СТО-13

Когда Анна от меня ушла, я был, как бешеный. Все и всех крушил и ломал, сам получал сдачи, ходил в ссадинах и кровоподтеках. «Наш союз исчерпал себя, мы дали друг другу все, что могли», — сказала она. Я смотрел на нее собачьим взглядом и не понимал. «Я перестала развиваться, понимаешь»? — сказала она. Я опять не понимал. Разве люди живут вместе, чтобы развиваться, а не просто потому, что им хорошо вдвоем? «Мне надо разобраться в себе», — сказала она. Вот это я понял. У нее появился кто-то еще. Соперник! Теперь у меня есть цель! Я найду его и... «Кто он?» — спросил я. Она улыбнулась и ушла. Свои вещи, как оказалось, она вывезла заранее.

Как я уже говорил, я совсем сбесился. Один мой приятель по имени Сэм сказал тогда: «Хорошо, что ты испытываешь это, Хурри. Раз тебе больно, значит, ты живой. Вот если бы тебе было все равно, вот тогда был бы непорядок. А сейчас ты испытываешь именно то, что должен, так что все о’кей».

Очень я взбодрился от этих слов. Еще мой папаша говорил: «Никогда не жалей денег для красавицы и пули для психоаналитика». Ну, по первому пункту я бы с ним еще поспорил: вон Анне ни в чем ведь не отказывал, а все равно кого-то другого себе нашла, но вот со вторым — полностью согласен. Папаше-то хорошо было, он во времена Колонизации жил, тогда и не такие номера с рук сходили (я не про красавицу, я про пулю говорю), а я Сэма все-таки не пристрелил. Хотя, может, и стоило бы: глупо жил, так хоть смерть бы принял от руки приличного человека. Да и имя у него дурацкое — «Сэм». Плевок какой-то, а не имя. Зубы я ему, конечно, все выбил, даже коренные, но не пристрелил, нет.

Погоревав пару дней, я немного протрезвел и отправился в бар «Сириус», заказал тройной «Огнемет» и, пока бармен Квалдиш смешивал коктейль, внимательно его разглядывал. Здоровый, гад, такого с одного удара не завалишь. Можно в горло, конечно, но тогда он не будет говорить, а мне надо, чтобы говорил. Можно оглушить бутылкой по темечку, когда он отвернется, а потом ждать, пока очухается. Или сбоку кулаком в висок. Можно просто лупить по всем болезненным местам, пока не запросит пощады, но, боюсь, в честной драке мне этого бугая не одолеть.

— Хурри, — пробурчал Квалдиш, добавляя к веганскому мартини бетаанский шнапс, — не смотри так. Тебе нужен тот парень, а не я.

Мой фирменный прием опять сработал. Когда я начинаю всерьез представлять, что жестоко избиваю своего собеседника, тот заранее готов на все мои условия, лишь бы я перестал на него смотреть.

— Что за парень?

— Какой-то приезжий франт, смазливый сукин сын. Чернявый, гладковыбритый. Он несколько раз с твоей... хм... сюда заходил, — сказал бармен, добавляя в коктейль ягоду песьесливки.

— Где живет?

— Он как-то заказывал такси до отеля «Центавра», когда с твоей... хм... поздно вечером отсюда уходил.

— Спасибо, Квалдиш, ты настоящий друг, — я хлопнул его по плечу, залпом выпил коктейль и под аплодисменты присутствующих направился к выходу. Обычно после тройного «Огнемета» человек может сделать три шага. Максимум пять. Я сделал одиннадцать, вышел на улицу, закрыл за собой дверь и только после этого рухнул, как подкошенный.

В отеле «Центавра» я уставился на прыщавую шею регистратора. Если врезать ребром ладони вот сюда... На второй секунде парень взмолился:

— Мистер Хурри, того, кто вам нужен, зовут Сеспель, он пластический хирург с Ориона, жил в шестнадцатом номере.

— «Жил»?! А сейчас что — умер?

— Н-нет. Он уехал позавчера с вашей... хм... Заказал такси до космопорта.

Так. Приехали. Он что же, свалил с планеты? И вообще: почему они все вместо имени «Анна» говорят «хм»? Согласен, «Анна» — необычное имя, но его ничуть не сложнее произносить, чем «хм».

