Последняя искра

Я медленно шла вдоль набережной, сунув озябшие руки в карманы толстовки. Справа тянулся высокий гранитный парапет, за которым плескались непрозрачные, мёртвые воды Реки. Слева же высились здания, разноцветные, прихотливо украшенные балюстрадами, колоннами, фронтонами и лепниной — словно нарядные дамы, вышедшие на променад. Тонконогие фонари горели тусклым бледно-лимонным светом, едва рассеивая сгущающиеся сумерки.

Порывистый ветер налетал сбоку, касался кожи холодными пальцами, заставляя её пойти колючими мурашками. Порой он приносил запах гари: в старых кварталах накануне случился пожар, и кое-где развалины продолжал куриться в небо тоненькими блеклыми струйками дыма.

Вдалеке уже виднелись корабельные мачты, так и притягивающие к себе взгляд. Я прибавила шаг, нетерпеливо всматриваясь в маячившие на фоне шиферного неба флаги. Больше частью голубые и белые — цвета вольных торговцев, выбравших Город Проклятых перевалочным пунктом между обитаемыми мирами. Попадались и лиловые, испещрённые рунами, под которыми плавали проповедники, и желто-синие, принадлежащие морской гвардии, — но редко.

— «Безымянного» там нет, — проворчал на ухо Рио.

— Знаю,— ответила я тихо.

Но продолжала вглядываться в полощущиеся на ветру флаги: вдруг среди них мелькнёт знакомое алое полотнище? Нет, только белые и голубые.

— Он бы предупредил меня, — прошептала, едва шевеля замёрзшими губами.

Рио ехидно усмехнулся:

— Пиратам верить нельзя. К этому моменту он мог уже убраться отсюда, а ты, вместо того, чтоб заниматься своими делами, тратишь время на пустую беготню.

Я хлопнула себя по щеке, словно это могло заставить риозар замолчать. Надоело каждый день слушать его «займись делом» и «не трать попусту время». Порой возникало ощущение, что он устал меня сторожить и мечтает поскорее сбыть с лап.

Впрочем, меня соседство Рио тоже не слишком радовало. Хотя, за столько дней можно было привыкнуть к навязчивому голоску, как привыкла к лёгкому зуду на коже в том месте, где пробегал неугомонный наблюдатель.

Я ещё прибавила шаг и скоро достигла причалов. Переводя дух, облокотилась на парапет и наблюдала, как к берегу неторопливо приближается трёхпалубный фрегат со спущенными парусами. Киль не касался волн, проходя над ними не меньше, чем в пяти локтях — считалось, что даже одна капля способна прожечь деревянную обшивку насквозь. Во время штормов, как рассказывал Пират, корабли поднимали на двадцать и более локтей, чтоб избежать встречи с волнами. И порой, если непогода затягивалась, падали — не хватало энергии, чтоб держать суда на такой высоте.

Едва попав в Город, я считала рассказы о мёртвой воде выдумками, призванными удержать нас, проклятых, от попыток выбраться вплавь. Но, увидев один раз, как неизвестный безумец всего за пару секунд обуглился и рассыпался по поверхности чёрными лоскутками, оставила сомнения.

«Полуночный страж» — значилось на борту трёхпалубника. Но ещё до того, как прочесть имя, я узнала фрегат — по хищно заострённой ростре и флагу с тремя продольными зигзагами. Именно на этом судне меня привезли в Город; на миг показалось, что сквозь шум прибоя, свист ветра и скрип снастей до берега донёсся въедливый скрежет ржавых кандалов.

— Пошли отсюда, ты промёрзла до костей, — ворчал риозар, бегая по правой щеке. — Посидим в тепле, выпьем горячего…

Разумеется, он заботился не обо мне — у самого наверняка хвост отмёрз.

Но я не уходила, с болезненной жадностью наблюдая, как матросы пришвартовали «Стража». Как спустили трап. Как по скрипучим доскам начали сходить первые из новых пленников — растирая затёкшие после кандалов запястья, они озирались по сторонам и жались друг к другу.

А на пристани новичков уже ждал палач, чтоб каждому поставить клеймо-риозар. Его просторные белые одежды полоскались, как крылья огромной птицы.

