Детский сад или 100 дней
Принятые 1 июля 2011 года изменения в Уголовном Кодексе получили в народе два прозвания: «Детский сад» и «100 дней». Были, правда, еще эпитеты, но все больше нецензурные, и тут мы их приводить, пожалуй, не будем.
Суть изменений была проста до смешного. Теперь каждый, совершивший какое-нибудь нетяжкое преступление, должен был пройти два теста — на коэффициент интеллекта и на общую эрудицию, и если эти показатели оказывались ниже установленного государством минимума, то преступление считалось совершенным не по злому умыслу, а со скудоумия. Отсюда было очень простое следствие: неудачливый преступник отправлялся не в тюрьму («В самом деле» — вещали с трибун создатели законопроекта, — «Ну, чему они могут там научиться? Только «понятиям»! У них нет шанса измениться к лучшему!»), а на перевоспитание.
Первоначальная идея включала в себя годичные курсы в каком-нибудь профессиональном училище («Государству не хватает квалифицированных рабочих!»), но потом побеседовали с психологами и педагогами и приняли куда более неожиданное решение. Именно из-за этого решения и появилось определение «Детский сад». Ну, а со «100 днями» все и так понятно — именно таким был установлен стандартный первоначальный срок заключения.
Примерно на этом месте догадливый читатель понял, куда именно должен отправляться мелкий криминальный элемент. «Ну, конечно же в детский сад, иначе откуда такое название?» — воскликнет догадливый читатель и будет не прав. Слишком это было бы просто и неинтересно.
Итак, все достаточно заинтригованы? Хорошо так и быть, откроем тайну, которая вовсе никакая и не тайна. В зависимости от личных склонностей преступника он мог попасть в музыкальную, художественную, театральную, шахматную, балетную школу или школу юного поэта. Вот такой вот детский сад.
Первой реакцией общественности было, конечно, недоумение. То есть всем, разумеется, понятно, что на то это и Россия, чтобы принимать всякие странные и бредовые законы («Да вы откройте на любой странице любой российский кодекс! По сравнению с ними наш законопроект абсолютно обоснован и логичен!»), но всему же есть предел! Кажется, никто до конца не верил, что изменения действительно будут. Да и депутаты, похоже, голосовали за исключительно шутки ради. Шутки кончились, когда во втором чтении закон был внезапно принят. Стало ясно, что простыми разговорами дело не кончится. Но отступать было уже поздно.
Были собраны комиссии, которые готовили учебные заведения к приему необычных студентов, проводили все необходимые инструктажи, окончательно определяли сроки «заключения», системы оценки и все такое прочее. Обкатывались последние детали. И вот к новому 2012 году все было готово. Многие восприняли это как окончательное доказательство начинающегося конца света.
Новогодняя ночь прошла как обычно — большие праздники редко обходятся без мелких правонарушений. Помятые личности разной степени люмпенизации утром первого января просыпались в отделениях полиции, с трудом припоминая, как и почему оказались в столь негостеприимном месте. После того, как они умылись и немного пришли в себя, им вручили карандаши и тесты на нескольких листах.
Разумеется, старались все. Альтернатива заключению или штрафам, пусть даже небольшим, казалась просто прекрасной — подумаешь, пару месяцев потаскаться в какую-то там школу. Да с этим даже дети справляются! Попытки списывания у соседа моментально пресекались бдительными сотрудниками правоохранительных органов. В общем, представьте себе годовую контрольную по математике в 4 «А» классе, только все ученики — небритые и с похмелья, учительница ходит не с указкой, а с резиновой дубинкой, а на окнах решетки. А так все совершенно одинаково.
Результаты оказались для кого-то удивительными, а для кого-то и вполне ожидаемыми: примерно 90% задержанных с тестами не справились. Причем, если с коэффициентом интеллекта еще какие-то небольшие надежды оставались, то с эрудицией все было просто хуже некуда. На вопрос «Кто написал «Повести Белкина»?» все 100% правонарушителей уверенно ответили «Белкин». На вопрос «Кем была Анна Павлова, в честь которой назвали знаменитый в Австралии десерт» все так же уверенно ответили «Поварихой». Только один задумчиво поскреб в затылке и предположил «Балетриссой что ли? Не-не, че-то путаю. Поварихой, по-любому». И прочая, и прочая.
Педагоги и психологи над проверяемыми тестами плакали. Причем сами не могли объяснить — от смеха или все-таки от огорчения.
По результатам тестирования за первый день практически все задержанные по всей стране отправлялись на стодневное перевоспитание. Директора и педагоги, которым раньше приходилось заниматься только с одаренными одухотворенными детишками, содрогнулись от ужаса.
