Так просто (Так, про сто)

Кира сидел на кухне с планшеткой на коленях и по капле выдавливал из себя творчество. Текстовый редактор в сотый раз призывно мигнул курсором. Кира плюнул и закрыл файл. Умная программа даже не предложила сохранить пустой документ. У Киры появилось настойчивое желание схватить планшетку и грохнуть ею с размаху о стол, но прирожденная жадность опять удержала его от опрометчивых проявлений злости.

Он встал, побродил по кухне, ероша волосы, и ткнул кнопку на кофейнике. Машина противно пискнула, высветив на экране ошибку «100». Кира знал все коды ошибок наизусть, но одного этого боялся хуже смерти. Код «100» означал, что в машине закончился кофе. Кира выругался. Незамысловато, зато с чувством.

Кофе был единственным напитком, который показал хоть какую-то эффективность в попытках Киры пробудить в себе писателя. Пустой кофейник представлялся, по меньшей мере, трагедией вселенского масштаба. Да еще и в воскресенье — национальный выходной, когда закрыто все, что только можно закрыть, включая продуктовые магазины, аптеки, торговые центры, и общественные туалеты. Хоть бери садись и подыхай.

Кира зарычал, схватил бутылку колы, вылил остатки в стакан и попробовал внушить себе, что это ничуть не хуже кофе. Честно говоря, получилось неубедительно. Пузырьки лезли в нос, Кира злился. Пнул ногой запасной бутыль воды, выругался, потер ушибленный мизинец. Плюхнулся за стол и снова схватил планшетку.

Открыл текстовый редактор, погипнотизировал его минуты полторы и опять закрыл. Рассказ не шел ну хоть ты тресни. Рука предательски потянулась к новой серии восьмого сезона «Хроник демиургов». Юбилейная сотая серия который день соблазняла Киру, подначивая оторваться от собственных мечтаний и удариться в мир грез профессиональных голливудских сценаристов. Кира пока успешно сопротивлялся, памятуя о близком сроке сдачи рассказа. Поэтому руку он отдернул и услужливо высветившуюся на планшетке подсказку отогнал, сопроводив манипуляции указателем дополнительным вербальным посылом.

Развернул папку с гордым названием «Рабочие материалы», уныло оглядел файлы. Выделил все. Заботливая программа показала статистику и количество файлов. Ни больше, ни меньше, а ровным счетом сто.

— Я неудачник, — сухо вынес он вердикт, крепко зажмурился, взвыл и начал колотить себя кулаками по голове.

Сотня документов, сотня рассказов. Сто историй жизни. Сто оборванных сюжетных нитей. Сто главных героев, которые никогда не дождутся счастливого финала. Потому что Кира никогда не сможет закончить рассказ. Потому что он не знает, чем все должно закончиться.

Он очень хотел стать писателем. Безумно хотел и безумно старался. Но у него не получалось. Как будто проклятие какое-то висело над Кирой и мешало ему доводить до конца всякое дело, за что бы он ни брался.

Гвардеец Шишоев как истинный герой третий год торчал на безымянной войне, укрывшись в окопе от града пуль. Шишоев лелеял нежные чувства к Марии Агафоновне, писал ей каждый день по письму, ласково называя то сизокрылой горлицей, то лебедушкой, то незабвенной Маришей то еще каким-нибудь красивым словом, попутно рассказывая вести с фронта. Мария Агафоновна читала на бис любовные письма во время девичьих вечерних посиделок, пропуская чересчур интимные моменты. Ее же подруга, польская княжна Наталья Рцжеховская рассеянно слушала воздыхания юной барышни, запоминая только военные подробности, которые пересказывала своему брату, личному советнику генерала Квасовского, воюющего на стороне противника и готовящего в это время разгромный удар по позициям бравого гвардейца Шишоева.