Я спросил об этом у регистратора.

— Извините, мистер Хурри, — задрожал он, — я не хотел вас обидеть!

Может, зря я не дал ему по шее? Одним придурком стало бы меньше.

Я повернулся и зашагал к выходу, поражаясь собственной доброте.

В космопорту мне повезло меньше: дежурила Шахлея. Я остановился у диспетчерского окошка и стал ее разглядывать на предмет наиболее уязвимых мест для удара.

— Милый, — просияла она, — я знала, что ты ко мне придешь! Потерпи, зайчик, через час я сменюсь, и мы вдвоем отправимся в мою монашескую келью!

Вот черт. Забыл, что на женщин мой взгляд действует совсем по-другому. Раньше-то я именно таким образом их и кадрил, но за время знакомства с Анной я так расслабился, что забыл про свои основные навыки.

У меня совсем не было времени на шашни с Шахлеей, и я постарался вывернуться:

— Милая, не подскажешь, куда и на чем позавчера свалил некий Сепсель с Ориона?

— С твоей... хм...

— Да, с ней!

— Знаешь, — сказала она, невинно хлопая глазами, — эта информация завалялась где-то у меня дома. Через час я сменюсь, и мы вместе туда заглянем, ммм?

Вообще-то она красивая. Привлекательная, смазливая, возбуждающая и так далее. Просто я очень, очень, очень тороплюсь!

— Радость моя, — попробовал я поторговаться, — давай ты мне сейчас все расскажешь, а я, когда вернусь из полета, обязательно к тебе загляну, ммм?

— Ах, Хурри, ты такой милый! И такой забывчивый! Ты уже три раза обещал ко мне заглянуть, но ни разу не выполнил обещания!

— Прости, солнышко, просто...

— Через час я сменюсь, а ты пока сбегай купи шампанского и конфет.

Я понял, что проиграл, и покорно отправился в магазин. По пути меня догнал крик Шахлеи:

— Небольшой букет цветов приветствуется, но остается на твое усмотрение!

Я, не оборачиваясь, махнул рукой, мол, понял, прошел еще пару шагов и услышал:

— Я люблю пионы! Розовые!

Чтоб у тебя никогда лак на ногтях не высыхал, распутница!

Ранним утром я вышел из дома Шахлеи, выжатый, как лимон, но обладающий необходимой информацией. Я достал телефон и набрал номер. Никто не брал трубку. Я набрал второй номер. Абонент недоступен. Я позвонил по третьему номеру и услышал хриплый голос:

— Черт, Хурри, ты знаешь, сколько сейчас времени?!

Всем хороша Ырка, но голосок у нее, как у пьяного прокуренного матроса. А уж спросонья...

— Где остальные? — спросил я вместо утреннего приветствия.

— Я откуда знаю? Ты сам отпустил всех на неделю!

— Найди их. Вылетаем через два часа.

— А если?..

— Двойной тариф.

— Есть, капитан! Через два часа!

Ырка — совершенство. Если бы не было Анны, Шахлеи и пары десятков других доступных красавиц, я бы точно на ней женился!

— Куда летим, капитан? — спросил Роберт, когда мы через два часа собрались в кают-компании. Он в нашей команде отвечает за все, что связано с цифрами и информацией: навигация, расчеты, знание местных законов и обычаев — на нем. И еще из нас четверых он самый умный.

— Бета Козябры.

— Груз?

— Только мы.

— Цель?

— Прогулочная яхта класса «Экстра».

— А называется она, случайно, не «Глория»? — это Паниц поинтересовался, наш суперкарго, бухгалтер, завхоз, кок, начальник службы безопасности и улаживатель конфликтов. В экипаже он самый хитрый.

— Чисто случайно она называется именно так, — я хмуро посмотрел на Паница. Он безмятежно улыбнулся, развалившись в кресле, и спросил:

— Это не та «Глория», на которой улетела твоя...

Если он скажет «хм», на одного члена экипажа у меня станет меньше.

— ... Анна? — закончил фразу Паниц.

— Да, — ответил я.

— Кто же тогда нам платит двойной тариф? — спросила Ырка.

