Старое селение

1

Лейтенант Захар Тончев спешил от штабной палатки к блиндажу своего взвода. Он проходил привычный маршрут торопливой, механической походкой, перепрыгивал через лужи, оставленные вчерашним дождём, обходил участки вязкого солончака, отмеченные белыми соляными разводами. Лейтенант спешил. Предстояла боевая задача, хотя сам Захар заданием был недоволен. Он считал себя обделённым. Ему было обидно. Обидно до слёз, до ломоты в плотно стиснутых челюстях. До скрежета зубовного обидно.

Его друзья-однокашники уже не раз побывали в серьёзных переделках, поучаствовали в больших боевых операциях. Ильяс Валитов уже ранен, уже в госпитале. Наверняка теперь медаль получит. А-то и орден. А он — Захар — всё по тыловым тропам «подъедается». Стыдно сказать — за всё время ни одной приличной стычки с «бородачами».

— Ты, лейтенант, везучий парень, — заметил ему как-то заместитель командира батальона.

Везучий?! Захар невольно фыркнул на ходу и обиженно скривил губы. Выть хочется, до того везучий. В самый первый раз, в самой первой своей засаде взвод лейтенанта Тончева перехватил группу из четырёх местных мятежников. Да и то, к слову сказать, какие это были мятежники? Два субтильных «бородача», сгорбленный прожитыми годами старик, давно потерявший всякую растительность на голове и на лице, да слепой мальчишка, державшийся за хвост серого ишака. Самым опасным в этой разнокалиберной банде оказался серый ишак. В мешках, навьюченных на его спину, нашли двадцать килограммов топлёного тротила и старую миномётную мину.

В тот раз командир полка лично пожал Захару руку и похвалил всю группу за бдительность. Как оказалось, мятежники шли заложить фугас на одном из колонных путей.

С тех пор прошёл год. Захар так и пошёл по «засадной» дорожке. Никуда больше взвод Тончева не назначали. Среди офицеров полка его подразделение так и прозвали «Засадным». Прямо, как на уроке истории про Куликовскую битву. Только атаковать из засады было некого. Те четыре мятежника с серым ишаком-минёром так и оставались единственной заслугой лейтенанта Тончева и его солдат.

Всё ещё размышляя о несправедливостях боевой службы, Захар сбежал по крутым ступеням в траншею, толкнул плотную, сколоченную из миномётных ящиков, дверь. В небольшом тамбуре его встретил дежурный сержант:

— Таварыщ лейтёнант, за время дыжурства…

— Вольно! — Командир взвода не дослушал доклад и нетерпеливо махнул рукой. Не до формальностей.

— Думашов, собирай группу! — Захар остановился в дверях, наблюдая за подчинёнными. Нужды называть фамилии тех, кто пойдёт на задание, не было. Опытных солдат во взводе было одиннадцать. Минус ефрейтор Салтанов, который три дня назад наступил на гвоздь и которого позавчера с распухшей ногой отвели в полковой лазарет. Остальные — желторотые новички. Две недели, как из учебки.

— Таварыщ лейтёнант, а когды мы на заданиё? — непривычно гыкал за спиной дежурный сержант.

Сержант тоже пришёл вместе с новобранцами, и пока ему доставалась львиная доля дежурств по лагерю.

— Успеешь ещё, навоюешься, — привычно отмахнулся взводный.

От него первые полгода точно так же отмахивались ротный командир и комбат.

— Собирайся, славяне! — весело объявил двухметровый сержант Думашов, закатывая в дальний угол блиндажа самодельную штангу.

Лейтенант вздохнул. Атлетичной фигуре сержанта Думашова мог позавидовать сам античный герой Геракл. Бицепсы, трицепсы, брюшной пресс — всё, как на картинках про древнегреческих олимпийцев. Лейтенант тоже собирался заняться собой. Кардинально заняться — подкачать мышцы, набрать силушки. Но регулярно заниматься не получалось. Это Думашов — чуть свободная минутка сразу за штангу.

Каждый вечер Захар засыпал с мыслью: «Вот завтра уже точно!». Однако, назавтра наваливалась неотложная работа, внеплановое дежурство, плановый разнос от командира роты, и благие намерения летели под хвост псу Капсюлю — толстому, ленивому кобелю, вечно подъедающемуся на ротной кухне.

— Вай, пачему славяне? — каждый раз в шутку обижался Бахром Сабиров. — Я, например, таджик. Меня не берёте, да-а?

