Эликсир бессмертия
Просторное безлюдное помещение главного зала храма Наурати — матери всех богов. Ряды высоких белоснежных колонн, подпирающих потолок, словно почетный караул, окружали находящийся в центре огороженный невысоким бордюром бассейн времени, над которым густился белесый туман. Неподалеку сиротливо возвышался алтарь. Никакие звуки снаружи не проникали сюда, чтобы нарушить гнетущую тишину.
Картазан, погруженный в собственные мысли, безмолвно взирал на расписную чашу алтаря с горящим в ней огнем, застывшую в раскрытых ладонях не по-человечески больших рук, вырастающих из пола, выложенного чередующимися белыми и черными мраморными плитами.
«Мне сорок пять, я хранитель Книг Судеб и толкователь их пророчеств — один из высших жрецов Мувима. Но почему так неспокойно на душе?! Неужели приснившийся кошмар сбудется?! И сбудется сейчас!..
Не надо лукавить с самим собой. Если бы я так считал, то не оказался бы здесь, по собственному желанию, чтобы убедиться, что матерь всех богов не желает мой смерти…»
В памяти Картазана всплыли видения сна, встревожившие его. В том кошмаре он тоже был один. И туман забвения начал растворять его, но не с ног, как это бывает обычно, а начал «поедать» его с правой стороны. Сначала исчезла правая рука, потом вся правая часть тела. Он помнил, как пытался кричать и видел себя со стороны — половинка языка беспомощно шевелилась в уцелевшей левой части рта. Тогда он в испуге проснулся в холодном поту. И вот он здесь, в храме Унурати.
Может, причина появления кошмара в пророчествах, связанных с моурашем — цветком познания и бессмертия, выбрасывающим стрелку с цветком раз в сто лет?! И сегодня с восходом солнца начнется сотый день после начала его цветения. Если сегодня завяжется плод, который, как повествуют древние манускрипты, созреет к закату солнца, то это будет означать наступление больших перемен и крушения вековых традиций. О таком упоминалось в летописях, повествующих о временах, когда были отвергнуты древние боги верендов, и началось поклонение новым, и возник священный город Мувим. Тогда пролилось много крови, исковеркано было много судеб...
Что это я… о богах и верендах?! Я всего лишь человек, хотя и не из последних и кое-что могу сделать для других. Но все-таки я сам по себе, я жрец, возомнивший, что может думать не так, как все, и поступать, как считает правильным. Прискорбно, но, чем больше я отделяюсь от других, тем меньше у меня остается возможностей сделать этот мир лучше… И опять я о великом…
Наверное, я просто неудачник. Хотел объездить всю Верендию, а нигде не был дальше окрестностей Мувима, полюбил красавицу Зумию, но не смог удержать ее…»
Картазан огляделся по сторонам — туман забвения из бассейна времени быстро расползался по помещению храма, окружая жреца со всех сторон, как свора охотничьих псов, направляемая опытными загонщиками, загоняет лесного зверя в ловушку. Вокруг него все уплотнялся и рос белый кокон, стремящийся поглотить его. Но магии бассейна времени противостояла магия Книг Судеб, благодаря которой Картазан и переместился из книгохранилища в главный зал храма. Конечно, это тоже было нарушением установленных в Мувиме порядков, запрещающих любое использование магии в стенах священного города, но магию Книг, как и магию бассейна, никто из жрецов-магов священного города не мог обнаружить, не оказавшись сам в ее власти. Поэтому Картазан мог быть спокоен — об этом нарушении правил никто не узнает.
Жрец силой воли остановил поток своих мыслей и представил себя рядом со священными Книгами, и сразу же его тело засветилось мягким голубоватым светом, становясь все менее плотным, пока не исчезло совсем, а туман забвения, как побитая собака, медленно-медленно стал отползать к бассейну времени...
Картазан переместился в хранилище священных книг и сразу почувствовал легкость во всем теле, наконец-то освободившемся от гнетущей тяжести, вызванной туманом забвения. То, что матерь всех богов хотела растворить его во времени, встревожило жреца. Не потому, что он боялся лишиться жизни. Нет, его еще в детстве приучили, что забвение для человека, живущего в Мувиме, а тем более жреца, может наступить в любой момент и к этому нужно всегда быть готовым. Но с того дня, как начал расцветать цветок моураша и все вокруг стали постоянно вспоминать о древних пророчествах, у Картазана появилось непреодолимое желание жить и увидеть собственными глазами, сбудутся ли они и какими станут Мувим и Верендия. А еще он хотел убедиться, действительно ли можно изготовить эликсир бессмертия. Его реальность казалась чем-то более сверхъестественным, чем даже само существование богов, которых никто никогда не видел. И теперь жрец не хотел оказаться растворенным во времени раньше, чем получит ответы на все эти вопросы.
