Сто жизней профессора Грацкого
— До свидания, деда! — звонко крикнул Алешка. И вслед за родителями скрылся в дверном проеме больничной палаты.
Я вновь остался один, и натужная улыбка исчезла с сухого бледного лица. Держаться молодцом становилось все трудней. Но это единственный способ подбодрить родственников, столь тяжело переживающих мою болезнь. Они все еще ждут, что я поправлюсь и выберусь отсюда. Но мне восемьдесят шесть лет, и я не собираюсь возвращаться… Достаточно пожил… Можно и умереть…
Я не верю, что попаду в рай. Но нужна ли вера, когда тебе известна тайна, недоступная другим людям? Смерть — лишь начало новой жизни. И я видел свои прошлые воплощения, которых было ровно девяносто девять. Не больше и не меньше. Ведь я считал их на протяжении моей нынешней — сотой жизни.
Превозмогая боль, я поднялся с больничной койки и зашаркал по кафельному полу в туалет. Проходя мимо зеркала, взглянул на отражение. По другую сторону стеклянной стены стоял седой старик — глубокие морщины на истощенном лице, густые брови, накрывающие впалые глаза, дряблая кожа на трясущихся руках. Разве стоит более цепляться за эту жизнь?
Не дойдя до назначенного места, я едва ни упал, успев опереться о стену. Ноги вновь отказали. Медбрат, завидев меня, тут же бросился на помощь, не переставая ворчать:
— Куда же вы опять собрались… Говорил же вам доктор оставаться на месте… Совсем себя не жалеете…
Подхватив под руки, он отвел меня на кровать. Возразить ему нечего. Ходить действительно невыносимо больно. И все же… Боже! Как я устал лежать и вопреки своему желанию, все же хвататься за жизнь. Будь я атеистом и верил бы, что после смерти сгину в небытие, все равно бы сейчас предпочел умереть, чем вот так продолжать существовать. Но, слава богу, мне открылась великая тайна, с которой я и проследую в могилу. Почему это произошло со мной? Право не знаю, но благодарю за это судьбу. Ту самую, что устроила эту аварию…
Мне было двадцать три года. Молодой и беспечный… По крайней мере, с высоты сегодняшних дней, кажется именно так! Молодой и беспечный я ехал летним солнечным днем к друзьям, что ждали меня в палаточном городке у моря. Я задержался — поздно освободился с работы и смог выехать только в субботу, в то время как все приехали в пятницу вечером.
Узкое извилистое шоссе проходило через лес. Впрочем, ездил я по нему уже много раз. Скорость никогда не превышал, но вот дурацкая привычка разговаривать за рулем по телефону в тот момент меня и подвела.
Из-за крутого поворота показалась тяжелая фура. Как это часто бывает, большие машины на узких дорогах в резких поворотах выезжают немного на встречную полосу, не вписываясь в свою. Будь у меня руки свободными, вильнуть слегка вправо на обочину труда бы не составило. Но в этот момент я разговаривал по телефону, и выскочивший из-за угла длинномер застал меня врасплох. Я не успел сориентироваться. Свободной левой рукой резко дал вправо. Тут же видя, что улетаю с дороги, рефлекторно вывернул руль влево. Задев прицеп тягача, машина несколько раз развернулась, и ее неуправляемую вышвырнуло в лес. Но далеко улететь не удалось, на пути встал вековой дуб-исполин.
При столкновении я сильно ударился головой и отключился. Как оказалось надолго. Для тех, кто ждал моего выздоровления, прошло три с половиной года, а для меня целая жизнь…
Помню, я проснулся… Огляделся… «Что за чудной сон!» — подумалось мне. Такой, после которого не сразу веришь в реальность. Словно сон — это правда, а жизнь — иллюзия. Странные самодвижущиеся телеги… огромные каменные пещеры… какие-то устройства… — постепенно сон растворялся в моем сознании, стирался из памяти и я уже не мог ничего припомнить.
Рядом суетились мои младшие братья — Борхун и Талил. Солнце едва встало, а они уже на ногах — ничего не поменялось. Я был дома, как и раньше! И звали меня Горан. Что значит — Большое облако.