Миниатюрный Бахром не только гранатомётчик, но ещё взводный переводчик-толмач. Настоящий доморощенный вундеркинд. Ни одного языка Бахром толком не знает, но успешно договаривается с представителями любых местных племён и народностей. Лейтенант ещё не встречал такого индивида, с которым Сабиров не смог бы найти общего языка.

— Таджиков берём, — привычно смеётся Антон Покатько, откладывая в сторону альбом с зарисовками.

— Вай, спасиба!

Бахром уже заранее бинтует ноги. За два года службы, он так и не привык к портянкам и сапогам.

Артур Церлунас флегматично ставит последний росчерк в записной книжке и бережно укладывает её в убогую тумбочку. Артур пишет стихи. Пишет на литовском, а литовского не знает даже полиглот Сабиров.

— После армии опубликую, тогда прочтёте, — привычно растягивая слова, обещает Артур, если начинают чересчур донимать просьбами почитать что-то лирическое.

— Так они у тебя всё равно на литовском, — безнадёжно машут рукой просители.

— Буду публиковать — переведу, — обещает взводный поэт. — Специально для вас.

Костя Мулавцев аккуратно вешает на гвоздь старенькую гитару.

Алико Махарадзе с печальным вздохом прячет под подушку книгу. Книгу Алико не жалко. Просто, кроме него, основы римского права всё равно никто читать не будет.

— Как ты умудрился с третьего курса юрфака в армию загреметь? — до сих пор удивлялись сослуживцы.

— Уметь надо! — гордо отвечает Алико. — Я сумел.

Истинную причину своего ухода из столичного университета Алико никогда и никому не рассказывает. Так, сочиняет всякие небылицы, если чересчур достают.

Ещё один любитель историй, точнее, истории — Иван Милевич. Тоже из института. Иван — археолог. Он и в блиндаж натаскал каких-то черепков, железок, полуистлевших кожаных ремешков. Нашёл медную монету с остатками надписей на чудной, угловатой вязи. Теперь носится со всем этим добром — изучает. Черепки горшков склеивает, пытается восстановить их первозданный вид. Покатько к своим изысканиям привлёк, чтобы всё это рисовать.

Весёлый у Захара взвод, творческий. С такими солдатами не затоскуешь.

— Таварыщ лейтёнант, ну когды ж мы-та пойдем? — снова ноет за спиной дежурный сержант.

Захар поморщился и уже хотел отмахнуться привычно, но передумал. А почему нет, собственно? Надо же ребятам когда-то начинать. Ничего сверхъестественно опасного предстоящая засада не предвещала. Обычное, ставшее уже рутинным дежурство на одной из горных троп. Дежурному, конечно, боевой выход не светит. Но несколько бойцов из нового пополнения взять можно. Пусть привыкают.

— Думашов! — командир взвода поманил к себе сержанта. — Отбери пяток ребят из «молодых». Из тех, кто побойчей, да покрепче. Пусть обвыкают.

— Понял, товарищ лейтенант. — Заместитель Тончева кивнул.

Он тоже когда-то выходил на боевое задание в первый раз. Все когда-то начинают. Почему не сегодня?

— А я, таварыщ лейтёнант? — снова заканючил дежурный.

— Успеешь ещё, — привычно отмахнулся взводный. — Дежурь, давай.

2

К месту засады группа прибыла ещё засветло.

Узкая горная долина бугрящимися каскадами поднималась с юга на север. С востока и с запада долину стискивали непроходимые горные хребты. К западу, в двух километрах (лейтенант хорошо это помнил по карте) пролегало глубокое, узкое ущелье. Сразу за ущельем вертикальной, неприступной стеной вздымался скальный хребет. С восточной стороны скальные выступы постепенно проступали из пологих, покрытых жухлой, выгоревшей травой, холмов. Восточная сторона долины плавно перетекала в хаотичную мешанину небольших ущелий, выступов, щелей, стен, осыпей и каменных нагромождений.

На юге долину пересекало русло небольшой горной речки, сейчас, в разгар лета, совсем пересохшей. Две натоптанные тропы тянулись от реки вверх по склону и сливались в одну дорогу на подступах к старинным развалинам.

Развалины располагались на покатом холме, в километре за позициями взвода. Как раз в этом месте хребты начинали резко сходиться, стискивая пространство долины до размеров осиной талии.

Развалины были хорошо видны на фоне серого, предгрозового неба. Захар чётко различал каждый камешек в сохранившейся старой кладке. Остатки двух каменных башен, словно старые могильные плиты на заброшенном кладбище стерегли покой мёртвого селения. Некоторые дома были развалены до основания. От них оставались только бесформенные груды булыжников. Другие дома стояли почти не тронутые временем. Накрывай крышу, ставь окна и дверь — жилище готово. Местные аборигены непритязательны к быту. Была бы крыша над головой, да тёплый очаг.

