Хлопок одной рукой

«Удар двумя ладонями — хлопок, а что такое хлопок одной рукой?»

Коан чань-буддизма

«Мудрец никуда не торопится, но везде успевает»

Лао-Цзы «Канон пути и благодати»

«Читать медленно»

Рекомендация автора

***

Вселенная устроена по принципу равновесия, поэтому всегда есть выбор из двух вариантов. Даже если ты ремонтник и пьяным вышел в открытый космос, с целью обследования приваренной кем-то к обшивке космолета дыры, а тошнит от запаха пота в скафандре неимоверно — можешь выбрать между банальным удушением или противным захлебыванием. Вселенная весьма либеральна даже к тем, кто игнорирует здравый смысл и надпись маркером на крышке люка: «шоб ухи ватой не забило, трави давление, дурила». Но как только выбор будет сделан и человек потянется к вожделенному — равновесие переменится, а действительность свалится в крутое пике, да так стремительно, что станет совершенно неважно, от чего произошла катастрофа.

Когда мир находится в равновесии, всегда существует две точки зрения на события. Вот бортинженер Ник Селяйни, к примеру, в ужасе орал, терзая мертвой хваткой пальцев подлокотники кресла, в то время, как его разваливающийся по ходу дела корабль падал на поверхность планеты, а безымянный зверек на самой планете перестал жевать траву и с восхищением следил за огненным болидом прочерчивающим небо.

Живые создания во всех уголках необъятного пространства одинаковы — их манит зрелище катастрофы. Что толпа зевак соберется поглазеть на пожар Вулворт-билдинга в земном Нью-Йорке, что собрание синих двухвостых нга-рами будет наблюдать за извержением вулкана на Седьмой Спике Альдебарана — разницы практически нет. Любопытство — признак жизни, но как заведено в равновесном мире, зачастую приводит к смерти.

В этот раз повезло — фатум лишь потряс кости в стакане и рассмеялся — партия сыгралась вничью. Лишь только труп ремонтника на орбите мог с этим не соглашаться, а кто к его мнению прислушается?

Следовало что-то сказать, после остановки искореженного космического транспорта в конце пропаханной им шестикилометровой борозды, нечто торжественное во славу богов и математической случайности. Ник же, плюнув кровью из прокушенной губы, выдал лишь звук «ы-ы». Пилот, взирающий на приборы взглядом рожающей монашки, оказался более цветистым в выражениях, однако соображения культурного характера не позволяют дословно воспроизвести его эмоциональную бессвязную речь, обильно сдобренную завываниями. Капитан, как всегда, оставался спокойным и рассудительным: отстегнул ремни, потянулся, отвесил пилоту звонкую оплеуху. Слой человека напылен на звериные мозги тонкой патиной разума, но вернуть разумность в блестящее состояние может только звериное обращение. У пилота, к сожалению, блеснули лишь глаза, поэтому мамонта съевший в психологии капитан отправил твердой рукой сослуживца в нокаут.

Ник, возможно, и поспорил бы с кэпом о манерах поведения по отношению к неадекватному товарищу, но помнил устав, который наделял капитана вот этой вот наделенностью. Хитрые юристы, конечно, отдали должное равновесию — для исполнения обязанностей членам экипажей даровали какие-то там права, хотя куча оговорок с расплывчатыми смыслами и мозгокрутными формулировками доводила до сведения даже последнего подметалы на флоте — капитан всегда прав. Подчиняться несправедливым правилам побуждали пряники для эго, а собственное эго — лучшее антиэгоистическое средство. Бортинженер же еще и просто по-человечески доверял опыту командира, его возрасту: когда время жизни близится к ужину, энергия переваренной пищи уходит от мускулов к мозгам.

Впрочем, сейчас стоило лирические сопли оставить на десерт, по-деловому быстро черпая горько заваренную кашу аварийных обстоятельств. Жизнь кормит страх, чтобы тот питал жизнь, протискивание же сквозь тесные объятия сладкой парочки и есть героизм. Пилот уже отдал ему должное, невероятно возбудившись при том, штурман, пользуясь профессиональной ненужностью, бессознательно истекал кровью из разбитой головы, капитан просто жил в геройском состоянии, и Ник понял, что время менять подгузники еще не пришло — наставала очередь брать партию вокала в оде.

