Без умысла
Настанет время, когда животные и люди начнут понимать друг друга — не благодаря словам конечно, а на подсознательном уровне. Интеллекты человека и зверя сойдутся в неравной схватке не на жизнь, а на смерть. Это будет неспокойное время, так как мало кому понравится, если его в уровне мыслительного процесса обставит какой-нибудь хомяк. Что может быть обиднее для гордости человеческой, если его все будут считать тупым, не способным должным образом мыслить созданием.
Это время пока не настало. Но по сути, многие уже успели обозлиться на братьев наших меньших. Они ведь и порядок соблюдают, и еду грамотнее добывают и вообще им не знакомы чувства ущербности, нужды и депрессии. Избавиться от психологических проблем, пожалуй, самый большой подарок, какой только может желать чувствительная людская натура. Остается только завидовать молча.
И вот чудо приключилось. Разные шиншиллы, волки и бегемоты обрели способность посредством мысли передавать информацию людям. При этом, чем умнее зверюшка тем сильнее потоки мысленных словосочетаний действовали на человека, т.е. повышалась не только внимательность но и восприимчивость к словам собеседника! Благодаря такой силе воздействия «слов» животных можно было многое осмыслить о собственной жизни, взглянуть на неё под другим углом, как бы из другого измерения. Но не всем это нравилось, а многих даже откровенно злило.
Вот уже мы потихоньку сокращаем численность домашних животных и лесных обитателей, а зоопарки закрываем из-за судебных исков о публичных оскорблениях. К примеру, бежит себе кошка по тротуару, и ни с того ни с сего прямо в лицо мимопроходящему нетрезвому гражданину "говорит": "Ну и отброс же ты общества..." Как реагировать на подобное высказывание? Ведь кошка не имеет цели обидеть нарочно — она лишь факт излагает. А кому приятно горькую правду о себе услышать? Не все зверушки, конечно, были способны на высокоинтеллектуальные эпитеты. Точнее, таких было крайне мало, и они как-то неожиданно пропадали, после чего их более никто не видел.
Собственно, уровень ума животных определялся тем, до скольки они могут досчитать. Это на подобие нашего IQ, только гораздо быстрее можно было определить степень развитости оппонента. Откуда взялся данный метод никто не знал, да и он был настолько удобен, что это никого и не интересовало. А считали зверьки не очень хорошо, в основном от одного до восемнадцати и зависело это от их размеров и степени приспособляемости. Правда ходили слухи, что некоторые братья меньшие на глазах у публики считали до пятидесяти и даже восьмидесяти двух! Но доказательств этому не было.
Ещё был один нюанс. Ни одно животное не могло не только досчитать, но и в принципе выговорить или осознать трёхзначную цифру. "Единица и два круга", — говорили они, смотря на цифру сто.
И вот среди этой массовой скрытой войны в одном маленьком городишке завёлся настоящий уникум-маньяк. Это был зверь, и он умел считать до ста! Все его многочисленные жертвы либо оказывались в психушке, либо кончали с собой той же ночью. Никто не оказывал сопротивления, лишь смирение в глазах и засохшие слёзы на щеках. Следствие знает только о том, что убийца зверь, что он пушистый, и что он холодным сухим голосом доносит до слушателя своё видение мироустройства, при этом хвастаясь тем, что умеет считать до ста! Зачем он это делает — не понятно (может издевается или наслаждается процессом). О его размерах так же ничего неизвестно, так как "нападает" он в темноте. Все эти сведения были получены от одной случайно спасшейся женщины, успевшей дать немного осмысленной информации перед тем как окончательно загреметь в сумасшедший дом. Есть даже несколько свидетелей, но все ими изложенные показания не особо ценны для следствия.
Дело вёл самый проницательный инспектор города. Он скрупулёзно проверял все факты, сопоставлял, умозаключал и всеми силами докапывался до сути. С каждым новым преступлением он всё ближе подбирался к злодею и всё больше поражался отсутствию мотивации к преступлениям. Зверь просто провоцировал на суицид кого попало, и будто с разочарованием смотрел на несчастную жертву, и всё холодно приговаривал: "Сто, сто..."
Расследование продвигалось медленно, но верно. Всё-таки маньяк не ставил себе цель, во что бы то ни стало запутать следствие. Он просто убивал и шёл по своим делам. Конечно, такая стратегия не могла оставаться безнаказанной. Были проведены несколько полицейских рейдов по звериным притонам, отловлено бесчисленное количество собак, кошек, морских свинок, крыс, мышей и других городских тварей... И казалось, вот-вот преступник будет найден и ему воздастся по заслугам. Но по невероятному стечению обстоятельств, всё было безрезультатно. Каждую ночь кто-нибудь сходил с ума.
И тогда инспектор решил сам встретиться со злодеем. Руководствуясь своей дедукцией, он попытался предположить место его появления и стал наведываться туда ночь за ночью. Естественно это было рискованно, ведь зверь очень искусно играл на самых скрытых струнках человеческой души и при этом обладал недюжинным интеллектом. Инспектор был уверен в себе. У него, как и у всех, тоже были проблемы житейского плана, некоторое недовольство жизнью и несбывшиеся мечты, но он точно знал, что всё это не настолько серьезно, чтобы из-за этого он мог бы покончить с собой. Он вообще старался всё воспринимать с оптимизмом. Даже прогуливаясь во мраке в полном одиночестве он отгонял плохие мысли прочь, заполняя сознание размышлениями о нынешних делах или приятными воспоминаниями.
И вот в одном из таких рейдов его размышления о домашних делах прервал тот самый холодный сухой голос.
— Не подскажите ли сколько времени, милостивый государь?
Инспектор мысленно готовился к этой встрече много раз, прокручивал все возможные варианты развития событий, а так же что и как будет говорить. Но все его приготовления пошли насмарку в один миг. Во-первых, голос был действительно жуткий, а во-вторых, было совершенно не понятно, откуда он доносится и на каком расстоянии его обладатель находится. Только и оставалось боязливо осматриваться, вглядываясь в темноту.
— Без десяти двенадцать, — дрожащим голосом произнёс инспектор.
— Я интересуюсь у тебя о том, сколько ты себе времени отмерил.
Неожиданно закружилась голова, и тело стало вдруг таким нестерпимо тяжёлым и всей своей массой потянуло вниз, чтобы там расплющиться в блин. Через мгновение инспектор понял, что он уже на коленях с жутким головокружением и весь в слезах пытается сказать хоть слово, но понимает, что только открывает рот, не издавая ни звука. Испытывал он только невыразимый ужас. Страх только усиливался после каждого слова, сказанного злобным существом.
— Сегодня был поганый денёк скажу я вам. Его можно сравнить с колесом, неистово катящимся с горы в пропасть. Это колесо надеется свалиться на бок и полежать хоть немного, перед тем как медленно сползти вниз. Я же спросил у вас о времени, так как мне осталось мгновение. Понадеялся, так сказать, на внятное разъяснение о том, как отмерять свой срок. Ведь я желал бы как вы, радоваться своей судьбе, невзирая на обстоятельства. У людей ведь даже поговорка есть. Вроде там сказано, мол, всё сто не делается, к лутсему...
Инспектора будто ледяной водой окатили.
— Сто с вами? Вам плохо? Сто такое? — скороговоркой проговорил зверь, как оказалось, только что заметивший силуэт собеседника.
Инспектор резко почувствовал прилив сил.
— До скольки ты считаешь?! — спросил он тут же.
— Я не умею. А сто?