После того, что произошло в храме, Картазан был уверен в благосклонности священных книг к своему хранителю, но понимал, что во время богослужения, магия священных Книг не сможет проявиться в полную силу. Присутствие в храме всех высших жрецов Мувима, владеющих разными видами магии, нейтрализует силу Книг и сделает их хранителя беззащитным перед магией бассейна времени.
Каратазану захотелось заглянуть в свое ближайшее будущее, и он решил открыть Книги. Жрец прошелся между подставками для них из черного камня и по очереди стал класть свою правую руку на обложки трех священных книг.
«От этой веет холодом — она предсказывает наихудшие из возможных вариантов развития событий. А вот эта излучает тепло, рассказывая о самом хорошем, что может произойти. Но мне сегодня не хочется сравнивать предсказания, хочу знать, что действительно произойдет». И Картазан развернулся к третьей книге, которая больше напоминала обыкновенную, а не магическую книгу. Он открыл ее и стал медленно перелистывать страницы. Но все они были девственно чисты — ни одной записи, ни даже чернильной помарки — Судьба не желала открываться своему служителю — так нередко бывало, когда события могли произойти или не произойти.
Картазан направился к первой, а затем ко второй Книгам Судьбы, но одна обдала его свирепым холодом, а другая непереносимым зноем — священные книги не желали, чтобы их хранитель и толкователь открывал их и проникал в тайны еще неопределившегося будущего. Такое случилось с ним впервые и это могло означать только одно — грядут кардинальные перемены в его личной судьбе и судьбе многих и многих людей.
«Возможно, сегодняшнее богослужение в храме Унурати будет для меня последним»,— решил Картазан. Это окончательно испортило ему настроение. Пытаясь успокоиться, жрец стал перебирать в памяти все, что с ним произошло в последние дни, и отыскать что-нибудь оптимистичное. Среди обрывков воспоминаний оказалось еще одно ночное видение. В последнее время он часто видел во сне спину человека, читающего какие-то записи, но в другом помещении, похожем на жилище слуг или низших жрецов. «Быть может, это — подсказка. И, оказавшись, в комнате из сна, я найду ответы на какие-то свои вопросы… Придется еще раз воспользоваться магией Книг»
Жрец вернулся в книгохранилище, встал между тремя Книгами Судеб, лицом к книге Определившейся судьбы и положил руки на две другие.
Пространство вокруг заискрилось, но перемещения в пространстве не произошло. Вместо этого перед ним возникло пространственно-временное зеркало, в котором он увидел то место, куда хотел попасть, и услышал голоса…
В небольшой комнатке сидели двое младших жрецов. Тот, что был ростом с подростка двенадцати-четырнадцати лет, был чем-то недоволен и отчитывал своего товарища по комнате — улыбающегося рослого парня лет двадцати от силы двадцати трех с красивыми чертами лица, напоминавшими Картазану кого-то из тех, кого он когда-то хорошо знал.
— Рауран, ты слишком не серьезно относишься к богослужению в храме матери всех богов. Сегодняшний день может стать для нас последним в этом мире.
— Успокойся, Заути, ты же сам говорил, что обычно в храме ничего не случается.
— Да, говорил. Но это не касается сегодняшнего дня — последнего дня цветения моураша. В такой день из храма могут не вернуться многие, растворенные в тумане забвения.
— Я думаю, нам не стоит беспокоиться. Матерь богов забирает лишь самых достойных. Я же, как ты сам говоришь, бестолковый, недоучившийся жрец, а твоя внешность не соответствует той, которой должны обладать люди, отдающие себя в жертву Наурати.
— Ты намекаешь на мой маленький рост?— возмутился Заути.
— Ты же сам хвастался, что пользуешься преимуществами своего роста, а я просто напоминаю тебе об этом.
— Ладно, мне уже все равно, я чувствую, что жизнь моя подходит к концу,— с грустью произнес коротышка.— Я уже простился со всем, что дорого мне и смыл с себя все земные заботы в священном ручье. А ты не хочешь сделать то же самое?!
— Я уже искупался в ручье перед рассветом.
— Не обманывай меня. Я не видел тебя там.
