Запасной парашют
Облака рваными клочьями скользили под ногами. Далеко внизу поля, огороды, лес, и, немного дальше, город составляли цветную аппликацию. На такой высоте мир кажется не просто игрушечным, а совсем нереальным. Протянув руки, можно взять лес в охапку и переставить ближе к серому кругляшку озера, поменять несколько полей местами, чтобы не выбивались из композиции и город отодвинуть подальше — тогда мир внизу станет настолько хорош и привлекателен, что захочется вернуться.
Иван покосился на прикрепленный к запястью высотомер: тысяча метров. В свободном падении это двадцать секунд. Не так мало, если эти секунды могут стать последними. Он всю жизнь ходил по краю пропасти. Когда каждый день заигрываешь со смертью нечего удивляться, если в один прекрасный момент, она схватит тебя своей костлявой рукой. А земля внизу все такая же красивая, как и в начале прыжка, только теперь это ему безразлично. Сердце бьется в бешеном темпе. В ушах ничего кроме свиста, неприятно напоминающего об огромной скорости, с которой приближается земля.
Девятьсот метров. Может, снесет в сторону озера. Иван как-то читал несколько историй про парашютистов, которые выжили, упав в речку или болото. Страха почти не было. Наверное, он еще не осознал происходящего. А может его и не будет. Вероятно, двадцать секунд это слишком мало, чтобы по настоящему испугаться смерти. Озеро далеко на севере, а "колдун" перед вылетом упрямо указывал на юго-восток. Даже если сейчас потянет к спасительному серому кругляшку, то на меньшей высоте снесет в противоположную сторону. Вообще, с таким расстоянием, даже при попутном ветре шансов нет. Озеро отпадает.
Восемьсот метров. Можно вытянуть парашют вручную... Но не тот случай — основной пришлось срезать, а запасной болтался за спиной спутанным комком. Как много в жизни всяких "если бы". Если бы сегодня поднялся сильный ветер, если бы пошел дождь, если бы послушал жену и не поехал... Или послушал ее еще раньше и бросил свои экстремальные развлечения. Если бы кто-то другой нес за все это ответственность... А в графе "Укладывающий" паспорта парашюта написано: Иван Скорый, причем рукой самого Ивана Скорого. Вот так вот.
Семьсот метров. Самое страшное, что это происходит именно с ним. Когда человек слышит о какой-нибудь очередной трагедии, она кажется ему бесконечно далекой, словно беды случаются только на какой-то другой планете. И вот наступает момент, когда что-то плохое происходит именно с ним. В этот момент иллюзии растворяются, и все опасности мира поворачиваются, чтобы посмотреть в глаза очередной жертве самообмана. И становится до тошноты страшно, не столько из-за того, что случилась беда, а больше из-за бессилия ей противостоять.
Шестьсот метров. Иван никогда не был хозяином своей жизни. Ей распоряжались страсти, увлечения, друзья, работа, женщины. Как ни странно только двое самых дорогих ему во всем мире людей никогда не влияли на его образ жизни — он сам и жена Света. Себя Скорый всегда отодвигал на второй план из страха упустить время, не испытать чего-то в жизни, прожить зря. Жену Иван любил, верил, что она та самая единственная, поэтому и относился к ее желаниям как к своим — вечно откладывал на будущее. А сейчас пришло время посмотреть назад, а там пусто. Спортивные мотоциклы разъехались, доски для серфинга уплыли, ускользнули лыжи, последнее увлечение — прыжки с парашютом вот-вот его добьют, а больше ничего нет. Пусто.
Пятьсот метров. Интересно куда он упадет. Иван посмотрел вниз на землю. Наверное, на поле с озимыми. Перед глазами вдруг появилась картина: он лежит в поле среди зеленых всходов. Только не лицом вниз. Нужно перевернуться. Чтобы смотреть вверх в небо широко открытыми глазами. Страха по прежнему не было. Иван даже с неким извращенным удовольствием представил себе сколько шума будет вокруг этого происшествия. А каково будет жене. Сердце защемило. Ей он совсем не желал причинять боль. Даже когда наговорил гадостей вчера вечером. И эта ссора будет их последним разговором.
Четыреста метров. Зажужжал спасательный механизм. Что за дерьмовое снаряжение. Иван сложил в уме какое-то корявое проклятие в адрес производителей, но вспомнил о Боге и передумал. Достаточно того, что он наделал за свою жизнь. Или даже больше того, чего он не сделал. Про всех людей и говорить нечего, а что он оставил Свете? Съемную квартиру с недорогой мебелью, он всегда экономил, чтобы покупать дорогое снаряжение. Мотоцикл и экипировку она сможет продать, а больше он ничего и не оставил. Родители Ивана умерли когда он был подростком и, кроме Светы у него никого нет. Его похоронят. Вещи продадут. И в один прекрасный день, когда Света про него не вспомнит — Иван Скорый исчезнет навсегда. Тело покрылось холодным потом.
