Ноктюрн для "харли-дэвидсона"

Ничто нигде не начинается.

Клайв Баркер

1.

Не хотелось мне останавливать автомобиль.

Солнце клонилось к закату. Скоро похолодает, а я ведь был в шортах да в легкой майке. Хорошо, что догадался взять для Лешика толстовку. Сегодня не день, а сплошное недоразумение.

Съехал с шоссе и заглушил автомобиль. Кивком показал сыну, чтобы вылезал на улицу. В салоне запищало — компьютер предупреждал о том, что одна из дверей открылась.

Я тоже вышел из машины и огляделся. Хотя что тут оглядываться? И так понятно: по обе стороны дороги лес, до ближайшей деревни минут пятнадцать езды. Да и город совсем близко — в километрах девяноста-ста от нас, наверное. И единственное, что выдавало близость шоссе к населенному пункту — это фонарные столбы. Я было начал их считать, но меня окликнул Лешик. Сын облокотился спиной о капот машины и уставился в небо.

Поймал себя на мысли, что не помню, с какого момента стал Олега звать Лешиком.

— Смотри! — сказал он и ткнул пальцем на тучу.

— Смотрю, — ответил я.

Вечер плавно переходил в ночь, и небо окрасилось в оранжево-сиреневые цвета.

— Красиво, — сказал Лешик.

— Это то, зачем мы сюда приехали?

— Нет.

Было видно, что Олега что-то беспокоит, хоть он и пытался казаться веселым. Лешик достал из кармана джинсов карточку с изображением Криштиано Роналду, начал ее теребить. Я мысленно улыбнулся. Возможно, сын хочет просто поговорить с отцом и поэтому выбрал тихое место. Дурак я! Так долго отпирался. Хотя… Ехать неизвестно куда, зачем. А мне завтра в шесть утра на работу.

Я глянул на наручные часы. Без десяти одиннадцать. Надо быстрее уже поговорить и мчаться домой.

— Почему мы остановились здесь? — спросил я.

— Пап, а если я тебе скажу, то ты не будешь считать меня сумасшедшим?

Я помотал головой. Впервые за последние месяцы почувствовал легкость на душе. Полную. Совершенную. Абсолютную! Наконец-то Лешик спросит про Алису, и я все-все расскажу. Пропуская кровавые подробности, разумеется.

— В общем… — начал Олег.

«Как умерла мама?» — мысленно закончил я фразу.

— Здесь живут мертвые, — выпалил сын. — Мы приехали сюда, чтобы увидеть их.

Я стоял и не шевелился, придавленный словами.

Настырная, нетерпеливая потребность рассказать Лешику об истинной причине исчезновения матери долго грызла меня. Мама не ушла, мой мальчик. Она сдохла. Именно сдохла. Грубо и больно. Жизнь — суровая штука.

Видимо, Лешик как-то узнал, что случилось с Алисой, и придумал историю о мертвецах.

— Слушай, если ты хочешь поговорить со мной, то давай, — сказал я. — Но зачем придумывать? От кого ты узнал, что здесь живут зомби?

— Не зомби — мертвые, — поправил Лешик.

Я отвел руки за спину, сцепил пальцы и ногтями вонзился в тыльные стороны ладоней.

Только не кричи. Будь спокоен. Разговор на повышенных тонах хорош только с бездельниками-подчиненными.

— Хорошо, — сказал я. — Мертвецы.

— Мама снилась мне, — говорил Олег. — Она была в нашей старой квартире. Мама болтала со мной о школе, помогала с уроками, мы смотрели вместе мультики. А потом… потом я понял, что она умерла, и сказал ей об этом. Мама начала плакать и кричать о том, что я несу чушь. Не надо мне было говорить.

Лешик вцепился в мою руку.

— Но ведь мама не умерла, — сказал я.

