Последний эксперимент
Дверь открылась с таким громким скрипом, что эхо, должно быть, прокатилось по всему НИИ. В полумраке кабинета — массивные шторы почти не пропускали дневной свет — угадывались очертания уставленных книгами шкафов, старомодных кресел. Монитор отбрасывал голубые блики на письменный стол. Здесь не было привычных инфо-панелей, новостные ленты не мелькали под потолком, рекламные боты не сновали под ногами. От каждой вещи веяло стариной. Но не той отчаявшейся старостью, которую можно встретить в склепе или на похоронах. Нет, здесь было нечто иное. Старое, но не сгорбившееся, дряхлое, но все еще готовое к бою.
Кирилл вошел. Посреди кабинета в кресле с высокой спинкой сидел пожилой человек.
— Прежде чем вы убьете меня, — произнес он спокойно, — позвольте предупредить, что сделав это прямо сейчас, вы проиграете. — Он указал на экран монитора: на синем фоне мерцал прогресс-бар, заполненный на три процента. — Только я знаю пароль отмены. Если же процесс вовремя не остановить, — старик сжал и резко разжал костлявый кулак, — бум, все здесь будет уничтожено. Вам ведь не нужна смерть тысячи с лишним невинных людей? Поэтому давайте не будем совершать резких движений и необдуманных поступков. В моем возрасте это вредно для здоровья. — Старик улыбнулся и кивнул, приглашая гостя присесть в кресло напротив.
Кирилл медлил, думая как поступить. Лишь во второй раз ему удалось подобраться к цели так близко. Пять лет назад старик с легкостью избежал ловушки, и группе захвата достались лишь немногие записи и данные об исследованиях. Он умен, бывшие коллеги даже называли его гением среди гениев. И сейчас он подпустил к себе Кирилла намеренно. Вот только зачем? Выяснить это можно лишь одним способом.
— Спасибо. — Кирилл сел в кресло. — Меня зовут…
— Я знаю ваше имя. Думаю, и мне нет необходимости представляться. Для удобства зовите меня профессор — возраст и статус позволяют мне это. А теперь давайте перейдем к делу. Сейчас только вы, Кирилл, стоите между мной и концом… всего. — Профессор сделал паузу, придавая словам еще больший вес. — Меня уже некому защитить. Но и умереть прямо сейчас я себе не могу позволить — есть незавершенные дела.
Он говорил вкрадчиво, уверенно и с достоинством, но в то же время как бы через силу. С усталого лица не сходила немного грустная улыбка.
— Чего же вы хотите от меня? Уж не свободы ли в обмен на одно из ваших изобретений?
— Вовсе нет. — Профессор выразительно посмотрел на Кирилла, намекая, что тот и сам прекрасно знает ответ. — Мне нужно время. Десять минут. Примерно столько необходимо, чтобы процесс завершился, и на экране появилась цифра 100. После этого я скажу пароль отмены — у вас будет полминуты на обдумывание и два пути: либо убить меня и отменить взрыв, выполнив задание, либо дать мне завершить начатое.
Теперь уже Кирилл недвусмысленно посмотрел на старика. Неужели тот хочет заговорить ему зубы и вновь ускользнуть? Бред! Как только Кирилл узнает пароль, профессору придет конец.
— Наверное, вы думаете, я сошел с ума, раз надеюсь, что вы оставите меня в живых. Но я лишь хочу рассказать кое-что. Разделить, если хотите, бремя моих мыслей. Всего десять минут вашего времени. Я знаю, как сложно было найти меня, скольким людям пришлось расстаться с жизнью, чтобы не выдать моих тайн. Впрочем, сейчас это не важно. Выбора у вас на самом деле нет. Но смею заверить, эти десять минут не будут потрачены впустую.
Кирилл смотрел на старика с легким восхищением. Так точно все рассчитать! Поймать его, опытного агента, в столь простую ловушку. Да, выбора на самом деле не было. Но зачем устраивать этот спектакль? Какой прок старику от лишних десяти минут жизни?
— Я говорил про обмен, хотя до сих пор не разъяснил, что предложу. Я собираюсь купить ваше время старым киношным приемом: рассказать о своих зловещих, — профессор усмехнулся, — планах. Ведь вы ничего не знаете о том, почему меня приказали убить, что я собираюсь сделать и ради чего. Мне кажется, полковник Осипов (или кто там у вас сейчас главный) не утруждал себя разъяснениями. К тому же он не знает всей правды.
