Одиночество

Моя карьера стремительно пошла под откос после скандального случая на интервью в провинциальном городишке. Ну, бывает, не сдержался, нагрубил, а раструбили-то на всю страну… Поклонники все холоднее стали воспринимать мои выходы на сцену, гонорары упали, а студии звукозаписи принялись одна за другой отказывать в контрактах. Однажды у меня просто сдали нервы. Покончить с собой, пока я окончательно не опустился, тогда казалось лучшим решением.

Дальше… Что же было дальше? Помню, как намыленная удавка затянулась тугим узлом на шее. Помню яркий свет и упавшую табуретку, а затем провал в памяти. Очнулся я на полу в неудобной позе. Тело затекло, а на шее болтался обрывок веревки. Ее вторая часть мирно покачивалась на потолочном крюке, ясно давая понять, что покушение на собственную жизнь прошло неудачно. Выругавшись, я пошел на кухню утолить жажду. Лишь через пять минут и спустя три опорожненных стакана с виски до меня стало доходить, что не все в порядке. Некогда шумный проспект за окном превратился в молчаливую пустыню со множеством стоящих в безлюдной пробке автомобилей и рядами бетонных коробок, когда-то ютивших в своих чревах миллионы столичных обитателей. Не осталось Ни-Ко-Го. Кроме меня любимого, разумеется.

Телевизор зашипел на меня динамиками и показал настроечную таблицу. По радио передавали только помехи. «Ага!» — воскликнул я тогда. — «Значит, электричество все же есть!» Да, электричество было, вода из крана тоже текла. На этом признаки существования разумной жизни на планете заканчивались. Наверное, есть системы, способные функционировать какое-то время и без контроля человека. Сотовая связь входила в их число, но что толку, если звонить все равно некому? Я набрал одного знакомого, затем второго, пятого… Трубку никто не брал. Интернет тоже не работал.

Я спустился на лифте вниз. Естественно, найти никого не удалось. «Что же случилось с людьми?» — спросил я себя. — «Не могли они просто так исчезнуть! Если бы это было какое-то стихийное бедствие, остались бы следы разрушений». Следов разрушений, паники или вмешательства внеземного разума видно не было. Город выглядел так, будто его жители просто побросали все свои вещи, автомобили, дома и ушли в неизвестном направлении. Машины словно замерли в движении. В некоторых из них работали магнитолы, хотя двигатели в каждой были выключены. Дверцы многих были приветливо распахнуты, а ключи торчали в замках зажигания. Поехать куда-то, впрочем, не представлялось возможным: железные кони загромождали все улицы так, что пришлось бы по-очереди отгонять все автомобили, расчищая себе дорогу.

Выход из положения нашелся быстро — велосипеду пробки нипочем. Найденный бесхозный BMX значительно расширил географию моих поисков. Теперь я знал точно: людей в городе нет. Никто не прятался по подвалам или чердакам, не превратился в зомби и не умер от эпидемии. Все просто исчезли. Иногда ради интереса я взламывал запертые квартиры. Везде была одна и та же картина: вещи на месте, а их хозяева отсутствуют. Животные, тем не менее, остались. Несчастных собак, кошек и прочую живность я выпускал на волю. Я решил, что там они сами найдут себе пропитание или в крайнем случае станут кормом для других. Собак, надо сказать, я побаиваюсь, но одна псина неизвестной мне породы с грустными глазами отказалась покидать меня, даже когда я попытался ее отпугнуть. Пришлось взять с собой, поддавшись на жалобное поскуливание. На ошейнике у Джека (как я его назвал) обнаружился медальон с выбитой на нем цифрой сто. С номером квартиры цифра не совпадала, а сам Джек никак не высказался по этому поводу. К тому же мне хватало других проблем, чтобы всерьез задумываться еще и о таких мелочах.

Не было людей и за городом, куда я стал выбираться через какое-то время на подобранном на Северном шоссе джипе. Я объездил все окрестные поселки, города и веси, так и не найдя предмета своих поисков. Поначалу я еще таскал с собой кошелек, а затем просто забыл его в одном магазинчике, куда зашел перекусить продуктами из все еще функционирующего холодильника. Потеря особо не расстроила.

Спустя пару месяцев (точно не знаю, потому что учет дням я не вел) мне надоело бриться. Теперь могу похвастаться окладистой бородой и не менее роскошными усами. Постепенно я привык к факту, что я единственный выживший. Временами, правда, меня терзали тревожные мысли об участи людей, но я старательно от них отмахивался. В конце концов, человечество меня отвергло, почему я должен беспокоиться о его судьбе? Хотя порой я принимался строить версии случившегося, которые сам же и отметал как невероятные. Так, я перебрал варианты с нейтронной бомбой, вторжением инопланетян, черной дырой и параллельным миром. Не придумав ничего путного, я просто стал считать все данностью.