Андрюха, которого большинство знакомых знали как Лысого, а участковый как Иванова Андрея Николаевича 1986 года рождения, по результатам теста был определен в балетный кружок при городском Доме Культуры и теперь не знал, как сообщить об этом друзьям. Друзья могли не понять. Поэтому Андрюха решил никому ничего не говорить, а быстренько три месяца на занятия отбегать и забыть о них, как о страшном сне.
Он не знал, что его друг Вован буквально на следующий день получил направление в музыкальную школу.
Зоя Карловна, престарелая учительница музыкальной литературы стояла в коридоре перед дверью собственного кабинета и впервые в жизни не решалась туда войти. Ей было бы гораздо спокойнее, если бы за дверью стоял шум или хотя бы матерная ругань, к этому она даже как-то морально подготовилась, но зловещая тишина ее пугала. Была, конечно, слабая надежда, что никто не пришел, но это маловероятно: за пропуск занятия без уважительной причины этим ученикам светила не запись в дневник, а вполне реальный тюремный срок. Зоя Карловна глубоко вдохнула, выдохнула и решительно повернула дверную ручку.
Андрюха был зол. Кроссовки его заставили снять, телефон выключить, а музыка, игравшая в балетном классе навевала тоску и зубную боль. В балетном кружке он был первым и пока единственным, кто отбывал наказание, поэтому его просто отправили в младшую подготовительную группу. Сейчас вокруг него стояла стайка семилетних девочек в белых юбочках, которые все знали и понимали, а он, Андрюха, нет. В общем, да, он был очень раздражен и зол. И в глаза девочкам старался не смотреть.
Первым, что увидела Зоя Карловна, были торчащие из-под парты ноги в туфлях сорок пятого размера. Под партой они просто не поместились, поэтому тощий мосластый парень и вытянул их вперед.
Вторым был целый класс великовозрастных учеников.
А третьим — неприличные слова, написанные на доске.
Совсем Андрюха осатанел, когда после всех издевательских растяжек и приседаний девочки начали садиться на шпагат. Андрюхе на них даже смотреть было больно, он уже устал, и цензурных слов у него не осталось. Вместо нечеловеческих упражнений он присел на корточки, чтобы передохнуть и отдышаться.
— Андрей! — тут же окликнула его преподавательница, имя которой он забыл сразу же после того, как она представилась, — Почему вы не делаете шпагат? Немедленно начинайте упражнение!
— Да идите вы... — в последний момент вспомнив про девочек сдержался Андрюха.
— Андрей, тогда я вам не поставлю зачет за сегодняшний день.
— Ну и что? — хотел сплюнуть, но постеснялся, дети ж тут, вон, своими шпагатами вляпаются.
— Ну, если вам так нравится заниматься балетом, дело ваше, — пожала плечами преподавательница.
— Не понял?! — Андрюха хотел грозно распрямиться, но болящие мышцы ног не позволили, охнул, присел обратно.
— Как же, неужели не в курсе последних изменений? Теперь не просто сто дней, а сто зачтенных дней. Показали успех и прилежание — зачет. Не показали — незачет, пробуйте еще раз.
— …! — не сдержался Андрюха и тут же испуганно обернулся на девочек. Те, поглощенные упражнениями, кажется, внимания не обратили.
Пришлось стиснуть зубы и попытаться сесть на шпагат.
— Записывайте, — голос Зои Карловны немного дрожал от волнения, — Первое определение. Мелодия... — она секунду подумала и продиктовала по слогам, — Ме-ло-ди-я — это душа музыки.
На задней парте кто-то загоготал, извинился и умолк.
— Второе определение, — в голосе Зои Карловны появилась сталь, — Ритм — это скелет музыки...
Вот так понемногу началась практическая реализация нового закона. Не сказать, чтобы все было совсем гладко, например, в маленьких городках учебные заведения часто не справлялись с наплывом новых учеников, а кое-где у преподавателей случались нервные срывы из-за особо строптивых правонарушителей. После первого месяца работы системы вышло новое постановление: тех, кто подряд получил десять незачетов из-за плохого поведения отправляли отбывать обычное наказание. Некоторые радовались, некоторые просили дать им второй шанс. Преподавателям стало поспокойнее. Расширили список учебных заведений, поправили мелкие недочеты и продолжили работу.
Ну, и разумеется, за месяц не могли не измениться сами правонарушители, которые уже отокультуривались почти треть своего срока (конечно, если хорошо себя вели и показывали успехи в учебе).
Красноярск, район «Черемушки», 3 февраля 2012 года, 23:17
— Иди сюда, слышь ты! Кто такой Шуберт знаешь?!
— Я Васю с Ветлужанки знаю!