— Думашов, пулемёты на фланги. Сабиров, ты с расчётом занимай позицию чуть сзади, левее белого камня. Рахимов, бери в своё распоряжение двух бойцов с ракетницами. Засядете в яме, левее первой тропы. Если что-то начнётся, ваша задача — освещать местность.

Взводный привычно раздавал указания, стараясь перемешать в боевых порядках опытных солдат с «молодыми». «Старикам» ничего объяснять было не нужно. Они знали сами, как обустроить позицию, где залечь и что делать. «Несмышлёныши» пусть на них смотрят и учатся. Другого времени перенимать военную науку у них не будет.

До темноты успели натаскать камней и выложили укрытия. Окопы в горах не выкопаешь. Проще сложить крепостную стену. Артур Церлунас с одним из новичков установили ниже по склону несколько мин-сигналок.

— Товарищ лейтенант, разрешите к развалинам сбегать? — обратился к взводному Милевич.

Работы по обустройству позиций были завершены, и в Милевиче снова проснулась археологическая жилка.

— Тебе это надо? — вяло поинтересовался Тончев.

Обустраивая укрытие, лейтенант прищемил себе руку. Хорошо прищемил, до крови. Пальцы ныли. Было обидно и больно.

— Ага! Надо, — радостно и простодушно подтвердил будущий археолог. — Когда ещё такой случай представится? А развалины интересные. Разрешите, а?

— Стемнеет скоро, — попытался отговорить солдата он никчемной затеи командир взвода.

— Ничего, я успею, — оживился Милевич, почувствовав, что лейтенант готов дать добро на вылазку. — Я туда и обратно. Мигом вернусь.

— Один не пойдёшь! — категорично отрезал Тончев. — Возьми с собой Покатько. И из «молодых» парочку. Разведайте там всё хорошенько. Но, до темноты, чтоб вернулись!

Захар нахмурил брови и погрозил Милевичу грязным, содранным в кровь кулаком.

— Спасибо, товарищ лейтенант! — солдат расплылся в счастливой улыбке.

Командирского кулака Милевич не испугался. Ясно, что всё это в шутку. Должен же взводный показать свою лейтенантскую строгость.

— Змей опасайтесь, — успел напоследок напутствовать разведчиков Тончев.

Весь час, что группа Милевича провела в развалинах селения, Захар с тревогой поглядывал в сторону остатков каменных башен, прислушивался, не будет ли какого тревожного сигнала. Однако в бывшем селении всё было тихо.

Разведчики-археологи вернулись перед самой темнотой. Лицо Милевича сияло ярче полной луны.

— Вот, смотрите, — поспешил похвастаться своими трофеями Иван.

— Теперь ему до конца службы есть с чем возиться, — устало усмехнулся румяный Покатько, усаживаясь на тёплые после дневного зноя камни. — И на боевые ходить некогда будет.

— Много ты понимаешь, — не остался в долгу Милевич. — Это история здешнего мира. История, брат!

Но отбивался Милевич от шуток и подначек товарищей слабо. Всё его внимание было поглощено «сокровищами», найденными в развалинах. Из солдатского вещмешка, из карманов, из-за голенища сапога извлекались драгоценные реликвии, оставшиеся от былых времён, от существ, живших в старом селении много лет назад.

Старые, зазубренные наконечники стрел с остатками обломанных древков. Кожаные ножны для кинжала или ножа. Ножны потрескались и истёрлись, но на них сохранилось несколько медных и серебряных бляшек. Ещё россыпь бляшек, украшенных тонкими, затейливыми узорами. Несколько крупных черепков с остатками лепнины и росписи. Деревянные и глиняные плошки, статуэтки, фигурки. Ребристые овалы монет, потемневшие до угольной черноты. Обломок сабли.

— Это не простая сабля, — сразу принялся пояснять Милевич. — Видите, какой оригинальный узор на клинке? Это оружие богатого и знатного воина.

Ещё несколько грязных и ржавых железок.

— Это инструменты и чеканы для нанесения рисунка на медные и бронзовые изделия. Я нашёл остатки плавильной печи. В селении наверняка жили и работали хорошие мастера, — с энтузиазмом рассказывал Иван. — Смотрите, какие ажурные рисунки на медных украшениях.

— Зачем тебе всё это?

Вопрос задал кто-то из «молодых». В быстро сгущающихся сумерках, лейтенант Тончев уже не разглядел, кто именно. Новичкам причуды Ивана Милевича ещё в диковинку. Им ещё не понять, что на войне нельзя жить только войной.

