Три шкатулки Императора

Ван-Гун, Небесный Император

***

Первые капли дождя ударили, упруго отскакивая от рассохшейся почвы, словно Мать-Земля не могла поверить, что небесная влага, наконец, коснулась ее потрескавшихся губ. Жители столицы и окрестных деревень радовались как дети дождю, напоминавшему натянутые от неба до земли струны великой Небесной Цитры.

Дождь усиливался. Словно жемчужины, просыпавшиеся на черное зеркало, водяные капли разбили гладь прудов Чэнь-Э. Жители Минтана, Дворца Чисел, торопились укрыться во внутренних покоях, куда не добирался холодный ветер. В тронном зале, за многоцветными стрельчатыми окнами, кутался в теплый плащ наместник Вечной Империи, господин Тяньшу. Он сидел на троне из лунного камня, украшенного изображениями хризантем и цветущей вишни, но рядом стоял трон еще более величественный и прекрасный, сделанный из нефрита и покрытый резьбой в виде лотосов. Это царственное сиденье было не занято.

Нефритовый трон пустовал сто лет без ста дней.

Водяные часы напоминали об этом господину Тяньшу, и мерный стук капель он различал даже сквозь шум дождя и грохот грома. Последние капли из громадных часов вытекут со дня на день, и тогда вернется Ван-Гун. Вынесут из зала кресло лунного камня, и отправится домой седой старик Тяньшу доживать свои дни. Ибо сто лет правил Тяньшу Вечной Империей — сто лет без ста дней, — не старея до тех пор, пока не взглянет в лицо вернувшемуся Ван-Гуну.

Потому что Небесный Император, отправляясь в свое великое северное путешествие, обещал ста мастерам, что они не умрут до его возвращения: так эти сто человек стали долгоживущими, — но не бессмертными.

***

Обитатели деревушки Ли укрывались в своих домах от дождя, только старик Хэй с внуком сидели у входа, наблюдая за игрой струй. Поэтому только они заметили Ван-Гуна, появившегося на дороге из северного тумана. Камзол Императора был желтым, а плащ — небесно-голубым; опирался он на черный деревянный посох.

— Узнал ли ты меня, мастер Хэй? — спросил Ван-Гун.

— Да, и не мог не узнать вас, о Небесный Император, — ответил старый Хэй и пригласил Ван-Гуна зайти и разделить кров и еду с обитателями этого дома.

Пока сын и дочь старого Хэя накрывали на стол, Ван-Гун спросил:

— Скажи мне, мастер Хэй, что такое — течет, и струится, и все делает ясным, хотя само не имеет формы и собою все скрывает?

— Я знаю, это — дождь! — крикнул маленький Хэй.

— Не мешай беседе старших, — сказал ему дед, — О, Император, я думаю, это — свет.

— И свет, и дождь, — кивнул Ван-Гун, — Ибо это светлые слезы, облегчающие душу, слезы скорби и радости, дарующие покой душам.

— Пусть сегодня не будет скорби! Радость, только радость! — попросил маленький Хэй.

— Если сегодня будет только радость, то что убережет вас от того, чтобы через семь недель была только скорбь? — спросил Небесный владыка.

— Пусть; в день вашей встречи, о Император, не должно быть никаких горестных разговоров, — ответил старый Хэй.

— Пусть так, — сказал Ван-Гун. — Тогда будет музыка!

Ван-Гун взмахнул рукой, и полилась мелодия такая спокойная и радостная, какой никто из обитателей Ли никогда не слышал. Казалось, тысячи флейт играют ее, и резонатором их служит все неизмеримое пространство между небом и землей.

— Когда музыка играет, ноги начинают притоптывать и ладоши хлопать в такт, неудержимо, но и свободно, словно сами собой, не правда ли? — сказал Ван-Гун. — Такова суть правления государством.

Семья разделила с Небесным Императором скромный обед, и он еще долго разглядывал удивительной красоты деревянные тарелки, которые вырезал старый мастер Хэй.