— Вася твой лошара, а Шуберт — вот это чувак был!
Екатеринбург, район «Уралмаш», 4 февраля 2012 года, 22:31
— А Ботичелли?
— Ээээ... «Рождение Венеры»!
— А Рафаэль?!
— У него много знаменитых полотен! Там одних мадонн разных...
— Ладно, расслабься! Ты, оказывается, реальный мэн, че ты раньше-то молчал?! Пиво будешь?
Новосибирск, район «Затулинка», 5 февраля 2012 года, 00:15
— Я тебе ща такой пируэт с па-де-де покажу, у тебя глаз выпадет, понял?!
Ну, то есть, определенный прогресс явно наметился. По крайней мере, на улицах по вечерам стало не так людно: кто-то давал отдых уставшим мышцам, кто-то — уставшему мозгу, кто-то делал домашнее задание — безопаснее, в общем, стало ходить по темным дворам.
В субботу у Андрюхи собрались все друзья. Обсуждали, кто куда угодил. Над Андрюхой, конечно, ржали, но не сильно, особенно при условии, что после месяца балетных тренировок он мог играючи ударить шутника ногой в голову. Вован после долгих уговоров сыграл на флейте «В траве сидел кузнечик», чем привел в восторг женскую половину компании. Толстый Серега очень старался нарисовать натюрморт с сухариками и пивной бутылкой, стоящей на столе, и рычал на каждого, кто пытался сдвинуть композицию с места. Обычное бухалово приобрело незначительный налет благородства (а также ощутимый налет сюрреальности происходящего).
Зоя Карловна сидела в своем кабинете и проверяла эссе учеников. Периодически она вздыхала, мотала головой, как бы не веря в происходящее, и впервые в жизни прихлебывала коньяк прямо на рабочем месте.
Бутылку дорогого алкоголя ей преподнес родитель одного великовозрастного балбеса из числа новых учеников — от взятки Зоя Карловна сначала отнекивалась изо всех сил, но суровый отец объяснил, что это исключительно для того, чтобы контроль за его чадом был неусыпный, а требования к нему — высочайшими. «Может, хоть что-то путное из него выйдет. Мы с матерью уже и рукой махнули, а тут вот как подфартило!» — признался бандитского вида мужчина, оставил коньяк на столе и ушел, и Зое Карловне не осталось ничего, кроме как напиток забрать себе. Сначала хотела унести домой, чтобы при случае продегустировать с подругой Людочкой из Консерватории, но прочитав первую работу по Оде к Радости поняла, что без серьезной поддержки тут не обойтись.
«В этом праизведении автор хотел выразить сваю радасть по поваду любви», — читала Зоя Карловна, и не знала, плакать ей из-за такого восприятия музыкального шедевра или радоваться, что человек старается, пытается понять навязанное ему прекрасное. Решила порадоваться и поставить «хорошо», пусть его. Глядишь, воодушевит на новые свершения. А то по программе следом Шопен, то ли еще будет.
Через два месяца положительное влияние реформы было очевидным даже самым ярым скептикам. Все графики по количеству преступлений так круто поползли вниз, что ничем, кроме нового закона, объяснить это было просто невозможно. Раздавались, правда, отдельные голоса, вопрошающие, а что будет после того, как первые сто дней закончатся и из балетных школ и театральных кружков правонарушители вновь хлынут на улицы? Ответ был всегда один: это будут уже совсем другие люди.
Чтобы выносить нагрузки младшей балетной группы, Андрюхе пришлось бросить курить. Девочки скакали весь час занятия, как сумасшедшие козочки, а вот он уже после пары прыжков начинал задыхаться. Деньги, которые раньше тратились на сигареты, неожиданно начали накапливаться, не было особо времени потратить их еще на какую-нибудь ерунду. После пары недель некурения Андрюха понял, что не прогадал: во-первых, стал куда бодрее скакать и бегать, а во-вторых, купил такой букетище для Светки, что ночью все балетные тренировки показались ему легкой развлекательной прогулкой. Но на утро совсем не жаловался.
Светка тоже была довольна, поскольку в вокальной группе ей сказали, что у нее большой талант, и если каждый день тренироваться, то можно сделать вполне реальную карьеру певицы. Она и тренировалась — все свободное время и даже немножко в училище на переменах. Соседи из-за постоянных песен грозились позвонить в полицию, но Светка только рукой махала — звоните, отправят обратно петь, это не наказание, а подарок просто. Да и миленький, Андрейка, радовал ее — нежнее стал, и даже романтичнее: такой букетище подарил, еле в вазу поставила. В общем, складывалась жизнь у Светки.