— По этим вещам можно узнать, чем занимались жители селения, как они жили, как умирали? Почему оставили свой дом? — медленно спросил Церлунас.

— Конечно! — уверенно, с лёгкой бравадой подтвердил Милевич. — Вполне можно. Тем более, что случилось это не так давно. Лет сто назад, я думаю.

— Вай! Для тебя сто лет мелочь совсем? — удивился Сабиров.

— Для любого из нас сто лет — целая жизнь. А для истории — коротенький миг, — пояснил Милевич. — Как правило, археологам приходится копать гораздо глубже. Как натурально, так и фигурально выражаясь — гораздо глубже в глубь веков.

— И что ты можешь нам рассказать про историю этого селения? — поддел взводного археолога Костя Мулавцев.

— Думаю, что кое-что я могу вам уже сейчас рассказать, — с готовностью подтвердил Милевич.

Темнота окончательно окутала долину. Дул сильный ветер, перегоняя по небу низкие, хмурые тучи.

«Быть дождю», — с тоской подумал Захар.

Дождь был очень не к месту. Мокрым ночью сидеть на камнях двойное мучение. Скальные выступы и так быстро остынут, отдав дневное тепло. Тогда они начнут пить тепло человеческих тел, тепло самого Захара и его солдат. Чем не каменные вампиры?

— Ну, слушайте. — Милевич немного повозился на камнях, устраиваясь для долгого рассказа.

Конечно, разговоры следовало бы пресечь. В засаде необходимо строго соблюдать тишину, звуковую и световую маскировку. Однако командиру взвода самому было интересно, что особенного узнал о жизни никому неизвестного горного селения недоучившийся археолог. Поэтому, он промолчал.

— Те, кто здесь поселились, были пришлые, не здешних племён, — неспешно приступил к повествованию Милевич.

— Почему пришлые? — тут же вмешался Костя Мулавцев.

— А сам не видишь? — удивился Иван Милевич. — Сам тип строений в селении совсем другой. И башни в округе никто больше не строит. Посуда, украшения — всё другое. Кар-ди-наль-но отличные от местных. Усекаешь?

— Пытаюсь, — почти согласился с рассказчиком Мулавцев.

— Точнее, совсем не усекает, — рассмеялся в темноте Думашов. — Давай, Вань, рассказывай дальше.

— Жили в селении свободно и богато…

— С чего вдруг богато? — тут же спросил Артур Церлунас. — Кругом, куда не посмотришь, нищета и убожество. А ты — богато.

— Во-первых, — терпеливо принялся разъяснять Милевич, — всё в мире относительно, как ты знаешь. В сравнении с местными племенами жители селения жили очень богато. В остатках плавильной печи, что я нашёл в селении, есть многочисленные следы золота и серебра. Значит, местные изготавливали не только бронзовые украшения. Они также работали по золоту и серебру. Во-вторых, посмотри на сами дома — каменная кладка. Очень, кстати, плотная и аккуратная. Не сравнить с местной саманной архитектурой. И, в-третьих, если ещё будете перебивать, ничего больше не расскажу!

— Ладно, Вань, не распаляйся, — добродушно пробасил Думашев. — Излагай дальше.

— Не горячись, Ваня, — поддержал замкомвзвода голос Сабирова, — а то сил на рассказ не останется.

— Вот и не лезьте со своими вопросами, — ещё раз предостерёг аудиторию Милевич. — Итак, поселилось в этом ущелье новое, неизвестное племя. Жили они богато и безбедно. Хорошо обустроили своё селение. С другими племенами ладили. Изготовляли местные мастера, судя по всему, не только украшения. Были они ещё и хорошими оружейниками. Многие окрестные вожди считали за честь иметь у себя оружие, сделанное руками умельцев этого селения. Было оно легче, прочнее и красивее прочих.

Сами жители селения воевать не любили. Видимо, из прошлой своей жизни, из странствий по миру они вынесли отвращение к войне. Но оружие делали. Для жителей селения это было просто искусством, но никак не подготовкой к военным походам.

Сто лет назад в окрестных горах тоже было неспокойно. Племена враждовали друг с другом. Напасть на соседей, угнать скот, украсть женщин, было делом привычным. Богатое селение могло стать желанной добычей. Многие на него зарились, но взять не могли. Жители селения воевать не любили. Но они были хорошими оружейниками и умели постоять за себя.

Ещё жители в этом селении были высокие, красивые, сильные. Вот, как наш сержант. — Милевич дружески хлопнул Думашова по крепкому плечу. — И невесты в селении были одна другой краше. Вот одна такая красавица очень приглянулась сыну местного племенного вождя. Была она дочерью очень уважаемого в селянина — лучшего местного оружейника.