***

Господин Тяньшу закашлялся, когда в нос ему полез плотный сиреневатый дым, поднимающийся от жженой кости. С раздражением наместник отбросил в угол раскаленное бронзовое копье с деревянной ручкой, — инструмент столь древний, что только Ван-Гун, наверное, помнил времена его создания. Узоры, выжигаемые бронзовым копьем на костях животных, были исконным средством гадания, но сегодня Тяньшу ничего не мог разобрать в хаотичных линиях.

— Ван-Гун учил меня гадать, но сам никогда этим не занимался, — с раздражением сказал наместник. — Почему я не могу повторить то же самое без него?

— Возможно, — осторожно начал собеседник господина Тяньшу, — у Ван-Гуна была сила, которая заставляла древние способы гадания работать? Может быть, без поддержки его могущества подобные методы недейственны?

— Наместник я или не наместник?

— Наместник, конечно. Но сила всегда была только у Ван-Гуна.

Господин Тяньшу устало застонал, и господин И взглянул на своего чиновного собеседника с сочувствием. Сам господин И был придворным алхимиком, и его искусство — в отличие от гадательной силы наместника, — никогда не давало сбоев.

Именно поэтому, наверное, много лет назад господин Тяньшу вызвал придворного алхимика и сказал так:

— Любезный друг мой господин И! Чтобы помочь вам в тех исследованиях, которые вы ведете, вручаю вам ключ от шкафа с работами Ван-Гуна. К чему этим трактатам пылиться и лежать под спудом? Прочтите их и покажите мне результат. Пусть мир увидит самое замечательное из открытий Ван-Гуна — эликсир бессмертия!

Так они начали работать вместе.

«Почему, проклятье, ну почему я согласился? — терзался господин И. — Нам было обещано долголетие, почему же я покусился на бессмертие?»

О, алхимик прекрасно знал, почему. Потому что ветер режет скалы, и ливни точат камень, но никому из них не дана власть и сила, которые имеет жена над своим мужем.

— Хорошо жить молодыми и здоровыми сто лет, очень хорошо. Но еще лучше жить так вечно. Сделай же что-нибудь! Сделай же! — так говорила красавица Ди своему мужу, господину И.

Долго отказывался даже думать об этом придворный алхимик, а потом решил, не стоит ли чисто умозрительно рассмотреть вопрос о бессмертии?...

В зал вошел Чакс, еще один из мастеров, кому был обещан дар долголетия. Ахимик тревожно взглянул на Тяньшу, заприметив странно сияющие глаза главы дворцовой стражи. Мастер Боя поклонился и доложил:

— Небесный Император Ван-Гун прибыл в Минтан, и ожидает встречи с наместником Тяньшу.

— Спасибо, Чакс, я сейчас буду, — величественно сказал Тяньшу.

Дождавшись ухода Мастера Боя, он повернулся к алхимику и молча протянул связку ключей.

***

Тяньшу вошел в тронный зал под звон серебряных трубочек, чьи мелодичные переливы возвещали возвращение Ван-Гуна. Он не слышал этих чарующих звуков уже почти сто лет.

Император сидел на нефритовом троне так, как будто никуда и не уходил. Место Тяньшу из лунного камня и водяные часы бесследно исчезли. Наместник поприветствовал Императора, поклонился и начал подробный отчет о произошедшем в Вечной Империи.

— Я вижу, вы сменили тарелки с деревянных на золотые, — неожиданно сказал Император. — Я заказал мастеру Хэю новую резную посуду. Она более красива, не правда ли?

— Мой Император, — Тяньшу поклонился. — Мы ждали вас лишь через несколько месяцев и не успели подготовиться.

— Водяные часы отмеряли начало нового века, наместник, — напомнил Император. — Я же обещал вернуться еще до того. Неужели ты забыл?

Тяньшу молча поклонился.

— Что ж, в таком случае, позволь мне дать тебе новое имя, — сказал Ван-Гун. — Нарекаю тебя Чи-Ю, Дух Беспокойства.

***

Пока Тяньшу разговаривал с нежданно-негаданно вернувшимся Ван-Гуном, алхимик в страшной спешке метался по личным покоям владыки Империи, — бестолково размахивающий руками, он напоминал скорпиона в огненном кольце. Личные покои были местом неприкосновенным, единственным во всей Вечной Империи, куда господину Тяньшу Ван-Гун не разрешил заходить, оставляя его наместником.