Умей поставить, в радостной надежде,

На карту все, что накопил с трудом, и выиграть!

А если проиграть, и нищим стать, как прежде,

То никогда не пожалеть о том…

Инженерный пульт весьма нервно реагировал на устроивших вакханалию гремлинов — мигали красные огни, пищали зуммеры, одна из панелей, возмутившись лобызанием с человеком, покрылась трещинами и искрила. Бортинженер вновь попытался четко сформулировать свое профессиональное мнение на ситуацию, но блок цензуры в ушибленной голове по прежнему оставался работоспособен — озвучивал лишь нечленораздельные звуки.

— Лысый, что там у нас? — пришел на выручку капитан, штопавший рану курсопрокладчика.

— Ж…опа!

— Вижу, что не персик! Конкретнее.

Приказной тон капитанского баса творит чудеса — в ответе бортинженера появилась масса научного и технического материала, который неподготовленному уху покажется чуть более информативнее «ы-ы».

— Да, жопа, согласен, — резюмировал доклад капитан. — Почему реактор не заглушился автоматически?

— Разница есть? Охлаждающий контур плавится, в машинном отделении пожар… Кислородопровод порвало… Зурбаган с Хойдой не отвечают. С третьей палубы в селекторе крики — аварийные системы сработали, но люди…

— Люди — это замечательно, а меня интересует реактор. Вероятность взрыва?

— Растет с каждой секундой. Внешняя атмосфера пригодна для дыхания, разгерметизация через трещины произошла в восьмидесяти трех процентах отсеков и скачок давления…

— Ясно, можно катапультироваться незамедлительно, — кивнул капитан, потянувшись к передатчику, — Экипаж, эвакуация по красному коду! Повторяю, в звезду кидайте все и у…гх…лепетывайте с борта, рванет с момента на момент.

Орально сотворив доброе дело, капитан решил перейти к добру материальному, то есть к телу штурмана. Ник, понимая, что манипуляции с пультом подобны закидываю дрожжей в канализационную систему, приводят лишь к дополнительным судорогам агонизирующего корабля, последовал капитанскому примеру и взялся за пилота. Продуваемые сквозняками тревожных мыслей и матерно кряхтя под тяжестью бессознательных тел, два героя пытались пробраться к аварийным капсулам. Попытка была засчитана — до капсул добрались. И тут очнулся пилот, неся хаос в стройный план по спасению.

Добро, сотворенное злым методом, плещет соляру на огонь под чертовым котлом благих намерений. Олицетворение сего — взбесившийся пилот, не разбирающийся в ситуации и правоте находящихся рядом персон, активно орудующий кулаками и тяжелыми ботинками.

Ник в капсулу вошел не по инструкции — лысой головой вперед. Инструкция предполагала и отказ катапультирования при открытой крышке, но что-то где-то коротнуло. В реве ракетных патронов и лязге откидываемого люка явно слышался лай адских псов, гнавших Ника по нелегкой судьбе. Впрочем, собачки те неслись на ангельских крыльях — реактор начал рвать корабль и его содержимое на мелкие фрагменты нарастающей по мощности серией взрывов.

В человеческой культуре есть странная тенденция — давать точные и хлесткие названия совершенно неподходящим предметам и явлениям. Ярким примером, по частному мнению Селяйни, мог служить полимер эбонит, поскольку его название отчего-то очень удачно сочеталось с моментом, когда бортинженер оседлал взрывную волну.

Травоядный зверек окончательно потерял аппетит, наблюдая красочный разлет осколков, некоторые из которых дрыгали конечностями и издавали протяжные крики.

Если с природой гравитации нет способа справиться, то следует просто расслабиться — так могла бы рассуждать подбитая птица, но мысли принадлежали летящему человеку. И поверхность планеты, послужившая в рассуждениях точкой, выступила одновременно выключателем сознания. Мудрость тьмы без сновидений имеет оздоровительный эффект, ибо каждому известно, что все болезни от дурных идей.