Приехал вождь в селение сватать дочь оружейника за своего сына. Богатый калым привёз. А девушка им отказала. Не было в селении традиции покупать жён. Местные женщины были свободными и замуж шли исключительно по любви.

Очень оскорбился вождь. Он считал себя самым сильным в округе и мысли не допускал, что девушка и её родители могут ему отказать. Затаил он жестокую обиду на селян, но до поры до времени приходилось ему терпеть. Открыто воевать с жителями селения он не решился.

Прошёл год, может, два. Дочка оружейника собралась замуж. А в окрестных горах объявилась между тем лютая банда. Эти бандиты никого не боялись и никого не жалели. Грабили и убивали всех подряд. Обиженный вождь встретился с главарём этой банды. Сговорились они вместе напасть на пришлое племя. Прямо в день свадьбы. Надеялись они застать жителей селения врасплох.

Так у них и получилось. Мужчины селения сражались храбро. Но врагов было слишком много, и слишком внезапной была атака. Все жители селения погибли. Последние защитники, женщины и дети сгорели в башнях.

— Почему сгорели? — не утерпел от вопроса лейтенант Тончев.

— Следы пожара и через сто лет хорошо заметны, — разъяснил Милевич. — Для археологов найти место пожарища большая удача. На пепелищах всегда много вещей забытых, потерянных, брошенных, не до конца сгоревших. И кости.

— И кости есть?! — прошептал испуганно кто-то из «молодых».

— Ветра и дожди хорошо всё засыпали и скрыли, но видно, что кости торчат, — с печальным вздохом подтвердил Антон Покатько. — Меня до сих пор дрожь пробирает, как подумаю, что сто лет мертвецы лежат без погребения.

— Изучив пепелище, можно много узнать о том, что происходило в далёкие исторические времена, — закончил свой рассказ Милевич.

— Молодец, Вано, — похвалил рассказчика Алико Махарадзе. — Тебе бы книжки писать.

— Может, ещё напишу, — тихо смеётся Милевич. Он доволен, что рассказ понравился. — Вот, после службы закончу институт. Приеду сюда на раскопки. Изучу эти развалины вдоль и поперёк. Тогда и за книжку можно приняться. Расскажу подробно, что это было за племя, откуда появилось и как погибло на этом месте сто лет назад.

— Расскажи ещё что-нибудь, — попросил Сабиров. — Вай, как хорошо у тебя получается.

— Хватит рассказов, — осадил подчинённых командир взвода. — Все по местам. Не на посиделки у костра собрались.

Бойцы нехотя разошлись по своим позициям.

3

Долгое время Захар напряжённо всматривался в темноту и мужественно боролся со сном. Луна давно скрылась за горными хребтами. Небо заволокли тёмные тучи. Далеко, за чёрной стеной западного хребта, изредка проблёскивали короткие расплывчатые сполохи. Там бушевала гроза. В темноте Захар не видел ствол своего автомата. Лишь ощущение холодного металла под руками придавало уверенности, не позволяло ночным страхам, вынесенным ещё из далёкого детства, брать верх над сознанием.

Мысленно лейтенант всё возвращался к рассказу Милевича о трагической судьбе жителей селения. Сто лет прошло, как враги разрушили их мир. Интересно, археолог сам выдумал эту легенду или действительно разглядел судьбу местных жителей по осколкам их жизни, найденным в развалинах?

А у его взвода сегодня сотая засада! Сто боевых выходов — не у каждого такой богатый счёт.

— Надо же, как совпало, — задумчиво бормочет Захар.

Ветер задувал всё сильнее и вдруг, разом, стих. В то же мгновение с неба обрушился водопад горного ливня. Прямо над головой командира взвода сверкнула яркая вспышка молнии. По ушам оглушительно шарахнул громовой раскат.

Доставать плащ, искать укрытие было бесполезно. В считанные секунды всё обмундирование промокло до нитки. Дождь шумно поливал камни, стремительно заполняя водой неглубокие укрытия, которые занимали солдаты взвода.

— Совсем мокро! — пожаловался Махарадзе. Ему приходилось кричать, чтобы взводный его услышал. Хотя позиция снайпера находилась всего в трёх метрах от позиции командира взвода. — Не смоет нас, товарищ лейтенант?!

— Не должно! — Тончеву тоже приходилось кричать. Какая уж, к чёрту, маскировка в такую погоду? — Если поток и пойдёт по ущелью, то в стороне! Мы на высотке сидим!

— Вай! Совсем залило!