Знакомый запах костра окончательно сорвал с меня оковы сна. Поднявшись с постели из шкуры тигра и раздав по подзатыльнику каждому из братьев, я выбрался из обстроенной землянки. Спустившись с холма, где располагалась наша деревня, я отправился к берегу. В деревне, как всегда остались хозяйничать женщины. Мужчины уже собрались у реки. Я знал, что меня там обязательно накормят, а после мы отправимся снимать сети. Вчерашний закат подсказывал мне, что улов будет богатым.
Вечером, когда мы вернулись, нас ждала богатая трапеза. Этот год выдался как никогда сытый. Мы нашли прекрасное место для стоянки и сегодня на общем сборе, где присутствовали все жители деревни, было решено оставаться еще на один год. Следовало готовиться к зиме. Я был рад этому решению, так как длительные переходы меня крайне утомляли.
Собственно вся моя оставшаяся жизнь и прошла в этой деревне. У нас так и не появилось повода покинуть это место. Соседи не допекали, более того мы породнились с племенем Хизила. Его дочь и стала матерью моих детей. Сингура! Что за чудесное создание богов! Она украсила мою жизнь, словно нежный цветок одинокий кустарник.
Время текло незаметно и беззаботно. Мы отстроили деревню. Собственное жилище было и у нас с Сингурой. Уже родился четвертый ребенок, когда произошло мое пробуждение.
Я с братьями стоял тогда у берега реки и обсуждал возможный улов. Погода была тихая и безмятежная. Багряный закат украдкой выглядывал из-за деревьев. Легкий ветерок назойливо лизал мое лицо. То и дело слышались крики чаек, которые нетерпеливо ждали, когда мы поделимся с ними добычей. В этот момент все вокруг неожиданно затянуло непроглядной густой пеленой. Я ощутил какую-то странную слабость в теле. И сквозь туман проявились незнакомые мне лица. Незнакомыми они были лишь мгновение. Как начал рассеиваться туман, я осознал свое положение.
Надо мной склонялись родители. Мама, не скрывая слез, принялась меня обнимать. Отец, обычно скупой на эмоции, тем не мене крепко сжимал мою руку и улыбался. Они были счастливы, а вот я не очень. Почему-то меня расстроило то, что жизнь в неолите была лишь сном. Пришлось смириться. Впрочем, маму я, конечно, был безумно рад видеть. Для нее это было таким облегчением, когда я вышел из комы. За три с половиной года она сильно исхудала. И теперь, мне больше всего на свете хотелось, что бы она больше не переживала за меня. Ездил я впредь осторожно. Своему же видению большого значения тогда не придал. Мало ли, что привидится человеку в коме.
Следующая жизнь явилась во сне. Это был такой реальный сон, что поутру, ничего не забылось. Я жил в теплом климате, как позже выяснилось, было это у берегов Нила, мы его звали тогда — Большая река. И был я земледельцем. Мы сажали ячмень и пшеницу.
Так же как и в прошлый раз, это было не простым погружением в чужое тело, это было полное перевоплощение. В тот момент я не был Виталием Грацким. Сабир, сын Салила, — таково было мое имя! И во сне оно не вызывало ни единого сомнения. Я помнил детство и друзей. У меня были свои мечты. Свои успехи. Свои трагедии…
Жизнь в дельте Нила была куда сложнее, чем прошлая. Отца убили при набеге на наше племя. Совершили это люди Сейфа, старейшины воинственного племени, что принялось чинить беспорядки по всей округе. С этого момента я только и думал о том, как бы не просто отвадить врага, но и отомстить за отца.
Я стал воином и через много лет, все еще озлобленный на Сейфа и его сподвижников, объединил ближайшие земледельческие племена и, собрав войско, двинулся к его землям. Битву я проиграл. Ярость, обуявшая меня после смерти отца, сделала меня слепцом. Чувство мести застлало разум, и я повел своих людей на верную смерть.
Погибли все. И мне хорошо известно, что стало с нашими деревнями. Их сожгли. Я это видел собственными глазами. Ведь я горел в своем же доме, привязанный к шесту. Так Сейф разобрался с непокорными земледельцами. А я, как только огонь коснулся кожи, проснулся…
Этот сон запомнился надолго, но и тогда, он остался всего лишь сном.