— Идём, я сказал! — В голоске Рио появились капризные нотки.

— Да, сейчас…

Краем глаза я заметила фигуру, шагающую от доков в мою сторону, и немедленно забыла о пленниках. Всё внимание сосредоточилось на приближающемся: размашистая походка, надвинутая на самые глаза шляпа, — я узнала его сразу.

— Пират…

— Ну вот, дождалась,— протянул наблюдатель. — Как же, как же…

Я попыталась разозлиться на зануду, но не смогла, слишком велика была радость. Как же боялась, что он уплывёт, не попрощавшись!

Быстро темнело, и я смогла разглядеть лицо Пирата, только когда он подошёл совсем близко. Он был недоволен, об этом говорили плотно сжатые губы. Видимо, с ремонтом корабля возникли сложности.

— Золотка, ты чего тут торчишь? — поинтересовался он грубовато.

Я сглотнула и ответила правду:

— Боялась, что ты уплывёшь.

«Боялась, что ты уплывёшь, не сказав мне последних, таких важных для меня слов. Пусть они — лишь корм для ветра! Боялась не проститься, не почувствовать на плечах твои руки. Боялась больше никогда тебя не увидеть…»

Пират покачал головой:

— Сумасшедшая девчонка. Пошли, тут недалеко есть местечко, где можно согреться.

— Хорошо, — послушно кивнула. — Хотя я не очень замёрзла.

— Ага, а когда я это говорил, не слушала! — обиделся Рио.

Скользнул по шее и спрятался за воротом, продолжая бубнить себе под нос. Но мне было всё равно: побурчит и успокоится.

— Не замёрзла, говоришь? — усмехнулся капитан «Безымянного», взяв меня за руку. — Почему тогда пальцы ледяные? Ну-ка, иди сюда.

Он снял плащ и накинул мне на плечи, резкими уверенными движениями застегнул на все пуговицы. Натянул на голову капюшон. Я оказалась в коконе, ещё хранящем тепло владельца, и только в этот момент почувствовала, что дрожу.

— Нашла сегодня искры? — поинтересовался Пират, когда мы направлялись прочь от Реки. Впереди тонким ручейком текла извилистая улочка. Он шёл немного впереди и не оборачивался, когда говорил, отчего создавалось ощущение, будто ему всё равно, услышу я или нет. Но я всегда слышала.

— Две, — ответила так, чтоб не было заметно, как я запыхалась.

— Молодец, — похвалил он.

Совсем стемнело. Фонари стояли далеко друг от друга, между островками света клубился кисельный мрак. Но мой спутник не сбавлял шаг даже в полной темноте, и порой приходилось пускаться бегом, чтоб не отстать.

— Шагай живее, совсем скоро начнётся дождь.

— Стараюсь!

Для меня оставалось загадкой, почему местные так ненавидели дожди. Спрашивала Рио, но тот отделывался шутками, а если начинала настаивать, заявлял, что не собирается ломать голову над несущественными вопросами. Для риозара существенным являлся только вопрос поимки искр. Однако, факт оставался фактом: почувствовав приближение непогоды, жители все как один прятались под крыши.

Наконец, мы дошли до места, о котором говорил Пират, — невзрачной харчевни, над входом которой вместо вывески болтался высушенный лошадиный череп. Из узких окон лился скупой свет.

— Прошу, госпожа. — Пират с издевательским поклоном распахнул передо мной низкую дверь.

И в лицо пахнуло ароматным, хмельным теплом.

Огонь в камине дышал медленно, будто свернувшийся клубком ящер. Багровели налитые жаром поленья, под шкурой пепла то и дело лениво потягивались сияющие всполохи. Вспыхивали и тут же гасли крошечные искорки.

Искры — не живые, не мёртвые. Всё из-за искр…

В самый первый день прибытия один незнакомец попросил меня составить ему компанию. Просто посидеть рядом в махоньком, битком набитом посетителями кабаке. Вымотанная долгим плаванием и бесцельным скитанием по Городу, я согласилась. Он заказал мне чашку с горячим травяным напитком, именуемым босх, и долго-долго молчал, глядя в окно — по стеклу медленно скользили янтарные дождинки. И крепко держал меня за руку.