Она у нас отвечает за все железо и механизмы, медицину, а еще она у нас боец. Нет, конечно, любой из нас может при необходимости постоять за себя и за своих товарищей, но Ырка из нас — самая сильная.

Вы спросите: чем же занимаюсь я? Отвечаю: я — владелец и капитан космического корабля-курьера «Барракуда». Из этого вытекает, что я в меру своих способностей помогаю (или мешаю, как частенько заявляет Роберт) всем остальным членам экипажа, а также заменяю любого из них, если возникает такая необходимость.

— Этот рейс оплачиваю я, — ответил я.

— Но...

— Никаких «но». Полет — моя блажь. Неизвестно, с чем вам придется столкнуться, и насколько законны будут ваши действия. Поэтому я и оплачиваю вам двойной тариф.

— На уголовщину я не пойду, — сразу заявил Паниц.

— Никто тебе и не предлагает. Я хочу вернуть свою женщину, и это — мое личное дело. Ваша задача — помочь мне ее найти... ну и защитить меня в том случае, если мне будет угрожать опасность. Кому не нравятся условия — могут не лететь, я зла держать не буду.

Я посмотрел на свою команду. Паниц тонкой пилкой полировал ногти. Роберт держал в руках микрофон и что-то в него тихонько говорил. Ырка изучала потолок. Я в них и не сомневался.

— Роберт, связывайся с диспетчерской. Паниц, Ырка — занять места согласно взлетному предписанию. При первой возможности...

— А это будет через три с половиной минуты, — вклинился Роберт, отрываясь от микрофона.

— Через три с половиной минуты — взлетаем. Курс — Бета Козябры.

Грешен, люблю покомандовать!

Я проснулся в своей каюте и задумался. Три дня полета до Беты Козябры, звездной системы с самыми фешенебельными планетами-курортами во вселенной, три дня ничегонеделанья. Роберт рассчитал, что наше корыто преодолеет путь часов на десять быстрее, чем «Глория». А если учесть кое-какие особенности пространства на этом маршруте, да еще применить «смещение транскорпенции на полпесата», можно будет сэкономить еще часов пятнадцать. Он очень умный, Роберт. Я, когда прокладываю маршрут, просто ввожу на экране название пункта назначения, и компьютер сам все рассчитывает. А Роберту так неинтересно. Иногда он может часов шесть колдовать над маршрутом, чтобы в результате сэкономить минут десять, не больше. Но в сегодняшнем случае по его расчетам выходит, что мы практически на сутки сократим отставание от Анны. Я аж зарычал от нетерпения. Скорее бы!

Я зашагал из угла в угол. Хоть у меня и капитанская каюта, в ней все равно не разбежишься: три шага сделал — изволь разворачиваться. Побродив так минуты две, я выскочил в коридор и направился в рубку, она же кают-компания, она же — место встреч всего экипажа.

Роберт с Паницем резались в шахматы, Ырка отсутствовала — наверное, отсыпалась перед дежурством. Я плюхнулся в кресло рядом с Робертом и собрался высказаться, но он меня опередил:

— Лошадью ходить не буду!

Я обиженно надулся. Вообще-то загадка: Роберт — один из самых умных людей, которых я встречал в жизни, а Паниц — не дурак, конечно, но никаких выдающихся мыслительных способностей я за ним не замечал. А в шахматы играют на равных. Чудеса!

Я попытался вникнуть в ход матча, но тут соперники синхронно вздохнули, пожали друг другу руки, развернули доску и принялись заново расставлять фигуры.

— И не скучно вам? — пожалел я их. — Я бы свихнулся столько в шахматы играть!

— Да, командир, ты у нас больше по бабам специалист, — хохотнул Паниц. — Вот кстати, кэп, помнишь Грэту с Мальпензии, длинноногая такая с красными волосами?

— С волосами, говоришь? Кажется, помню, а что?

— Не обижайся, у нас с Робертом вопрос. Ты ее... того?

— Чего «того»?

— Хурри, хватит прикидываться! Ты занимался с ней сексом?

— Да какое ваше собачье дело?! — возмутился я.

— Командир, ну пожалуйста, ответь, нам это очень важно!

Роберт кивнул в подтверждение его слов. Нет, все-таки от безделья экипаж дуреет.