Кирилл кивнул. Полковник никогда не отличался словоохотливостью. Хорошее качество для военного. В тот день он просто положил дело на стол. На титульном листе алела надпись «Совершенно секретно». Внутри было досье и фото человека, напротив которого сейчас сидел Кирилл. Вместе с делом шло приложение, вкратце рассказывающее о многочисленных открытиях профессора. Читая его, Кирилл с улыбкой отметил, что старик помимо всего прочего изобрел лазерный тостер и волновой миксер.
— Итак, мне кажется, мы пришли к некоему консенсусу, да?
— Да. Я даю вам десять минут. Но ни секундой больше. — Лицо Кирилла стало серьезным, игра началась. — В конце концов, мы оба знаем, что произойдет, как только истечет время.
При этих словах старик улыбнулся, а затем неожиданно спросил:
— Любите классическую музыку?
Не дождавшись ответа, он встал, и подошел к небольшому столику, на котором стоял какой-то допотопный прибор: параллепипед черного цвета, на передней панели которого был ряд несэнсорных кнопок. Старик достал зеркальный диск и вставил его в прорезь в корпусе. Мелодия полилась по кабинету, отражаясь от стен, увешанных чертежами и объем-схемами неведомых Кириллу устройств. Громоподобное вступление сменилось нежными и легкими звуками скрипок и виолончели. С каждым отражением музыка становилась сложнее, ярче, то замирая почти на грани слышимости, то вновь напоминая о себе оглушительным звуком целого сонма духовых инструментов. Она росла и развивалась, подобно цветку под ласковыми лучами солнца, струилась, словно вода в хрустальном горном ручье.
— Иоганн Себастьян Бах, симфония номер пять. Слышали о такой?
Кирилл отрицательно качнул головой.
— Меня иногда берет тоска по старым временам. — Глаза профессора заволокла пелена воспоминаний. — Тогда, больше ста лет назад, эти диски были последним словом техники, все заслушивали их до дыр. Новое поколение, скорее всего, и не знает о таких технологиях. — Он испытующе посмотрел на Кирилла. — Но вернемся к нашему разговору.
Профессор уселся в кресло, положил руки на подлокотники и соединил ладони вместе, подобно проповеднику, обращающемуся к пастве. Кирилл покосился на экран — 23%. Ну, давай, старик, сколько можно тянуть?
Словно прочитав эти мысли, профессор сказал:
— Думаю, не следует останавливаться на событиях моего отрочества и юности, хотя это и помогло бы вам, молодой человек, лучше понять мои мотивы. Скажу лишь, что в одиннадцать лет с отличием закончил университет по специальности «Квантовая физика». Это и определило дальнейшую судьбу вашего покорного слуги. Как и все мои современники, я с замиранием сердца следил за прогрессом человечества: первый полет на Марс, удачная высадка, колонизация; клонирование органов, увеличение продолжительности жизни, СПИД и рак сдали позиции. Человек постепенно становился все более совершенным. Вы, наверное, родились как раз перед первой экспедицией к поясу астероидов, так ведь?
— Да. Я родился на...
— …на Марсе. Не удивляйтесь, это видно по вашей коже и по походке. На Земле тяжеловато, правда?
— Да, правда. Но это не имеет отношения к нашему разговору.
Профессор будто не заметил последних слов:
— Ах, Марс. Замечательная планета! А как вкусны марсианские яблоки! — Профессор причмокнул, видимо вспоминая неземной вкус яблок. В этот момент мелодия, игравшая в динамиках, закончилась и заиграла по-новой.
— Так вот, к тому времени, когда однодневный деловой визит на вашу родную планету стал в порядке вещей, я уже много лет работал на военных. Новые технологии, новые мечты, идеи. Мы занимались разработкой вооружения, энергетическими технологиями, исследованиями в области астро-двигателей. Даже лучевой пистолет у вас за пазухой — моя разработка. Я был на передовой, вел самые перспективные и сложные проекты.
