. И хотя яма была вырыта грубо, по ее размерам можно было понять… что это могила.
Лопата вновь погрузилась в землю, но на этот раз так и осталась в ней плотно засев во влажной почве. Черенок на вид оказался не лучше стального наконечника. Древко расщепилось в нескольких местах и почернело, а на самом конце был виден четкий разлом, от чего становилось ясно, что черенок укорочен чуть ли не на треть. Работать таким инструментом вряд ли было удобно, но человек, что уже двинулся прочь от вырытой им могилы, таких трудностей, судя по всему, не испытывал.
Это был молодой мужчина, скорее даже подросток. Одет он был в простую холщовую рубаху и такие же штаны, перевязанные поясом. На ногах были сапоги из вареной кожи, к коим уже прилипли комья земли, после дождя превратившиеся в грязную жижу. Давно не мытые волосы на голове спутались и стали похожи на ту самую грязь под ногами, но здесь, наверное, был виноват сам цвет волос. Угольно черный. Такого же цвета были и брови, что сейчас хмуро нависли над глубоко посаженными глазами, радужка которых отливала металлом. Вздернутый нос когда-то выглядел красивым, но теперь был переломан в двух-трех местах, а под правым глазом красовался кровоподтек, который еще не успел превратиться в синяк. Тонкие губы были разбиты, но кровь уже засохла и теперь выглядела как небольшой черный комок, отдаленно напоминающий маленькую мошку.
Наконец, обогнув небольшую скалу, мужчина остановился. От увиденной картины его лицо скривилось, а рука метнулась к носу, чтобы зажать ноздри. Он даже попытался отвернуться, лишь бы не смотреть на открывшееся зрелище. И было от чего…
Посреди поляны друг на друга были навалены трупы. Их было много… очень много. Десятки мертвых людей, на телах которых зияли многочисленные раны и порезы, грудой лежали на земле. Словно кто-то выкинул их сюда, как обычный мусор. И если бы не оторванные конечности и разодранная в некоторых местах кожа, вряд ли можно было бы подумать, что эти люди мертвы. Ведь только-только начали синеть тела, и из-за гусиной кожи, густо покрывающей их, можно было предположить, что во всем виноват холод.
Но, к сожалению, это было не так.
Все еще морщась и прикрывая лицо, мужчина подошел к груде тел и начал обходить ее в поисках чего-то… а скорее кого-то. Его поиски вскоре увенчались успехом. Приложив все силы, он вытащил из-под кучи одного из людей и громко охнув, взвалил его на плечи. С этой ношей он медленно, поминутно останавливаясь, направился обратно к недавно выкопанной им могиле.
Когда тело оказалось там, где оно и должно быть, мужчина неторопливо взялся за лопату. Он медлил, и все его внимание было приковано к человеку на дне могилы. Тот был закован в доспехи, которые не сняли только по причине их негодности: искореженные в многочисленных местах латы, судя по всему, рубили с особым ожесточением. Сапоги же вовсе отсутствовали, собственно как и у остальных трупов. Шлем с опущенным забралом не позволял взглянуть на лицо, и все, что было видно — это седые клочья бороды, вылезающие из-под него. Но мужчина, все также стоящий в нерешительности наверху, наверняка знал, кто лежит перед ним.
С огромным трудом он бросил на тело первый ком земли. Затем еще один, и еще. Вскоре могила была заполнена до краев. Но мужчина не дал себе перевести дух. Оставив на месте захоронения средних размеров булыжник, он отошел в сторону и начал копать…
Одна, две, три…
Около семи десятков конников мчались через холмистую равнину. Лошади были взмылены, но люди продолжали нещадно гнать их в галопе. Всадникам повезло — ночь в кои-то веки была безлунной. Но, не смотря на это, они и не думали останавливаться. Причиной такой спешки возможно был дым, что заволок собой все небо позади отряда и еле различимые, далекие всполохи огня. Иногда некоторые из людей оглядывались на зарево, словно зрелище пожара притягивало их к себе, но затем спешно отводили взгляды. Дорога была полна рытвин и едва заметных ямок, так что нужно было следить, чтобы лошадь случайно не угодила копытом в одну из них.