— Это шахматы во всем виноваты, — заключил я. — Занялись бы чем-нибудь полезным! Порнушку бы, что ли, посмотрели, глядишь, всякая дурь из головы повыветрилась бы!

Эти двое выжидательно смотрели на меня. Вот ведь гады! Я стал вспоминать.

— Мальпензия, Мальпензия... год назад примерно... мы туда сахлоп возили, еще таможня хотела один и тот же налог два раза содрать, жара была, простыни мокрые... Да, точно, «того»! Ну, в смысле, занимался. Довольны?

— Ес-с! — Паниц хлопнул кулаком по ладони.

Роберт досадливо поморщился.

Я нахмурился как можно грознее и посмотрел на этих двух умственно отсталых:

— В чем дело, придурки?

Они смущенно переглянулись, и Роберт сказал:

— Хурри, ну не обижайся. Мы просто с Паницем поспорили.

— О чем?

— Понимаешь, мы уже десять лет с тобой летаем, вот и поспорили: охмуришь ты за эти десять лет сто женщин или нет?

— Ну не козлы?! — возмутился я. Потом заинтересовался: — И сколько набралось?

— С Грэтой — девяносто девять.

— Врешь! Не может быть так много!

— Точно тебе говорю, — ответил Паниц. — У меня они все записаны.

Он полез в карман, надо полагать, за списком. Я схватил его за руку:

— Не надо, верю. И кто на что ставил?

— Я говорил, что ты сотню наберешь. А Роберт — что не успеешь.

— Обоим — выговор! Тебе — за возведение напраслины на командира, а Роберту — за неверие в командирские силы! И, кстати, сколько дней мне осталось до дедлайна?

— Почти нисколько, — опечалился Паниц. — У тебя завтра день рождения, мы его крайним сроком установили.

— Ха! Мы же еще полтора суток в пространстве болтаться будем, где я тебе тут женщину достану? Плакали твои денежки! Кстати, на сколько спорили?

— На ящик кальменского.

Я присвистнул:

— Губа не дура! Роберт, ты ведь не выпьешь все в одно горло и поделишься с командиром?

Роберт неопределенно пошевелил бровями. Я встал и направился к двери: находиться с этими идиотами в одном помещении было выше моих сил. На пороге я обернулся:

— Надеюсь, Ырка хоть не в курсе ваших споров?

— Да ты что, Хурри, — воскликнул Паниц, — если б Ырка об этом узнала, она бы нам все кости переломала! Ты уж, пожалуйста, ей тоже ничего не рассказывай.

— С какой стати Ырке ломать вам кости? — удивился я.

Они как-то воровато переглянулись и ничего не ответили. Я закрыл дверь и вернулся к столику:

— Так. Чего еще я не знаю?

— Хурри, — заерзал Паниц, — ну ты же не дурак и не слепой!

— Иногда, — вполголоса пробормотал Роберт.

Паниц пнул его под столиком и продолжил:

— Короче, только ты один не замечаешь, что Ырка уже десять лет по тебе сохнет.

— В смысле?! — вскричал я. — Ырка? По мне?! Да с какой стати?!

— Не знаю, с какой, мы вон с Робертом тоже удивляемся.

— Да ну! В жизни не поверю, что вы десять лет знали и не протрепались!

— Ырка пообещала, что убьет, если ты узнаешь. А она может.

— Вот черт... — я вскочил. В принципе, это многое объясняло. Например, то, что у Ырки не было никакой личной жизни. Когда наша команда еще только притиралась друг к другу, Роберт и Паниц в разное время пытались клеиться к Ырке, каждый получил достойный отпор и в меру тяжелые телесные повреждения и на этом успокоился. А я почему-то никогда не пытался с ней флиртовать. Не знаю, почему. На вид-то она очень аппетитная, у многих мужчин руки сами так и тянутся ее потрогать, что обычно заканчивается переломами этих шаловливых ручек. Но вот не пытался — и все. Нет, ну надо же! Ырка, верная и добрая Ырка, всегда готовая прийти на помощь, Ырка — мой лучший друг и вообще лучший человек из всех мне известных, в меня влюблена?! Я схватился за голову и скрылся в своей каюте.