Но и наместник, и придворный алхимик давно уже нарушали этот запрет. Комнаты Ван-Гуна охранялись только честным словом — Император не только не ставил защитных заклятий, он даже не запирал двери на ключ. Поскольку в шкафу с книгами Ван-Гуна работы, посвященной эликсиру бессмертия, не нашлось, Тяньшу провел личный досмотр вещей Ван-Гуна. И обнаружил, во-первых, маленькую запертую коробочку черного дерева, покрытую узорами из драконов, а во-вторых, единственный во всей комнате ключ, — крохотное выточенное из алмаза произведение искусства.

Ключ подошел, и Тяньшу, содрогаясь от ставшего явью предательства, извлек спрятанные с такой доверчивостью свитки. Господин И изучил трактат, и пришел к выводу, что в состав эликсира входит сто компонент, и девяносто девять из них упомянуты в свитках. Сотый элемент состава Ван-Гун скрыл. Алхимик провел довольно много времени и сварил несколько бочек заготовки — золотистой жидкости, которой не хватало только лишь одной вещи, чтобы стать эликсиром бессмертия. Но все последующие многолетние опыты ни на шаг не приблизили алхимика к нужной формуле. Последним, отчаянным средством было предложенное Тяньшу гадание, которое тоже оказалось безуспешным: наместник так и не увидел в рисунках на обгорелой кости ответа на вопрос «Как получить эликсир бессмертия?».

Теперь все следовало положить на место. Ключ и коробочку алхимик заменил искусно сделанными копиями, не содержащими отпечатков пальцев: со шкатулки их еще можно было попробовать стереть, но с алмаза — практически безнадежно.

Сделав все возможное в комнате Ван-Гуна, алхимик стрелой вылетел из дворца. Он пробежал мимо прудов Чэнь-Э, мимоходом задумавшись, как такими четкими получаются отражения в этой черной воде? Потому-то все придворные Минтана, начиная с Тяньшу, столь любили разглядывать гладь пруда — в ясную погоду, конечно, а не в такой дождь, как сейчас.

Господин И спешил домой. Скорее, мимо почтительных немногословных слуг, мимо комнат красавицы-жены, в лабораторию. Здесь он остановился, тяжело дыша. Алхимик извлек прозрачную настойку и начал закапывать жгучую жидкость себе в глаза, чуть вздрагивая от пронзающей лицо боли. Сегодня будет хуже, чем обычно.

Зелье слепоты, ведьмин отвар, немного измененный искусством алхимика — это демоническое средство должно было спасти господина И от смерти. Ведь Ван-Гун обещал, что никто из мастеров не умрет, пока не увидит его. Если господин И никогда не увидит Ван-Гуна, он никогда и не умрет. Слепота — небольшая плата за вечную жизнь, тем более если им с Тяньшу все же суждено будет найти эликсир бессмертия, зрение будет возвращено.

Алхимик и раньше уже использовал разбавленное зелье, чтобы привыкнуть быть слепцом. Но сегодня ему потребуется неразведенное снадобье. Цветастая фигура Императора на троне вспоминалась господину И, четко очерченная, словно резцом воли выточенная из яшмового куска разума. И алхимик, преодолевая боль, раскрыл глаза навстречу еще нескольким каплям ведьминого средства.

Закончив с этим, он встал в дверях комнаты Ди. Последнее, что видел господин И, было лицо жены, мрачное и встревоженное. А затем тьма сомкнулась над ним, словно черные воды Чэнь-Э.

***

Посыльный Императора прибыл в дом придворного алхимика с сообщением о срочном вызове через несколько минут после того, как господин И закончил рассказывать жене о случившемся сегодня.

Итак, через полчаса господин И уверенно вошел в тронный зал Минтана и поклонился.

— Приветствую вас, о мой Император, — торжественно сказал слепой алхимик.

— Здравствуй, мастер И, — негромко ответил Ван-Гун. — Посмотри на это и скажи мне, что ты видишь?

