TM

Крошечный прокол подмышкой, ловкие руки пластического хирурга. Микрощупальце, несущее газоимплант, с грациозностью гадюки черной мамбы проползает между внутренними тканями. Ячеистая паутинка импланта фиксируется в области соска, равномерно разворачивая газовые ячейки и соединительные микротрубки. Упругий и элегантный полусферический каркас готов. Характерное шипение — имитация. На самом деле, издаваемый звук находится выше грани слышимости, чувствительная аппаратура только усиливает его. Гелий расправляет имплант. Процедура зеркально повторяется с левой стороны и через тридцать секунд в мире появляется еще одна пара грудей, игнорирующих гравитацию. Чудо-сиськи, которые никогда не обвиснут, озорные и гордые всегда будут торчать сквозь прозрачные топики. О, это просто чудо-сиськи! Прижаться к ним, обхватить губами сосок, накрутить его, чтобы набух и затвердел.

Рейф, как могла, пыталась отвести взгляд от этих грудей, и вновь поймала себя на том, что мысли продолжают шалить. Между бедер бессовестно проступила влага. «Лилиан», беззвучно прошептали губы Рейф. Она уже предвкушала прощальный вечер: «Попка, попка. Ух, какая у нее попка! Неужели тоже гелиевая?» Новенькая была очень даже ничего. Хотя, такая грудь не может быть подарена природой. Надо будет проверить. Рейф краем глаза оценивала свою будущую замену, но мысли продолжали течь совсем не по делу.

Лилиан поймала взгляд. Чуть прикусила губу.

— Настоящие. Была капитаном черлидеров всю высшую школу.

Рейф присвистнула.

— Можно потрогать?

Лилиан распрямила плечи, прямо смотря в глаза. Стразы, Млечным путем рассыпанные по груди, подчеркивали лукавую прелесть идеальных полусфер. Рейф очнулась. «Вот что значит классные сиськи». Нагота прекрасна и естественна, но в здании дресс-код, и такие сиськи, как бы они ни были прекрасны — внутрь не пустят. Надо прикрыть.

Разговор с педантичной охраной был недолог и разрешен в пользу образовавшейся пары. Консьерж вежливо проводил к лифту. Впустив пару, лифт начал неторопливо подниматься. Прозрачные стены открывали все большую панораму индустриального Квебека, а зеркальные половинки раздвижных дверей отражали две фигуры: невысокую, с несколько мужеподобной комплекцией, и среднего роста, в крокодиловом плаще с чужого плеча, который кое-как пытался прикрыть крайне аппетитную попку.

— Каково это, — Лили, чувствуя неловкость ситуации, с трудом подбирала слова, — С гением?

— Еще раз, — спустив гильотину, Рейф снесла романтике голову, — Употребишь это слово. Пойдешь в расход.

— Прости, — Лили заметно смутилась, увидев столь агрессивную реакцию. Рейф тоже помедлила.

— Спрашивай. Но по существу.

— Какой он? Как себя ведет в отличие… В отличие от обыкновенных.

Рейф теперь сообразила, куда клонит будущая регентша.

— А-а. Ты об этом. Симон, — она запнулась на табуированном слове, — Не индиго. Не избалованное бесконтрольное чудовище. Добрый. Искренний. Но совершенно не наивный. Самое важное то, как он размышляет, — Рейф задумалась, отчего-то в этот момент трудно было подобрать правильные слова. Речь была сумбурной и сбивчивой:

— Это и вправду порой пугает. Одним словом — резонатор. И никаких других понятий. Ему тоже ничего не говорить, — Рейф отчеканила, глядя в упор на свое «альтер эго», — И даже не думать! Если идет речь о нем — или Симон, или Резонатор. Ничего другого.

Лифт продолжал свой неторопливый подъем. Запретное слово украдкой начинало мутить мысли.

Латинское слово «гениус» берет свои корни от древнегреческого понятия «даймон», иначе — «демон». К ним же относится родственное арабское «джинн». Каждое из этих слов несет в себе понятие о неком духе, обитающем в мире людей, но не имеющем тела. Лживая пыль тысячелетней истории скрыла истинные смыслы и силу этих слов. Те понятия, которые вкладывают в слова «душа», «память» и «разум», являются отдельными гранями и признаками «гения».