Какая же тварь растрепала языком? Не хотелось мне врать, но я должен был узнать, кто рассказал моему ребенку правду. Раздражение перерастало в злость, ожесточалось ледяными баграми.

— Пап, я помню, как ты говорил, что мама просто уехала к подруге, но во сне я знал, что она умерла. Понимаешь?

Я вяло кивнул и прикусил нижнюю губу.

Мимо нас промчался «ягуар» золотистого цвета.

Солнце скрылось за горизонтом. Потемнело. Но фонари по-прежнему были выключены.

— И что дальше? — спросил я.

— Потом мама пропала, в комнате появились какие-то люди и сказали, чтобы я ехал из города.

— Сюда?

Лешик пожал плечами:

— Не знаю. Они просто сказали, чтобы мы были за городом. И пообещали, что я почувствую, когда надо остановиться. А еще люди говорили, что я увижу маму.

— Бред, — не выдержал я и чуть не рассмеялся от абсурдности подобного утверждения.

Ну же! Надо взять себя в руки и все рассказать.

— Послушай, Олег.

И в тот же миг дрожь сотрясла землю.

По фонарным столбам заплясали электрические разряды. Изоляторы вспыхнули, подобно новогодним шутихам. Асфальт пошел трещинами. Казалось, что мир наполнялся новыми, ранее неизвестными красками. Провода заискрились, разноцветные искры вылетали подобно пулям, падали на листья деревьев, заставляя те съеживаться и умирать.

Всюду мелькали необычные картины. Лампы на фонарях раздувались, как шарики, но не лопались. Они на глазах увеличивались в размерах. Камешки и песок на асфальте закручивались в маленьких вихрях и уносились в сторону леса. Десятки бутонов пламени на изоляторах фонарей разгорались ярче, перекидываясь на основания столбов. Мне было страшно, но в то же самое время интересно, дыхание перехватывало. Все происходило слишком внезапно.

Дрожь земли прекратилась. Я не верил своим глазам: в раздувшихся до размера большого арбуза лампах плавали в жидком огне… дети? Нет, существа походили скорее на уменьшившихся взрослых. Лилипуты! Они пялились на меня и на Лешика. В их глазах я читал злость.

Сердце застучало с бешенной скоростью, пульс участился и стал с силой отдаваться висках.

Несмотря на взрывы, пламя и электрические разряды пахло свежескошенной травой и липой.

Рев мотора вторгся в какофонию взрывов.

Только не сходи с ума. Только не сходи с ума!

Я с трудом оторвал взгляд от карлика на фонарном столбе и посмотрел на дорогу. К нам несся мотоцикл. Человека, управляющего им, пожирало пламя, но его, похоже, это не беспокоило. Огонь был настолько сильным, что разобрать, кто сидел за мотоциклом, казалось невозможным. Я скорее догадался, чем рассмотрел: ко мне и Лешику приближался мужчина.

«Скорее прыгай в машину и гони-гони отсюда, придурок!» — вопил внутренний голос.

Лешик тоже смотрел в сторону пылающего мотоциклиста. Я представил, как этот придурок на «велосипеде» врезается в сына и раздавливает словно куклу. Даже если Олег выживет от удара, то его добьет огонь. Я выкинул прочь из головы дурные мысли и сильнее прижал сына.

Внутренний голос уже не вопил — бился в истерике. А мотоцикл мчался по дороге со скоростью километров шестьдесят в час, гонясь за длинным лучом фары.

Я уверен, что горящий мужчина мертв или уже находится в бессознательном состоянии, но тогда как мотоцикл обходит выбоины на асфальте? Возможно, все дело в электронике. Конечно же! Современные машины напичканы техникой. Компьютер следит за тем, чтобы водитель не превысил скорость, выключает фары, если автомобиль не заведен, для того, чтобы не посадить аккумулятор. В мотоцикле все то же самое. Рано или поздно этот драндулет должен остановиться. Лучше, конечно же, рано.