Что действительно стало меня заботить, так это одиночество. Если в самом начале я даже испытывал нечто наподобие радости от отсутствия извечных проблем, связанных с необходимостью общаться с представителями своего вида, то теперь с каждым днем я стал испытывать все большее огорчение от отсутствия возможности поговорить, обменяться свежими новостями, посудачить, посплетничать… Джек, конечно, скрашивал мое существование своей компанией, но нарушал тишину только лаем и иногда рычанием, так что собеседник из него получился никудышный. Постепенно даже самая мысль об отсутствии на планете других людей стала приводить меня в бешенство. В такие моменты я рычал не хуже своей собаки, бросался с кулаками на стены и выл в бессильной ярости. Потом приступы проходили, оставляя жутчайшую мигрень. Никакие таблетки от нее не помогали, и только Джек участливо лизал мне лицо, придавая хоть немного сил, чтобы выдержать очередную волну боли.

Объездив все окрестности, я решил в город не возвращаться. Слишком уж пустынно там было, да и продукты даже в морозилках стали портиться. Мы с Джеком поселились на берегу небольшой речушки в домике на отшибе. Вода в реке оказалась чистой, и я, добыв пару удочек, стал снабжать нас свежей рыбой. Постепенно я даже начал получать удовольствие: жизнь на природе, физические упражнения и общество моего питомца вернули мне душевное равновесие. Я стал дрессировать Джека, и ему это, похоже, нравилось. Здесь я мог представлять себе, что просто скрылся от городского шума, но там, в столице жизнь все еще кипит. Приступы навещали меня все реже…

А потом Джек умер — его задрал медведь. Когда я с ружьем выбежал из дома, было уже поздно. Медведь, сделав свое черное дело, позорно скрылся в лесу, оставив меня в полной прострации у трупа единственного друга. Заряд дроби пролетел мимо бурого мерзавца, не причинив ему никакого вреда. Я рыдал, обхватив разорванное тельце. Что было дальше, помню смутно. Я куда-то бежал, что-то пинал. Под утро вернулся домой, схватил бутылку со спиртным, чего не делал уже давно, и выпил ее залпом из горла. Очнувшись, я сделал так еще раз, и еще раз. Алкоголь не помогал, а только заставлял забыться на короткие промежутки времени.

Вылакав очередную бутылку пойла, я сжал в кулаке серебристый медальон, снятый с ошейника Джека. Потом посмотрел на него и заплакал. Мне стало все равно. Совсем все равно. Так плохо мне не было даже, когда меня первый раз освистали на сцене. Я взял ружье, поднес дулом к подбородку и нажал на курок.

***

— Поздравляю вас, Михаил Афанасьевич! — раздался из динамиков приятный женский голос. — Вы успешно прошли курс терапии.

— Какой еще терапии? — не совсем понимая суть происходящего, ответил я, пытаясь осмотреться. Мое бренное тело чувствовало себя нормально, голова была цела, хотя ей сейчас полагалось быть разнесенной на мелкие кусочки. Я лежал в просторной светлой палате на кушетке. В стену медленно уезжал загадочный механизм, внутри которого я, по всей видимости, только что находился. Потом я вспомнил! Не было, черт подери, никакой вселенской катастрофы! Моя карьера в порядке, завтра уезжать в турне надо. Сюда я просто пришел по настоянию жены, чтобы мы могли наконец завести собаку, которых я панически боюсь. Боялся.

Дверь в палату открылась, впуская очаровательную блондинку в белом халате. Она белозубо улыбнулась и спросила:

— Ну, как вам нравится наша новейшая методика лечения фобий? Готова спорить, что эффект от лечения вы начнете ощущать прямо сейчас.

— А, ну да, припоминаю. Полнота погружения в вымышленный мир, внушение и так далее. Спасибо, доктор. Войди вы на минуту раньше, я бы вас придушил.

— Разумеется! — обезоруживающе блеснула зубами доктор. — Время выхода из транса рассчитано до секунды. Пациент должен прийти в себя, прежде чем его можно считать здоровым.

— Что ж, еще раз благодарю, — сухо сказал я, не испытывая восторга от испытанного наваждения. — Я уже могу идти?

— Конечно! Терапия никак не вредит вашему самочувствию, и действие «Омнигипнозола» уже закончилось. А это наш подарок вам! — проворковала блондинка, пристально глядя на серебристый кусочек металла, который я неосознанно продолжал сжимать в кулаке.

— Что это? — спросил я.

— Этот медальон был вашим проводником в мир грез и одновременно маяком, по которому вы могли выйти. Вы все равно теперь не сможете с ним расстаться добровольно.

Я молча взглянул на металлический кругляш. На нем была выгравирована цифра 100.

— Вы наш сотый клиент! Поздравляю! Медальон инкрустирован серебром. Надеюсь, он будет вам напоминать о нашей клинике, и вы пришлете нам новых клиентов…

Доктор что-то еще восторженно говорила мне вслед про успех терапии, а я уже плелся к выходу, все еще крепко, до боли, стискивая кулак и отчаянно стараясь сдержаться, чтобы ничего никому не сломать.

¹ Идиосинкрази́я (от греч. ίδιος — своеобразный, особый, необычайный и σύνκρασις — смешение), болезненная реакция, возникающая у некоторых людей в ответ на определённые неспецифические (в отличие от аллергии) раздражители.