Зеркальные двери распахнулись и представили любопытным глазам пентхаус, развернувшийся на весь этаж. Рейф удивленно-облегченно вздохнула. Еще не так давно все тут было заставлено манекенами, эскизами, декорациями. Биомеханические существа, техносексапильные механизмы, которые Рейф про себя называла «эпоха постгигеротики». Теперь же было пусто и несколько неуютно. Но уютный уголок все же нашелся, как раз напротив лифта, прямо у окна был расстелен большой бежевый ковер. На ковре сидел Симон, обложенный плакатами полувековой давности.

— Знакомься, — Рейф приветливо указала Симону на новенькую.

Лили протянула руку, Симон с неохотой подал свою и обратился к Рейф.

— Так ты правда уходишь?

Рейф опустила глаза и кивнула.

— Это все из-за меня? Да?

— Симон, ты же знаешь. Мне нужно лечь в больницу, — она повела головой, — А это Лили.

Лили для Симона не существовало, и Рейф это прекрасно видела. Рейф отчетливо понимала, что долго она не протянет, и ей нужна замена. Но такая работа требовала исключительных способностей. А исключительные способности требуют немалых ресурсов. И стимуляции. Уже не первый месяц: на завтрак — кокаиновая пудра, к ланчу — модафиниловая торпеда под язык, а перед ужином аперитив — стопка спирта с фенацетином. Рейф не хотела гадать, что случится раньше: высохнет мозг, «случайная» карцинома ротовой полости, или почки решат, что с них хватит. Но хуже всего было то, что случилось несколько минут назад. Семя мысли, случайно ли или нарочно заброшенное в плодотворную почву, начинало давать о себе знать. Подлые и коварные мысли прорастали и выносили в сознание запретные плоды.

В сущности, каждый человек — Гений. Но Гений абсолютного большинства человечества — не раскрыт. Он свернут тугими кольцами подобно клубку и безмятежно покоится в хрупких человеческих оболочках. Так называемая «аура» имеет к Гению непосредственное отношение. Благодаря эффекту Кирлиан, аппараты газоразрядной визуализации способны отобразить ее на фото. Но несовершенная электротехника не показывает образ клубка. Отображенная «аура» — всего-навсего тень, мутный и расплывчатый контур Гения.

Даже неизбранным о Симоне было известно многое, и в то же время — ничего. Главный «несекрет» заключался во фразе «карт-бланш на полмиллиарда канадских луни». То, что Симон умудрился сделать с тремя, а по сути, с четырьмя, загубленными франшизами ставило его в ранг новых гениев кино. Весьма средний по современным меркам бюджет в 150 миллионов окупился в десятки раз. Четверть пьяса за каждый вложенный су. Это был «PVA». Проект, созданный в условиях строжайшей анонимности, не произвел эффекта разорвавшейся бомбы. Он произвел эффект паназиатского цунами двадцать четвертого года. «PVA» оказался чертом-сатаной из табакерки. А то, что Симону было всего шесть лет, знали совсем немногие.

Под скромной вывеской из трех букв, рождающих в голове любого кинолюбителя словосочетание «Predators versus Alien». «Хищники против Чужого», оказался сумасшедший в своей гениальности «Prometheus versus Avatar». «Прометей против Аватара». Столь рискованный проект стоил Рейф хронической гемикрании в неполные тридцать два года. Дело было даже не в возможном провале, а оно выглядело именно как «безнадежное». Истинная причина крылась куда как глубже.

«Первое, приятное» впечатление от новенькой уже испарилось. То ли наигранная, то ли натуральная некомпетентность Лили посеяла в глубине сознания Рейф тревогу. Теперь и Симон был расстроен не на шутку. Ему вовсе не хотелось отпускать Рейф, но хуже всего было не это. Глубоко внутри что-то сломалось. Зеркальный щит, столько лет отражавший свет, наконец, треснул. И из трещин к свету жадно потянулись бледные побеги осознания.