Когда я доберусь до Беты Козябра, я сделаю с этим хирургом такое!.. Еще не знаю что, но это будет что-то ужасное! Ненавижу докторишек!

Утром следующего дня Ырка постучалась в мою дверь.

— С днем рождения, капитан, — сказала она своим хриплым голосом, протянула мне какую-то коробочку с бантиком, встала на цыпочки и неловко чмокнула в щеку. На меня пахнуло какими-то диковинными духами.

— Что-то не так? — спросила она. — Что ты так смотришь?

— У тебя что-то с лицом, — сказал я. — Какое-то оно... другое.

— Я просто распустила волосы и немного накрасилась в честь праздника.

— Да? Ничего себе. Здорово! Так оно гораздо более... женственное.

— Я и есть женщина, Хурри.

— Да, Ырка, это трудно не заметить.

В тесной каюте стало как-то особенно тесно, Ырка потопталась на месте и сказала:

— Ну, я пойду? Сейчас ребята, наверное, придут поздравлять.

Я прокашлялся.

— Ырка...

— Что?

— Ты не сломаешь мне руку, если я попытаюсь тебя поцеловать?

Она улыбнулась:

— А ты попробуй и узнаешь.

Ырка — кокетничает! С ума сойти! Мир перевернулся!

Я шагнул к ней и обнял за плечи.

Сзади раздался смешок и тонкий голосок пропел:

— Так-так, этого следовало ожидать.

Этот голос я узнаю из миллиона. Анна. Черт! Я когда-то давно дал ей полный доступ к видеофону, чтобы она в любой момент могла появиться на экране в моей каюте. Ну, вроде как полное доверие ей оказал. И во всей этой суматохе, конечно, забыл его отключить. Старый тупой осел!

Я обернулся к экрану и вздрогнул. Анна, полуодетая в легкую белую тунику, полулежала в кресле в роскошно обставленной каюте. Ее вид моментально пробудил во мне столько воспоминаний и желаний, что я даже зажмурился.

— Поздравляю с днем рождения, — проворковала Анна, довольная произведенным эффектом. — Извини, что не могу сделать это лично.

— Спасибо, — прохрипел я, открывая глаза и пожирая ее взглядом.

— А ты не теряешь времени, я вижу. Никогда не понимала твой вкус.

— Э-э-э…

— Поговорим?

Ее любимое словечко. Обычно оно означает, что Анне от меня что-то нужно. Непонятно только, что она может от меня хотеть, когда…

«Барракуду» тряхнуло, экран выключился, свет погас. Я упал, выругался, снова вскочил. Включилось аварийное освещение.

— Ырка, что происхо… — начал я говорить, поворачиваясь, и осекся. Ырки в каюте не было. Что за ерунда.

Включился экран. Анна, одетая в брючный костюм, вызывала меня из какого-то номера гостиницы, судя по виду за окном.

— Что у тебя случилось? Ты куда пропал? — она выглядела встревоженной. Я тоже забеспокоился: за ту секунду, что не работал экран, она бы никак не успела переодеться.

— И давно меня не было? — спросил я.

— Три недели. Так что у тебя случилось?

В каюту ворвались Паниц и Роберт.

— Хурри, что происходит? Где Ырка?

Они уставились на Анну. Я выключил экран и повернулся к своему экипажу:

— Роберт, ты идешь в рубку и разбираешься, что произошло и почему корабль питается от резервного источника. Бегом!

Роберт испарился.

— Паниц, ты проводишь полную инвентаризацию «Барракуды» на предмет механических поломок. Весь корабль осмотреть, каждый сантиметр! Если увидишь Ырку, скажи, пусть зайдет ко мне.

— А что будешь делать ты?

— Думать!

— Ну да. Конечно. Удачи.

И Паниц выскочил за дверь, пока я не успел дать ему пинка.

Хотя я и не собирался.

Через два часа мы сидели в кают-компании и подводили итоги: Ырки нигде нет, механических поломок на «Барракуде» тоже нет, вышел из строя генератор, за одну секунду прошло три недели, и вообще мы находимся в ста килопарсеках от того места, где по идее должны находиться.

Я подозрительно уставился на Роберта.