— Ты, наверное, был в том месте, откуда берут воду для приготовления еды в храмовых кухнях, а мы — выше по ручью, почти у самого его источника.
— Ты купался в месте, предназначенном для высших жрецов перед богослужением?! Да еще и не один!
— Высшим жрецам носят воду в их покои. Ты ведь это знаешь.
— Женщина, с которой ты там был, тоже включена в список участников торжественного богослужения?
— Нет!
— Тогда она вообще не имела права вступать в воды священного ручья.
— Жрица сказала, что матерь богов Наурати не будет против, если смертная женщина поможет мне приготовиться к обряду.
— Тебе везет, парень!— с завистью сказал Заути. Ты здесь совсем недавно, а женщины липнут к тебе, как мухи.
Рауран рассмеялся:
— Такова моя судьба! Извини, друг, мне еще нужно кое с кем проститься. Так, на всякий случай,— заключил молодой мужчина.
— С женщиной ты простился. Значит, идешь к своему Заморышу?!
— Да, хочу повидать Кауки.
— А я надеялся, что мы с тобой разделим последнюю нашу трапезу. По моему заказу и за мои деньги один из храмовых поваров приготовил отличное жаркое из свинины.
— У меня есть немного времени перекусить с тобой,— согласился Рауран.
Торопливо прожевав несколько сочных кусочков мяса, он взял из тарелки самый большой:
— Можно я возьму его для Кауки?
— Ты уже взял,— пробурчал коротышка.— Ладно уж, иди! Твоя птица тебе важнее, чем бедный Заути!..
Оставшись один, Заути без всякого аппетита доел свой обед, вытер тарелку от жира кусочком хлеба, который затем с трудом съел.
— Теперь все,— негромко сказал он сам себе.— Можно собираться…
Он поставил тарелку на полочку для посуды, потом стал аккуратно складывать на скамейку разбросанные на кровати вещи Раурана. Закончив с ними, он вытащил из-под подушки тетрадку. Это был дневник его соседа по комнате, о ведении которого он давно знал. Но только сейчас, перед смертью, не посчитал зазорным развлечься его чтением вслух. Коротышка сел на кровать и стал листать записи. Картазан слышал его негромкий голос и видел его спину — мозаика картина из ночных ведений сложилась полностью.
«Я никогда не думал, что буду записывать, что вижу, слышу и чувствую. Но здесь, как справедливо говорит Заути, нельзя ни с кем быть откровенным. Лишь бумаге можно доверить свои мысли.
Я все время удивляюсь, почему меня взяли в Мувим. Отец, когда прощался со мной, пошутил, что, наверное, моя бабушка слишком много молилась богам, что они посчитали ее своей жрицей. А может быть, это моя мама, умершая в день моего рождения, попросила об этом Наурати. Отец говорил, что она была очень красивой и доброй. Матерь всех богов не могла не полюбить такую…
Первое время в священном городе мне все нравилось — дворцы и храмы, прямые длинные улицы и многолюдные и чистые площади. Но потом оказалось, что за величественными постройками скрываются такие же, как и везде, домишки простолюдинов, и так же, как и везде, есть не только сытые и довольные, но и бедные и голодные. А жрецы не столько молятся богам, сколько заботятся о том, чтобы набить свои кошельки деньгами…».
Заути пролистнул несколько страниц и продолжил чтение.
«Развлекаются здесь, кто как может. Особенно любят пошутить с теми, кто в Мувиме недавно. Однажды трое парней сказали мне, что не нужно надоедать им расспросами о жизни в священном городе и предложили за несколько минут узнать обо всем, что меня интересует, побывав в саду, где цветет магический цветок моураш…».
Перед внутренним взором Картазана возник сад у храма Наурати — матери всех богов. Ухоженная аллея, обсаженная низкорослым кустарником и пробегающая вдоль священного ручья, сворачивала вглубь сада и вела к небольшой поляне с маленькой цветочной клумбой, в которой росло невысокое растение с копной длинных и плотных темно-зеленых листьев, из розетки которых выходила длинная стрелка, увенчанная цветком со множеством ярко-красных лепестков, вокруг которого было ярко-фиолетовое свечение — проявление магии моураша.
Рауран вступил на поляну, застонал и схватился за голову. Картазан знал, что это означало — запах цветка в радиусе трех метров вызывал острую головную боль. И чем ближе к цветку, тем она становилась сильнее. А на расстоянии вытянутой руки рослого мужчины человек переставал контролировать себя и сходил с ума.