Сабиров с помощником торопливо меняли позицию, спасая из затопленного окопчика оружие и сумки с выстрелами.

Ливень стих и перешёл в затяжной, нудный дождь. Справа и слева от Захара по камням шумели бурные потоки сбегающей с гор воды.

— Товарищ лейтенант! Товарищ лейтенант! Там пацан прибежал! — Неизвестный посыльный метался в темноте, скользя по мокрым камням.

Предположение, что кто-то мог появиться на позициях взвода, было настолько нелепым, что лейтенант Тончев не сразу отреагировал на призыв посыльного. Лишь через долгую секунду до него дошло, что на правом фланге кого-то задержали. Кого? Какого пацана? Откуда пацан мог прийти? По карте, которую хорошо помнил Тончев, ближайший кишлак располагался километрах в пятнадцати к югу.

— Здесь я! — отозвался Захар, давая сигнал посыльному.

— Ефрейтор Покатько задержал местного жителя, товарищ лейтенант, — доложил посыльный из «молодых».

Тончев солдат из последнего пополнения ещё плохо запомнил. Вот и фамилию посыльного он запамятовал.

Чертыхаясь, Захар полез вслед за посыльным. Его вёл не столько командирский долг, сколько простое человеческое любопытство. Мокрое обмундирование липло и неприятно холодило тело, но командир взвода упорно полз по каменной осыпи на правый фланг своего подразделения.

— Сабиров, за мной! — позвал взводный, вспомнив, что разговаривать с местным жителем без переводчика будет проблематично.

К тому времени, как лейтенант добрался до Покатько, его начала бить мелкая, простудная дрожь. Тело дрожало само по себе и не желало останавливаться.

— Ч-чего у т-тебя? — спросил лейтенант, едва ли не ощупью отыскав в темноте Покатько.

— Вот. — Ефрейтор за шкирку поднял с камня пацанёнка лет одиннадцати. — Прибежал в самый ливень. Бормочет что-то по-своему.

Тончев с трудом различал в темноте щупленькую фигурку мальчика.

— Сабиров, сюда! — позвал взводный, слыша, что камни начинают сыпаться в стороне, и переводчик явно сбился с курса.

— Здесь я, товарищ лейтенант, — доложил Сабиров, упёршись в командира, и пожаловался. — Вай, какой дождь. Всемирный потоп прямо.

— Спроси у задержанного кто он и откуда, — нетерпеливо приказал Тончев, пытаясь отжать воду из форменного кепи.

Сабиров немедленно принялся за диалог с мальчиком. Паренёк что-то торопливо залопотал, сбиваясь и глотая слова. Он тоже дрожал от холода.

— Говорит, что он из кишлака, — доложил через несколько минут результаты беседы Сабиров. — Говорит он странно. Я такого наречия здесь ещё не встречал.

— Из какого он кишлака? — не понял взводный. — Обитаемых селений поблизости нет. Уточни — откуда он? Может, паренёк заблудился?

Ещё несколько минут лопотания на незнакомом Захару языке.

— Он говорит, что сюда большая банда идёт. На лошадях. В кишлаке про это ничего не знают. Их надо предупредить.

— В каком кишлаке? — снова развёл руками взводный. — Кого предупредить? Спроси у него, где он бандитов увидел? На какой тропе?

— Он говорит, что бандиты поднимаются по тропе вдоль ущелья, — через минуту сообщил переводчик. — Отсюда эту тропу не видно.

— Чёрт те что! — в сердцах выругался Захар. — Большая банда? Спроси!

— Говорит, что большая. Два раза по десять.

— Он и считать умеет? — не поверил лейтенант.

— Нет, не умеет, — объяснил Сабиров. — Он руки показывает.

Бахром продемонстрировал командиру взвода раскрытые ладони с максимально растопыренными пальцами, в темноте едва не ткнув Захару пальцем в глаз.

— Двадцать всадников это не много, — произнёс Захар, чтобы успокоить себя и солдат. — Нас самих почти два десятка.

— Что будем делать? — поинтересовался Антон Покатько.

Покатько всё ещё держал задержанного мальчика за одежду. Боялся, что тот убежит и скроется в темноте.

— Будем перемещаться, — решил взводный.

Упускать банду ему не хотелось. Натворят где-нибудь дел, объясняйся потом, что не знал про тропу над ущельем. Нет на карте тропы. А пацан есть.

— Собирайтесь все. Живо! Покатько, ты за парня отвечаешь. Пусть при тебе будет. Утром посмотрим — кто и что, и откуда он взялся.

4.