Мысль первая, когда человек очнулся, опьяняла — жив! Мысль вторая, накатившая с волной боли, неприятно отрезвляла — возможно, что дальнейшее существование будет недолгим, мучительным и лишенным радостей. Сознание Ника металось, терзаемое болью анатомии, рвалось наружу, но обнаруживало там пейзаж чуждой планеты, и, скуля, возвращалось в привычное тепло тела. «А-а!» — орал в бессилии человек, но про себя думал: «За что все мне? Прошлого раза не хватило?» Так уж получилось, что не далее цикла назад Селяйни счастливо выпутался из весьма мозголомной передряги, которую про себя окрестил «трах-тибидохом», и вот, пожалуйста, новая напасть!

Но лежать и ныть пристало лишь философам и сочинителям шлягеров, опытный же звездоход не мог позволить себе вальяжное бездействие. Серией мазохистских экспериментов Ник пришел к выводу, что у него сломана тазовая кость и левая рука. Открытых переломов, хвала режиссеру сущего, не наблюдалось, однако наличие внутренних повреждений и их обильность оставались неизвестными переменными. Кислородная атмосфера, конечно, давала космическому Робинзону небольшую отсрочку, только противная разумность наводила на соображение, что воздух кишит микроскопической инопланетной живностью, и иммунитет Селяйни к ней совершенно не приспособлен. Оставалось положиться на человеческую привычку мусорить в любых местах, то есть произвести ревизию чадящих обломков.

Умей принудить сердце, нервы, тело

Тебе служить, когда в твоей груди

Уже давно все пусто, все сгорело,

И только Воля говорит: "Иди!"

Несколько минут переползаний подарили Нику надежду, в виде покореженного, но не разбитого аварийного чемоданчика с гравировкой «Док» на боку.

Попав впервые на борт исследовательского судна, которое ныне пребывало в разобранном состоянии, инженер грешным делом подумал, что человек с подобным прозвищем должен заниматься эскулапством, но на медобследовании выяснил, что доктора экипаж называл Шило. Док же занимал пост кока и носил кличку по причине наличия энциклопедических знаний во многих областях, хотя закрадывались подозрения, что и из-за лингвистических трудностей в равной степени. Экзотический союз эфиопских и пенджабских родителей наградил кулинара официальным наименованием Вурушурунбурай Нгдамгма, и собирателю знаний приходилось постоянно таскать с собой визитные карточки. Док был запаслив во всем. Сейчас Ника из запасов интересовали только шприцы «Адаптанта» и «Хилера» — смесей нанороботов с физиологическим раствором, чудесными панацеями полевой межпланетной медицины.

Неистощима человеческая фантазия в области применения челюстей, но использовать их в качестве открывалки титанового чемоданчика решился бы лишь полный придурок в экстремальных обстоятельствах. Вполне возможно, что в процессе вскрытия участвовало множество групп мышц, включая ягодичные, однако оставленные на крышке следы так и подмывали к нанесению хвастливой надписи на кейсе: «вскрыт зубами».

Как переменчива человеческая природа, как зависима она от внешних обстоятельств! Поступай служить на флот, и отдавай честь вытянувшись во весь фрунт тому, кого за глаза называешь уничижительным словом. Женись по любви и превращай любимую женщину в мегеру. Разбейся на чужой неисследованной планете и, боясь уколов, с радостью, с наслаждением, чуть ли не с эйфорией заядлого наркомана коли себе под кожу всякую дрянь. Хорошо, что «дрянь» не имела слуха — не обиделась, начала работать, как положено. Селяйни, ощущая шевеление нанитов внутри организма и отступающую боль, отключился.

Включение произошло по шумным причинам — местная фауна с дикими орами и угугухами исследовала скопидомное хозяйство почившего Дока. «Льюис Кэрролл, мать же твою в семь перехлестов!» — такова была первая мысль Ника по открытию глаз. В чемодане копались шарьки, то есть вылитая помесь хорька, барсука и штопора, с шерстью изумрудного отлива, а об их «хливкости» недвусмысленно говорили наглые мордочки с хитрыми глазищами.

— Кыш! — попытался отогнать аборигенов человек, взмахнув единственной дееспособной рукой.

— Ыш! Ыша! Огуго! Ыш! — бурно отреагировали шарьки и замахали лапками. Ник заметил в их цепких пальчиках зубную щетку кока, предпоследний номер «Шаловливых кисок», упаковку мультивитаминов и другое содержимое кейса. Неожиданно в мозгу Селяйни с топотом пронеслась мысль, что в чемоданчике должна быть еще одна полезная для него штукенция — тревожная кнопка от аварийного маяка на орбите. Калечным инженером была предпринята решительная попытка возврата трофейного добра в человеческую собственность.