— С позволения моего Императора, — ответил алхимик и подошел ближе к трону. Его рук неожиданно коснулось что-то твердое. Ощупав предмет, он убедился, что перед ним шкатулка.

— Шкатулка, мой Император, — сообщил алхимик.

— Как тебе кажется, это работа древних мастеров или современная подделка?

— Думаю, это работа древних мастеров, — сказал господин И, но сердце его забилось сильнее. — Чтобы сказать точно, мне нужно провести ряд опытов.

— Это ни к чему, — сухо ответил Ван-Гун. — Достаточно твоего первого мнения, чтобы рассеять все сомнения.

Алхимик поклонился, и после всех положенных церемоний прощания покинул тронный зал. Затем он поспешил в комнату Чи-Ю.

— Как все прошло? — спросил бывший наместник.

— Он ни о чем не догадался, кажется, — сказал алхимик. — Как бумаги?

— Все готово, — ответил Чи-Ю. — Вот пропуск, вот эти бумаги разрешат тебе собрать отряд, вот разрешение на проезд. С конной сотней можете выезжать в Западный край хоть завтра.

— Мне понадобится три дня на сборы.

— Хорошо.

— А потом не забудь сообщить Ван-Гуну о моей смерти.

— Все, как договаривались. А ты не забудь взять у Матушки Металла Си-ван-му рецепт эликсира бессмертия.

— Если она знает.

— Да, если знает. Но я не думаю, что имперская канцелярия ошиблась. Было три шкатулки с секретом эликсира. Одна у Императора, одна у Си-ван-му, в ее закатном краю бессмертия, и одна утеряна.

— И если она даст.

— Надеюсь. Во всяком случае, раньше ее устраивали наши жертвы.

Они распрощались.

В тронном зале шкатулка в руках Императора вспыхнула бледным огнем. Он не отпускал ее, пока пламя не уничтожило подделку целиком.

***

Казалось, сама земля истончается у западного края мира, будто Мировой Океан и Вечное Небо столь жадно стремились встретиться, что пытались пробить круг Матери-Земли. Болота, поросшие чахлыми кустиками, сменялись пустынями, ощетинившимися злобными колючками. Соленая вода этих пустынных растений — словно кровь, впитавшейся в старые воинские пики, думал господин И. Разум его бился лениво и неохотно за решетками вечного мрака, но чувства обострялись с каждой неделей.

Алхимик первыми почувствовал их приближение. Звери.

Шаги отдавались в земле, необычайно ритмичные, и в этом мерном пульсе слепец ощущал ту ясность целеполагания, которая и отличает животных, мирных обитателей природы, от людей, мятущихся хранителей разума. Едва господин И объявил тревогу, как стражи засуетились, заметались, послышались крики и нервный хохот.

Лошадей с двумя стражами отправили немного назад — иначе бы они разбежались. Люди обнажили мечи, встав кольцом вокруг алхимика, который скорчился у кострища, сжимая в руке свои порошки.

Тигры, подумал господин И, услышав утробное урчание. Конечно, это были тигры, верные хранители Си-ван-му. Никого из чужаков не пропустили бы они без приказа владычицы Запада... ну, или самого Ван-Гуна. Бумаги, подписанные Тяньшу, были бессильны остановить кровожадных посланцев Матушки Металла — только живые слова власти сгодились бы: слова, которые были у Императора, но не у его наместника.

Звери атаковали колючий клубок вооруженной плоти, и алхимик нахмурился, узнав запах: Си-ван-му подарила своим охранникам зубы из булата!

Господин И вдруг вспомнил о коте Ми, который жил у них дома, когда И был еще совсем маленьким. Кот этот был ворюга, и стоило застать Ми на кухне, как он тут же убегал, сжимая в зубах драгоценную добычу со стола. Но когда отец И громко и отчетливо произносил: «Ну все, Ми, ты теперь не убежишь», кот тут же терял волю к сопротивлению, замирая, словно парализованный, и отец действительно его легко ловил.