Профессор одно за одним перечислял свои достижения, но делал это без какой-либо радости, будто для протокола. Кирилл начал думать, не пытается ли старик затянуть время, чтобы дать своему плану сработать. Но тот вдруг умолк, а затем спросил невпопад:
— Молодой человек, вам знакомы ощущения свободы, азарта, страсти? — Глаза профессора вдруг потухли, что делало его слова еще более странными. — У каждого они возникают от разных катализаторов. Для кого-то это деньги и власть, для кого-то, как для полковника Осипова, война и смерть. Для вас, — он улыбнулся одними лишь глазами, — наверное, охота на престарелых ученых. Для меня же это наука. Долгие годы я жил лишь одной целью: совершить великое открытие, подарить его… нет, не миру — себе. Десятилетиями искал новые идеи. Отметал нелепые сказки фантастов и футурологов: доказал, что человека нельзя сделать бессмертным, отправить в прошлое или будущее, мгновенно телепортировать за сотни световых лет. — Профессор усмехнулся. — Были и удачи, но мелкие, незначительные. Были провалы, было отчаяние. Но сильнее всего одолевал страх, изо дня в день твердивший лишь одно: 99,9% открытий совершено до меня. Мой разум не хотел мириться с этим.
Утомившись, профессор замолчал. Кирилл украдкой посмотрел на монитор — 48%! Он нащупал рукоять пистолета, как бы желая удостовериться, что все это не сон, и вскоре придется убить старика, независимо от того, чем закончится игра. А игра эта слишком затянулась. И лишь мысль о бомбе удерживала Кирилла о того, чтобы немедленно положить ей конец. Профессор же, не видя ничего вокруг, полностью погрузился в воспоминания:
— Тогда, в момент крайнего отчаяния, появился молодой ученый, изменивший все. Если б он только знал, к чему приведет наше знакомство, он бы никогда не переступил порог моей лаборатории. — Профессор вдруг встал с кресла и подошел к зашторенному окну. — Рановато сегодня стемнело, не находите? — В его голосе проскользнула ирония, смысл которой Кирилл не понял. Автоматика включила под потолком люстру — в кабинете вновь посветлело. Старик продолжил, стоя у окна:
— У этого ученого, назовем его Николаем, была идея, сразу же захватившая меня — он рассказал о своей теории поля Пустоты. Не волнуйтесь, — профессор поймал на себе вопросительный взгляд Кирилла, — я обойдусь без сложных физических терминов. Видите ли… даже в вакууме, который большинство и считает пустотой, есть нечто — разного рода поля. Они колеблются, взаимодействуют. Следовательно, нельзя утверждать, что вакуум есть пустота. Но этот ученый предложил теорию, основываясь на которой можно создать абсолютную пустоту, ничто. А создав, использовать для получения неисчерпаемых запасов энергии.
С упорством фанатика я принялся за работу. Поначалу, Николай пытался мне помогать, отстаивая право работать над своей собственной теорией. Но я видел, что он бесполезен. Пришлось помочь ему понять это, передав в руки полковника. Представляю, какого это, быть депортированным в Сибирь, «на передовую для исследователей грунта». Мне казалось, что только я мог сделать это, я имел нужные знания, ресурсы. Лишь у меня было право.
65%. Профессор вернулся в кресло.
— В течение года я вел разработки, прикрываясь исследованиями в области энергетических полей, так как никто не хотел давать средства «на исследования пустоты». Говорил, что близок к большому открытию, требовал все новые и новые средства. Поначалу мне верили, но чем больше проходило времени, тем чаще назначались проверки, тем сложнее было скрывать мою работу. Однажды я услышал, как полковник говорил кому-то, что меня пора вывести на чистую воду. Может быть это были вы?
Кирилл улыбнулся шутке, в то же время ни на секунду не расслабляясь и не спуская со старика взгляда. Времени оставалось мало, кто знает, какие тузы припрятаны у него в рукаве.
— Другого выхода не было — я ушел, забрав все данные и прототипы. Конечно, без огромных бюджетов было гораздо сложнее, мне приходилось самому изыскивать средства. Отчасти поэтому я смог закончить работу лишь через семь лет. К тому же исследования осложнялись постоянными переездами — военные шли по пятам. В конце концов, мне удалось сбить их со следа, и осесть в этом НИИ. Именно здесь была собрана и испытана рабочая установка.
76%. Профессор явно торопился, комкая фразы, опуская подробности.
— В теории пустотное поле должно было превратить объект воздействия в ничто, выделив при этом огромное количество энергии. Все происходит мгновенно. Я положил объект — под рукой оказался обычный разводной ключ — в камеру-генератор. Проверив все еще раз, я нажал кнопку «Пуск». Поле воздействовало на камеру в течение одной секунды. Ключ исчез. Приборы ничего не зафиксировали.