— Кыш, твари!

— Ы-ыш! Ваариррри!

— Куда побег! А ну, отдай!

— Оапп абепп! Ауун оттай!

— Экх! Тьфу, хорек! Ну-ка, верни дяде фигульку!

— Кх, кх, фьюуу оэкк! Ыка фрррни ятьтте уыуульфу!

Так бессодержательно протекал диалог между образованным представителем человечества и издевающимися инопланетянами. Шарьки ускользали от вертящегося безумным червем Ника, жевали презервативы, рвали запасные трусы Дока и пробовали на вкус мятную зубную пасту. Но вот один из них зазевался, рассматривая цветную картинку на обложке книги, и Селяйни вырвал ее из лапок зверька.

— Ага! Вот так-то!

-Уотт такато! — завопила стая, а обделенный шарек выпучил глаза, прижал уши к голове, задрожал и обгадился. Нику даже стало стыдно, как будто бы он у ребенка отнял игрушку, но суровые обстоятельства требуют суровых мер. Гордость за собственное достижение, тем не менее, распирала человеку грудь, и он громко продекламировал:

Наполни смыслом каждое мгновенье,

Часов и дней неумолимый бег,

Тогда весь мир ты примешь во владенье,

Тогда, мой сын, ты будешь Человек!

— Это, сатанинское племя, слова Рэдъярда Киплинга!

— Оук! — на удивление шарьки не стали передразнивать человека, замерли, навострили ушки и уселись на крученые штопором хвосты. Ник Селяйни, тем временем, поглядел на то, что удалось отвоевать.

«Сто советов по выживанию в межзвездных путешествиях» — гласила надпись на обложке книги. Ник с досады даже плюнул.

Повар Док, собиратель знаний, имел странную антипатию к академическому наследию человечества, но приобретал во множестве брошюры научно-популярные, написанные доступным, иногда слишком, языком и содержащие откровенно спорные факты, домыслы и выводы. Особой популярностью у Вурушурунбурая пользовалась серия «100». О, какие только названия не встречались на корешках библиотеки Дока! «Сто советов, как жить счастливо и без бед», «Сто рекомендаций по ведению подсобного хозяйства на астероиде», «Сто самых богатых людей Вселенной», «Сто рецептов блюд из водорослей», «Сто…». Почему книги содержали именно сотню советов или рекомендаций оставалось тайной, хотя Ник догадывался, что это весьма удобное число, лежащее на стыке объема издания и маркетинговой крутости заглавия. И, судя по тиражам, подобный стык пользовался спросом у читателей.

Поскольку вселенная двулика, непререкаемой истины не существует, поэтому и не следует ее искать. Всегда есть истина момента, даже устав это признавал. Но люди рождаются всего лишь с парой мыслишек в голове и им приходиться всю жизнь ума набираться. Особо хитрые экземпляры пытаются разжиться универсальными правилами бытия, а поскольку подавляющее большинство хомо считают себя хитрыми, то сборники «мудростей на все случаи» пользуются неизменной популярностью.

Ник, хоть и считал себя хитрым, точно знал — полезные советы противоречат друг другу, а в складированном состоянии бесполезны: умному не нужны, дураку не помогут. Но на данный момент у него в прикупе оставалась только никчемная книженция. Поэтому инженер расслабился и открыл первую страницу.

«Дорогой читатель! На страницах нашего издания мы собрали бесценный опыт зведоходов — отцов героизма…» «…и матерей героина» — добавил Ник рассмеявшись. Шарьки, сидящие на пружинистых хвостах, запрыгали в такт хохота человека. Селяйни замолчал. Зверьки замерли.

— Ха! — вскрикнул человек.

— Ыка! — шарьки дружно подпрыгнули.

— Ха-ха-ха!

— Ыка! Ыка! Ыка!

— Ха-ха, хе-хе, хи-хи!

— Ыка-ыка, ок-уак, фьюка-уука!

Человек выдавливал из себя подобие смеха, а шарьки неизменно держали ритм и прыгали на пружинистых хвостах. Похоже, что им нравился человеческий смех, а декламирование текста успокаивало и приводило в трепет, как прослушивание симфонического оркестра на интеллигента в третьем поколении. «Ага, нашел на вас управу!» — подумал Ник и открыл книгу наугад.