Теперь, казалось, род кошачьих решил отомстить роду двуногих. Люди становились вялыми, услышав монотонную речь старухи-смерти: «Не убежишь, не убежишь» — метались, делали глупости, а тигры давили — строго и неотвратимо.

«Что же, — подумал господин И, — пусть эти твари тоже всей кожей ощутят, как истаивает их бытие!». Алхимик резко выпрямился, осыпав ближайшую пару тигров мгновенно вспыхнувшим порошком.

Слепец скользил между сражающимися, неуловимый, как призрак, поражая противников с диким хохотом демона нижнего мира, почти неслышимым в грохоте взрывов и завывании горящих животных.

Когда бой закончился, от отряда осталось не более четверти, и из всех людей только господин И не получил ни царапины. Почти звериная реакция и чуткость оказались в этих диких краях лучшим подспорьем, чем человеческий здравый смысл. С некоторым удивлением алхимик признался себе, что не хочет снова прозреть.

Они снова двигались на запад. Вечером следующего дня спутники сообщили господину И, что впереди заблистали, разгоняя туман, пики Металлических Гор владычицы Си-ван-му. Алхимик только усмехнулся — еще в полдень он почувствовал кислый запах гостиных палат Матушки Металла.

***

На пятидесятый день после возвращения Ван-Гуна умер старый Хэй. Император приказал его внуку явиться во дворец для, как он выразился, посвящения.

— Похоже, мы будем продолжать есть из деревянной посуды, — рассуждал Чи-Ю, и многие придворные огорченно кивали в знак согласия.

Так у бывшего наместника возникло желание силой вырвать у Ван-Гуна секрет бессмертия. Он плел сети заговора, и сзывал своих самых верных слуг — обезьян, — чтобы они были вблизи столицы. Дело в том, что некогда Тяньшу был королем обезьян, и надеялся, что они и теперь смогут помочь ему.

О своих приготовлениях Чи-Ю рассказал только госпоже Ди.

***

Странный шелест впереди выводил алхимика из себя в течение нескольких часов, пока изумленные вскрики спутников не подсказали ему, что они достигли источника загадочного звука.

— Это река, — сообщил один из бойцов с недоумением, — Вода совсем черная и очень стремительная, словно мы в горах.

— Думаю, это река Жошуй, — тихо сказал господин И. — Звук течения слишком своеобразный, чтобы это был простой ручеек. Если это Жошуй, то по другую сторону уже начинаются владения Си-ван-му. И я бы не советовал вам пытаться пересечь эту реку вплавь.

Последовавший за этим опыт подтвердил слова алхимика: в странных черных водах мгновенно тонули не только сухие листья, но даже птичий пух.

— Должно быть, немало идиотов утонуло здесь в попытках пересечь Жошуй на плоте, — с каким-то мстительным удовлетворением заметил алхимик. — Древние герои таскали с собою целые мосты. Мы поступим иначе. Есть одна вещь, которая легче любой воды.

— Воздух, — крикнул кто-то из спутников господина И.

— Хорошо, две вещи, — поправился алхимик. — Еще лед. Смотрите.

Он раскрыл сумку и щедро рассыпал по поверхности воды серебристый порошок. Алхимик не мог видеть происходящего, но он слышал шорох и хруст, которые непреложно свидетельствовали, что вода застывает.

Вскоре перед восхищенными спутниками господина И предстал белоснежный путь на тот берег. Они проследовали по нему, но внезапно под последним всадником лед проломился. Каким-то чудом ему удалось выбраться. Обернувшись на застывающую воду, незадачливый всадник увидел, что лед замерз, отчетливо вычертив ряд иероглифов.

«Действует только по слову и желанию Ван-Гуна».

Вздрогнув от внезапно пробравшего его холода, воин поспешил за ушедшим вперед отрядом.

Вечером того же дня, проехав по лабиринту ущелий в мертвенно-тускло мерцающих Металлических Горах, путники предстали перед домом владычицы Си-ван-му: напоминающим органные трубы изящным сплетением беломраморных башен. Здесь они наконец встретили первых людей: закутанные в тигриные шкуры бледные слуги Матушки Металла строго сообщили, что господин И может пройти, а всем остальным придется подождать снаружи.