Потом попросил рассказать, какая цена была затребована с меня за свободу.

Уже много позже, разбираясь во всём подробно, я узнала, что каждому проклятому, прибывающему в город, давался шанс выкупить свободу. Вернуться в свой мир. Для этого требовалось лишь выполнить некое условие, у каждого своё в зависимости от тяжести полученного на родине проклятья. Кого-то отправляли копать руду, кого-то ежедневно убивали, чтоб затем воскресить, других — заставляли убивать, кто-то терял память, кто-то собирал по Городу фрагменты головоломок...

А моя свобода стоила ровно сто искр, пойманных в ловушку, — громоздкий плёночный фотоаппарат с поцарапанным объективом.

В тот момент мне казалось, что это совсем просто — сделать сто фотографий.

«Значит, на тебя наложили очень страшное проклятие, — говорил Пират. — Если для снятия нужно совершить невозможное».

Я не поняла, что имел в виду морской разбойник.

И лишь потом узнала, что собрать полную коллекцию не удавалось никому. Пленники, которым назначали подобную цену, старели и умирали в Городе Проклятых, так и не отыскав последнюю, самую драгоценную — сотую искру.

Найти искры было просто: существ, в которых они жили, окружало мягкое золотистое сияние. Никто доподлинно не знал, что это: души, чувства или энергии, а многие даже не подозревали, что носят в себе свет — пока я его не отнимала. Стоило сфотографировать носителя: животное, птицу, насекомое, булыжник мостовой или зелёный побег, — как его искра попадала в ловушку. Правда, отнимать свет у одинаковых носителей запрещалось, и это усложняло задачу, но двух месяцев хватило, чтоб набрать предельное число: девяносто девять.

Осталась одна, самая неуловимая…

Пират курил, сосредоточенно глядя прямо перед собой, словно решал сложную задачу. Я цедила босх и не мешала, хотя многое отдала бы сейчас, чтоб услышать его голос. В первые недели знакомства он рассказывал потрясающие истории о своих плаваниях, о дальних мирах и опасных приключениях. Потом перестал, и теперь мы всё чаще сидели молча, думая каждый о своём. Может быть, решила я, так всегда бывает, когда люди начинают немного понимать друг друга?

— Искра, — шепнул мне на ухо Рио.

Я встрепенулась и бросила взгляд на окно: на улице, как и предсказывал капитан, лил дождь. Пират, заметив движение, приподнял одну бровь — так случалось, когда он бывал озадачен.

— Где?

— Я чувствую совсем рядом, — пропищал риозар. — Надо спешить, упустим.

— Куда-то собралась? — поинтересовался Пират.

— Рио почувствовал искру, я должна проверить. Вернусь через пару минут, ты со мной не ходи.

Он молча кивнул. Я несколько секунд подождала ответа, поняла, что напрасно, и выбежала на улицу.

— Направо, поворачивай направо! — требовал Рио. Он едва высовывался из-за воротника, хотя при всём желании не смог бы промокнуть. — Чувствуешь, она там!

Я чувствовала только, что заблудилась в узких переулках, насквозь промокла и устала. Мы второй час бежали за неуловимой, то спускаясь в самые отдалённые трущобы, то снова возвращаясь к набережной. Дождь не прекращался; под водостоками бурлила пивная пена. Дома, такие невысокие днём, нависали громадами стен, и, казалось, в любой момент могли сомкнуться над головой.

— Поворачивай! — настаивал неугомонный наблюдатель.

Я повернула и вскоре выбежала на набережную. Снова, в который раз за последние часы.

«Всё дороги ведут к Реке»,— мелькнула мысль, но она не показалась забавной.

Едва переставляя ноги, я подошла к парапету и только в этот момент заметила лестницу. Широкие каменные ступени начинались от разрыва в ограждении, уводили вниз и терялись под вскипающей водой. Выглядело это так, словно по лестнице можно было спуститься на самое дно.

Только зачем?