Триста метров. Если за следующие сто метров парашют не раскроется, дальше будет поздно. Иван никогда не боялся смерти, он только надеялся, что она не настигнет его так рано. Умирать не страшно, страшно исчезнуть. Когда человека хоронят, и через день его словно никогда не было — вот что страшно. Могила зарастает, ни рюмочки, ни хлебной корочки, ни конфетки. На земле ни следа, будто человек всю жизнь порхал ни к чему ни прикасаясь. А Света через несколько лет заживет дальше нормальной жизнью, родит кому-нибудь ребенка, они построят дом и встретят старость. И винить ее не за что, они прожили вместе всего три года. И все это время Иван только и делал, что занимался спортом и бегал от обязательств: ни свадьбы, ни детей, ни дома. Он не исполнил ни одной ее мечты. Парашют по-прежнему не раскрывался.
Двести метров. Мысль о детях заставила его сердце сжаться. Как он хотел сына! Только сейчас это желание по-настоящему наполнило все его существо. Если бы только он знал, и не откладывал на будущее. Сейчас у него мог бы быть сынишка или дочка. Тогда, по крайней мере, два человека сохранили бы о нем память. А потом и внуки вспоминали бы дедушку хоть изредка. Ведь он мог сегодня утром, вместо того чтобы на цыпочках убегать на аэродром, поцеловать жену, заняться с ней любовью, даже если бы и после этого он совершил этот злополучный прыжок, сейчас он умер бы с надеждой. Нет, он умирал бы с твердой верой, что у него будет ребенок. Тогда можно было бы и лицом вниз.
Сто метров. Внизу ехали машины и бежали люди. Зачем? Он вполне сможет их подождать лежа на спине в озимых. Иван рывком перевернулся на спину. Исчезли суета, стремительно растущие поля, страх, осталось только бесконечное голубое небо. Неожиданно для самого себя Иван прочитал молитву. Всю жизнь вера была для него чем-то вроде запасного парашюта. Он ходил в храм на всякий случай. Поскольку наизусть Скорый не знал ни одной молитвы пришлось импровизировать. Обращение к Богу вышло одной короткой неясно сформулированной мыслью, просьбой, сетованием, требованием. Земля была в считанных миллиметрах. Иван закрыл глаза.
Удара не последовало. Он нерешительно открыл глаза. Утренние лучи едва освещали спальню. В комнате пахло сном и косметикой Светы. Иван покосился и увидел рядом с собой жену. Она посмотрела на него сонным взглядом и улыбнулась.
— Ты не поехал?
Ивана душили слезы. Он молча притянул к себе жену и поцеловал. Они занимались любовью, как никогда до этого. Ни страсть первого знакомства, ни размеренные ласки давно близких партнеров не могли сравниться с этим. Когда пришло время у Ивана от удовольствия потемнело в глазах. В следующее мгновение последовал чудовищной силы удар.
Свету разбудил телефонный звонок. Больше часа она просидела с трубкой в руках, глядя ослепшими от слез глазами перед собой. Ведь он ей снился за минуту до злополучного звонка. Это был самый прекрасный сон в ее жизни, а теперь Ивана нет. Он провел месяц на международных соревнованиях по лыжному фристайлу. Только вчера прилетел и на следующее же утро собрался на тренировку. Они поругались.
Хлопоты, похороны, соболезнования все было далеко впереди, а сейчас в памяти Светы боролись два образа: эгоистичный муж из вчерашнего вечера и нежный любовник в утреннем сне. Самым сложным оказалось осознать, что ни того ни другого больше нет.
Через три недели Света выяснила, что она ждет ребенка. Срок указывал на день в пределах недели от смерти Ивана. Женщина попыталась спорить с врачом, доказывая, что этого не может быть, что ее мужа не было дома больше месяца, а потом он погиб. Гинеколог соболезновал и многозначительно улыбался, заставляя ее краснеть. Потом Света вспомнила про свой сказочный сон, и у нее перехватило дыхание.
Сын Светы, Ванюша, рос умным и здоровым ребенком. Про него часто говорили, что он родился в рубашке — из всех мальчишеских переделок он выбирался без единой царапины, словно кто-то его оберегал. Все вокруг удивлялись, а мама смотрела на сына и видела отца, молодого и смеющегося, он почему-то лежал на спине среди озимых и смотрел в небо. Рядом в траве колыхался на ветру полностью раскрытый запасной парашют.