Поначалу все начиналось гладко и красиво. Кира взял завидный темп, выдавая на-гора по десять тысяч символов в день. А потом внезапно засомневался и отчаялся. Кира очень ответственно подходил к работе и писал только то, что не противоречило общеизвестным фактам. И вдруг в один момент понял, что позорно плохо знает историю. Чересчур плохо, чтобы писать подобный рассказ. Он понятия не имел, может ли гвардеец прятаться в окопе и что вообще гвардейцы делают на войне? И может ли у состоятельной русской девушки быть подругой польская княжна? И воевала ли вообще хоть когда-нибудь Польша против Российской империи? Не говоря уже о таких мелочах как, например, мог ли гвардеец Шишоев задумчиво затянуться папироской? Или же он должен был закурить трубку? Ну, в крайнем случае, нюхнуть табачку? Все это требовало исследований и изучений, детальной научной работы, которая напрочь убивала в Кире и так слабый творческий порыв. Поэтому храбрый гвардеец Шишоев продолжал торчать в окопе, надеясь, что выиграет неизвестную войну во славу своего батюшки-царя, Николая то ли Первого, то ли Второго (с этим Кира тоже никак не мог определиться), вернется домой жив-здоров к любимой Маришке, и заживут они долго и счастливо, а их пра-пра-пра-пра-правнуки станут миллионерами.

У темного мага Дэфлина дела обстояли ничуть не лучше. Он завис в Золотых землях в пустыне, дожидаясь, пока прогреются в огне волшебные камни дорог и укажут ему дальнейший путь. Маг должен был каждое полнолуние сверяться с камнями, потому что положение Звездной башни часто менялось, башня как будто ускользала от него, все время отдаляясь, но маг не терял надежды, что в один прекрасный миг ему посчастливится и он успеет добраться до башни к следующему полнолунию. Дэфлин половину жизни гонялся за Звездной башней, успел трижды обойти по кругу Северные земли, пять раз побывать в Южных пустошах и двенадцать раз пересечь Волнующийся океан. В каждой деревне у него были друзья. И друзей было так много, что Дэфлин начал забывать их имена. Друзья относились с пониманием и каждый раз при встрече заново рассказывали Дэфлину, как именно они познакомились и чем каждый из них ему обязан. Здесь все обстояло гораздо проще, и Кира мог бы гонять темного мага по миру как минимум еще десять томов. Но Кира не видел в этом смысла.

— Зачем рассказывать историю, если не можешь добавить к ней ничего нового? — говорил он.

Кира чувствовал, что рассказ пора заканчивать. Да и Дэфлин давно заслужил покой и отдых. Эта ночь должна была стать последним шагом, последним рывком. Дэфлину предстояло увидеть в камнях что-то такое, что помогло бы ему понять: все время он шел не туда, куда говорили камни. Он понимал вещи чересчур буквально, мозгом, а надо было чувствовать их сердцем. И маг бы сразу догадался, и нашел бы башню. И почувствовал бы, как гора скатилась с его плеч, и обрел бы, наконец, мир в душе.

Но Кира совершенно не представлял, что мог такого увидеть в камнях старый мудрый маг, не знал, как будет выглядеть Звездная башня, и даже не догадывался, что будет делать с башней Дэфлин, когда найдет ее. Как, впрочем, и не знал, зачем вообще ее понадобилось искать.

У Киры навернулись на глаза слезы. Он закрыл документ, печально посмотрел на стакан с колой, выплеснул ее в раковину и достал из заначки стеклянную бутылку без лейблов. Свинтил крышку, налил на полтора пальца жидкости в стакан, залпом выпил. Дыхание перехватило, горло пересохло, а из уголка левого глаза потек тонкий прозрачный ручеек. Кира шумно выдохнул, уткнулся носом в рукав и так замер. Прозрачный ручеек продолжал стекать на джинсовку, впитываясь и оставляя темное мокрое пятнышко.

Если бы кто-то сейчас заявился к Кире в гости, у него нашлось бы отличное оправдание своим слезам — слишком крепкая водка. С другой стороны, если бы кто-то застал его за распитием крепких спиртных напитков, десять минут спустя Кире уже вязали бы руки и грузили в машину. Говорят, когда-то водку продавали вполне легально почти в каждом магазине. Но, учитывая давний запрет международной комиссии по здравоохранению на все, что крепче двенадцати градусов, Кире эти слухи казались пустыми бредовыми мечтами.