Одолеваемая любопытством, я спустилась на несколько ступеней. И услышала за спиной шаги: ко мне, громко шлёпая по лужам, приближалось несколько человек. Медленно обернулась. Позади меня, совсем близко, остановились двое.

— Привет, цыпа, — ощерился тот, что стоял ближе к лестнице. Шрам через лицо превратил его улыбку в гримасу. — Что так поздно и без кавалера?

— Он сейчас вернётся, — ответила я, понимая, что этой ложью никого не проведу.

Улыбка первого стала шире.

Я спустилась на ступеньку вниз. От воды отделяло ещё три, а дальше — смерть.

— Не хочешь составить компанию двум одиноким морским волкам? — поинтересовался второй. Подошёл ближе, пододвинув плечом приятеля.

— Не хочу.

— Сматываемся отсюда! — прошипел риозар. Я почувствовала, как он переместился на живот. Трус несчастный!

— Негоже в такую ночь гулять одной. — Первый шагнул к лестнице.

Я спустилась ещё на ступень, сохранив прежнюю дистанцию. Сердце разбивалось о рёбра, дождь заливал глаза. С собой у меня не было никакого оружия, только фотоаппарат, а эти «морские волки» не выглядели любителями поговорить на приятные темы.

— Ты бы поаккуратнее, цыпа. Неровен час, поскользнёшься и булькнешь в Речку.

— Благодарю за заботу.

Ещё на ступень ниже.

Вода плескалась совсем близко, накатывая на последнюю ступень — от неё отделяло меньше пол-локтя.

А я так и не нашла сотую искру…

— Не подходите, — приказала, грозно нахмурив брови.

Вышло по-детски, и типы, оценив шутку, зашлись хриплым смехом. Я сжала кулаки, прикидывая, смогу ли побороть хоть одного противника. Сдаваться без боя в любом случае не собиралась.

Тип со шрамом занёс ногу над ступенью — и тут раздался выстрел. Я едва успела отшатнуться — тело незнакомца пролетело мимо и упало в Реку, подняв сноп брызг. Вокруг него вспыхнуло, загудело дрожащее прозрачно-голубое пламя, облизывая мертвеца длинными языками; тусклые отблески метались по граниту набережной. Капли дождя шипели, испаряясь на лету; на поверхности воды закачались первые лоскутки пепла.

Второй выстрел уложил напарника «шрама» — тело тяжело рухнуло на глянцевые камни мостовой.

— Ты не умеешь выбирать друзей, Золотка, — проговорил Пират, пряча пистолет. Вода ручьями стекала с полей его шляпы. Стоя за пределами конуса света, он казался бесплотным, как призрак. Только голубоватые всполохи выхватывали из мрака резкие черты лица и крошечными огоньками бесновались в зрачках.— Как там искра?

— Не нашла. — Голос сорвался, выдав пережитый испуг. Слова благодарности застряли в горле.

— Завтра найдёшь. Пошли, нечего тут торчать.

Я осторожно перешагнула через тело и поплелась за капитаном к постоялому двору, где мы снимали комнату. В голове назойливо вертелась одна мысль: он вышел под дождь… Никогда не выходил, а сегодня… Хотелось думать, что он искал меня.

— Больно?

— Нет.

— А мне кажется, что больно…

В комнате горела только одна лампа, и её едва хватало, чтоб осветить стол, возле которого мы сидели, и угол комнаты — край постели, дверцы пузатого, вычурно украшенного позолоченным орнаментом комода. Паутину, свесившуюся нитью от потолка до самого пола — в Городе пауки считались едва ли не священными, никто не имел права трогать результат их трудов. Хорошо, что птицы не знали о законе, запрещавшем убивать арахнидов, иначе улицы давно заросли бы серыми паутинными занавесами.

Я наблюдала, как Пират сдирает с лица тонкие плёнки отмершей кожи, и внутренне содрогалась. Он сосредоточенно хмурился, а когда плёнка не желала отрываться, поддевал её кончиком кинжала, всякий раз вынуждая меня нервно прикусить губу. Сероватые лоскутки падали в миску, стоящую на моих коленях, как лепестки диковинных цветов.