Время для меня словно замедлилось. Секунды растянулись в часы, а минуты в годы. Я смотрел на мотоцикл и видел каждую его деталь и каждый изгиб корпуса. Только сейчас до меня дошло, что нас грозил раздавить «харлей-дэвидсон» красного цвета. От огня краска возле ног мотоциклиста пузырилась и чернела.

Внутренний голос заметил, что с вероятностью в девяносто девять целых и девять десятых процента электроники в «харлее» нет.

Я перевел взгляд на лицо мотоциклиста. Готов был увидеть хоть голый череп, но огонь скрывал голову.

Я хотел спрятаться за машиной, но мышцы не желали слушаться. Словно руки и ноги проткнули спицами.

Когда «харлей» находился лишь в нескольких метрах от нас, Лешик вырвался из моих рук и что-то крикнул. Он показал рукой на мотоцикл и потом посмотрел на меня. Его губы плотно сомкнулись, лицо замерло. В глазах Лешика была… радость. Я вновь глянул на «харлей». На мотоцикле сидели двое — мужчина и женщина. Длинные волосы женщины развевались на ветру, и пламя не перекидывалось на них. Как не перекидывалось и на тело. Она обнимала мотоциклиста, обнимала огонь, но не горела.

Запахло жареным. Мне оставалось лишь удивиться, как я умудрился спутать запах липы с дымом и горелым мясом.

«Харлей» проскочил мимо нас. Я не сразу сообразил, что мотоциклист не врезался в машину или меня с Лешиком, а продолжил свой путь по шоссе.

Вах! И на дороге никого нет. Но то, что я увидел на мгновение, заставило сердце сжаться. На плечи как будто свалился слон.

Я повернул голову в сторону мотоцикла. Теперь женщину было видно лучше. Она обнимала горящего мужчину и прижималась головой к его плечу. Никакого шлема на ней не было. Огонь огибал ее тело. Женщина в потертых джинсовых шортах и серой футболке…

«Харлей» полыхнул тормозными фонарями и взорвался разноцветными искрами. Лилипуты словно по команде схватились за головы и забили ножками по лампам. По столбам вновь прошел электрический разряд.

Мотоцикл исчез, оставив на асфальте большое черное пятно.

Я стоял как вкопанный и не верил своим глазам.

На мотоцикле была моя мертвая жена.

Моя мертвая Алиса.

2.

— Живо садись в машину, — сказал я.

Лешик не двигался.

— Быстро в машину! — рявкнул я.

Олег сел в автомобиль.

Надо успокоиться и не обращать внимание на карликов. Дальше предстоит ехать домой на моем «рено сценик», потом ворваться в квартиру, уложить спать сына и выпить стаканчик виски. Нет, лучше два стаканчика. Или даже три. И обязательно найти логическое объяснение произошедшему.

Я вставил электрический ключ в замок зажигания, но машина не ожила. Матюгнувшись, посмотрел на лилипута над головой. Его губы раскрылись, округлившись буквой «О». Я попробовал вновь завести машину, но не получилось. Забарабанил пальцами по рулю.

Что-делать-что-делать-что-делать?

В первую очередь надо успокоиться. Глубокий вдох. Выдох. Вдох-выдох.

«Сколько прошло времени с того момента, как началась эта чертовщина? — проснулся внутренний голос. — Ты находишься очень близко от города, и по этой дороге должны часто ходить машины. Но кроме золотистого «ягуара» никто больше не проезжал».

— Сиди в машине, Олег. — С этими словами я вышел из автомобиля.

Карлики никуда не пропали. Они одновременно делали рот в форме буквы «О» и показывали пальчиками в сторону того места, где исчез мотоцикл. От пробок на столбах начало исходить зеленоватое свечение.

По спине пробежали мурашки. Я не мог поверить в то, что со мной происходило. Алиса умерла! На мотоцикле была не она, мне всего лишь показалось. Да и видел ли я «харлей» по-настоящему? Взгляд упал на черное пятно на дороге.