— Ты говорил, что-то про смещение трапеции…

— Транскорпенции!

— И ее тоже. Не могли в этом смещении потеряться три недели, сто килопарсеков и шестьдесят килограммов Ырки?

Роберт вздохнул:

— Понимаешь, специальная теория относительности…

— Стоп. Пропусти ближайшие пару страниц. Ненавижу этого твоего Эйзенштейна, лучше бы он снимал в древности свои фильмы и не лез в науку, в ней и без того гадостей хватает!

Роберт оторопело уставился на меня.

— Капитан…

— Не обращай внимания, это эмоции. Продолжай.

— В общем, произошла какая-то флуктуация пространства, была перегрузка реактора, генератор не работает. Что в нем сломалось, я не знаю. Для этого Ырка нужна, она у нас по железкам.

— Паниц?

— Резервный генератор работает, но его мощности хватает только для поддержания систем жизнеобеспечения. Я послал сигнал бедствия, отозвалась станция техобслуживания, отвечающая за этот сектор. Обещали прислать бригаду.

— Когда?

Загорелся центральный экран, на нем возникла жизнерадостная улыбчивая физиономия молодого парня:

— Тук-тук, кто в теремочке живет?

— Мы, — емко ответил Паниц.

— Вас приветствует СТО-13! Сантехника вызывали? — счастливо захохотал парень.

Я застонал.

Через час СТО-13 пристыковалась к «Барракуде», и техник перешел к нам.

— Серега! — представился он, и мы отправились смотреть генератор.

— Это у вас датчик барахлит, — уверенно заявил он, почесывая затылок.

— Датчик чего? — подозрительно спросил я.

— Чего-нибудь. Если что-то сначала работало, а потом не работает, это всегда датчик виноват, — важно объяснил он. — Или предохранитель.

— Какой предохранитель?

— Плавкий! Мне эта модель двигателя не очень знакома, где здесь предохранители?

— Сергей, — грустно сказал Роберт, — это не двигатель, это генератор.

— Да?! Тогда это не ко мне, я по двигателям больше. Сейчас…

И он отправился обратно на станцию.

Через час оттуда пришел мужичонка в промасленной спецовке.

— Тимофей, — протянул он ладонь-лопату. — Где больной?

Через пару часов осмотра «больного» он сказал:

— У вас подшипник полетел.

— Какой подшипник?! — возмутился я. — Это ж не велосипед!

— А это что? — Тимофей откинул кожух и ткнул пальцем в круглую деталь.

Я достал из кармана планшет и вызвал трехмерную схему генератора.

— Это… это… вот! Это стабилокептер.

— Да? — техник подозрительно уставился на деталь. — То-то я смотрю, оно с каким-то хрустом проворачивается. А точно не подшипник?

Я кивнул. Потом покачал головой.

— Олег! — заорал техник. — Олежка! Тащи инструмент!

В стыковочном коридоре появился заспанный детина с кувалдой за спиной.

— Олег, — представился он.

Я с тоской посмотрел на Паница:

— Буду очень тебе признателен, если ты возьмешь на себя общение с этими господами…

— Хорошо, кэп, — пообещал Паниц. — Разберемся.

Роберт успокаивающе кивнул. Я ушел и заперся в каюте. Мне было очень хреново. Куда же делась Ырка?!

Вторую неделю на корабле жужжало и грохотало, по всем коридорам валялись какие-то подозрительные железки, периодически исчезало электричество и вода, пахло паленой изоляцией и горелым маслом.

Я каждый день прочесывал «Барракуду» в поисках Ырки. Не могла же она испариться! Специальная теория относительности, конечно, издевается над пространством-временем, но чтобы исчезали молодые жизнерадостные женщины — такого в теории нет, я бы запомнил! Роберт от безысходности пытался разобраться, что же приключилось с генератором, и так достал ремонтников умными вопросами, что они прислали мне делегацию с ультиматумом: если Роберт не отстанет, они отчаливают. После чего Роберт засел за компьютер и принялся разбираться с проблемой дистанционно. Паниц же целыми днями пропадал на СТО-13, постоянно что-то у них покупая и выменивая.