— Я не знала, что дождь обожжёт тебя, — прошептала виновато, хотя вовсе не просила его следовать за мной. — Извини.

Пират дёрнулся — и лоскут кожи оторвался неровно, задев нежную живую ткань. По подбородку скользнула алая струйка.

— Не говори ерунды, ты здесь ни причём.

— Хорошо… — От этих его слов стало горько, и я крепче стиснула миску, призывая эмоции к порядку.

Лампа потрескивала, вокруг неё вились блеклые ночные мотыльки.

— Ты не понимаешь, — уже мягче сказал Пират. — Привыкла считать себя пленницей, но на самом деле этот Город был построен специально для проклятых. Для тебя он безопаснее, чем для путников вроде меня, и для торговцев, и для чиновников. Мы в нём чужаки, он не желает нас знать. И то, что не причинит вам никакого вреда, для нас — смертельно. Особенно дождь.

— Но вы так давно здесь живёте.

— Что с того? От этого мы не перестали быть чужаками.

— Поэтому вы не выходите… А почему ты?..

— Глупый вопрос, Золотка.

Я достала платок и хотела промокнуть ранку на его лице, но капитан перехватил мою руку. Несколько секунд задумчиво смотрел на пальцы. Потом поцеловал — осторожно, едва коснувшись кожи шершавыми, сгоревшими губами.

— Тебе точно не больно?.. — Я не нашла ничего лучшего, чем снова повторить набивший оскомину вопрос.

Он усмехнулся:

— Переживу.

— Он умер из-за тебя! — Визг Оли штопором ввинчивался в мозг. — Чёртова тварь, всё из-за тебя! Надо было придушить тебя в детстве!

Сестра наступала, стискивала кулаки и, казалось, только чудо удерживает её от удара. А я стояла, прислонившись спиной к холодной двери балкона, и только кусала губы. Потому что понимала: он умер из-за меня. Санька. Весёлый, конопатый парень, свет Олиной жизни. Вот только любил он вовсе не её, а…

— Хватит, — произнесла я деревянным голосом.

Закрыла глаза, чтоб не видеть лица сестры, искажённого от боли и ненависти. А на обратной стороне век словно отпечаталась страшная картина: распростёртое на асфальте обнажённое тело, широко раскинутые руки, тёмно-красная лужа вокруг головы… он упал лицом вверх, и на белых губах застыла едва уловимая усмешка… первые снежинки, по-осеннему робкие, опускались на щёки и не таяли…

Он лежал прямо на надписи, которую сделал на асфальте алой краской всего за несколько минут до прыжка. «Злата, я всегда буду тебя любить!»

Спустя сутки после того, как я отказалась выйти за него замуж. Каких-то двадцать четыре часа…

«Злата, я всегда буду тебя любить!»

— Лучше бы сдохла ты, а не он! — задыхалась ненавистью Оля. — Слышишь? Чтоб ты сдохла!

Я стиснула зубы, стараясь не закричать в ответ, и отвернулась. Уставилась невидящим взглядом за стекло. Открытый балкон, восьмой этаж… Кто бы мог подумать, что, напросившись к сестре на чай, Санька заранее спланировал свой последний полёт — ко мне?

«Злата, я всегда буду тебя любить!»

— Ты одна во всём виновата! Ты должна была его отпустить! Господи, как же я тебя ненавижу!..

Хлопнула балконная дверь, отрезав меня от сестры с её злобой.

На пуфике, где обычно сидела мама, выкуривая несколько сигарет за раз, лежала аккуратно сложенная Санькина одежда. Он сам её сложил, понимая, что уже не вернётся.

Внизу алела проклятая надпись…

Холодный, сырой ветер забирался под толстовку, но я едва замечала прикосновений. Перед глазами раскинулся стылый Петербург: туманно-серые улицы, расплёсканные кляксы фонарей, лежащее на крышах небо…

Голос сестры, едва доносящийся сквозь двойное стекло, сливался с шумом вечернего города…

На миг показалось, что зрение обмануло меня — из низких туч вынырнул корабль. Нескольких секунд удивление — и вот он приблизился к самому дому. Просторные паруса горбились, пронзительно скрипели снасти, доносились гортанные крики. Неужели никто, кроме меня, не видел этого?