Сначала могло показаться, что весь отряд состоит из одних закованных в латы и вооруженных мечами солдат. Но на деле это было не так. В самом центре, окруженная семьюдесятью рыцарями, ехала девушка. На ней, в отличие от ее спутников, было атласное платье темно-зеленого цвета, расшитое золотыми нитями и драгоценными камнями. Но теперь оно уже не выглядело столь роскошно, как ранее. В нескольких местах платье порвалось, а пара камней осыпалась, оставив после себя зияющие дыры в прежде безупречных рядах. Хотя девушку это не беспокоило. Она, также как и все, не обращая внимания на усталость, гнала вперед свою, уже обессиленную, кобылу.
Во главе отряда скакал не молодой уже мужчина, на латах которого красовалась золотая морда собаки. Этот знак отличия имелся только у него, от чего можно было заключить, что именно он командует отрядом. В остальном его броня ничем не отличалась от доспехов остальных солдат. Забрало шлема было поднято, позволяя взглянуть на грубую кожу лица, обшарпанную, словно выветренную на морозе. Нос был кривой то ли от перелома, то ли от рождения. В пользу второй версии говорили близко посаженные маленькие глаза, густые брови, соединяющиеся на переносице и сильно выпирающая вперед челюсть. Мало кто мог посчитать этого человека красивым, возможно, поэтому он и отрастил густую бороду, скрывающую собой весь низ его лица. Но и подобно прячущимся под шлемом волосам, она уже отливала серебром.
— Мы можем погибнуть. — Едва слышно сказал скачущий рядом с седым мужчиной всадник.
Мужчина оторвал взгляд от дороги и внимательно посмотрел на заговорившего солдата.
— Ты прав, и… — спустя какое-то время отозвался он, — и скорее всего так оно и будет.
— Но зачем, капитан? Зачем мы это делаем? Ведь мы можем просто…
— Потому что это наш долг, Деррек. — Объяснил капитан совершенно спокойным голосом и привычным жестом пригладил бороду.
— Долг перед кем? — с ноткой злости в голосе бросил тот, кого капитан назвал Дерреком.
— Будто бы ты сам не знаешь, — чуть погодя ответил капитан, — ты дал клятву…
— Я дал ее мертвецу!
— И что же? Его смерть освобождает тебя от данного тобой слова? — теперь гнев прозвучал уже в словах капитана. — Ты поклялся защищать его дочь!
— Я хотел сказать…
— И даже если так, — перебил его мужчина, — ты несешь бремя долга не только перед ним.
— О чем вы? — непонимающе спросил Деррек.
— О том, что давая клятву, мы даем ее не только своему сюзерену. Мы даем ее самим себе. И только наша смерть может освободить нас от данного слова. И ничего больше.
Деррек так и не ответил…
Четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать...
Мужчина заканчивал закапывать очередную могилу, когда к нему поднесли тело. Услышав звуки шагов и хохота, сопровождающего их, он не повернулся, а просто продолжил работать. Подошедших к нему людей он так и не увидел, только услышал, как те бросили на землю что-то тяжелое, и, немного постояв и посмеявшись ему в спину, удалились. Но даже теперь он медлил. Могила была уже закопана, а мужчина все стоял, и стоял, уткнувшись взглядом в рыхлую землю. Наконец, пересилив себя, он обернулся.
Перед ним на земле, за несколько дней успевшей высохнуть, лежала девушка. Она была нага и поэтому мужчина, к своему ужасу, смог различить вырезанную на животе морду собаки. Поднять взгляд выше или ниже он не посмел, заметив краем глаза сворачивающуюся кровь. Очевидно, что ее убили совсем недавно, скорее всего не прошло и часа. И вряд ли те зверства, что он мог наблюдать, совершили после ее смерти. О том, что было с ней еще раньше, мужчина думать отказывался.