Несколько раз мне звонила Анна, причем я так и не понял, зачем. Наши разговоры затухали сами собой. Почему-то чем меньше мне хотелось с ней разговаривать, тем настойчивей она звонила. С курорта они уже улетели, и теперь направлялись куда-то, я не понял куда, но ей туда не хотелось. Еще пару раз мне звонил ее нынешний сожитель, хирург Сепсель, крайне мерзкий тип, и требовал почему-то, чтобы я прекратил их преследовать. Я обещал.

Я вообще уже не понимал: какая сила заставила меня сорваться с места и броситься на другой край галактики, да еще и потащить с собой команду. То ли мозги были настолько пропитаны алкоголем, то ли моча в голову ударила… А я еще двойной тариф экипажу пообещал, и теперь с каждым днем мой банковский счет худеет на приличную сумму.

Но, конечно, самое плохое, что пропала Ырка. Куда она делась?

Паниц и Роберт от безделья и безнадеги стал тихонько ругаться друг с дружкой, чуть ли не каждая шахматная партия теперь заканчивалась взаимными оскорблениями. Дошло до того, что Роберт обвинил Паница, будто тот съел его салат. Десять лет вместе летаем, но никогда не знал, что Роберт не ест кинзы, а Паниц как кок, наоборот, всюду ее запихивает. Но для Роберта он готовит отдельный салат, без кинзы, а вчера он его, видите ли, зачем-то съел, как будто ему салатов с кинзой не хватало.

Я тогда сходил на станцию, купил в магазинчике жутко дорогущее лакомство под названием «вазенги», принес и бросил им на стол. Они перестали ругаться, с жалостью поглядели на меня, затем Паниц осторожно убрал деликатес в холодильник, обходя меня по широкой дуге.

Очередной ужин проходил в молчании. Слышен был только стук ложек о тарелки, да щелканье зубов Паница. Почему он так громко жует?! Почему Роберт, например, неслышно жует, я тоже тихо ем, а Паниц грохочет, как камнедробилка?

Нет, так дальше жить нельзя. Я отодвинул тарелку и сказал:

— Ырка, выходи.

Роберт и Паниц посмотрели на меня, как на сумасшедшего.

Я повторил:

— Ырка, хватит уже. Пошутила — и будет. Я знаю, что ты здесь. Выходи.

Через минуту в полной тишине отодвинулась стеновая панель, и вышла Ырка с таким видом, будто не пряталась от нас две недели, а отлучилась буквально на пять минут.

— На чем я прокололась?

— У нас все это время потихоньку пропадали продукты. Я, признаться, на механиков со станции поначалу грешил. А уж когда кто-то стал подъедать из холодильника вазенги... Ты — единственный человек из всех моих знакомых, кто их любит. Ребята, например, их терпеть не могут.

— Но где она была? — возмутился Паниц.

— Ырка — наш механик. Она корабль знает лучше, чем ты — свой кошелек. Я думаю, за этой панелью у нее не единственная нычка, да, Ырка?

— Но зачем?! — возмутился Роберт. — Зачем ты пряталась?

— Об этом мы обязательно расспросим Ырку долгими темными вечерами, когда нам нечего будет делать. А сейчас нужно спасать корабль. Ырка, не будешь ли ты столь любезна взять на себя заботы по ремонту генератора, пока эти левши нам не доломали его окончательно?

Через несколько часов «Барракуда» отстыковалась от СТО-13 и продолжила свой путь. Роберт спал в своей каюте, отдыхая после расчета маршрута, Паниц дежурил в рубке, а Ырка в моей каюте уплетала за обе щеки бутерброды.

— Что же все-таки там поломалось? — спросил я.

— Предохранитель полетел, — с набитым ртом ответила Ырка.

— Почему?

— Ну, там когда мы в эту Робертову флуктуацию попали, пошла нерасчетная нагрузка, забарахлил датчик потока, дал слишком сильную нагрузку на вал теркапсера, перегрелся подшипник, теркапсер встал, ну и предохранитель, понятное дело, сработал — куда ж генератору без теркапсера.

— Понятно, — соврал я.

Ырка схватила вазенгу и аппетитно захрустела корочкой. Я глядел на нее и не мог наглядеться.