Слепой алхимик не мог видеть радужно переливающегося тумана в палатах повелительницы запада. И саму Матушку Металла он не увидел тоже, и не почувствовал: на сапфировом троне в глубине пещеры сидела она, словно завернутая в листовое серебро статуя, так что господин И не ощущал ни дыхания ее, ни сердцебиения. Си-ван-му, царица бессмертия, была принявшим плоть духом, чистым созданием магии.

Только торжественный звук грохочущих барабанов, напоминавший звон льда, подсказал алхимику, что Си-ван-му здесь. Он тут же простерся ниц.

— О владычица Си-ван-му, царящая над смертью и бессмертием! Я, ничтожный И, принес тебе в жертву души. Они ждут снаружи дворца.

— Ты говоришь о своих спутниках, И? — спросила Матушка Металла голосом, похожим на тигриный рев.

— Они были моими спутниками, — сказал И, — Но наш общий путь кончился здесь. Теперь это жертвы тебе.

— Что же ты хочешь от меня, дитя жизни? — рокочуще спросила Си-ван-му, и сияющие очи ее в упор посмотрели в незрячие глаза алхимика.

— Состав эликсира бессмертия, — господин И снова упал на колени. — Ван-Гун посылал вам копию, как мне стало известно. Могу я узнать сотый элемент эликсира?

— Это слишком ужасно и слишком священно для меня, мои уста не выговорят подобного, — ответила Матушка Металла. — Принесите шкатулку!

Ледяные барабаны зазвенели сильнее, а затем Си-ван-му почти прошептала:

— Вот шкатулка, в которой скрыт рецепт эликсира. Возьми ее и ступай. Ключа у меня нет.

— О, Матушка Металла, я слеп и не смогу прочесть скрытого в шкатулке! — ответил алхимик, и лицо его болезненно дернулось, когда он коснулся холодного серебра.

— Что же, — прозвучал бесплотный голос Си-ван-му, — Тогда тебе придется вернуться в земли живых, чтобы кто-то прочел тебе состав. Но не так просто это будет сделать в одиночку, И. Чтобы помочь тебе, я вручу еще один дар. До тех пор, пока ты не доберешься до дома, я сделаю тебя бесплотным неуязвимым призраком. Согласен?

Алхимик поклонился и почувствовал, как тело становится легким и каким-то рассыпчатым. Шкатулку он теперь удерживал с некоторым трудом, она едва не проваливалась сквозь ладони.

— Убирайся, — пророкотала Матушка Металла. — Удачи желать не буду.

Господин И снова поклонился и опрометью выбежал прочь.

Путь в призрачном облике оказался очень легким. Не чувствуя ни усталости, ни боли, ни голода, алхимик через сорок с небольшим дней добрался до родного дома.

Был уже поздний вечер, но госпоже Ди не спалось. Когда она увидела, как призрак ее мужа скользит по саду, она сразу поняла, что он потерпел неудачу в западном краю. Взяв глиняный сосуд с желудочными камнями быков, госпожа Ди притаилась около двери, через которую просочился призрак, а затем нанесла удар.

Придворный алхимик рухнул от неожиданной боли, глаза его застилала кровь. Удар повредил его голову, но каким-то странным образом И прозрел. Перед смертью он протянул жене серебряную коробочку и с ужасом увидел, что на ее крышке изображен Император. Портрет Ван-Гуна стал последним, что видел И в земной жизни.

Всю ночь госпожа Ди проплакала, а утром велела позвать могильщиков и господина Чи-Ю. Пока одетые в черное служители кладбища занимались телом алхимика, Чи-Ю и госпожа Ди алмазным ключом открыли шкатулку Си-ван-му.

Им быстро удалось найти упоминание недостающего компонента эликсира, и когда это случилось, госпожа Ди вскрикнула, а Чи-Ю сказал:

— Нет, не зря я готовился к мятежу. Теперь самое время.

Сотым элементом эликсира бессмертия было сердце Ван-Гуна.

***

— Здравствуй, юный мастер Хэй, — сказал Император.