И вновь он начал копать. В этот раз, работая куда усерднее, чем обычно, он даже попробовал подравнять края могилы, но тщетно — земля осыпалась и получилась самая обыкновенная яма. Перед тем как положить на дно тело, мужчина снял с себя рубашку и обернул ею девушку, пытаясь скрыть увечья. Ему это удалось и теперь казалось, что она просто прикрылась, стесняясь незнакомца рядом. Больше он сделать ничего не мог, и спустя некоторое время, тело уже лежало на дне могилы.
Но самое тяжелое оказалось впереди. Когда первая порция земли чуть присыпала ноги девушки, мужчина остановился. Он был не в силах продолжать. Ведь она выглядела столь невинной, столь красивой, что засыпать ее землей было подобно тому, как похоронить заживо. Она не могла быть мертвой. Просто не могла. Может, она спит? Спит, окруженная веером своих огненно-рыжих волос…
Двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять…
Солнце только вошло в зенит и теперь нещадно палило. Лучи света играли бликами на металлических доспехах солдат, и отражались, наполняясь кровавым сиянием, от рубинов в зеленом атласном платье. Деррек, сегодня ехавший в центре отряда, завороженно глядел на блестящие драгоценные камни и не сразу понял, что и его в свою очередь разглядывают. Заметив, что девушка смотрит на него, парень торопливо отвернулся. Впрочем, ее это не остановило. Чуть подстегнув кобылу, она вскоре оказалась рядом с ним и дальше они поехали стремя в стремя.
Волей-неволей Деррек вновь взглянул на девушку, которую должен был защищать. И на этот раз уже не смог отвести взгляд. Ведь за свою жизнь он никогда не встречал никого красивее. Деррека манили ее волосы, настолько ярко красные, что казалось, будто это пламя струится по спине; привлекали глаза, цвета летней листвы; слегка пухлые губы, небольшой подбородок, тонкий нос; грудь, чуть вздымающаяся при каждом скачке лошади. Любил ли он ее, или просто желал, понять было сложно. Да это было и не важно.
— Я раньше не видела тебя среди стражи. — Неожиданно заговорила девушка, от чего Деррек вздрогнул.
— Я… я поступил в гарнизон совсем недавно. В основном патрулировал стены, не более того. — Ответил парень, пытаясь приподнять вечно падающее забрало.
Какое-то время они ехали молча, но было видно, что девушка чем-то обеспокоена. Наконец она не выдержала и очень тихим голосом спросила:
— Ты… знал моего отца?
Очевидно, вопрос застал Деррека врасплох. Парень растерялся, и первые мгновения не мог найтись с ответом. Но затем он собрался с духом и с ноткой сочувствия в голосе сказал:
— Однажды я видел его, во время патруля. Он тогда седлал коня во дворе, вместе с несколькими рыцарями… Мне жаль…
— Не нужно. — Отрезала девушка. — Я дочь герцога и теперь… теперь я герцогиня. И я сделаю все, чтобы отомстить убийцам. И вернуть его… свой замок.
— Разве нет другого выхода? — Дерзко ответил парень. — Разве нельзя просто все бросить и изменить свою жизнь? Просто забыть о том, что случилось и начать все сначала?
— Нет. — Твердо ответила герцогиня.
— Но почему?
— Потому что я должна отомстить. — С этими словами девушка пустила кобылу в галоп, оставив Деррека далеко позади…
Тридцать, тридцать одна, тридцать две…
Сотни мух с присущим им безразличием со всех сторон облепили гниющие трупы. Тела, уже мало походившие на людей, так распухли, что создавалось впечатление, будто они вот-вот лопнут. В нескольких местах ткани действительно разорвались, и теперь оттуда вытекала грязно-лиловая жижа. В глазницах уже давно копошились черви, также как и во рту… да и в других местах тоже. Фактически, черви наравне с мухами пожирали мертвую плоть повсюду, где могли достать. А достать ее они могли везде. Как снаружи, так и внутри.