Крепко зажмурилась, открыла глаза — ничего не изменилось. Только ростра со скрежетом тёрлась о стену соседнего дома. И как он только смог протиснуться в такое узкое пространство?

Конец сходней ударился о край балкона.

— Кто вы? — спросила у направляющихся ко мне матросов.

Не испугалась — происходящее слишком напоминало сюрреалистический бред, чтоб отнестись к нему всерьёз…

И даже когда на запястьях защёлкнулись кандалы, я всё ещё не понимала, что всё происходящее реально…

Шрам пересекал живот наискось. Я не видела его, но хорошо ощущала под пальцами. Если положить на него ладонь, можно было почувствовать, как медленно и сильно бьётся сердце мужчины, лежащего рядом. Он спал, а я старалась лишний раз не шевелиться, чтоб только не потревожить. Сон Пирата был мне гораздо дороже собственного.

На улице продолжал нашёптывать дождь, теперь казавшийся таким уютным. Окно выходило на крошечный дворик, со всех сторон сдавленный домами и единственным входом-аркой. Напротив окна покачивал головой разбитый фонарь.

Риозар пристроился на правом плече, тихонечко сопел и возился. Он не умел спать, но по ночам помалкивал. Несложно было представить, как чёртёнок лежит, подвернув хвост и положив острую мордочку мне на ключицу.

Я лежала, уткнувшись носом в плечо Пирата, и думала, что вовсе не хочу находить сотую искру. Не хочу, не желаю! Ведь тогда я покину этот город, вернусь в свой мир, к давно приевшемуся образу жизни. К свободному одиночеству, которое перестало казаться мне таким уж заманчивым.

А он — останется здесь и продолжит путешествовать по огромному океану между мирами. На мою родину ему не проникнуть.

И мы больше никогда не увидимся…

«Безымянный» сделал в Городе вынужденную остановку. Он сильно пострадал, столкнувшись с гвардейцами неподалёку от этих берегов. По словам Пирата, с пробоинами в корпусе корабль не может держаться в воздухе, и только по этой причине он вынужден был пришвартоваться в местном порту. Надо сказать, что в Городе, где главенствовали свои законы, к пиратству относились лояльно — в открытую не поддерживали, но и не выдавали гвардейцам. Жителей занимали свои проблемы, да и пиратские суда заглядывали не так уж часто — для них здесь не было добычи.

В ближайшие дни ремонт «Безымянного» должен был завершиться.

Показалось, что в комнате стало светлее. Я приподняла голову и осмотрелась. Так и есть — из темноты выплыли край стола со стоящей на нём лампой, приоткрытая дверца узкого платяного шкафа, решётка перед провалом крохотного камина… Тусклое, подрагивающее золотистое сияние, будто от свечи.

— Рио, ты чувствуешь? — прошептала я.

Ощутила, как он зашевелился.

— Что?

— Искру. Ты чувствуешь искру?

— Златка, не сходи с ума. Спи, уже скоро рассвет.

— Рио, я же…

— Спи, я сказал!

Но спать не хотелось. Осторожно, чтоб не разбудить капитана, я выбралась из-под одеяла — света стало больше. Посмотрела на свои руки. Можно было различить каждую чёрточку на ладонях, крохотную родинку у основания большого пальца.

Рио перебрался на тыльную сторону ладони — маленький чертёнок с хитрющими бусинками глаз. Сейчас он выглядел озадаченным, тонкий хвост нервно дёргался.

— Ты по-прежнему ничего не ощущаешь?

— В комнате нет искр, — прошипел риозар.

— Тогда откуда этот свет?

— Не знаю.

Я повернулась вокруг и тут же заметила золотой отблеск в глубине зеркала. Подошла ближе и застыла, не в силах пошевелиться.

Рио громко присвистнул.

Светилась я сама. В реальности сияния видно не было, но отражение говорило убедительно — кожа играла мягкими огненными переливами, радужки искрились пронзительным золотом, встрёпанные волосы превратились в ореол.

— Искра — это я.

Сказала — и сама в это не поверила. Мысли пропали, всё затянуло тончайшей пеленой.