В следующий раз мне предстояло оказаться в теле женщины. Нет, не так… Я и был женщиной. Жили мы в холодном месте, и было это где-то на северо-востоке современной Европы, возможно на Скандинавском полуострове. Небольшое кочевое племя охотников, и я — Сольвейг, дочь Эйнара, одного из наших старейшин. Постоянные переходы, зимовья, поиски новых мест с обилием крупных животных — вся моя жизнь. Счастье — быть сытой и в тепле. Семеро детей, четверо из которых умерли, не успев прожить и года.
Из того сна я вышел, не дожидаясь смерти. Проснувшись в холодном поту, я тяжело дышал. Сердце нещадно барабанило в груди. Мне было не по себе. Побыв женщиной, я полностью осознал, что прожил настоящую жизнь. Ведь я чувствовал то, чего и представить ранее не мог.
После, было еще несколько жизней. Все вновь происходило во снах. Мне предстояло оказаться и жрецом у фараона и крестьянином в древнем государстве Инков. Рабом и рабовладельцем. Воином и мудрецом. Тогда я понял, что вижу настоящие события прошлого. С тех пор моим главным увлечением стали история и археология. Раз за разом я искал доказательства реальности всего пережитого. И часто находил их. Так мне оказались хорошо знакомыми египетские иероглифы. Позже я вспомнил и другие древни языки.
Почему я пришел к выводу, что эти жизни принадлежат мне? Все дело в том, что события происходили последовательно. Ни одно из ведений не переплеталось. Каждая новая жизнь начиналась только тогда, когда заканчивалась предыдущая. Это, оказалось, легко проследить, когда я стал изучать древние календари.
Со временем я объехал огромное количество раскопок. Видел предметы быта древних людей. Иногда эти вещи оказывались мне знакомыми, иногда все было в новинку. Я пытался отыскать те места, в которых бывал во снах. Те места, где проживал прошлые жизни. Удавалось это не всегда. В особенности это касается моих ранних жизней.
Когда я жил в племенах времен неолита, время и место было очень тяжело проследить — мир каждого племени ограничивался небольшим кусочком земли. Поэтому о его местонахождении можно было только догадываться. Но позже, когда мне предстояло поучаствовать в исторических событиях, найти место жизни не составляло труда.
В одной из жизней, я, будучи крестьянином, в свободное от урожая время работал на строительстве пирамиды. И строилась она тогда для нашего правителя Джосера. Интересно, что через несколько жизней, я сам стал фараоном и был захоронен в одной из гробниц. Вот такие места мне удалось найти. Правда свою гробницу и вообще упоминание о фараоне по имени Ниферкара I, кем я и был в той жизни, я так нигде не обнаружил.
В качестве историка я написал много книг. Но в своих работах я мог ссылаться только на реальные, научно обоснованные факты — будь, то древние письмена, археологические находки, работы других ученых. Приведи я в качестве доказательства той или иной гипотезы свои видения, если бы я, хоть раз, заикнулся о прошлых жизнях, меня бы перестали принимать в серьез. Мировое научное сообщество отвернулось бы от меня раз и навсегда. А становится завсегдатаем желтых газет, мне совсем не хотелось. Пришлось всю жизнь молчать.
Тем не менее, я прослыл одним из самых удачливых археологов, ведь мне как никому везло на ценные находки. Мои книги по истории всегда отличались невероятной живостью описаний, что вызывало неподдельную зависть у коллег. Меня приглашали читать лекции в крупнейшие университеты мира. Профессор Виталий Грацкий — настоящий бренд в научном мире. Знак качества!
Никто не догадывался о причинах такого успеха. Я знал гораздо больше, чем рассказывал. И мог разрешить большинство споров среди историков — как то, строили ли пирамиды рабы или крестьяне. Я сам их строил. Я мог поведать о Ричарде Львиное Сердце. Я был в его войске. Мне было известно о том, как жили аборигены Австралии до прихода европейцев. Я был и среди испанских конкистадоров. И среди тех, кто гнал рабов на американский континент. Однажды я и сам оказался рабом.