Мужчина невозмутимо приблизился к заметно уменьшившейся куче. Его лицо выглядело спокойно, словно он и не видел ничего впереди себя. Подойдя вплотную, он схватил один из трупов и перекинул себе через плечо. Мухи недовольно зажужжали, взлетая с потерянного для них тела, а черви белыми комочками повалились вниз, смачно ударяясь об землю. От неожиданного рывка ткани разорвались еще в одном месте, и на мужчину хлынул поток коричневой жидкости, бывшей когда-то внутренностями, вперемешку с червями. Тот, не обратив на это внимания, двинулся дальше.
Оказавшись рядом с заранее вырытой могилой, мужчина обнаружил на ее дне чьи-то испражнения. Нередко кто-нибудь из солдат, оказавшись поблизости, справлял нужду здесь, не утруждая себя походом в дальнюю часть лагеря, где были вырыты канавы. Поначалу мужчине приходилось убирать за ними, но теперь… теперь он просто бросил труп вниз и взялся за работу.
Но что-то заставило его остановиться. Продолжая держать в руках полную земли лопату, мужчина стал вглядываться в лежащее на дне тело, из которого все быстрее и быстрее вытекала мерзкая жижа. В ранее пустом взгляде человека только что тащившего на себе гниющего мертвеца, появилась осмысленность, когда он внимательнее присмотрелся на что-то понятное одному ему. Но на что? Может на чересчур распухший живот, который был чуть ли не в два три раза больше чем у других…
Сорок три, сорок четыре, сорок пять…
По пыльной изъезженной дороге в два ряда медленно двигались люди. Идти быстрее им не позволяла телега, которую с трудом тащила старая обессилевшая кляча. Людей было не так уж и много — чуть меньше трех десятков. Судя по простой одежде и грубо сколоченной повозке — это были крестьяне. Основную массу составляли мужчины, окружившие телегу со всех сторон, и вооружившиеся самыми разнообразными предметами. Здесь были вилы, серпы, топоры, косы, а один нес в руках кузнечный молот. Женщин было немного, и все они расположились на повозке.
Возглавлял отряд беженцев, а судя по обеспокоенным лицам, в коих читались страх и агрессия — это были именно они, священник. Он был одет в простой черный балахон, подпоясанный толстой бечевкой. На шее же у него висел маленький золотой крестик, что тускло блестел на солнце. В отличие от других мужчин, священник не нес какого-либо оружия. Только сжимал в сморщенных трясущихся руках маленький неприглядный черный томик. Привычная для людей его сана борода отсутствовала. Лицо было тщательно выбрито, из-за чего можно было различить желтые старческие пятна, покрывавшие его. На голове все-таки остались клочки седых волос, хаотично торчащих во все стороны, от чего казалось, что их здесь попросту не должно быть.
Именно священник вышел вперед навстречу всадникам, когда те приблизились к беженцам. И хотя он был стар, его глаза из-под нависших век, смотрели холодно и сурово. А с человеком, обладающим таким взглядом, принято было считаться. Поэтому капитан, не раздумывая, спрыгнул со своего коня и двинулся в его сторону.
— Слава Иисусу Христу! — провозгласил священник хриплым осипшим голосом, после чего закашлялся.
— Во веки веков. Аминь. — Ответил капитан и замолчал, дожидаясь, пока кашель отпустит старика.
— Кхм, к сожалению, в последнее время это повторяется все чаще и чаще. — С трудом выговаривая слова, пояснил священник.
— Святой отец, прошу простить меня, — прервал его капитан,— но боюсь, у нас нет времени на разговоры. Видите ли…
— Тогда и я прошу прощения. — Пылко воскликнул старик, чем немало удивил солдат. — Если вы могли заметить — мы убегаем. Убегаем, оставив позади горящие дома и трупы убитых друзей! Всю нашу деревню разорили, теперь там остались только пепел и кости!