Рука потянулась к фотоаппарату. Открыла объектив, навела на отражение…

— Стой!

Мощный рывок выбил камеру.

Риозар возмущённо пискнул.

Пират развернул меня к себе лицом и встряхнул за плечи. Впервые я видела его таким злым — черты обозначились резче, скулы окаменели, взгляд приобрёл непривычную колючесть. Но это казалось таким незначительным…

— Думай, что делаешь! — зарычал он и повторно меня встряхнул.

Я с трудом понимала, что он говорит, и совсем не могла ответить. Даже не понимала, как это делается. Пелена перед глазами стала гуще.

Дёрнулась, попытавшись дотянуться до валяющегося на полу фотоаппарата.

— Хватит!

Оглушительная пощёчина опрокинула меня на спину, затылок вспыхнул болью. Во рту появился привкус крови. Пират навис надо мной, как скала, но это не произвело впечатления. Упрямо прикусив разбитую губу, я снова потянулась к плёночному монстру.

Пират схватил меня за правую руку и защемил кожу чуть выше запястья. Словно сквозь сон, я смотрела, как между его пальцами дёргается попавший в ловушку риозар.

— Отпусти её — или вырву тебя с корнем, — процедил Пират.

Что ответил Рио, я не разобрала.

Левая рука упрямо тянулась к аппарату.

Из глаз брызнули слёзы.

— Отпускай! — Пальцы капитана побелели от напряжения. — Сейчас!

Изогнувшись, я вцепилась свободной рукой Пирату в волосы, но он с лёгкостью припечатал меня к полу. Навалился всем телом, мешая сопротивляться.

— Отступи. Я не отдам её!

Пронзительный визг Рио ударил в барабанные перепонки — и в тот же момент пелена перед глазами пропала. Из горла помимо воли вырвался тонкий стон.

Пират тут же отпустил меня. Сел рядом, провёл горячими пальцами по ноющей скуле. Его лицо, освещённое золотыми всполохами, казалось бесконечно уставшим:

— Прости.

Я медленно кивнула.

— Человек, лишившийся искры, никогда не сможет покинуть Город.

— Понимаю.

— Ни черта не понимаешь! Золотка, посмотри на меня.

Я с трудом оторвала взгляд от багрово-чёрного синяка, расплывшегося на месте «пленения» риозара. Пират смотрел так цепко, слово пытался прочесть мои мысли.

— Соль в том, что сегодня ночью ты могла обречь себя на вечное проклятье. Отобрать у самой себя шанс на спасение. Твой проклятый надсмотрщик до последнего не хотел сдаваться.

Рио шевельнулся между лопаток. Я не слышала от него ни единого слова с того самого момента, как увидела собственную искру.

— Зачем ему это?

— А сама не понимаешь? Его задача — не отпустить тебя отсюда, при этом собрав все сто искр.

— Значит, сотая искра — это…

— Твоя собственная. Да, ходили такие слухи…

— Почему ты мне раньше этого не сказал?

— Зачем?

— Чтобы знала. К этому моменту я уже успела бы принять решение.

Я не выдержала его взгляда и снова уставилась на свой синяк.

Мы сидели на скамейке в тени раскидистых клёнов. После вчерашнего дождя небо очистилось, ясно светило солнце, и на наших плечах дрожала мозаика света и тени. С Реки доносился свежий бриз. Неподалёку в луже купались воробьи.

На втором этаже в доме напротив были распахнуты окна, и оттуда лилась медленная скрипичная мелодия…

Сделав снимок, я бы потеряла шанс вернуться домой, увидеть родителей, сестру. Сделала свой плен бессрочным.

Почему же это совсем не пугает?

— Какое решение? — нахмурился капитан. — Неужели думаешь, я позволю отобрать у тебя искру? Позволю похоронить заживо в этом чертовом Городе?

«Даже если я сама этого захочу?» Слова застряли в горле, и я неопределённо пожала плечами.

Подошёл Кость, старший помощник капитана. Высокий, жилистый, сутулый, вечно попыхивающий трубкой. Он доложил Пирату, что «Безымянный» спущен на воду и команда в сборе.