Одна из моих самых удачных лекций была о декабристах и их отчаянных женах: «Пока смерть не разлучит нас…». С ней я объехал весь мир, и всюду ее встречали овацией. «Какое проникновенное погружение в предмет! Какое восхитительное описание характеров этих смелых женщин!» — пестрили местные газеты. Еще бы, ведь я и был одной из этих жен!
Мой успех оказался неслыханным, но не только история и археология увлекли меня… Один ли я такой? Вопрос, ответ на который я искал с особым забвением. Меня интересовали все известные люди, которые имеют невероятные таланты. Вначале я искал их среди других историков прошлого. Но это не дало никаких результатов. Конечно, каждого из них можно заподозрить в подобных видениях, но точно также они могли изучать историю и без них. И однажды меня осенило…
Это был обычный вечер, который я проводил за чтением газеты. Там-то я и увидел эту статью: «О чем молчат пророки?». Меня, конечно, заинтересовал не сам вопрос. «Где они берут свои знания о будущем?» –ответ на этот вопрос и оказался искомым мной. Я принялся изучать жизни всех известных провидцев и пришел к выводу, что все их предсказания не что иное, как прожитые жизни. Только я видел прошлые, а они, каким-то образом, будущие. Почему так произошло, я так и не выяснил. Всю жизнь я ждал, что увижу следующие жизни, но этого не случилось.
Последнюю жизнь я провел в Швейцарии, в середине двадцатого века. Вторую мировую войну встретил в Женеве. Хорошо помню, как услышал по радио объявление о победе советских войск под Сталинградом. Все восхищались солдатами Красной армии. И в глубине души благодарили их за то мужество, которое помогло остановить войска вермахта. Ведь до этого, мы сидели, словно на пороховой бочке. Несмотря на нейтралитет, мы каждый день ждали начала войны. Помню, как до самой смерти с огромной любовью относился к советскому народу. После, я сам стал его частью, но, увы, именно тогда, когда он перестал существовать.
Моя нынешняя сотая жизнь… Теперь она подходит к концу. Больничная койка стала мне последним пристанищем. Может быть и она — эта жизнь — такое же ведение? Такой вопрос давно стоит у меня в голове. И почему я так и не увидел себя в будущих жизнях? Будут ли они? И вот, осталось совсем не много до ответов! А пока не остается ничего, как придаваться воспоминаниям. И в памяти не одна жизнь, а сразу сто. Число столь значимое для людей, как некий законченный период. Как сто прожитых лет — рубеж, к которому стремятся. Век — как историческая форма. А сто жизней? Будет ли сто первая?
Что-то сдавило грудь. Сердце бешено заколотилось. Я попытался сделать глубокий вдох, что бы успокоить его, но вместо этого издав истошный хрип, залился кашлем. Несмотря на острую боль в груди при каждом новом надрыве, я не мог остановиться. Закружилась голова. Ослабли и без того беспомощные руки. Я немного приподнялся, но как только безудержный кашель прошел, рухнул обратно на подушку.
Боль немного стихла и на меня накатила безмерная усталость. Хотелось спать. Что ж, я был не против. Вот уже несколько дней не мог нормально выспаться — то кашель, то боль, то тошнота. Я прикрыл глаза, постепенно уходя от действительности. Больничная палата с ее характерным запахом исчезла. Больное тело больше не одолевало меня. Лишь едва заметный свет в темноте. Он усиливался, светил все ярче и ярче, пока не захватил меня.
Тут же я услышал громкий непрерывно-монотонный сигнал. И мгновение спустя я уже наблюдал, как медсестра подбегает к умирающему старику, зовя доктора. Она распахивает мою больничную пижаму и делает массаж сердца. Отмеряющий последние дни жизни аппарат продолжает беспристрастно пищать. В палату входит доктор, заволакивает следом дефибриллятор. Смазывает пластины. Кричит что-то медсестре, та подает ток одновременно с его касанием моей груди. Тело слегка всколыхнулось. Еще попытка… Больше тока… Еще…
Бесполезно. Доктор нерешительно сворачивает дефибриллятор, смотрит на часы, записывает время смерти. С чувством выполненного долга выходит из палаты. Медсестра накрывает меня простыней. На этом лечение закончено. Профессора Грацкого больше нет.