Мне казалось, что я похоронил воспоминания об Алисе. Прошло около года с тех пор, как она умерла. Точнее — погибла. Погибла не на дороге и не от колес пьяного мотоциклиста или водителя грузовика, а от удара молнией на даче подруги. Алису даже пришлось хоронить в закрытом гробу, потому что она походила на запеченную курицу, а не на человека. И мне стоило огромных трудов скрыть от Лешика то, что его мамы больше нет.

Я стиснул кулаки и двинулся в сторону черного пятна. Я всегда боялся потерять Алису. Прокручивал в голове возможные хреновые ситуации и находил выходы из них. Мне казалось, что чем больше буду думать над бедами, то тем самым их станет меньше. Ошибся. Видимо, у Бога есть особое правило: если тебе что-то дорого, то ты обязательно это потеряешь.

На обочине я увидел указатель. Сто километров от города.

Надо возвращаться в машину. Ловить на шоссе нечего.

3.

— Пап, ты ведь их не слышишь? — спросил Лешик.

— Кого? — вопросом на вопрос ответил я.

— Души.

В автомобиле пахло эрзац-сосной. Этот запах показался мне противнее запаха гари. Я оторвал елочку, открыл окно и выкинул ее.

— Какие души? — сказал я. — Что ты несешь?

— Те человечки на столбах — это души. Я знаю!

— Бред! Нихрена ты не знаешь. Этому должно быть объяснение. Может, из-за землетрясения вырвался какой-нибудь газ, вызывающий галлюцинации. И теперь нам мерещиться всякая ерунда.

— Па, так видим мы одно и то же.

Я замолчал. Лешик прав.

Мы угадили в задницу к черту и как теперь выпутываться — непонятно. Прислушался к себе, пытаясь почувствовать — боюсь ли я карликов. Удивительно, но страха нет. Несмотря на все происходящее, я лишь зол.

— Ты слышишь их, Лешик?

Сын кивнул.

— И что они говорят?

— Чтобы ты вспомнил.

Я вздохнул и закрыл глаза:

— Это все ерунда, Лешик.

Тут меня осенило: можно позвонить в полицию. Я достал мобильник. Батарея заряжена полностью, сеть ловится хорошо. Набрал «911» и стал ждать. На втором гудке мне ответили:

— Девять-один-один. Оператор слушает, — ответил женский голос.

— Алле! Девушка, мне нужна помощь. На сотом километре по Киевскому шоссе случилась авария, — соврал я. — Приезжайте скорее.

— Через тридцать минут к Вам приедут, ждите.

И оператор отключился.

— Па, души говорят, что это не поможет, — сказал Лешик.

— В задницу их.

Я улыбнулся через силу и посмотрел на Лешика. В машине света нет, но огонь от столбов хорошо освещает салон. На лоб Олега падает завиток светлых волос. Лицо сына кажется ненастоящим, восковым. Мне даже на миг померещилось, что передо мной сидит не мой ребенок, а кукла. Слишком глаза казались стеклянными. И дыхание… Я его не слышал.

— Сто, — сказал Лешик.

Я будто проснулся. Конечно же, сын живой. Все дело в освещении. Разумеется…

— Не понял, — ответил я

— Души говорят: сто.

— Хорошо, — сказал я таким тоном, точно мне было все равно. — Что еще говорят лилипуты?

Лешик закатил глаза, изображая классический взгляд: мол, какой упертый у него отец. Я было полез обнимать его, но сын отстранился. Он нахмурился и посмотрел на меня с укором.

— Папа! Мы должны помочь маме!

— Это не была твоя мама, — начал я гнуть свое.

— Хватит! — закричал Лешик. По его лицу потекли слезы. Он ударил кулаком меня в плечо. — Это была мама! Почему ты такой упертый? Почему ты не видишь очевидное? Почему ты не хочешь ей помочь?