Рауран смог сделать только три коротких шага, развернулся и со стоном побежал прочь. Неподалеку от поляны зашевелились кусты и из них со смехом выскочили трое молодых слуг, которые, как было написано в дневнике, посоветовали юноше посмотреть магическое растение вблизи и понюхать его, чтобы познать секреты священного города.
Маленький жрец закрыл дневник. Потом раскрыл наугад еще раз:
«Мне было интересно наблюдать, как кормят священных птиц. Я часто делал это. Но в этот раз все было как-то не так. И началось с того, что слуга пришел с большим опозданием и не стал, как обычно, кидать куски мяса по одному и разным птицам, а высыпал их из корзины в одну кучу. Большой орел, отпугнув менее крупных птиц взмахами крыльев, стал жадно насыщаться. Несколько птиц покрупнее сумели отвоевать свою долю, а остальным пришлось ждать, когда они закончат пир. Только небольшой пестрый смокл не пожелал довольствоваться ролью ожидающего просителя и, покружив над местом пиршества, сел рядом с орлом. Царь птиц, возмущенный таким нахальством, издал недовольный клекот и, клюнув смокла, широко взмахнул крыльями. Заморыш, отлетев в сторону, передохнул мгновение и устремился на своего пернатого обидчика. Орел еще раз сильно ударил мощным клювом, и его соперник упал, беспомощно раскинув крылья по сторонам…».
Остальное Картазан увидел своим внутренним зрением.
Закончив трапезу, священные птицы покинули площадку, оставив лишь беспомощное тельце пестрого смокла. Тогда Рауран решился подойти к месту их недавней кормежки и забрал его.
«Несколько дней я лечил птицу, смазывая ее тельце между перьями лечебными мазями, которые приготовил Заути. И Кауки поправился и даже несколько раз поцарапал мои руки своими когтями и оставил синяки от ударов клювом. Теперь мне даже как-то неудобно называть его Заморышем — очень уж он агрессивный и сильный…»
Заути отложил дневник в сторону.
— Интересно, конечно, но пора идти в храм, чтобы успеть занять более приличное местечко.
Маленький жрец тяжело вздохнул и спрятал дневник в небольшой тайник в стене:
— Рауран знает это потайное место и, если я не вернусь из храма, он, не найдя своих записей под подушкой, догадается заглянуть сюда,— успокоил Заути сам себя. -А я должен гордиться, что большие, нормальные люди, наконец-то, признали меня равным себе и позволяют мне умереть вместе с ними…
Картазан закрыл глаза и перенесся вслед за ушедшим Раураном…
— На, поешь!— юноша с опаской протянул пестрому смоклу кусочек жареного мяса из прощальной трапезы Заути.
Смокл оглядел угощение, косясь на человека, и схватил его, жадно протолкнув кусок в свою глотку.
— Молодец, Кауки,..— тяжело вздохнул погрустневший Рауран.— Возможно, это последнее, что я могу сделать для тебя.
Смокл еще раз наклонил голову на бок, посмотрел на человека, потом сделал несколько стремительных шажков в его сторону и сильно клюнул в тыльную сторону ладони.
— Ай,— вскрикнул юноша, отдергивая руку.— Разве так поступают друзья?!— возмутился Рауран.
Смокл равнодушно выслушал его и, расправив крылья, взлетел вверх и вскоре исчез вдали.
— Неблагодарный!— прошептал юноша и улыбнулся.— Надеюсь, Кауки сумеет о себе позаботиться…
Картазан открыл глаза и видение исчезло. Рауран находится совсем рядом с храмом, а ему еще надо пройти по длинным коридорам строения, где жили жрецы высокого ранга, и пересечь просторную площадь перед храмом матери всех богов.
Картазан вышел из святилища Книг Судеб в свои личные покои, оглядел их и остался доволен чистотой и порядком, наведенными слугами. Если он не вернется из храма Унурати, его преемника не смутят обычно лежащие в беспорядке вещи, книги и свитки.
Мысленно простившись со всем, к чему он привык в этих комнатах за двадцать последних лет жизни, Картазан вошел в комнату слуг. Старый Лоскри был одет в свои лучшие одежды, да и Мокоу, полоумный парень, тоже — возможно, у него был этот праздничный наряд или старик купил ему.
Увидев господина, слуги почтительно склонили перед ним свои головы. Мокоу держался одной рукой за край рубашки старика, как это часто делают маленькие дети, и нетерпеливо перебирал ногами, выражая этим свое желание идти. На этот раз из его рта не текла слюна, сам он был непривычно чист и у него оказались красивые волосы.