— Я сочувствую вам, но ни чем не могу…
— Нет, вы можете! У вас за спиной большой отряд хорошо вооруженных всадников. Вы в силах сопроводить нас до безопасного места!
— Мы, как и вы, пытаемся спастись. — С металлической ноткой в голосе сказал капитан. — У нас есть своя миссия, и мы не можем прерываться, чтобы…
— Хватит.
Это был приказ, не просьба, так что капитан и священник мгновенно замолчали. Солдаты расступились, и из-за задних рядов выехала девушка. Сейчас нельзя было сказать, что она совсем еще молода — в ее движениях читалась уверенность, а глаза смотрели так, будто видели всех вокруг насквозь. Под этим взглядом беженцы невольно опустились на колени, и только старик остался стоять на ногах, дерзко вглядываясь в царственное лицо.
— Эти солдаты, — звучно продолжила девушка, — ранее служившие моему отцу, герцогу этих земель, теперь подчиняются мне. Все они поклялись доставить меня в замок короля, который приходится мне родным дядей, и если это того потребует — отдать жизнь ради моего спасения. И я не сомневаюсь, что так они и поступили бы. Но… но я не собираюсь смотреть на то, как мой народ истребляют на их же родине. Я не позволю, чтобы вы погибли подобно тем, кого я уже не в силах спасти. Поэтому я клянусь вам…
— Госпожа! — попытался вставить капитан.
— Я клянусь вам, — не обращая внимания на его слова, продолжила девушка, — что больше никто из вас не покинет этот мир раньше, чем ему предопределено. Я и мои солдаты сопроводим вас туда, где вы получите кров и пищу. Ведь наш отряд способен защитить горстку беженцев, не так ли, капитан?
— Госпожа, они замедлят наше передвижение! Если мы не будем двигаться тем же темпом, что и раньше, то вскоре нас могут…
— Не так ли, капитан? — холодно повторила герцогиня.
— Да, — смирившись, ответил он, — мы сможем защитить их.
— Это я и хотела услышать. — Удовлетворенно кивнула девушка.
— Благодарю вас. — Своим тихим хриплым голосом сказал священник, при этом легко заглушив радостные крики крестьян.
Число людей в отряде достигло сотни.
Сегодня Деррек оказался рядом с повозкой, на которой были кучей, навалены остатки провианта беженцев. Также там расположились несколько женщин. Правда одна из них уже соскочила с трясущейся телеги и теперь пристроилась на лошади одного из солдат, который, судя по всему, был не против. Во всяком случае, до тех пор, пока капитан не увидит этого, но тот был в авангарде отряда рядом с герцогиней, и вряд ли мог оказаться среди крестьян, которых недолюбливал.
— Тоже заглядываешься на эту шлюху? — неожиданно спросила одна из женщин на повозке и парень, растерявшись, перевел взгляд на нее.
На вид ей было около тридцати лет. Простое мешковатое платье, платок с выбивающимися из-под него русыми волосами, грубо сколоченные туфли — в ней не было ничего особенного. Лицо тоже нельзя было назвать красивым: нос с горбинкой, чересчур пухлые губы, широкий подбородок. Но все же кое-что в ней привлекло внимание Деррека. А именно надутый живот.
Женщина была беременна.
— Что молчишь, паренек? — удивилась она. — Язык проглотил? Али недосуг тебе разговаривать с такой, как я? Вон твой капитан, нас как крыс шугается. И ты что ли туда же?
— Нет, я… — замешкался Деррек, — я просто задумался.
— Задумался, говоришь? Не ее ли зад заставил тебя задуматься? Слушай сюда, парнишка, я дважды повторять не буду. Ты к этой шлюхе даже не подходи, а если сама привяжется, а уж она непременно привяжется, то посылай ее к дьяволу.
— Но, что она…
— Что она нам сделала? А сам не догадываешься? Хорошо я тебе объясню. У нас в деревне она жила одна, поговаривали, будто был у нее мужик, только окочурился, даже не сомневаюсь как… Но я отвлеклась. В общем, все, чем эта змея занималась, так это ходила взад вперед, виляя задом, соблазняя наших мужей. И это у нее получалось. Врать не стану нам бабам до нее далеко. Внешне, разумеется — внутри у этой твари давно все прогнило. Уяснил?