Слишком много «почему». Сын должен был бояться уродцев на столбах, электрических разрядов, маленьких вихрей на асфальте. Но он злился на меня. Злился на то, что я ему не верил.

— Ты должен вспомнить, — сказал Лешик. — Мама из-за тебя не может проскочить. Души тоже злятся: ведь пока не отвезут ее, не уедут они. Ты понимаешь?

Буравящий взгляд сына сделался острее, и мне очень захотелось вспомнить. Вот только я не знал, что именно.

Карлики пялились на меня. Их рты двигались, но слова тонули в пламени. Читать же по губам я не умею.

Не карлики, поправил себя. Души. Какой все-таки бред.

Я пригляделся к лицам маленьких уродцев. Они ухмылялись, и сквозь приоткрытые губы были видны острозаточенные зубы. Даже не зубы — настоящие клыки. Щеки их были сморщенными, как старые яблоки. Глаза же казались неестественно большими. Размером с мой кулак.

И это души?

— Да, — ответил Лешик.

Наверное, я спросил вслух.

Олег дотронулся до моей руки. Плакать он перестал и теперь смотрел на меня с надеждой. Я же поразился тому, что под его ногтями была грязь.

Если на секунду согласиться с Лешиком с тем, что я видел Алису, и с тем, что души шепчутся с ним, то мне необходимо вспомнить нечто важное.

Алиса. Сто. Алиса. Сто. Как это связано? Ответ: никак.

— Пап, ты любил маму?

— Разумеется.

Я попытался вспомнить, как выглядела Алиса, но ничего не получилось. Из памяти всплывали лишь ее длинные черные волосы да зеленые глаза. Моя бедная-бедная звездочка. Жена не заслужила такую смерть. А я и Лешик остались одни. Ребенку никто не заменит мать. Как бы ни старался, мне все равно не залечить сердце Олегу. Но я буду пытаться.

— Тот горящий дядька — посыльный, — сказал Лешик.

Я молчал. Язык прилип к небу.

Зарычал мотор. Я было подумал, что завелся автомобиль, но ошибся. Посмотрел в зеркало заднего вида и разглядел вдали на дороге яркую светящуюся точку. Похоже, у поджаренного мотоциклиста второй круг. Странно: по реву двигателя казалось, что «харлей» близко, но яркая точка была в нескольких километрах от автомобиля.

— Это ведь тот горящий гонщик? — спросил я.

Лешик бросил взгляд на фонари и кивнул.

В голову ударила шальная мысль: можно выкатить автомобиль на дорогу и тогда горящему посыльному придется остановиться. «Хочешь ли ты столкнуться лицом к лицу с живым запеченным человеком?» — спросил внутренний голос. Я бы согласился с ним, но на «харлее» ехала моя… жена. Наверное, ехала.

«Неужели ты думаешь, что если им хватило сил вырубить твою машину, то остановить тебя они не смогут?»

Кто они? Внутренний голос помалкивал.

— Пап, я не виню за то, что ты сказал мне о смерти мамы.

Меня как молнией ударило.

— Постой, — сказал я. — Но ведь я ничего не говорил…

Тишина. Что-то изменилось.

Не в том, что улавливали глаза, уши, кожа, а в этом странном ощущении прохладной пустоты вокруг. Я бросил взгляд на Лешика, но сидение оказалось пустым. Сердце ушло в пятки. Прошиб холодный пот. По телу пробежала дрожь.

Шорох.

Где-то сзади и справа. Я обернулся на звук, но в машине, кроме меня, никого не было. Распахнул дверь. Вылез из автомобиля и огляделся.

— Лешик! — заорал я. — Ле-е-е-е-ешик!

В легких стало жарко — сам не заметил, как затаил дыхание. Чувство того, что меня обманули, навалилось с мощью немецкого танка.

Что-то хрупкое и родное позади меня. Любимое.