— Куда это вы собрались?!— спросил удивленный жрец.
— С тобой, господин, в храм матери всех богов,— ответил Лоскри как само собой разумеещееся. — Не беспокойся. Мы с Мокоу в священном ручье уже смыли с себя все земные заботы и готовы предстать перед богами.
— Вас не включили в список слуг, обязанных участвовать в этом торжественном богослужении.
— Для личных слуг высших жрецов этого не требуется.
— А ты знаешь, Лоскри, что можешь не вернуться из храма.
— Да, господин, но я уже слишком стар, чтобы служить твоему преемнику, если обратно не вернешься ты. А доживать последние дни среди городских нищих не лучший для меня удел.
Жрец посмотрел в глаза Мокоу, и не смог в них ничего прочесть.
— Я еще нужен богам в этом мире. И собираюсь после обряда вернуться в эти покои. И вы мне здесь будете нужны. Я привык к вам и не хочу заменять вас другими слугами.
— Если боги оставят тебя в этом мире, они оставят и нас служить тебе,— упрямился старик.
— Нет, Лоскри, ты же прекрасно понимаешь, что в сотый день цветения цветка познания и бессмертия никто из слуг и низших жрецов не вернется из храма. Поэтому вы должны остаться здесь…
Площадь перед храмом Наурати была полна народа, но увидев спешащего одного из высших жрецов Мувима, люди расступались, пропуская его, и вскоре образовался живой коридор, ведущий к храмовым воротам.
Картазан чувствовал на себе изучающие взгляды низших жрецов, хромовых слуг и простых жителей священного города. Он редко бывал на людях и этим усиливал их любопытство.
Как только хранитель и толкователь Книг Судеб вошел в открытые ворота храма, они закрылись.
В храме уже все собрались. И когда Картазан присоединился к группе высших жрецов, верховный жрец Мувима Гоури бросил в огонь жертвенной чаши щепотку магического порошка. Пламя взметнулось вверх, и Гоури начал произносить слова молитвы на древнем языке верендов. Сначала негромко, словно для самого себя, потом все громче и громче.
Завороженные его выразительным и сочным голосом, находившиеся здесь не сразу заметили, как над бассейном времени зародился туман забвения и, набравший силу одновременно с голосом верховного жреца, стал стремительно расползаться по залу. Гоури стал читать молитву еще громче. Казавшийся до невозможности громким его голос стал звучать еще сильнее, так, что зазвенело в ушах. Но и это не смогло заглушить криков отчаяния — туман забвения закрыл черные и белые плиты пола и стал расти, уплотняясь и поднимаясь все выше и выше. Но, как бы насмехаясь над собравшимися здесь людьми и испытывая их выдержку, он съедал людей не сразу и не всех одновременно. Вот на глазах у Картазана всплеск тумана в мгновение ока достиг головы одного из жрецов невысокого ранга, стоявшего неподалеку, и растворил его. Такая же участь постигло худощавого слугу, усердно молившегося неподалеку от своего хозяина.
Несколько человек в отчаянье обреченных бросились к воротам из храма, стремясь выбежать отсюда, но путь им преградила храмовая стража. Один из стражников схватил убегающую девушку-рабыню, обняв ее за талию, и толкнул в обратную сторону, и в тот же миг волна тумана окутала его и поглотила.
Рослый молодой слуга сумел опередить стражу и, подбежав к воротам, отодвинул простенькую задвижку и толкнул дверь. Но она даже не шелохнулась — Наурати не желала отпускать тех, кого наметила себе в жертву.
Картазану уже приходилось видеть, как исчезали люди в тумане забвения, но никогда еще не была еще столь обильной его жатва. Жрецу стало не по себе — видеть, как рядом погибали люди, кто смиренно и молча, кто крича и отчаянно сопротивляясь. Но вскоре любые попытки противостоять магической силе были подавлены — непокорных туман уничтожал в первую очередь и быстро.
В храме осталась лишь пятая часть из вошедших сюда. И в поредевшей толпе Картазан увидел Раурата. Лицо молодого мужчины выражало волнение, но не страх. Он, видимо, ожидал чего-нибудь такого. Туман окутал его ноги по колени, но не растворил их, и молодой жрец сумел подойти поближе к группе высших жрецов. Должно быть, он инстинктивно стремился в более безопасное место, и таким ему казалось то, где находились они.