— Вы бы лучше вот ему об этом сказали. — Кивнул Деррек в сторону солдата, который, уже не стесняясь, тискал женщину за грудь.
— Ты меня за дуру держишь? Не видишь что ли, что он ее трахнет и пойдет другую искать. Ты дело другое. Молодой еще, неопытный…
— Не нужно меня опекать, — разозлился парень, — лучше позаботьтесь о своем муже.
— Если бы ты знал, как мне этого хочется. — Странным голосом, удивившим Деррека, ответила беременная женщина. — Как мне хочется вновь позаботиться о нем… Мой муж погиб вот уже как восемь месяцев тому назад. — Наконец пояснила она.
— Простите… — Начал, было, парень, но был прерван.
— Не стоит. Правда, это пустое. Я давно уже смирилась с его гибелью… вот только… только я боюсь за ребенка.
— Он от…
— Я никогда не изменяла своему мужу, если ты об этом. Не до его смерти, не после. Мы всегда хотели детей, просили Бога подарить нам сына, или дочь. Но многие годы наши мольбы оставались без ответа. А потом он погиб… Когда я узнала что беременна, я не знала радоваться мне или плакать. Возможно, тогда уже было пролито слишком много слез, так что мне удалось взять себя в руки. Я решила вырастить этого ребенка любой ценой, ведь это все, что у меня осталось от моего мужа. Его подарки, дом, который мы строили — все это теперь лишь пепел на месте нашей бывшей деревни. Я знаю, что растить ребенка одной будет тяжело. И не тешу себя мыслью, что кто-то захочет жениться на мне, ведь кому я нужна такая старая и тем более брюхатая. Да и красивой я тоже никогда не была, никто кроме него никогда так на меня и не смотрел. С такой любовью, с такой страстью… Я выращу этого ребенка, во что бы то ни стало. Таков мой выбор.
— Разве у вас был выбор? — удивленно спросил Деррек.
— Был, — резко ответила женщина, — был и прежде я никому об этом не рассказывала. И не знаю, зачем говорю тебе об этом сейчас. В нашей деревне жила знахарка, во всяком случае, так она себя называла. На самом деле она была ведьмой, и все об этом прекрасно знали. И закрывали на это глаза. Она помогала нам: лечила болезни, предсказывала погоду, могла даже в жаркий сезон помочь уродится урожаю. А еще она следила за беременностями. И когда я пришла к ней, она, зная о моем положении, предложила мне выход… Она предложила… предложила… избавиться от ребенка. Сказала, что может это сделать, что… Я убежала в слезах и думала, что больше никогда не вернусь туда. Как она извинялась… А ведь я и вправду думала об этом. Господи, прости меня за то, что я об этом думала…
Пятьдесят шесть, пятьдесят семь, пятьдесят восемь…
Очередной день. Очередная могила. И очередное тело, уже лежащее на ее дне. Хотя даже язык не поворачивался сказать, что это был труп человека. Скорее просто кусок сгнившего мяса болотного цвета, кишащего червями, и еще бог знает чем. Любого нормального человека при таком зрелище стошнило бы, а менее стойких ждало бы кратковременное забвение. Но над могилой по-прежнему стоял мужчина с привычной лопатой в руке. И хотя он уже с трудом держался на ногах, его шатало, а глаза остекленели, труп на дне могилы явно не был причиной этому.
Пылающий диск солнца медленно поднимался над залитыми туманом верхушками деревьев. Один из первых лучей света, прорезавшихся через сплошную серую дымку, ненароком упал прямо на тело покойного, и сразу же взмыл вверх, отразившись от чего-то на дне могилы.