Больничная палата постепенно растворяется, на смену ее приходит невероятная фантасмагория. Меня окружают мириады цветов. Как же я по ним соскучился! Глаза человека не позволяют видеть и сотой процента того, что я вижу сейчас. Не вижу, а ощущаю. Все окружающее во мне! Мы сливаемся в одно целое. Все звуки вселенной и абсолютная тишина одновременно! Эйфория! У меня больше нет тела, я больше не чувствую его оков, тяжести, ограниченности. Мне больше не нужны глаза, что бы видеть; уши, что бы слышать; мозг, что бы мыслить. Я больше не человек.
Стена вечных иллюзий упала, я вновь знаю то, о чем, будучи человеком, задумывался каждый день, но не приблизился ни на шаг. Абсолютная истина! Ничего более не скрыто. Вселенское радушие захватывает меня и проносит по реке времени. Я могу поддаться ее течению, могу плыть против него, а могу и вовсе замереть — выйти на берег и неподвижно наблюдать за бегущими водами. Секунды, минуты, часы… — все перемешалось.
Теперь я вновь вспоминаю кто я, откуда я и куда. Я не справился. И все сто жизней оказались напрасными. Я слышу голоса. Нет. Мысли. Нет… Истину! Это они — хранители вечности, стражи бесконечности, создатели вселенной. Они обращаются ко мне. Проникают в меня. Я их чувствую. Мы вновь едины.
— Ты не использовал и последнюю попытку! Еще один круг…
— Еще один… — соглашаюсь я. Истина для нас едина.
Мы никогда не спорим. Просто это невозможно. Для нас нет правых и виноватых. Такого не существует во вселенной. Это категории людей, ибо они спорят о лживых материях. В истине не может быть противоречий.
Я готов отправиться в очередной заход. Сотая жизнь — всегда последняя попытка, потому и будущих жизней профессор Грацкий не увидел. Он не сумел достичь цели, хотя ему и были открыты такие знания, о которых люди не могут и мечтать. Но именно человек все и погубил. Профессор Грацкий использовал их неправильно, пустившись в пучину материального познания. Но все знания людей это лишь капля в море. В безбрежном и бездонном океане истины. Вот мне и предстоит новое воплощение на Земле.
Пространство вокруг сжимается. Краски одна за другой исчезают. Остается темнота. Абсолютная. Полное отсутствие цвета. Одна единственная клетка. Я ее заполняю. Каждую молекулу, каждый атом, электрон, протон, нейтрон, все существующие в материи частицы. Скоро клеток будет миллиарды. И в каждой буду я. Мне вновь будет тяжело и больно. Меня ждут новые страдания. Оказаться в человеке, в этом ограниченном скафандре из кислорода, углерода, азота, водорода… В этом материальном плену! — Вот моя ближайшая перспектива. Еще одна жизнь! Последняя ли?
Все стихает! Ни единого звука. Ни одной искорки света. Я не чувствую ничего. Бесчувствие… беззвучие… бессветие… Оказываюсь в небытие! С этого места мне предстоит борьба. И я забываю вселенную. Истина исчезает, растворяется, смывается потоком нового сознания… Кто я?.. Где я?.. Зачем я?.. Я вновь человек…
В небольшой рыбацкой деревне в самый разгар дня раздался плач ребенка. На этот плач сбежались все жители небольшого поселения. Новорожденный только что увидел свет, только что он покинул уютное материнское лоно и был этим ужасно недоволен. Отец уже держал своего первенца на руках и не находя себе места от счастья повторял:
— Мальчик! У меня мальчик…
Мать лишь слегка улыбалась. Ее изнеможенное лицо теперь выражало великую степень облегчения. Вот все и закончилось. Малыш, крепкий и здоровый, появился на свет. Он у нее первый, но будут и еще. Еще два мальчика!
И нарекли дитя Гораном! Что значило Большое облако! И был год 5032 до н.э.!