Двухкилометровый переход к ущелью занял несколько часов и изрядно измотал весь отряд. Сначала солдатам пришлось карабкаться по каменной осыпи, где каменное крошево ехало под ногами при малейшем касании. Потом они упёрлись в длинный и вязкий глинистый язык. Напитанный влагой ливня, глинистый оползень неспешно полз с высотки в долину, грозя утянуть в своё липкое русло любого неосторожного путника.

Махарадзе повредил ногу. Сабиров в кровь разбил колено и лицо.

Если бы не мальчишка, они никогда не нашли бы эту треклятую тропу. Захар уже к середине пути проклял всё на свете. Больше всего он хотел повернуть обратно, но к тому времени они уже преодолели глинистый участок. Второй раз мараться лейтенанту не хотелось. К тому же, он не был уверен, что по такой погоде найдёт прежние позиции.

Пацан шёл вперёд, как заведённый. На все вопросы Захара, Сабиров, поворковав несколько секунд с пацанёнком на одном из местных диалектов, неизменно отвечал:

— Он говорит — скорей надо. Очень скорей.

— Куда скорей?! Зачем скорей?!

Изматывающий переход бесил не одного командира взвода. Тем более, что всё действо проходило в полной темноте и под непрекращающимся проливным дождём.

Короткий, резкий вскрик, прозвучавший впереди, заставил Тончева вздрогнуть.

— Что случилось? — обеспокоено спросил лейтенант, продвигаясь ближе к голове остановившейся цепочки солдат.

— Уф-ф! Чуть не грохнулся, товарищ лейтенант, — пожаловался из темноты голос Покатько. — Хорошо — пацан вовремя отдёрнул меня.

— Куда отдёрнул? — не понял Тончев, на всякий случай замирая на месте.

— Пришли мы, товарищ лейтенант, — доложил Покатько. — Прямо перед нами ущелье. Внизу вода шумит. Слышите?

Захар добросовестно прислушался, но не мог понять, где шумит. Может в ущелье вода, а может у него в голове шумит от усталости.

— Развернуться вниз по склону! — распорядился взводный. — Пулемёты на фланги. Боевой порядок прежний.

Не успели занять позиции — справа, где находилась группа Покатько с мальчиком, раздался резкий крик. Смутная тень колыхнулась впереди — тёмная на тёмном фоне.

— Ракету! — Нервы командира взвода были на пределе.

Жёлтая горошина стартовала из-за спины взводного и ровненько, словно по рельсам, заскользила вверх, теряя по дороге искристые крупинки. Взбежав на небо, горошина расцвела ослепительно-ярким цветком, заливая горный склон режущим, иссиня-белым светом.

— Мать-небожительница! — ахнул кто-то за спиной лейтенанта.

Тончеву захотелось пристрелить пацанёнка, втянувшего их в такую кашу. Какие двадцать всадников?! Всего в полусотне шагов вниз по склону скопилось целое войско. Двадцать раз по двадцать. И то мало будет.

Со стороны противника послышались гортанные выкрики. Над ущельем разнёсся надрывный вой. Таким манером местные «бородачи» готовили себя к бою. В этом яростном вое слышался и боевой клич, и вызов к врагам, и презрение к смерти.

Здоровяк Думашев рухнул на камни, пытаясь выдрать из горла стрелу. Бесполезное дело — все наконечники с зубьями. Без помощи медиков стрелу не извлечь.

В темноте, ставшей ещё гуще после погасшей ракеты, засверкали вспышки выстрелов. Характерное шипение и резкий, протяжный треск кремнёвых пищалей заполнили ночь. Вместо пуль горцы часто использовали простые камни. Эти самозваные пули, как жуки-бомбовозы, с низким, лохматым гудением проносились мимо головы Захара. Слева кто-то жалобно вскрикнул.

— Огонь! — очнулся лейтенант. — Огонь, парни! Рахимов, ракету!!!

Сразу две жёлтые горошины торопливо побежали по крутой дуге к звёздам. Их жизнь было короткой, но яркой. В сиянии осветительных зарядов стало видно, как «бородачи» ползут вверх по скользкому склону. Несколько групп, вооружённых длинными, угловатыми ружьями и короткими, тугими луками прикрывали атаку своих подельников.

Как только ракеты осветили склон, взвод Тончева вступил в бой.

Сила оружия и техническое превосходство одних столкнулись с природной яростью и первобытным презрением к смерти у других. Техническое превосходство Тончева и его солдат ничего не решало. Численное превосходство «бородачей» было бесполезно. Две силы схлестнулись на горном склоне в яростном, затяжном бою.

С каждой осветительной ракетой ситуация впереди менялась. Атакующие оказывались то ближе, то дальше. Дважды «бородачи» прорывались на позицию взвода. Клинки и короткие пики приходилось встречать прикладами и ножами.