Но я оборачивался, кричал, но не находил никого.

Лешик исчез.

Из-за поворота вынырнул конус света — яркого белого света. С минуту на минуту появится «харлей».

Холодное дыхание боли лизнуло затылок. Я закричал — по-настоящему, оглушительно и душераздирающе. Крик рвался наружу, начинаясь где-то с низу живота.

Вспомнил! Я вспомнил…

4.

Год назад

Зарядил дождь.

Капли мелкие, но частые и холодные. Лицо и шея сразу одеревенели. Но я не уходил с балкона. Мне хотелось, чтобы тиски, давящие грудь, хоть немного разжались. Наверное, ни дождь, ни адская жара, ни снегопад сейчас бы не успокоили меня.

Я достал из кармана джинсов пачку сигарет, сорвал защитную упаковку и замер. Последний раз курил лет в пятнадцать. Да и то не смог допыхать сигаретку. Сейчас мне казалось, что табачный дым успокоит нервы.

Все-таки потихоньку я оттаивал. Звуки города, проносящиеся машины… У человека гибкая психика.

Я вытащил зажигалку, чиркнул по колесику, но пламя погасло также быстро как и появилось.

Меня почти трясло, мне хотелось выпрыгнуть с балкона, чтобы избавиться от всех проблем. Я решил, что не смогу закурить, смял пачку сигарет и выкинул ее с балкона.

Светлело небо. Еще один новый проклятый день.

Сплюнув, я зашел в кухню. В голове гудело. Мысли сталкивались с грохотом и скрежетом танков.

Перед глазами возникла Алиса.

…теплые касания ее рук и ласковый голос, шепчущий мне в ухо нежности. Я сильнее прижимаю жену к груди. Впитываю в себя запах ее волос. Запах шампуня и масел. Закрываю от удовольствия глаза. Хочу, чтобы время остановилось…

Я не сразу понял, что плачу. Хорошо, что меня никто не видит. Проливать слезы мужчине не положено, так говорил дед. Соглашусь с ним. Даже, когда мне показали тело Алисы, я смог удержаться от соплей и криков.

…на улице зима. Ночь, редкий снежок, минус девять градусов. Я и Алиса возвращаемся с магазина. Лешика тогда даже в планах не было. Жена идет довольная: ей удалось найти те духи с ароматом ванили, что так давно хотела купить. До дома совсем близко. Мы идем и кушаем мороженное. Такое мороженное шариками в вафельной трубочке. Ночь, редкий снежок, минус девять градусов. Редкие прохожие смотрят на нас как на идиотов, но нам все равно…

Я еле сдержался, чтобы не закричать. Схватил пепельницу и вмазал по стене. На миг разозлился на Алису. Будто она виновата, что молния угодила прямо в нее.

Зашипел чайник.

…Олежеку годика два. Это я его называю Олегом, Олежеком. Все серьезно, дамы и господа. А вот Алиса всегда зовет сына Лешиком. Не знаю почему. Но мне нравится. Необычно. Я держу сына в руках. Тот не брыкается, сидит спокойно. Лишь лопочет что-то на понятном только ему языке. Ну еще понятном Алисе. Мать, что добавить. Алиса пытается сфотографировать меня и Олежека…

Я ходил из комнаты в комнату, включал чайник, перекладывал ключи с места на место. Надо успокоиться. Не нервничать. Можно даже поспать. «Когда сын там?» — спросил внутренний голос. Мой самый умный внутренний голос.

— Иди к черту! — ответил я и продолжил изображать из себя Кентервильское привидение.

Надо ехать! Посмотрел на наручные часы.

Рано. Еще надо часа три переждать.

Меня опять начала грызть мысль, что во всех бедах виновата Алиса. Не надо ей было брать Олежика с собой к подруге.

Тупая дура.