Наконец, он убрал руку, вытер ручеек, спрятал бутылку и снова взял в руки планшетку. Шатаясь по комнате, Кира листал свои заметки. Сотня историй, которых никогда не было и никогда не будет. Сотня оборванных на полуслове жизней. Сотня героев, которые никогда не встретят свою любовь. Никогда не найдут покоя, а останутся навечно брошенными и скитающимися, застрянут где-нибудь между жизнью и смертью, между познанием и неведением или еще в какой-то чертовой неопределенности. Нет ничего хуже, чем провести вечность, болтаясь меж двух огней.

Кира помнил их всех наизусть как старых школьных друзей, знал их характеры, мог часами рассказывать их подвиги, но не рассказывал никому и никогда. Его безумно мучила совесть, как будто каждого из героев он убил собственными руками, похоронил заживо. Бросил и предал. Каждый раз, открывая файл, он просил у них прощения. Они прощали его. А Кира себя — нет.

Он отбросил планшетку, снова достал стеклянную бутыль, не глядя, плеснул себе в стакан, уселся за стол и начал изливать бутылке душу, потому что больше поговорить по душам ему было не с кем.

— Я неудачник. Скажи, почему я такой лузер? Я знаю, мне проще писать фантастику. Но о какой фантастике, скажи на милость, может идти речь в тридцать первом веке? — при этих словах Кира широко развел руками и начал жестикулировать. — Здесь же не осталось места мечте. Все уже придумали пятьсот лет назад. Что тут еще добавить? Какая может идти речь о фантастике, если каждая вторая девушка носит в сумке травматический бластер? Если термоядерный реактор стоит в любом холодильнике? Да, черт возьми, лифты ходят по шахтам зигзагами! Нашу галактику промерили лазерами и создали полную трехмерную модель. На кой хрен? Не важно. Но ведь создали! Микросхемы в моей планшетке выпаяны из марсианской породы. Рекламу печатают даже на туалетной стереобумаге! Господи, в каком же сумасшедшем мире я живу! Здесь создали все, о чем можно мечтать. И мечты больше не осталось.

Кира залпом опрокинул стакан, спрятал бутылку и подпер дверцу тумбочки стулом во избежание искушения.

— Как бы я хотел жить хотя бы тысячу лет назад, — он спрятал лицо в ладони. — Когда все еще было впереди и все еще было возможно. Я бы изобрел портативный генератор антиматерии. Я бы написал фантастический рассказ о четырехмерной записи на кристалл. Все бы удивлялись, говорили, что это вранье, пустые россказни, что такого не бывает и не может быть в принципе. А потом я бы взял и изобрел ее. И показал всем, какие они приземленные идиоты. А потом смеха ради создал бы пяти— и шестимерную запись. Сколько там сейчас делают? Двенадцать измерений? Да, на шести я бы остановился, а остальными шестью пусть бы занимались потомки. Черт, да у меня были бы уже потомки! Жили бы счастливо на проценты от изобретений своего пра-пра-пра. А меня бы уже не было лет девятьсот как. Зато я бы жил в хорошее время. Когда еще оставалась жизнь за пределами больших городов. Когда можно было построить частный домик, завести небольшое хозяйство и не платить громадный налог за каждый куст маргариток. Когда можно было летом просто пойти искупаться в речке, не боясь, что после этого слезет кожа. Когда люди уже зависели от мобильных телефонов и интернета, но все еще умели просто жить. Когда воздухом можно было дышать!

Кира поднял лицо, его глаза были совершенно сухие и безумно блестели.

— Звучит как сказка, — он откинулся на спинку стула. — Поздравляю, Кирюха, ты сошел с ума.

Историки могли утверждать что угодно, но Кира все равно не верил, что такая жизнь была. Слишком уж нереальной она казалась ему, эта жизнь, слишком дикой, слишком свободной. Неужели было время, когда за каждым прохожим не летал по пятам персональный робот-полицейский? Неужели когда-то курить можно было на улице, а не в специальных вакуумных камерах? Неужели когда-то можно было просто жить, а не выживать?