Потом осветительные ракеты кончились. На горном склоне всё окончательно перемешалось. Боевой клич горцев раздавался со всех сторон. Гранаты рвались прямо на позициях, как последний аргумент и последняя надежда солдат «Засадного» взвода.

Прямо на Захара выскочил огромный «бородач». Толстая поросль на его подбородке грозно топорщилась. С яростным воем «бородач» замахнулся широкой, кривой саблей. Противник раскрылся, и Захар в торопливом выпаде ткнул его отточенным штыком в толстое брюхо. Тяжёлый удар по шлему сбросил лейтенанта Тончева в глубокую яму беспамятства.

5

Захар очнулся оттого, что кто-то тряс его за нагрудную перевязь и тоненько хныкал над ухом.

«Бородачи!».

Лейтенант распахнул глаза, стараясь нашарить рукой автомат.

Над Захаром сидел зарёванный мальчишка. Не местный. Горцев легко отличить по толстым росткам бордовых волос на голове и смуглому, костистому лицу. У мальчика кожа гораздо светлее, волосы густые, с рыжиной и глаза голубые, светлые, почти человеческие.

— Не реви, — тихо попросил мальчика Тончев.

Пацан его, конечно, не понял, но растянул пухлые, алые губы в приветливой улыбке, радостно закивал, бормоча что-то на своём языке.

— Не понимаю я тебя, парень, — тяжко вздохнул Захар.

Лейтенант перекатился на бок и обозрел поле боя. Он потряс головой, зажмурил глаза и снова открыл их, скинул с головы разбитую «сферу».

— Мать-небожительница! Что это значит?

Захару удалось подняться на колени. Весь склон был теперь перед ним, как на ладони. Ни одного убитого «бородача» на склоне не было! Лейтенант подтянул свой автомат. Штык был сломан и испачкан засохшей кровью.

— Не приснилось, — заключил Тончев. — Но почему? Как же так?

Лейтенант с трудом поднялся на ноги и растерянно огляделся. В нескольких шагах от него лежал сержант Думашов. Стройное, мускулистое тело выгнулось дугой. Древко стрелы так и торчит из горла.

Захар сделал несколько неуверенных шагов, опираясь на ствол автомата.

Бахром Сабиров удивлённо взглянул на командира взвода. Вернее, взглянула голова Сабирова, срубленная с плеч чьей-то сильной рукой.

Тело Кости Мулавцева застыло, прислонившись к большому камню. Две короткие пики насквозь пробили грудь солдата.

Сержант Рахимов. Тело разрублено от левого плеча до пояса. Внутренности наружу. Вокруг уже вьются оранжевые мухи.

«Молодой» — череп развален выстрелом из ружья.

Антон Покатько. Артур Церлунас. Вестников. Пачаржян…

— Пацаны! — сквозь крик взводного пробились слёзы обиды и боли. — Есть кто живой?!

Тяжёлый стон был ему ответом. За камнями лейтенант нашёл истекающего кровью Ивана Милевича. Солдат улыбался.

— Держись, Иван. — Командир упал возле солдата на колени, торопливо выковыривая из наплечного кармана медаптечку первой помощи. — У тебя ещё дел столько. Институт, семья, раскопки в селении…

— Нечего копать, товарищ лейтенант, — булькнул пробитыми лёгкими Милевич. — Смотри… Как красиво…

Захар оглянулся через плечо.

— Мать-небожительница!

Аккуратные домики из дикого камня утопали в курчавой зелени раскидистых деревьев. Две высокие, мощные башни, словно часовые, возвышались над селением, сторожа покой его обитателей. Стайка ребятишек перебежала широкую дорогу, рассекавшую село пополам. Один за другим стали пробиваться звуки: звонкие, раскатистые удары металла о металл где-то в мастерской; голос женщины призывный, тягучий; блеяние и свист домашних животных; тонкое дребезжание неведомого музыкального устройства.

— Ты говорил, что их сто лет назад всех убили. Иван? Как же это? — ошарашено взглянул на недоучившегося археолога взводный. — Это мы к ним или они к нам?

— Не важно, товарищ лейтенант, — тихо произнёс солдат. — Главное — они живы. Выходит — и мы не…

Захар Тончев глядел на ожившее через сто лет село и не верил своим глазам. По тропинке от села к нему спешили три смуглых старца с белыми, длинными бородами и белыми платками-накидками на головах.

— Как же так? — горько шептал взводный.

На взгорке дышало жизнью возрождённое село.

У ног лейтенанта остывали тела его солдат.