Профессор замолчал. Он весь как-то сгорбился, закрыл глаза, покачиваясь в такт музыке. Затем открыл их и тихо произнес:
— Сколько раз я пересматривал запись того эксперимента. Сколько раз проверял расчеты, сверял с результатами последующих экспериментов. Я скармливал пустотному полю мебель, аэромобили, даже целые дома — никакого эффекта. Я грешил на оборудование, на человеческий фактор. Но правда была куда страшнее. Эксперимент удался. Не так, как было задумано мною, но так, как было угодно природе.
Я вдруг увидел, насколько все смешно и нелепо. Словно молния пронзила меня насквозь, отделила разум от тела и дала взглянуть на себя со стороны — я был жалок. Цеплялся за ниточку, утопая в собственной недалекости и невежестве. Потратил долгие годы, чтобы создать ничто, абсолютную пустоту, совершенно противоположную нашей сути, нашему предназначению, способную поглотить все, что угодно, но не дающую в ответ ровным счетом ничего. Я посмотрел на всю свою жизнь, на жизнь людей, на нашу историю другими глазами. Все было бессмысленно, все вело к неизбежному концу.
90%. Кирилл вдруг понял, зачем старик вел свой рассказ, понял, откуда в нем эта скорбь и невыразимая грусть: это было покаяние, предсмертная исповедь сломленного человека. Он знал, что за ним идут, и подготовил прощальное слово.
Мелодия уже в который раз заиграла снова.
— Кирилл, вы помните, как начиналась эта композиция, как развивалась и набирала силу? Ведь это Эволюция — от простого к сложному. Как и жизнь на Земле, как и человек, она становилась совершеннее. Но ведь у любой мелодии есть не только начало, середина. Есть еще и конец. Он может быть грандиозным и всепоглощающим, или же тихим и незаметным. Но задумайтесь, что будет, если лишить мелодию конца?
Кирилл не знал, что ответить.
— Мелодия будет играть снова и снова, повторяться, оставаясь такой же, как и была в момент своего наивысшего совершенства. Но, несмотря на всю ее красоту, — она надоест, если ее слушать опять и опять. Старая мелодия должна уступить место новой, как только станет ясно, что ее потенциал исчерпан. То же и с людьми.
97%.
— Что вы несете? — Кирилл непонимающе уставился на профессора, затем посмотрел в окно — за шторами была непроглядная тьма — в его голове, где-то на самой грани восприятия, мелькнула страшная догадка. Профессор продолжал:
— Уже давно Человек не творит, не создает, а лишь повторяет все в бесконечном цикле. Вы не найдете ничего с порядковым номером меньше двойки. По всей Солнечной системе нас больше двадцати миллиардов, мы рыщем в поисках неизведанного, не подозревая, что вплотную приблизились к своему лимиту, к ста процентам наших потенций. Сейчас к черте подошла наука, вскоре за ней последуют искусство, религия. Рано или поздно всему придет конец! И мое творение, мое творение, было самое бесполезное и от того самое страшное и разрушительное. Все годы моей жизни ушли в пустоту. Вы, Кирилл, искали меня напрасно.
99%.
— Вы должны простить мне мою маленькую ложь в самом начале нашей беседы. Никакого пароля отмены не существует и взрыва, конечно же, не последует. Все уже случилось.
Не может быть! Кирилл вскочил, подбежал к двери, рывком распахнул ее и… увидел лишь тьму. Непроницаемую завесу. Нет, нет, нет, это просто невозможно!
Чернота поглотила открытую дверь, просочилась в комнату. Кирилл отступил назад.
— Что вы наделали?!
— Не пугайтесь, — профессор развел руками, как бы извиняясь, — не о чем теперь сожалеть. Процесс необратим. Я позаботился о том, чтобы генераторы пустотного поля были доставлены во все наши колонии. Земля сгинула, исчезли Марс и Луна, все искусственные спутники. Во Вселенной осталось не больше нескольких тысяч людей. Те немногие, что сейчас в кораблях плывут в безвоздушном пространстве — умрут, не найдя родных планет. А мы… мы просто уйдем, не оставив и следа.
Раздался выстрел. Пистолет упал к ногам Кирилла. Профессор по-прежнему сидел в кресле, лишь голова его склонилась на бок и глаза были неподвижны.
Мелодия доиграла последние аккорды и умолкла — в пустоте звук уже не распространялся.
100%.