Кира задумчиво почесал за ухом. Почесал шею. Почесал спину. И подумал, что неплохо было бы помыться. Но в секторе снова отключили на профилактику горячее водоснабжение. И в этом случае история оставалась стабильной: с горячей водой на планете Земля вечно творилась какая-то хрень.

Поняв, что на сегодня настроение безнадежно испорчено, Кира сдался, завалился с планшеткой на кровать, посмотрел-таки юбилейную серию «Хроник», вколол себе снотворного и провалился в беспокойное забвение. Всю ночь его преследовали персонажи недописанных рассказов. Гвардеец Шишоев молча смотрел печальными глазами, а темный маг Дэфлин ходил за Кирой по пятам, притворяясь его тенью. Они ничего не делали, ничего не говорили, не просили, не упрекали, просто смотрели. И это сводило Киру с ума.

Проснулся он еще более разбитым, чем уснул. Долго ожесточенно тер ладонями лицо, много ругался, но от этого не становилось легче. Кира понимал: ему надо просто написать рассказ. Довести дело до конца хоть один раз. Первый раз в жизни. Во что бы то ни стало и чего бы это ни стоило. Но в голове блуждала звенящая пустота, идеи не шли, писать было не о чем. В доме кончились продукты, квартирный блок требовал уборки, и Кира легко нашел сотню поводов отлинять от литературного труда, от работы, которую действительно надо было сделать.

Он сходил в душ, оделся и вышел в магазин. Гастроном, к счастью, был на старом месте. Под него постоянно отводили одни и те же три блока, только вывеска с названием торговой сети менялась регулярно, раз в месяц. Кира привык игнорировать разнообразные акции, посвященные открытию, и противостоять общему ажиотажу толпы. Он плевать хотел на скидочные карты, которые месяц спустя снова станут мусором. А сменяющиеся владельцы магазинчика продолжали устраивать грандиозные празднества, воображая из себя героических завоевателей продуктового рынка и рассчитывая задержаться в секторе в конкурентоспособном состоянии как минимум на ближайшие двести лет.

При расчете радостный парень-кассир сообщил ему:

— Поздравляем! Вы — наш сотый покупатель!

Тут же откуда-то прибежал менеджер с помощницей и фотоаппаратом. Всучил Кире в руки подарочный сертификат на шоколадный батончик и скидочную карточку на четыре процента вместо стандартных трех с половиной. Кира безуспешно пробовал отбиться, но менеджер оказался очень настойчив. Он сгреб Киру в охапку за плечи, скорчил радостную мину, помощница сфотографировала их для отчетности и оба тут же куда-то исчезли. Кира повернулся к кассиру, тот услужливо улыбнулся и повторил:

— Наш сотый покупатель. Поздравляю!

— Спасибо, — буркнул Кира. — А вы — мой сотый продавец на этом месте с начала года.

Парень сник, Киру укусила совесть. Он быстро попрощался, забрал покупки и сбежал домой.

— Почему я такая сволочь? — спросил он у зеркала в ванной. На ходу сложились строчки, Кира продекламировал:

Жилец квартиры номер сто был редкостный козел.

Квартиру по ночам трясло, дрожали стены, пол.

И спать соседям не давал протяжный, дикий вой.

Жилец квартиры был боксер, работал над собой.

— Нужно срочно что-то написать, — Кира ударил кулаком в стенную перегородку, чуть не проломив хлипкий пластик. — Что-то новое, правильное, то, что будет мне по силам. Чтобы была куча всякой философской хрени, из которой можно будет сделать какой-то глубокомысленный вывод. Вот только завязки нету. Опять нету завязки. И опять нету идей. Хочу нажраться в дым, — уныло пожаловался зеркалу Кира, понимая, что после такого нытья точно не нажрется.

Раздался звонок, Кира пошел открывать. На пороге стоял курьер и протягивал ему компактную квадратную посылку.