Истории человечества известны случаи, когда человеческий Гений был раскрыт. Если бы примитивный глаз человека способен был увидеть раскрытие бутона, то перед ним предстало бы одно из самых прекрасных и самых ужасных явлений природы. Распустившийся Гений, звезда с лучами-щупальцами, проникает в клубки Гениев окружающих его людей. Подпитываясь их мыслями и суждениями. Все взгляды и точки зрения сходятся в одну — истинную, и тогда миру являются откровения.

Пустота окружения раскрепощала, и мысли Рейф продолжали тянуться к источнику испепеляющего света. Знакомство состоялось, но ни к чему не привело. Симон вел беседу только с Рейф, совершенно не замечая новенькую. Лили только и оставалось, что разглядывать плакаты с человекоподобными роботами или роботоподобными «человеками», и даже вздрогнула от возгласа Рейф:

— Робокоп против Терминатора?

— Конечно!

Глаза Симона загорелись, как у ребенка, получившего новую игрушку. Он и был ребенком, только в голове у него зрели совсем недетские мысли.

— Это будет именно так, как задумывалось. В роли Терминатора — Лэнс Хенриксен, а в роли Робокопа… — Симон округлил глаза и заговорщицки посмотрел на собеседников, — Рутгер Хауэр!

— Так они же, — удивилась Лили, и в ту же секунду ее перебил Симон:

— Сделаем компьютерные модели.

Лицо Лили выражало озадаченность.

— А почему именно Хауэр и Хенриксен?

Симон широко улыбнулся, обнажив зубы, и характерно ими клацнул.

— Они идеально подходят на эти роли.

В сознание Рейф продолжали пробиваться те мысли, которым появляться нельзя, это было слишком опасно. И опасные мысли с упорством бамбука прорастали сквозь трещины зеркала. Их уже невозможно было удержать. Сердце Рейф застучало чаще. До коллапса оставались считанные мгновения.

Симон все подробно объяснил. Как оказалось, у обоих — у Хауэра и Хенриксена — за плечами были, как минимум, по две роли киборгов. Как минимум, по одной ужасной роли в низкобюджетном кино и, как минимум, по одной культовой роли в проектах ААА-класса. Хенриксен был известен ролью Бишопа в «Чужих» Джеймса Кэмерона, Хауэр отметился ролью репликанта Роя Бэтти в «Блэйдраннере» Ридли Скотта. Но основной причиной послужило даже не это. Вся соль задумки Симона крутилась вокруг первоначальных замыслов. Роли Терминатора и Робокопа писались и предназначались для Хенриксена и Хауэра, соответственно. Лишь по воле случая они достались другим, не менее известным актерам.

Рейф не стала спрашивать лишнего, поинтересовавшись только ценой вопроса. Ответ был лаконичен: «Двести сорок миллионов». Две на постановку картины, а сорок — на приобретение франчайза «Robocop versus Terminator» с характерными бирочками «TM» в правом верхнем углу.

В сущности, эта идея устраивала Рейф. Оба франчайза находились тоже под Фоксами, и серьезных проблем не должно было возникнуть. Все шло почти по маслу, пока не случилось непредвиденное.

Имя первого раскрытого Гения кануло в лету. Человек, наделенный безграничным знанием над окружающими, был подобен богу. Он и получил имя Первого Бога. Много позже его назовут Прометей. «Предвидящий». Человек, чей разум отверг страхи и заблуждения. Достиг истины, очистив ее от шелухи предрассудков и суеверий, и подарил людям огонь. Огонь — дающий тепло благодетель. Огонь — кара безжалостного пламени. В то время людям не дано было понять, насколько огромна сила и власть Гения. Римские хроники утаили имя primusdeus. Под влиянием того же суеверного ужаса перед живым богом они исказили его имя и исковеркали. На раскаленном клейме было начертано: «Promētheùs».

«Прометей». Предохранитель снят. «Гений». Курок спущен. В голову слева вошла пуля дум-дум, расцвела в мозгу георгином и расплескала лепестки. Рейф на секунду ослепла, затем зрение вернулось, но предметы потеряли четкость в режущей глаза белизне. Носом хлынула кровь. «О Господи!» Далеким подземным отзвуком послышался испуганный крик Лили.