Глаза мужчины сверкнули, когда он заметил сияющий предмет внизу. Не раздумывая ни секунды, он спрыгнул, вниз приземлившись ногами прямиком в скверно пахнущую жижу. Раздался громкий всплеск и драные, запачканные грязью сапоги окрасились коричневым цветом. Но мужчина, опираясь на стенку могилы одной рукой, другой потянулся к блестящей вещице. И нащупав ее резким рывком, притянул к себе, после чего судорожно прижал к груди. Так, держа одну руку подле сердца, а другой, хватаясь за земляные выступы, он с огромным трудом выбрался наверх.
И только оказавшись на поверхности и без сил упав голой спиной на сырую почву, он разжал руку и взглянул на свою добычу. Это был маленький запачканный грязью золотой крестик. Цепочки не было, видно она оторвалась, от сильного рывка. Аккуратно очистив крест, мужчина поднес его к лицу и застыл. Трудно было сказать, сколько он так пролежал на земле, вглядываясь в совершенно гладкий металл. Но спустя какое-то время, он поднялся на колени, и, сжав в поднесенных к груди руках крестик, начал молиться…
Шестьдесят девять, семьдесят, семьдесят одна…
Серебряная полная луна во всей своей красе засверкала на небе. А тем временем на земле сотня людей торопливо готовилась к ночлегу. Выставляли караулы, стреноживали лошадей, рыли ямы, чтобы развести в них костры. Крестьяне расположились в центре лагеря под защитой в виде кольца солдат, что даже во сне держали руки на рукоятях клинков. На этом, скорее всего, настояла герцогиня, что сейчас делила хлеб с беременной женщиной.
Дерреку досталась первая стража, и он сейчас в одиночестве сидел, прижавшись к обросшему мхом стволу клена. Дозорные расположились с восьми сторон лагеря, капитан раздумывал о шестнадцати, но передумал, и парню выпало сторожить северный подход. Деррек всегда предпочитал первую стражу, ведь так намного легче быть начеку, чем когда тебя будят посреди ночи. Но, тем не менее, глаза постепенно слипались, а мысли путались. Сон незаметно, как и всегда, подбирался к сознанию парня и тот уже с трудом боролся с искушением.
Отрезвил его неожиданный шорох в кустах. Причем с южной, а вовсе не с северной стороны. Капитан часто проверял посты ночью, но одной из его особенностей было то, что подходил он совершенно незаметно. В любом случае Деррек встрепенулся и, продолжая вглядываться во тьму перед собой, стал ждать. Ожидание, к счастью, продлилось не долго. Человек сзади, продолжая проламываться через кусты, наконец, громко охнул и вылез из колючих зарослей. Только тогда Деррек позволил себе обернуться, с удивлением обнаружив перед собой священника.
— Кхм, — кашлянул старик, то ли из учтивости, то ли просто от необходимости, — чтобы я еще раз попытался пробраться через эти колючки.
— Простите, что не мог помочь — капитан не позволяет нам ни на секунду уходить с поста. Герцогиня…
— Да-да, знаю я, как он ее опекает. Даже трудно сказать хорошо это или плохо… Я присяду?
— Земля холодная…
— Переживу. — Отрезал священник и легко опустился на землю рядом с Дерреком. — Я еще не настолько стар, чтобы меня носили в носилках с грудой шелковых подушек под задницей.
— Гм, — замялся парень, — разве ваш сан не запрещает вам…
— Тьфу на тебя. Я тебе соловей что ли? В опасное время живем, тут не до любезностей. Бог простит. — С этими словами он достал из-под робы небольшой золотой крестик и аккуратно погладил блестящий металл.
Деррек одним глазом продолжая вглядываться вдаль, с интересом наблюдал за странным ритуалом. Чуть подождав и заметив, что священник продолжает молчать, парень спросил:
— Как получилось, что именно вы возглавили тех беженцев?
— А кому еще? Я ведь знаю всех их с детства. Мужчины хотят выглядеть уверенными, хотят показать, что они не боятся, но ведь я чувствую их страх. То же самое и с женщинами, и я могу их понять. Наверное, единственный человек, которому плевать, что происходит, это та шлюха. Ты, наверное, уже успел с ней познакомиться, хотя надеюсь не так близко, как тот мужик, что трахает ее в кустах неподалеку… гм.