— Вот, получите, распишитесь. Наконец-то починили. Три месяца деталей не могли найти, только-только на прошлой неделе пришли.

— Но, простите, это не мое, — Кира опешил от неожиданности. — Я ничего не заказывал и ничего не чинил.

— Имя-фамилия Ваши?

— Д-да.

— Адрес Ваш?

— Да.

— Квартира сто?

— Верно.

— Значит, и посылка тоже Вам.

— Н-но...

— Просто распишитесь, пожалуйста, — улыбнулся курьер, Кира подчинился.

— Большое спасибо! — сказал парень и нырнул в лифт.

Кира захлопнул дверь, взвесил в руках посылку, покрутил ее, потряс. Пожал печами и понес на кухню. Минут пять крутился вокруг свертка, потом решил, что раз посылка пришла на его имя, он имеет полное право ее вскрыть. Оберточная бумага полетела на пол, на столе красовался иссиня-черный мраморный куб. Просто сплошной куб килограмма два весом. Кира покрутил его, поискал секретные защелки, попробовал нащупать и сдвинуть или свинтить крышку, но ничего не нашел. По всему выходило что это — обычный полированный кусок камня. Зачем тогда кому-то понадобилось присылать его Кире? И что тут было ремонтировать?

В дверь снова позвонили.

— Здравствуйте, я Ваш новый сосед, — сказал молодой улыбчивый парень с легким странным смугло-зеленым оттенком кожи, красивыми чистыми глазами и дерзкой торчащей прической.

— Здравствуйте. Кира, — он протянул ладонь. Парень ответил рукопожатием:

— Роман. Кажется, к Вам попала моя посылка.

— Какая посылка? — решил проверить его Кира, мало ли встречается разных проходимцев.

— Которая пришла на Ваше имя полчаса назад, — беззаботно улыбнулся Роман. — Извините, я только на прошлой неделе переехал, до этого жил за океаном, получить посылку было некому, поэтому оформил на Ваше имя.

Кира недоверчиво поднял бровь.

— Хотите, я даже скажу, что в посылке? Черный мраморный куб.

— Верно, но откуда..?

— Потому что это моя посылка, — мягко, но настойчиво повторил парень. — Будьте любезны.

— Ладно, — Кира пожал плечами, ушел на кухню и принес оттуда куб вместе с огрызками оберточной бумаги.

— Благодарю! — улыбнулся парень. — Наконец-то, сотый.

— Что, простите? — переспросил Кира.

— Ничего, извините за беспокойство, — Роман развернулся, открыл дверь соседней квартиры и уже почти скрылся внутри, когда Кира его окликнул:

— Скажите, пожалуйста, а что это такое?

— Ничего. Просто сувенир, — широко улыбнулся тот, при этом настороженно глядя Кире в глаза. Кира кивнул и захлопнул дверь.

Постоял несколько секунд, опершись о стенку. Пробормотал себе под нос:

— Странный кадр. Если он только неделю назад переехал, откуда он три месяца назад мог знать, куда заказывать посылку? И как он мог знать, что я все еще буду жить здесь? — Кира расплылся в странной, зловещей улыбке. — Кажется, мне в двери постучался интересный сюжет.

Кира пулей бросился на кухню, позабыв даже заправить кофейник. Схватил планшетку и принялся быстро строчить текст. Против обыкновения, у него не было ни заготовленной канвы, ни заранее продуманных персонажей, ни подготовленной морали, которую следовало бы вынести читателю. Он просто шел вслед за сплетением мыслей и фантазий. Шел вслепую, совершенно не заморачиваясь мелочами, деталями и исторической достоверностью. Не вникая в тонкости, которые всегда потом можно подправить. Кира просто положился на интуицию, и поверил, что путеводная нить обязательно выведет его к чему-то таинственному, неизведанному и увлекательному. Он впервые полностью доверился себе и бросился в омут с головой.

До конца срока сдачи рассказа оставалось чуть более полутора часов, всего лишь около ста минут. Но у Киры появилось очень хорошее предчувствие.