Зоя Карловна за два месяца для себя уже выделила самых талантливых учеников и теперь разговаривала с одним из них с глазу на глаз:
— Владимир, поймите, это же не шутки, это действительно карьера. Вы по-настоящему понимаете, чувствуете музыку, верно расставляете акценты... И инструмент вас любит!
— Да как любит, — мялся Вован, — Это просто... Ну, я не знаю...
— Выбор, конечно, за вами, но... — Зоя Карловна взяла руку ученика своей сухой ладошкой и посмотрела ему в глаза, — Но если вы решите погрузиться в музыку всерьез, я буду заниматься с вами лично, обещаю.
— Ну, спасибо... Ну, я не знаю... — бормотал Вован. Музыкой заниматься ему не хотелось совершенно, но и бабульку разочаровывать было жалко, она ж вон как переживает, аж трясется вся, — Я подумаю, — наконец родил удачный ответ на предложении преподавательницы он.
— Подумайте, Володенька, обязательно подумайте, — сжала его руку Зоя Карловна и отпустила с миром.
Десятого апреля ждали, кажется, волнительнее, чем президентских выборов и прихода Деда Мороза. Именно в эту ничем кроме Дня Строителя в Азербайджане не примечательную дату истекал срок первых ста дней. Вся страна с замиранием сердца представляла себе эпическую картину: одни — как на улицу хлынет огромная волна новой интеллигенции, другие — как на ту же самую улицу хлынет та же самая волна, но старых преступников. Однако все, как водится, ошибались.
Дело было, разумеется, в том, что мало кто смог все сто дней совершенно честно отходить на свои исправительные занятия, да еще и на всех показать такой результат, чтобы этот день ему зачли. Настолько мало кто, что на всю Матушку-Россию всего один добрый молодец.
Андрюха был немало ошарашен, когда увидел, какая делегация его встречает на выходе из Дворца Детского Творчества. Он только что попрощался с Майей Петровной, по очереди покрутил на руках всех мелких балеринок (пара козявок даже всплакнула, и он чуть сам не разревелся от такого зрелища), клятвенно пообещал тренировки не бросать и в гости заходить, рванул на свободу... и был остановлен огромной толпой. Сначала на него накинулись журналисты — с диктофонами, микрофонами и видеокамерами, некоторые даже с логотипами федеральных каналов — затем через толпу протиснулись бравые полицейские, а с ними какой-то мужик, которого Андрюха неоднократно видел по телевизору в новостях.
— Господа, господа, — замахал руками губернатор области, — Предлагаю всем проследовать в обладминистрацию, где уже все готово на конференции, и там молодой человек ответит на все ваши вопросы, правда же, Андрей Николаевич?
— Ага, — согласился ничего не понимающий Андрюха.
— А вы давайте сюда, — подтолкнул его губернатор, — проедетесь со мной.
— Ага, — не стал спорить Андрюха и пошел к большой черной машине с мигалкой.
В администрации его хотели было переодеть в костюм, но какой-то мужчина замахал руками «Нет-нет, ненатурально!» и выпустили Андрюху к журналистам просто так.
Сначала он смущался, мялся, но потом вошел во вкус и начал отвечать, что, мол, заниматься ему понравилось, было интересно, совершать правонарушения он больше не хочет, а наоборот, решил дальше как-то развиваться, только пока еще не знает, как, хотя вон, Толстый, то есть Леха, рассказывал про свою изостудию, там им про всяких художников рассказывают, интересно, а у Вована про музыкантов, тоже дело, но сначала передохнуть нужно.
Затем при всех сел писать тесты, волновался, но старался сильно. С тестом на эрудицию справился плохо и расстроился, но с большой гордостью ответил на вопросы про Майю Плисецкую и Анну Павлову — коллеги, как-никак. А вот тест на коэффициент интеллекта показал лучший результат, чем вначале, и Андрюха возгордился, аж засветился весь.
Ему задавали еще несколько вопросов и отпустили с миром, и он, все еще под впечатлением от произошедшего, побрел встречать Светку с ее певческих занятий.
Зоя Карловна включила Шопена и стала наблюдать за учениками. Все сосредоточены, слушают, брови хмурят, кто-то даже весь вперед подался, один пометки в тетради какие-то делает. Новенькие, конечно, пока еще настолько не прониклись, сидят вон, в карты под партой играют, но ничего, классическая музыка — это сила страшная, никто еще перед ней не выстоял.
А дальше... Ну, а что дальше? Можно было бы сказать, что дальше жизнь в нашей великой Родине наладилась, все стали умными, интеллигентными, образованными, преступность исчезла окончательно и бесповоротно...
Но даже самый недалекий читатель догадывается, что чудес не бывает.
Поэтому мы просто оставим финал открытым. Жизнь покажет.