2х24

Я отложил ручку и с видом эстетствующего художника оглядел свои загогульки на бумаге. Не люблю я строчить на компьютере, слишком глаза он напрягает… да и как-то недушевно это –кнопки пальцами перебирать. Лучше уж сначала ручкой, потом перепечатать на машинке и уж потом садиться за адское устройство. Кстати, непонятно, почему я все время «якаю»… Нет, вообще-то понятно, ведь каждый автор хочет ощутить себя могучим варваром в соломенных трусах, бесстрашным космодесантником с протоплазменным минометом или хотя бы спасителем Вселенной… Но зачем я «якаю»? Лучше начну отзываться о себе в третьем лице! Думаю, народ оценит сей акт оригинальности. Та-ак, какое имя придумать? Чтобы оригинальное, но броское, запоминающееся… Эваугаранаган? Пантерморан? Кататониер? Хм. Джонни? Джонни… Джонни! Прямо как Депп, ну или Кейдж. Пусть будет Джонни Кейдж, ведь его коронный удар впечатляет, в отличие от навязшего на зубах уточнения «Капитан такой-то!».

Итак, Джонни отложил ручку и с видом эстетствующего художника оглядел свои загогульки на бумаге. Можно считать, что рассказ уже написан, ведь если первый шаг — он трудный самый, то что говорить о втором и особенно третьем? Но прежде чем строить композицию и фабулу, нужно решить, как протолкнуть пресловутую сотню. Чтобы нетривиально, элегантно, с постмодернистским флёром и непринужденностью…

По карманам героя будет распихано сто печенек? Это раскроет его сущность тонкого ценителя кулинарии, которую он прячет за банальным обжорством… Нет, не то… В тексте сто раз будет упомянуто слово «сто»? Не, это будет слишком глаза мозолить… О! За весь рассказ герой произнесет ровно сто слов! Если кто-то придерется к «отсутствию темы», можно будет ткнуть его носом в этот факт, купаясь в звоне собственной крутости.

Лицо Джонни расползлось в своеобразный аналог Веселого Роджера.

Но следует сюжетно оправдать такое странное поведение героя (слово «герой» внезапно разонравилось автору, и он решил заменить его на саксонское «hero», и, чтобы дать пищу для умов возможных критиков, переиначить в нежное, русское hero’й). Итак, нужно каким-то образом оправдать странное поведение hero’я, по прихоти создателя своего вынужденного произнести ровно сто слов… Пусть тогда он окажется на Вселенском Трибунале Неприкаянных Душ, Настолько Эпичном И Судьбоносном, Что Каждое Слово В Его Названии Нужно Писать И Произносить С Большой Буквы… а адвокат, какая-нибудь полуодетая феечка с обложки фентезийного плейбоя (аудиторию же надо как-то расширять), выторгует у злых судей право на сто слов, которые ее воздыхатель произнесет в свою защиту.

«Это будет мощно!», потирает ладошки гений Джонни и с энтузиазмом возвращается к творчеству.

За это ее, как адвоката, дисквалифицируют. Hero’й бросает самоотверженной спасительнице многозначительный взгляд и задумывается о любви во всех ее проявлениях, акцентируясь на платонической стороне (но плотскую забывать не следует, дабы не растерять аудиторию фентезийного плейбоя).

Джонни делает пометку карандашом на полях: «напомнить, что в зале сто присяжных». И, подумав, добавляет: «нужен либо чертовски драматичный момент, либо провокационная мясорубка». Хм. «С кровищей и разлетающимися конечностями». Чего-то не хватает… Ах да, «многоэтажные конструкции из завуалированного мата». По вкусу приправить циничным, немного отстраненным языком, и готово — публика у наших ног.

Веселый Роджер на лице Джонни приобрел устрашающие мотивы.

Однако следует помнить, что неубиваемые всемогущие герои а-ля Рэмбо, Крутой Сэм и Кот Ра с Дин Хедом начинают понемногу сдавать позиции в глазах широкой публики. Поэтому нужен deus ex machinа. Или рояль в кустах. С протоплазменным лазером, гипердвигателем и травматическим пистолетом. И лучше будет, если deus ex machinа воссядет на рояль, замаскированный под кусты! А чтобы внести в повествование элементы научной фантастики, пусть deus’ом окажется робот из техногенного будущего.