Нет. Нельзя так говорить. Нельзя-нельзя-нельзя. Но что я буду делать, если сын умрет? У меня никого не останется. Мне незачем будет жить. Я замер, осененной этой мыслью.

Все. Будет. Хорошо.

Молния не бьет в одно и то же место дважды.

Дурацкое высказывание.

…Я смотрю на доктора с надеждой.

— У него отек мозга, — говорит он. — Завтра мы отправим его в Москву, в НИИ имени Склифософского. Там должны помочь вашему ребенку. Повезло, что молния ударила в жену, а не в сына. Тому, конечно, тоже досталось, но не так как его матери.

— Повезло? — тупо спрашиваю я. Не понимаю, как доктор может так говорить о моих близких, о моей жизни…

Чертовы врачи. Ничего не умеют.

— С нами нельзя, — передразниваю я голос доктора.

Не нервничай. Я нашел пульт от телевизора на диване, надавил на кнопку включения. По жвачнику шла программа ЧП.

— …В ленинградской области водитель скорой помощи не справился с управлением и столкнулся на встречке с грузовиком.

И тут я все понял.

5.

Мой сын мертв.

Вот, что я должен был вспомнить. Сын разбился здесь — на сотом километре. Но я отказался в это верить. С какого-то момента Лешик стал… осязаемым. На протяжении года я водил его в школу, к доктору. Брал в кино два билета. Готовил на двоих. Приглашал друзей на его день рождения. Почему мне никто не сказал, что я разговаривал сам с собой? Как мне жить дальше? И где гарантия того, что я не буду обманывать самого себя? Что не придумаю завтра себе Алису и Лешика? Вопросы, вопросы… И нет ответа.

Конус света от «харлея» заполз на меня.

К черту этих призрачных гонщиков! К черту гномов на фонарях!

Я устал. Мне так одиноко. И больно. Нет сил терпеть эту боль. Она засела в моей груди и не хочет оттуда вылезать. Я заплакал. Нет — заревел. Сел на землю.

У меня никого нет. Один. Ни ребенка, ни жены. Лешик мог жить! МОГ! Если бы чертова «скорая» не перевернулась на дороге. Так нечестно, нечестно, нечестно!

Какая убийственная ирония.

Я не сразу понял, что слышу лилипутов. Они стонали и рыдали так, как дети, обнаружившие, что всадили нож в сердце матери. Их сморщенные щеки тряслись, но я больше не чувствовал отвращения к ним. Рано или поздно и мне будет суждено вот так болтаться на фонаре, купаясь в огне, и ждать, когда горящий посыльный посадит меня на свой «харли-дэвидсон» и отвезет в райские кущи. Хотя я не уверен с кущами.

Рев мотора усилился. Однако его заглушил крик. Крик Алисы.

Воздух вокруг меня задрожал. Я поднялся и пошел в сторону мотоциклиста. Земля колебалась и тряслась под ногами. Куски асфальта взлетали в воздух и закручивались в вихре. А вот электрические разряды на фонарях исчезли.

«Харлей» несся на меня. Мотоциклиста охватывало пламя, которое разгоралось сильнее с каждым ударом моего сердца. «Харлеем» управлял мужчина. Я не знаю наверняка. Чувствую.

Сверкнули молнии, пауками запрыгали по небу.

А затем, совершенно неожиданно, стало тихо. Абсолютная тишина. «Харлей-дэвидсон» объехал меня, и на мгновение я увидел Алису. Она выглядывала из-под плеча адского посыльного. Черные волосы, курносый носик, ямочка на подбородке. И зеленые глаза.

Я думал, что вновь на сотом километре мотоцикл взорвется снопом искр, но он спокойно проскочил невидимый барьер и помчался дальше. В сторону, где рождался восход.

Вихрь стих. Звуки вернулись.

Я сел на асфальт, обхватил руками ноги. Души не пропали, а это значит, что, возможно, мне удастся увидеть и Лешика.

Ведь сегодня день чудес.