«Методика изготовления ядерной ловушки в полевых условиях, для охоты на стадных зверей» — прочитал вслух инженер и замолчал, пытаясь осмыслить суть прочитанного. Осмысление несколько затянулось, шарьки стали проявлять нетерпение. Дипломированный ученый, один из ведущих специалистов научно-исследовательской программы «Финист», специалист с богатым техническим опытом после паузы так же проявил нетерпение, что проявилось в дрожании и некоторой сиплости голоса — похоже, что Селяйни столкнулся с новой областью научного знания, о котором всю сознательную жизнь даже не подозревал.

«Для изготовления устройства вам понадобиться батарея от фонаря, электрический кабель не менее ста метров длины, пустая консервная банка, пластид и ядра, в соотношении один к трем. В качестве ядер можно использовать гравий, заклепки, обрезки стекол и шурупов, но лучший поражающий эффект имеют шарики из подшипников. Способ варки пластида указан на странице тридцать девять…».

Когда слезы смеха прочертили пару дорожек на грязных щеках Ника, а шарьки перестали радостно подсигивать, Селяйни посмотрел на авторство сего шедевра. Оказалось, что сборник был составлен по материалам журнала «Фантастические миры».

«Ну, что же, похоже, что я здесь застрял надолго», — подумал человек. — «Тревожную кнопку сейчас не найти, транспорт спасатели хватятся не раньше, чем через несколько месяцев, а нанитам нужно время, чтобы привести меня в рабочее состояние. Проведем его весело и с пользой — попытаюсь приручить шустрых тварей. А затем что-либо придумаю, не из таких передряг выпутывался!».

Психологи до сих пор не могут сойтись во мнении, что важнее для спасения в экстремальной ситуации: равнодушная тень утомления от эмоций или эгоистическое право собственности на существование. Ник предполагал, что чувство юмора, поэтому перелистнул страницу и принялся громко, четко, с выражением просвещать инопланетян, как изготовить самогонный аппарат из ведра, таза с водой и жестяной миски, а брагу для него из обсосанных противоперегрузочных леденцов «Мятные».

Многим известно, что дух времени можно заговорить чтением, главное совершать процесс с интересом, всецелым погружением в действие и легкой душой. Под дружное прыганье стайки лохматых слушателей, под стройные напевные их выкрики в особо затейливых словесных конструкциях и под собственное ржание Селяйни не заметил, сколько прошло секунд, минут, часов. Он как раз заканчивал описание метода сварки металлов с помощью спирта, резки с помощью воды, а склеивания с помощью слюны, когда в некотором отдалении послышалось возмущенное покашливание, исходившее от фигуры в костюме космического патруля.

— Я, конечно, вижу гордиев санузел проблем в данном секторе, — с некоторым возмущением говорил через минуту спасатель, — однако не понимаю, зачем забивать аварийный эфир такой мощнейшей серией сигналов! Да и, «финист», черт тебя побери, чем ты жмешь на кнопку? Мы сюда летели на форсаже, чуть дюзы не прожгли при посадке, но что наблюдаю — разухабистое чтение дайджеста зеленым мартышкам!

Ник с трудом рассмеялся — у него уже порядком болел живот и сводило ребра. Шарьки запрыгали и заорали «Ышк! И-ии!»

— Во-во, опять! Послушай! — спасатель вытащил маячок.

— Ха, ха, ха, — выдавливал из последних сил инженер.

— Ыка, ыка, ыка, — верещали аборигены.

— Пибип, пибип, пибип, — соглашался в общем ритме маячок.

— Че ты ржешь? — орал спасатель, — Чем на кнопку давишь?

— Не я, — хрипел в судорогах Селяйни, — к-то-ха-ха-то из них ха-ха на ней хи-хи пры-гает!

В этот момент казалось, что смеялись все: из последних сил Ник, задорные зеленые скачущие любители устного чтения, спасатель рядом и экипаж патруля в корабле, мертвые Док, Шило, капитан, штурман, пилот, Зурбаган с Хойдой, а так же всеведущий хохотун фатум…

Лишь только труп ремонтника на орбите оставался молчалив, показывая Вселенной в неприличном жесте отведенный судорогой средний палец на правой руке.