На фоне полной урны алых бумажных салфеток, и орошенного побуревшими пятнами бежевого ковра, «со мной все в порядке» звучало крайне неубедительно, бравада фразу не спасла. Но Рейф соображала быстро и решила использовать случай на все сто процентов.

— Симон. Ради меня. Как только вылечусь, сразу вернусь. Обещаю.

По верхней губе опять побежала алая влага. Очередная салфетка стремительно меняла цвет. Симон молча смотрел. По щеке скатилась слеза.

— Рейф. Прости меня, — и по второй щеке пробежала влажная полоска.

— Отставить слезы. Рядовой Симон, слушай мою команду. Война не окончена. Впереди еще есть цель. Я оправляюсь в лазарет для восстановления боеспособности. Ваша задача — подготовить план боевых действий к будущей атаке. Как понял, рядовой?

Блеснула искра, Симон просиял.

— Так точно. Капитан.

Они оба умыли лица. Смех, прозвучавший в этот момент, затушил бикфордов шнур в паре дюймов от динамита.

Оставив Лили и Симона наедине, Рейф покинула пентхаус. Выехав с парковки, она помчалась прочь. Но классическая «пацифика» не поехала в больницу. Рейф колесила по городу, время от времени останавливаясь у закусочных. Вовремя оставив «уши», она теперь внимательно слушала разговор. Лили старалась, но по-французски говорила с трудом. Продуктивной беседе это не способствовало, пока Симон не переключился на английский, чего Лили, похоже, даже не заметила. Рейф продолжала слушать, но не слышать. Разговор превратился в неразборчивую болтовню. Опасные мысли, поднявшиеся из глубин памяти, окончательно оккупировали разум.

Священный огонь сыграл не последнюю роль в становлении Второго Гения. Вторым живым богом был Заратуштра, а огонь стал символом чистоты и непорочного духа. Ясность сознания Гения отвергла суеверную божественность. Понятие «добро» в истинном его значении — заслуга Заратуштры. Огонь есть тот свет, что покажет истинное направление во тьме заблуждений, лжи и суеверия. И таким был недолгий путь Заратуштры.

Рейф подъехала к дому. Сумерки сгустились черничным джемом, а смартхом уже свернул ромашку солнечных батарей. Вкус у хозяйки был несколько ретроградный, она не старалась гнаться за модой. Среди выстроенных по последнему писку сезона круглых экохомов монументально выделялся гексагональный монолит из супергласса. ИК-датчики среагировали на тепло, смартхом включил освещение, и теперь в мягких янтарных оттенках он выглядел точь-в-точь как тамблер — доверху наполненный стакан для виски. Дом, милый дом, определенно намекал. В ясную погоду смартхом раскрывал полусферу солнечных батарей и выглядел десятиметровым стеклянным шампиньоном. Рейф ни за что бы не променяла свой смарт. Все эти фен-шуи и бледные эко-юрты — это так мимолетно. Думать о чем угодно, обо всем… кроме… обо всем.

Третий из раскрепощенных Гениев остался в истории под двумя именами. Будучи ребенком, Сиддхартха поведал двум дюжинам мудрецов многие тайны мира. И мудрецы испугались возложенной на них ответственности и похоронили истину в своих могилах. Повзрослев, Сиддхартха постарался исправить свои ошибки. Но окружающий его мир уже был пронзен иглой истины и медленно погибал от осознания собственной беспомощности. Тогда он взял себе имя «Будда» — «Просветленный» – и, подобно предшественнику, встал на путь бога.

Как только Рейф окончила душ, на пороге появилась Лили. «Ты обронила это». Лили протянула лазуритовую клипсу: «Вот заехала вернуть».

Они смотрели друг на друга. Незастегнутый оливковый плащ против распахнутого бирюзового халата. Испытывающие, любопытные взгляды. Общение без слов. Рейф подняла руку и жестом показала: «Душ там». Лили удержала ее руку. Ей было известно, что означают характерные точки и полоски на запястье:

— Дорогое удовольствие, да?