За ним туда же стал медленно двигаться коротышка Заути, что-то беспрерывно бормоча себе под нос. Хотя он был довольно далеко от Картазана, тому чудом удалось разобрать слова:
— Заути счастлив умереть вместе с высокими и сильными людьми. Это большая честь для маленького человечка. Благодарю тебя, милостивая матерь всех богов. Благодарю…
Когда Картазан, отвлекшийся наблюдением за коротышкой, вновь обратил свой взор на Раурана, то увидел, что пребывание молодого мужчины в этом мире уже близилось к концу — туман, растворил его правую руку и начал съедать всю правую сторону его тела — точно так же, как в кошмаре Картазана происходило с ним самим.
И тут хранитель Книг Судеб увидел рядом с Раураном женский силуэт, который быстро уплотнялся и вскоре превратился в почти реальную молодую женщину. Картазан сразу же узнал в ней Зумию — девушку, в которую был влюблен в юности и с которой однажды они были близки. Теперь стало понятным, на кого был похож молодой жрец. Быть может, он не был сыном Картазана, но он был сыном Зумии, и жрец рванулся к нему, намереваясь сделать невозможное — спасти юношу. Но в одно мгновение воздух вокруг Картазана сгустился, и он не смог даже пошевелить пальцем. И одновременно с этим над бассейном времени неожиданно возник прозрачный шар, стремительно увеличивающийся в размерах. Внутри него что-то происходило.
Скоро внутри шара стало видно место в священном саду, где рос моураш. Картазан четко увидел, как цветок мгновенно увял и сбросил лепестки и на его месте появилась ярко красная горошина, стремительно увеличивающаяся в размерах и приобретающая иссиня-черный цвет. Вскоре ягода достигла размеров сливы средних размеров. Появление плода предвещало возможность приготовления напитка познания и бессмертия и, следовательно, десятки и сотни лет жизни тем, кто его выпьет.
Картазан бросил взгляд на высших жрецов Мувима и увидел, как оживились их глаза от предвкушения чуда. Картазан догадался, что в этот момент каждый из них мечтал поскорее выбраться отсюда, пока кто-нибудь из жрецов достаточно высокого ранга, оставшихся по ту сторону храмовых стен, не взял на себя «заботу» о приготовлении эликсира бессмертия и первым не попробовал его.
Неожиданно рядом с ягодой появился разноцветный смокл небольшого размера. Птица горделиво огляделась, наклонив голову набок, посмотрела сквозь прозрачный шар на находящихся в храме и одним ударом клюва сорвала ягоду и расплющила ее в своем клюве. Раздались возгласы возмущения видевших это жрецов.
А Смокл, не переставая смотреть сквозь прозрачный шар, расправил крылья и взлетел — в тот же миг раздался треск и звон, как будто лопнуло и разбилось что-то очень хрупкое, и птица вырвалась из шара и влетела в помещение храма, устремившись к Раурану, от которого осталась только левая половина тела.
Смокл, взмахнув несколько раз своими израненными и окровавленными крыльями, уселся на уцелевшую часть головы Раурана. Как только пестрая птица цепко вцепилась в его волосы и окропила своею кровью его голову, правая часть туловища молодого человека снова стала проявляться, извлекаемая из тумана забвения. И в это же время стал «таять» Моргул — хранитель священных птиц.
На глазах у удивленных уцелевших жрецов тело Моргула в мгновение ока растворилось в тумане и в зале остались только девять человек. Верховный жрец поднял оставшуюся от Моргула накидку из перьев священных птиц и золотой обруч — знак его высокого положения и, не спеша, подошел к Раурану и набросил накидку на его плечи и одел обруч на его голову.
А Аригор, второй по влиянию жрец Мувима, надел золотой обруч верховного лекаря Мувима на голову Заути — из храма матери всех богов должны были выйти все девять высших жрецов Мувима — этого требовали неписанные правила священного города.
Когда высшие жрецы один за другим стали выходить их храма, они оказались в узком проходе между безмолвными людьми. Столпившимися у входа в ожидании их выхода уже знали о том, то произошло в священном саду, и не ожидали увидеть никого, кроме них. Но, охваченные суеверным страхом, они хотели убедиться, что все девять высших жрецов уцелели, и разрушение привычного для них мира и рождение нового будет проходить под контролем жрецов Мувима. И лишь увидев выходящего последним нового верховного лекаря — низкорослого Заути многие из собравшихся с облегчением вздохнули — мудрость и могущество верховных жрецов священного города не дадут погибнуть древней цивилизации, а главное, живущим в Мувиме людям не придется отказываться от привычного, размеренного образа жизни…