— А вы? Вы боитесь?
— Нет. — Без запинки отозвался старик. — Я отжил свое, парень. И выполнил свой долг на этой земле. Хотя… возможно кое-чего я все же боюсь. И молю Бога, чтобы он не заставлял меня делать этого.
— Чего именно?
— Отпевать души этих людей. — С трудом выговорил священник.
Ответить Дерреку не дал запевший вдалеке рог одного из дозорных…
Восемьдесят две, восемьдесят три, восемьдесят четыре…
Трупов больше не осталось. Вместо них на поляне в ряд были разложены камни. Некоторые из них были поменьше, другие побольше, но все они лежали на одинаковом расстоянии друг от друга. И под каждым из них было захоронено тело. Сколько их было всего оставалось неясно. Мужчина давно уже сбился со счета, копая могилы одну за другой. Сам он стоял в самом конце длинного ряда камней, отрешенно глядя вдаль и сжимая в руках, словно приросшую к нему, лопату.
Девяносто пять…
Он изменился за это время. Безвозвратно потерянная рубаха больше не прикрывала собой торс и руки. И теперь можно было разглядеть молочно-белую плоть, совершенно не загоревшую на солнце, выпирающие ребра и полное отсутствие жира. Создавалось впечатление, что кожа — это всего лишь пленка, в которую, без прослойки в виде мышц, обернут скелет. Лицо выглядело не лучше. Губы посерели, глаза впали глубоко внутрь черепа, а под ними висели два синих мешочка. Несмотря на возраст мужчины, в волосах можно было разглядеть пару седых прядей.
Девяносто шесть…
Со стороны могло показаться, что это даже не человек, а живой мертвец, застывший посреди поля, но вдалеке послышались шаги и шум голосов, и стало понятно, что незнакомцев не пугает его облик. Мужчина даже не заметил подошедших к нему людей, хотя теперь он мало что видел вокруг. Он ушел слишком глубоко в себя, чтобы простой шум со стороны мог вернуть его в этот мир.
Девяносто семь…
— Ты забыл вырыть еще одну могилу. — Послышалось из-за спины мужчины.
— Может быть, ты имел в виду еще одну яму? — сказал другой голос. — Яму для труса! Аха-ха-ха!
— Да кажись он вас и не слышит… — Неуверенно пробормотал третий незнакомец.
— Слышит-слышит, куда он денется. — Это вновь второй. — Он ведь у нас любит копать. Для того сброда же вырыл? Вырыл. А ведь никто его и не заставлял. Сам виноват, был бы тогда среди них — и его прирезали. Так что пусть копает. Ты меня слышишь, урод? Копай!
И он вновь взялся за лопату. Не из-за слов тех людей, нет, вовсе нет. Мгла в глазах мужчины говорила о том, что его сознание сейчас совсем в другом месте. А копал он просто потому, что не мог иначе.
Ведь это все, что ему осталось.
Девяносто восемь…
Когда могила была готова, мужчина медленно подошел к ее изголовью и резким движением воткнул в него лопату. После чего легко спрыгнул вниз. За спиной послышался скрип натягивающейся тетивы: видно люди, стоявшие позади, посчитали, что он не достоин меча.
Девяносто девять…
Мужчина медленно поднял голову вверх. Глаза при виде неба, сейчас затянутого облаками, слегка прояснились. И, возможно именно небо стало бы последним, что он увидел в этой жизни, если бы он не посмотрел в сторону леса. Там, прямо на опушке, шла молодая женщина, вызывающе виляя бедрами. Она удалялась от поляны, но, не смотря на далекое расстояние, мужчина смог узнать ее. Он видел ее всего раз — тогда на коне одного из солдат, но так и не смог забыть.
Деррек улыбнулся.
Могил было вовсе не сто.