Рейф кивнула:

— Дорогое. Но того стоит.

— Покажешь?

— Не тяни резину.

Под звонкий хлопок по ягодице Лили быстро упорхнула в душ. Приглушив свет в доме, Рейф направилась в спальню, прихватив баночку увлажняющего геля для рук. Сев на постель, она выдавила немного геля на тыльную сторону ладони. Массируя руки, особое внимание уделила запястьям, а, точнее, точкам и полоскам на них. Подкожный нейроинтерфейс ТМ, находясь в активном режиме, вызывал неприятный зуд, если кожа была сухой.

ТМ. ТехноМакияж, изредка «технотату» — самая дорогая и самая болезненная форма бодиарта. Процедура кропотливая и неспешная. При помощи шнайдера под эпидермис вшиваются люминесцентные волокна и микрочип контроля. Операция имеет аналогию со швейной машинкой, только в качестве ткани выступает кожа, а роль стальной иглы исполняет щетина из пятисот семидесяти шести фуллереновых нанотрубок. Первоначально ТМ распространился в среде фриков, преимущественно в мужской. За короткое время стало популярно «прошивать» член и мошонку. Спустя пару лет ТМ переросло в самостоятельную форму изобразительного искусства. Рейф была исполнена этой роскошью сполна. В ее теле «непрошитыми» оставались только пятки, макушка и затылок.

— Рейф, — донесся голос из ванной комнаты, — Твой душ меня не слушается.

— Parler français.

— Merci, ça va bien.

Спустя четверть часа в полумрак спальни вплыла целая галактика. Космическая спираль, закрученная между двух упругих безупречностей, изящно опустилась на постель. Стразы, рассыпанные по бессовестно искушающей груди, искрились, ловя тусклые отблески люминесцентного потолка. «Lumière couper». И спальная комната погрузилась во мрак. «Lune bleu». Под потолком образовалось небольшое пятно, едва-едва освещающее комнату молочно-голубым. Рейф сцепила ладони и коснулась большими пальцами запястий. От ладоней к локтям, мерцая из-под кожи, потянулись тусклые светлячки. По плечам стали распускаться тонкие лианы зыбко тающего малахитового оттенка. Вокруг чернеющих в голубоватом сумраке сосков постепенно прорезались четкие белые лепестки орхидей. Рудиментарная, чуть выпуклая грудь Рейф была идеальным холстом для неоновых картин. Орхидеи расцвели в полную силу и потекли розовым соком по животу. У Лили перехватило дыхание. Мальчики из футбольной команды такого не покажут, такой красоты она никогда не видела.

Кончиком указательного пальца Лили коснулась трепетной и живописной груди. Кожа под пальцем разгорелась белым, распадаясь по краям затухающим радужным спектром. Палец ласково скользнул вдоль живота, вслед за ним пролетела падающая звезда по бархатно-синему небосводу, оставляя за собой вытянутый желто-красный всполох и угасая голубовато-зеленым.

В руках появился шелковистый газовый шарфик. Отточенным движением Рейф заарканила большегрудую антилопу и припала к ее губам. Влажный томный поцелуй, глубоко и бесцеремонно протиснувшийся язык. Рейф лизнула щеку, затем впилась губами в шею. Лили запрокинула голову, поддалась и легла. Сочные поцелуи не прекращались и сползали к низу. Ключица, плечи, бесподобные полусферы. Язык добрался до живота, бедра самопроизвольно развелись в стороны. Рейф опустилась еще немного, слегка затягивая концы шарфа. Шелковая петля прильнула к влажной плоти. По спине Лили пробежала ледяная волна, и тысячи маленьких иголочек усилили наслаждение, поднимающееся от живота. Лили запустила руку в темный каштан волос Рейф, под пальцами ощущалось ритмичное покачивание головы.