— Я пришел, чтобы обвинить тебя, Ван-Гун! — закричал маленький Хэй.

— Если я сделал что-то дурное, скажи, что именно, а если нет, то что ты кричишь на меня?— спросил Император.

— Из-за тебя умер мой дедушка! Ты мог бы продлить его жизнь и дальше! Разве у тебя не было такой силы?

— У меня есть сила на все, что я пожелаю, юный мастер Хэй, — ответил Император. — Но мои повеления непреклонны. Слова власти продлили жизнь твоего деда, он прожил очень долгую жизнь. Но век кончился, дороги замкнулись в круги, и настало время для новых песен и новых мастеров. Ты бы сам не смог учиться дальше, если бы твой дед не пополнил число духов-предков.

— Тебе хорошо говорить! — закричал Хэй, — А у тебя умирал дедушка?

— Твой дедушка — мой дедушка, потому что твоя боль — моя боль. Я вижу судьбы всех людей, и во мне скорбь всего человечества. Я — единственный человек в круговороте эпох, и царство мое будет стоять бесконечно во веки веков. И также бесконечна моя грусть, но ей не поколебать блаженства. Дитя, ты не поверишь мне, пока не увидишь мое сердце?

— Да, — сказал Хэй, смущенный такой речью, но все еще не желающий отступать.

— Тогда укройся за завесой, потому что сюда идут, — просто сказал Император.

Через мгновение в зал ввалилась толпа кричащих придворных и Чи-Ю в окружении верных обезьян.

— Здравствуйте, господа придворные, здравствуй, господин Чи-Ю, — сказал Император.

— Я пришел, чтобы обвинить тебя, Ван-Гун! — закричал Чи-Ю.

— Если я сделал что-то дурное, скажи, что именно, а если нет, то что ты кричишь на меня?— спросил Император.

— Раньше мы ели из золотой посуды, а теперь из деревянных плошек! Раньше мы если острую еду, а теперь пресную! Раньше у нас были игры, а теперь только бесконечные церемонии! Раньше у нас была власть, а теперь только право давать советы!

И придворные зашумели, а обезьяны завопили.

— Такова жизнь нового века, в котором изначально не будет ни избытка, ни недостатка. В этом суть гармонии. Если вы не примете это, вы не найдете себе места в столетии, которое скоро начнется, — ответил Император.

Люди покраснели, а лица обезьян стали пунцовыми.

— Не все всегда будет, как ты хочешь! Твое время тоже прошло, Ван-Гун! — воскликнул Чи-Ю и бросился на Императора с копьем.

Император не стал сопротивляться. Копье раскроило его от одного плеча до другого, а потом от шеи до живота, и Чи-Ю закричал от радости.

— Госпожа Ди, несите эликсир! — воскликнул он.

Женщина подала ему пиалу, в которой была смесь, приготовленная ее мужем. Чи-Ю вырвал сердце Ван-Гуна из его груди, из места, где пересеклись две раны, оставленные копьем, и кинул сердце в пиалу. Золотая жидкость там стала прозрачной, и Чи-Ю сказал, задумавшись:

— Надо же, я вижу свое отражение.

Придворные зашумели и закричали, потому что кровь из тела Ван-Гуна текла потоками. Тогда бывший некогда наместником приказал своим обезьянам:

— Убейте этих!

Раздались крики и начался бой между придворными и обезьянами. Вскоре битва переместилась в нижние этажи Минтана.

— Дайте пиалу, — произнес Чи-Ю. — Мне надо кое в чем разобраться.

— Эликсир мой — и мое бессмертие! — ответила ему госпожа Ди.

— А копье для гадания — мое, и это твоя смерть, — вздохнул Чи-Ю, и проткнул тело госпожи Ди насквозь бронзовым копьем. При этом он поскользнулся в крови Ван-Гуна и сам упал на рукоять копья, сломав и его, и собственную спину.

Госпожа Ди, умирая, взмахнула руками, и пиала, выскользнув, описала полукруг, упав прямо на ладони спрятавшегося за занавеской маленького Хэя. Мальчик слышал предсмертные слова госпожи Ди и понял, что перед ним эликсир бессмертия. Он заглянул в пиалу и увидел в ней сердце Ван-Гуна; когда Хэй пригляделся, ему показалось, что сердце бьется.