— Ырка, ты не пропадай больше, хорошо? Нам без тебя было очень плохо. И мне без тебя было очень плохо.

— Если ты снова будешь пялиться на всяких…

— Не буду! Честное слово, не буду!

Она недоверчиво посмотрела на меня, потом цапнула еще один бутерброд. Наголодалась, видно, за две недели.

— А куда мы летим?

— На Бету Козябра.

— Что?! — она отшатнулась от меня. — К этой твоей… хм…

— Нет, что ты! Ее там уже нет давно. Просто после всех приключений мы с ребятами решили, что неплохо было бы оттянуться на каком-нибудь курорте недельку-другую. Ну и...

— Что?

— И нам с тобой тоже бы… неплохо… на курорте…

— Вот, значит, как? Ты уже все за меня решил? А может, я не хочу?

— Ырка, ну прости меня. Я больше не буду! И ребят пожалей, они-то в чем виноваты!

— «Они-то»? Думаешь, я не знаю, кто про меня тебе проболтался?

— Ырка, — я взял ее за руку, — Я не могу без тебя.

— Для того, чтобы это понять, тебе потребовались десять лет и сто женщин?

— Ырка... вот черт! Ну Ырка же, ну как ты не понимаешь! Ты же — не такая, как они! Я же не могу с тобой, как с ними, понимаешь? Ты же... Ты же гораздо лучше их, и гораздо важнее для меня, чем все женщины, вместе взятые, понимаешь? Если бы я тебе... если бы я с тобой... ну... это же на всю жизнь!

Я говорил и чувствовал, что мои слова как будто становятся материальными, окончательными и бесповоротными. Еще минуту назад я и сам этого не знал, а сейчас сказал — и понял, что Ырка — действительно самый дорогой для меня человек.

Она закрыла глаза, и из под ее ресниц показалась слезинка. Или мне показалось, что она показалась? Я прошептал:

— Ырка, маленькая, я люблю тебя, и мне никто больше не нужен, кроме тебя!

— Мне ты так никогда не говорил, — обиженно проворчала за спиной Анна с экрана. Вот черт, когда я уже отключу у нее полный доступ?! Все время забываю!

Я повернулся к ней:

— И никогда не скажу!

— Представляешь, — грустно сказала она, — у нас корабль сломался. То ли датчик какой-то барахлит, то ли предохранитель полетел…

— Могу посоветовать вызвать СТО-13, — ехидно предложила Ырка. — Прекрасные специалисты, обязательно помогут!

— Можешь сослаться на Ырку, — продолжил я. — Тогда будет скидка.

Ырка испуганно посмотрела на меня:

— Ты догадался?

— О чем? Что это ты подстроила аварию? Или что эти ребята: Серега, Тимофей, Олег — твои хорошие знакомые?

— Да, — заявила эта негодяйка. — А если бы я это не подстроила, ты бы еще десять лет раздумывал!

— М-да… — прокомментировала Анна у меня за спиной.

Я чертыхнулся, выключил экран, обнял Ырку и сказал:

— Я не сержусь. Но если нам сегодня еще хоть кто-нибудь помешает, смерть его будет ужасна и мучительна!

— Еще бы! — жарко прошептала Ырка мне на ухо. — Ведь им придется иметь дело со мной, и они пожалеют, что когда-то родились на свет.

А Роберт никак не может получить от Паница свой выигранный ящик кальменского. Кто бы сомневался! Чтобы не проставляться, Паниц в качестве аргументов приплел и саботаж бригады СТО-13, и специальную теорию относительности, и что число женщин все же достигло ста, просто, мол, Роберт неправильно считает. И даже где-то раздобыл документ, явно фальшивый, в котором мой день рождения указан на пять недель позже. Я в этом споре держу нейтралитет, хотя от бутылочки кальменского не отказался бы.

А мой приятель по имени Сэм прошамкал недавно: «Счастье, Хурри, оно здесь и сейчас. Его нет ни в прошлом, ни в будущем, ни в твоей голове. Только здесь и только сейчас. Оно — как дерево. Его надо растить, беречь, его нужно поливать и подкармливать. Иначе оно может засохнуть».

Вот все-таки зря я тогда его не пристрелил. Честное слово, всем от этого стало бы гораздо лучше.