Появление на свет четвертого Гения было предсказано. Предсказано довольно точно. Им был Иисус из Вифлеема. Первый из Гениев, умерших во младенчестве. Избиение младенцев по приказу Ирода не прошло даром. Но разве имеет значение, что тиран умер задолго до рождения Иисуса? Волхвы знали свое дело. Тот, кто называл себя Христом, был совершенно другим человеком. Все Гении проявляются еще будучи детьми. И повзрослев, лишь безуспешно пытаются остановить лавину последствий, причиной которой сами и были.

Петля становилась туже, — и Лили падала в белую мглу; петля ослабевала, — и Лили возвращалась к сладкому порочному наслаждению. Вверх и вниз. И с каждой секундой все выше, и с каждой секундой все глубже. И струны, играющие страстью, с наслаждением натягивались туже и туже. Дзынь.

По телу Лили пробежала судорога, она сжала бедра. Рейф остановилась, наблюдая за подергиваниями удовлетворенного тела. Теперь даже влажная ласка чересчур чувствительна.

Потеряв четвертого Гения, мир людей не только лишился нового откровения, но и погрузился в пучину невежества и мракобесия. Смерть Гения — наказание для всего человечества. Незрелый разум человечества, разум, не желающий раскрывать свою гениальность, фактически противопоставил себя Четвертому. Выбор был полярен. Гений или Мир.

Рейф переменила позу и с яростью ударила ногой в подбородок остывающей любовницы. Лили потеряла сознание. Рейф, усевшись с ногами на грудь любовницы, несколько раз обернула на кистях шарф. И потянула, сжимая в кулаках всю ненависть. Вшитые под кожу волокна среагировали на выброшенный в кровь норадреналин, по телу стали прорезаться магматические трещины, пышущие лавовым жаром. Крепко и долго. С такой силой, что кончики пальцев побелели и засветились, а газовая ткань врезалась в пальцы настолько, что уже начинала темнеть от крови. Рейф продолжала тянуть, в какой-то момент Лили очнулась, но сопротивлялась она лишь пару мгновений.

Мир, наказавший себя Прометеем. Мир, захлебнувшийся в зависти к Заратуштре. Мир, так и не принявший Гаутаму. Мир, погубивший Иисуса — теперь стоял на краю, но все еще существовал.

Пускай, черт возьми, мой мир пуст, сер и безлик. Примитивен, угрюм, неполноценен. Но это – мой мир, я в нем родилась, я в нем живу — и другого мне не надо. Я счастлива тем, что есть, и я буду бороться за свой нелепый и ущербный мир.

Рейф прекрасно понимала, что тот, кто создаст прекрасный новый мир, не оставит и атома от прежнего. Огонь — самый верный символ очищения. И самый ужасный.

В полумраке было видно, как лицо Лили изменило цвет. Рейф тянула. Сколько времени? Ответить на этот вопрос она не могла. Десять минут? Двадцать? Час? Натянутый тугой тетивой шарф, наконец, ослаб. Голова Лили податливо качнулась, как подснежник на сломанном стебельке.

Рейф с трудом сползла с постели. Собрав простыню, она накрыла лежащее тело. Затянула на простыне пару крепких узлов и столкнула упакованный куль с кровати. Припадая на левую ногу (удар травмировал стопу), она поковыляла в душевую.

«Chute. Eau froide». Душ был романтиком и предпочитал команды исключительно на французском. На Рейф обрушился ледяной водопад. Дыхание перехватило, она съежилась и села на пол. Тело дрожало под сплошным потоком холодной воды. Рейф съежилась еще больше. Свернувшись в позе эмбриона, она уткнулась головой в колени. Ее било судорогой под потоком воды.

Гении опасны. То, с чем может справиться один человек, не по силам всему человечеству. Гении не взрослеют. Их мир — это черное и белое. И когда их старания и добродетель разбиваются о человеческую глупость, они меняют свои убеждения. В противоположную сторону. Их Взгляд меняет Мир.