— Хорошо, — ответил Капитан и отослал помощника готовиться к отплытию.

Я сидела, не шевелясь, даже не дыша.

— Ты уплываешь…

— Да. Но прежде нам надо найти ещё одного проклятого, который разбудил свою искру. Хочу, чтоб ты спаслась, пока риозар снова не взял власть в свои лапы. Идём.

— Но ты сам говорил, что такие, как я — большая редкость. Возможно, в целом городе не найти подходящего человека. Возможно, я вообще никогда не встречу себе подобного!

— Идём, я сказал. Или ты решила пустить корни в эту скамью?

Сил на возражения не осталось.

Пират шёл впереди, осматривая прохожих сквозь объектив фотоаппарата — только так он мог увидеть сияние проклятого. Я плелась следом, едва передвигая пудовые ноги.

Если мы сделаем эту фотографию, меня отпустят. При этом кто-то окажется заточённым здесь навек и даже не узнает, почему так случилось. Раньше меня мало это заботило, но ведь я никогда не отнимала искры у людей. А теперь…

Проходя мимо подсыхающих луж, я ловила на их поверхности отсветы собственного сияния.

— Ты должен был сказать мне, — шепнула я риозару.

Он не ответил.

Мы вышли на набережную. Солнце играло бликами на воде, и казалось, будто поверхность посыпана золотой пыльцой.

Как же много в этом Городе золота!..

Если мы сейчас найдём последнюю искру, я больше никогда не увижу Пирата. Он отправится в одну сторону, я — в противоположную. Проклятое слово пульсировало в голове, как зреющий гнойник — никогда, никогда, никогда…

Миновали место, где накануне Пират пристрелил двоих пьяных гуляк, как я теперь понимала — таких же проклятых. При свете дня лестница выглядела прозаично. Тело уже убрали; на мостовой не осталось ни единого пятнышка крови.

Интересно, уплывёт Пират, если в ближайшие часы мы не встретим нужную искру? «Безымянный» отплывает в полдень, но капитан может перенести время…

Он не оборачивался, не смотрел даже, иду я следом или нет. Казалось, ему плевать, и если я пропаду, не заметит.

Я специально замедлила шаг.

— Не отставай, солнечная, — сказал Пират, по-прежнему глядя только перед собой в объектив фотокамеры.

— Никогда!..

Совсем рядом раздался сухой щелчок, короткий, знакомый до дрожи.

И у меня внутри стало холодно. Словно проглотила кусочек льда, а он растворился, разлился по всему телу голубоватыми нитями инея.

Медленно, очень медленно обернулась на звук и наткнулась глазами на молодого паренька в цветастых шортах. С его голого живота на меня щурился риозар-сфинкс.

В руках паренёк держал фотоаппарат, точно такой же, как я отдала Пирату.

— Без обид, сестричка! — Проклятый пожал плечами и улыбнулся. — Так уж вышло.

Я скорее почувствовала, чем увидела, как Пират обернулся. И прыгнула между ним и проклятым в шортах. Пират сфотографировал, но не парня — меня. Вспышка на миг ослепила, залив мир белым огнём.

— Не надо! — выкрикнула, раскинув руки в стороны, чтоб закрыть незнакомца наверняка.

Обернулась — парень улепётывал прочь, сверкая голыми пятками, и отблески его искры отражались в подсыхающих лужах.

— Он успел первым, — выдохнула я, повернувшись к бледному Пирату. — Он первый.

— Мы можем его найти!

Капитан коснулся моего лица, осторожно пробежал пальцами по опухшей щеке. Он лучше меня понимал, что смысла в этом нет.

Если мы отнимем его искру, то останемся в Городе оба. Меня этим не спасти — слишком поздно.

Он успел первым.

— Пусть уходит, — прошептала я.

Пират обнял меня и так крепко прижал к себе, что стало трудно дышать. Но мне показалось — слишком слабо.

Паруса «Безымянного» медленно уходили за горизонт, таяли в жемчужной полуденной дымке.

Я махала рукой, хоть и понимала, что с корабля этого уже не видно.

Мой Пират… возвращайся скорее.