Джонни подточил карандашик зубами, приписал: «не забыть вооружить рояль посовременней» и откинулся к спинке кресла.

Чутье подсказывало — сюжет получается слишком простым. Фантазия подсказала сразу две методы решения проблемы.

Метода первая: устроить так, чтобы все оказалось не таким, каким оно казалось сначала («над формулировкой надо поработать», мимолетом замечает автор). Например, Главный Судия окажется отцом hero’я. Или hero’й окажется действительно виноватым в своих грехах, что на самом деле он изобрел телепатическое устройство, которое сподвигло его на преступление, а не доктор, чья фамилия будет созвучна одновременно с Франкенштейном, Моро и Лавкрафтом.

Метода вторая: за всем происходящим «на экране» будет наблюдать некая очень могущественная и анонимная сущность, обладающая воистину космическими силами. И не ввязывается она в конфликт лишь из-за того, что вмешательством своим нарушит равновесие Весов (или Равновесие весов, надо будет обдумать на досуге). Еще надо будет намекнуть, что Владыка испытывает страшную скуку из-за собственной всемогущности и бессмертия. Что смертные для него даже не пешки, а червячки, и он рад бы найти достойного соперника, чтобы погибнуть от его руки, но вот все как-то не складывается с поисками…

Воодушевленный Джонни делает новую пометку: «Владыка косвенно причастен ко всей бодяге с судебным процессом. Его симпатии на стороне hero’я, но при этом он любит потешаться над его, hero’евой, наивностью. Надо сходить за кофе».

Стиль… стиль должен быть ненавязчивым, чтобы не смущать случайного читателя небоскребами из метафор и эпитетов, но при этом не скатывающимся в комментирование очевидного в духе «Я повернулся налево. Произвел три шага. Вспомнил, что забыл выключить чайник», -(«протоплазменный», на автомате добавляет Джонни. — «Развернулся на сто восемьдесят градусов. Произвел до чайника пятьдесят восемь шагов. По пути сделал два поворота влево и один вправо. Соответственно на пятьдесят, сорок и семьдесят пять градусов».

Следует блистать иронией, не забывая про искрометные шутки, аллюзии на современный шоу-бизнес и политику, сделать пару отсылок к любимой классической книжке…

Пафос… что с пафосом? Джонни скорчил такую рожицу, что сомнений не оставалось — сейчас он побежит обниматься с унитазом. Пафосом нужно уметь орудовать с наноточностью, умело разбавляя его размышлениями, здоровой долей юмора и яркими событиями. При этом пафос не должен растворяться во всей этой красоте и наоборот. Существует еще способ, дико котируемый Кобзоном, Manowar’ом и Warhammer’ом — бескомпромиссно, беспощадно вываливать на обомлевшего потребителя десятки мегатонн этого самого продукта… Но сто́ит только недовалить какую-то грамульку, и ты уже объявлен клоуном и халтурщиком.

Джонни не любил пафос. То ли дело ирония, пародия, сарказм… Циничные гады сейчас в моде, как пресловутые козлы, коих прекрасная половина человечества вылавливает с упорством, делающим честь анекдотическому муравью, что вздумал обойти железнодорожные рельсы.

«М-да, это кофе на меня, что ли, так действует? Соберись, пейсатель! Ты что, реалист какой-то? Больше долбанной фантастичности и оторванности от реальных проблем!»

Прокрутив в голове все мысли, шедшие до строчки с пафосом, автор как-то неожиданно осознал, что рассказ-то, в сущности, гото́в. Осталось совершить второй шаг. Джонни с улыбкой перечеркнул свои первые каракули, задумался и... прозрел. Ручка заскользила как прима-балерина, выводя на бумаге сакральное:

«Дважды два — четыре. Шестью восемь — сорок восемь».

P.S. чтобы усилить фантастичность сего рассказа, автор (то есть я, Владислав Драконов) сообщает: Джонни является двуногим млекопитающим крабом, чья правая клешня способна превращаться в человеческую кисть, открывалку для пивных крышек, хлыст Индианы Джонса и очень удобную подушку.