***

Мальчик протянул руку и вынул сердце из воды: оно казалось мягким и сделанным из шелка, и, словно подушечку для иголок, его пронзала золотая булавка. Два иероглифа звездным светом сияли надписью на сердце: «Я есть». На кончике булавки тоже был иероглиф, солнечно сияющий знак: «Человек».

Хэй вспомнил слова Императора: «Дитя, ты не поверишь мне, пока не увидишь мое сердце?», и заплакал. Он подумал о том, что эликсир бессмертия мог бы помочь дедушке. Потом Хэй взял сердце Ван-Гуна, вложил в его изуродованную грудь, и полил раны эликсиром бессмертия.

Увидев, что Император глубоко вздохнул, приходя в себя, Хэй резко развернулся, бросив пиалу на пол. Осколки зазвенели. Мальчик бросился бежать. Уже у выхода из тронного зала он услышал дикие крики продолжающих сражение обезьян и людей, и в поисках чего-то годного для боя схватил стоявшую в Углу Гаданий массивную кость — ту самую, на которой некогда безуспешно пробовал гадать господин Тяньшу.

Вряд ли кость была таким уж хорошим оружием, но к счастью, Хэю не пришлось это проверять. Незамеченным он выбрался из Минтана и, остановившись у черных прудов Чэнь-Э, зарыдал. Слишком много накопилось у него в душе: Император; смерть дедушки; элексир бессмертия в руках; дрожащее в руках сердце, пронзенное булавкой; дикая злоба Чи-Ю — все это давило на него с силой каменной горы и выжимало слезы. И с каждой секундой чувства уходили, в душе оставался только чистый, подобный горному хрусталю, покой.

Юный Хэй поднял голову и вздрогнул от изумления — его слезинки, касаясь черной воды Чэнь-Э, наполнялись золотым сиянием, и собирались вокруг находящегося на дне грота. Золотые капельки, словно искорки костра в ночи, окружали шкатулку из лунного камня. Странное ощущение, что шкатулка предназначена ему, захватило юношу. Он скинул одежду, набрал воздуха в легкие и нырнул.

Вода подхватила его, словно мягкие и нежные руки. Несколько секунд спустя Хэй уже был у грота... вот его рука обхватила шкатулку... вот он уже поднимается к свету дня. Юноше казалось, что под водой он стал видеть четче, чем на воздухе: он как наяву видел, как в тронном зале встает Император, безмятежно-спокойный, как всегда. Вот Император взмахивает рукой, и в Минтане воцаряется порядок. Тела Ди и Чи-Ю исчезают, остается только бронзовый наконечник копья да алмазный ключик, выпавший из кармана госпожи Ди и откатившийся к самым ногам Ван-Гуна. Император поднимает ключ и подходит к окну...

Тут Хэй наконец выплыл на поверхность, сделав глубокий вдох. Вскоре юноша уже одевался на берегу. На глаза ему попала взятая в тронном зале кость, и Хэю вдруг показалось, что выжженные на ней знаки имеют смысл. Он пригляделся. Ну, точно!

«В трех шкатулках записан состав эликсира бессмертия Ван-Гуна. Но тот, что скрыт в глубинах прудов Чэнь-Э, отличается от других. Этот состав самый драгоценный, ибо Ван-Гун предоставил его в дар людям. Тот, кто найдет его, благословлен Небесным Императором».

Едва Хэй успел разобрать последние слова, как что-то блестящее упало с верхних этажей дворца, попав прямо в кость, которая тут же покрылась сетью мелких трещин и рассыпалась пылью. Юноша едва успел подхватить выпавший из окна предмет.

Это был крохотный алмазный ключик. Юноша попробовал — шкатулка легко открылась, обнажая свитки исписанного пергамента. Хэй поднял взгляд.

Из распахнутого окна покоев на него смотрел Ван-Гун. Юный Хэй поклонился, и Император вежливо кивнул. Хэй повернулся и зашагал прочь, не оглядываясь.