Ледяной дождь еще некоторое время шел над уже посиневшей Рейф. Она очнулась, хрипло пробормотала: «Eau chaude». Но ледяная вода продолжила лить нескончаемым потоком. Вся дрожа, и неуверенно пытаясь опереться на прозрачный пластик душевых перегородок, Рейф приподнялась. Вдохнула как можно глубже и уже увереннее и громче крикнула: «Eau chaude! Pluie battante!» Поток ледяной воды прекратился, и с потолка пролился теплый тропический дождь. Рейф вновь сползла на пол и, согнувшись, легла на бок. «Eau chaude!». Падающие капли стали горячее. Она продолжала лежать, тихо и размеренно дыша. Контрастный душ встряхнул и вымотал. В голове было пусто. Хотелось заснуть. Лениво, словно из последних сил, она поднялась, скомандовала «Stop». Белый ворс полотенца охотно впитал в себя горячую влагу. Рейф вышла из душа, добралась до спальни и рухнула в постель.

Замерцал диод на радиоклипсе и прожужжал по ночнику. Рейф взяла клипсу и надела на ухо.

— Рафаэль, — прозвучал голос.

— Кто ж еще?

— Возникли серьезные проблемы. Нужно встретиться. Желательно немедленно.

— Сейчас я никуда не поеду. У меня… — она помедлила, — тоже серьезные проблемы.

— Это касается новенькой. Прошла информация. В общем, — последовала пауза, — Она не та…

— Я знаю, — перебила Рейф, — Я знаю. Перезвоню позже.

Щелкнув по диоду, прервала связь и продолжила: «А сейчас я просто смертельно устала». Она уснула, едва голова коснулась подушки. Рейф мечтала бы о сне без сновидений, но эта роскошь не для таких, как она. Сны крутились и вертелись, потрошили и перемалывали, вытаскивали и выворачивали наизнанку все тайны и запреты. Главным искушением и наградой было одно. Этой ночью Рейф не испытывала боли.

Пока Симон под контролем… Пока он забавляется… Но что будет, если он… Что будет, если…

Прометей проник в головы сотен людей, и последствия были катастрофическими. Доброта Заратуштры проникла в сердца тысяч и в противовес преумножила злобу и зависть. Будда подарил гармонию сотням тысяч, но отраженные последствия его вмешательства глобальны и актуальны по сей день. В этот проклятый век, управляемый информацией, перед Симоном — двенадцать миллиардов.

Сообщество, к которому принадлежала Рейф, в разные эпохи именовалось по-разному. Шумеры называли их огнепоклонниками — зороастрийцами. В Древнем Риме они были Последователями Светоносца — Люцифера, на заре новой эры их нарекли Евсеями — Сынами Света. Волхвы, Инквизиторы, Алхимики, Иллюминати. Взаимоисключающие имена. На самом же деле они себя никак не называли, они слишком хорошо знали опасную силу имени. Безымянные пастыри сынов человеческих. Пока человечество покорно подобно овцам, пока оно не способно к постижению самого себя, пока оно не в силах раскрепоститься — безымянные пастыри будут продолжать свое дело. И они знают: в этом мире нет места гениям.

Таланты Галилея, да Винчи и Тесла бесспорны, но их гении вовремя укротили и подавили. Их разумы были светлы, но стать гениями уровня Прометея, Зороастра и Будды им не позволили. Гении способны дать многое. Но человечество еще нескоро будет способно принять их Дар. Он все еще подобен огню в неумелых руках ребенка.

Без пяти шесть утра, радиоклипса чирикала и переливалась васильковыми оттенками — Симон. Заплаканный и утомленный ребенок. Даже спросонок Рейф поняла, что он ревел всю ночь.

— Рейф. Пожалуйста, — звучали всхлипы и заикающийся от одышки голос, — Ре-е-ейф. Не бросай меня. Не умирай. Прошу-у-у тебя.

— Я не умираю. Глупенький мой, — в эти слова Рейф вложила всю свою нежность. — И не бросаю. Я просто переутомилась бегать по этим киностудиям, — теперь она была сосредоточена, как в самые ответственные моменты своей жизни. Каждое слово было вымерено и безошибочно:

— Я чуть-чуть отдохну и подлечусь. И мы опять будем вместе снимать крутые фильмы.

— Обещаешь, — и вновь всхлип, — Честно-честно?

— Обещаю. Честно-честно.

______________

TM — trade mark