Юбилей

Странно... Мой дом полон гостей, причем незваных, бегают, снуют из угла в угол. Уже рябит в глазах от этой суеты. В каждой комнате по бригаде профессионалов разного профиля. Каждый занят своим делом. Одни ФСБ-шники скрылись в толпе на улице, хотя думаю, в доме их тоже хватает, только не понять, кто есть кто. Единственный человек, про которого могу сказать, что знаю его и уверен в подлинности его роли; — это профессор. Стоит в стороне, наблюдает. Всю жизнь только и делал, что следил за мной. Целую жизнь... Хотя в прочем я сам виноват.

Все смотрят на меня. Стараются работать, выполнить поставленные задачи. А все равно краем глаза косятся. Конечно, я привык за такой долгий промежуток времени или сам себя убедил, что привык. Какая разница? Под все подписался я сам.

— Пол шестого, — профессор незаметно оказался рядом. — Ваши дети опаздывают.

— Лишь бы брат прибыл во время. Детей я вижу почти каждый день.

— Извините, Леонид за любопытство… Вы помирились с братом после прошлой встречи?

— Нет. У нас разные взгляды на жизнь. Каждый остался при своем.

Профессор беспокоится. Ответственность давит вместе с высшим руководством.

Мой брат-близнец никогда не разделял мое мировоззрение. Ставил в укор многие поступки, но наш день рождение не пропустит, в этом я уверен. Лишняя возможность покрасоваться перед камерами, засветится на экране. Весь его смысл жизни объясняется двумя фразами: «Я — знаменитость! Посмотрите на меня!» А учитывая количество журналистов в моем доме, я удивлен, почему он еще не здесь. Может, пытается побороть гордость? Хотя какая, к черту, гордость? У него её никогда и не было.

— Он явится, — ответил я на немой вопрос в глазах профессора. — Если нет, доставят насильно.

— В этом вы правы. Надзор за вашими персонами стал опять жестким, как двадцать лет назад.

— Бывало и хуже. Семьдесят лет назад я в туалет не мог сходить без медицинской бригады.

— Блюли сверхсекретность, обеспечивали полный контроль над опытом…

— Хм… Зато сейчас… Если раньше меня окружали белые халаты, то теперь на каждом шагу пигалицы с фотоаппаратом.

— Вашему брату бы понравилось такое внимание к себе, — профессор съязвил. Не со зла, конечно, просто успокаивал сам себя от волнения.

— А мне оно не нужно. Я хочу покоя.

— Вы его заслужили, поверьте. Вас снимут с учета.

Я увидел, как ассистенты поставили две табуретки в главном зале, забрались на них в грязной обуви. И стали без моего разрешения на скотч приклеивать к потолку какую-то полосу из бумаги.

— Уважаемые!

— Леонид, перестаньте! — профессор уцепился мне в локоть. — Пусть сделают, что нужно. У них свои распоряжения.

Его слова меня ни сколько не успокоили, но все же я замолчал, угрюмо наблюдая, как на высоте двух метров от пола растянулась огромная надпись: «Сто лет! Поздравляем юбиляров!» Красные буквы действовали на меня, как на быка. Какая наглость! Словно я не хозяин в своем же доме, все делают, что им заблагорассудится.

В коридоре раздался звонок в дверь. Профессор опять вопросительно посмотрел на меня, но я отвел глаза.

— Сами откроете!

Все-таки не сдержался. Надо быть спокойнее.

Профессор, молча, скрылся в дверном проеме, через секунду появившись вместе с высоким мужчиной в черном пиджаке. Как я понял, телеведущий из программы на Главном канале. Следом пробралась его свита, внимательно осматривая комнату в поисках удобного заднего фона.

Все, согласовано со всеми службами и во всех инстанциях. Планы моего дома весят на стенах их руководителей вместо картин. Что они так долго выбирают?

— Ваш брат опаздывает. Нам надо последний раз обсудить сценарий телепередачи, — ведущий обратил на меня внимание.

— Приедет, мой брат! Приедет, не переживайте!

Я поднялся по лестнице на второй этаж, закрылся у себя в комнате. До начала съемок оставалось еще около часа. Лучше побыть это время одному. Успокоится, чтобы не вспылить при камере.

Захотелось позвонить дочери, она обещала приехать. Поискав телефон, понял, что забыл его на столе внизу. Лишь бы не сперли… Впрочем, полиция на входите разберется.

Раздражало буквально все. Не знаю почему. Возможно, привык к спокойствию и уединению, а тут такая толпа народу, шастает по дому по своим делам.

Надо привести себя в порядок.

Внизу вновь зазвонили в дверь. Подумав секунду, решил не спускаться, разберутся без меня. Прошло еще несколько минут и в дверь в комнату тихо постучали. Дочь. Я никогда не мог расслышать её шаги, если она подходила к моим покоям.

— Лера? Ты?

— Да, папа, — тихий голос ответил с осторожностью. Рассказали уже о психованном отце.

— Заходи. У тебя ведь есть ключи от моей комнаты?

Послышался не громкий щелчок в замочной скважине, в комнату прокралась Лера.

— Привет.

— Здравствуй.

— Что-то случилось? — Лера смотрела в глаза, пытаясь понять мое настроение. — Мне сказали, что ты не в духе.

— Все хорошо. Я уже успокоился. Вадим приехал?

— Он довез меня сюда. Сейчас стоит внизу вместе с дядей Аркадием.

— Аркадий все-таки приехал...

— Мы встретились на входе, — она замолчала. Видимо, волновалась, как и я перед предстоящим событием. — Может, спустимся?

Большого желания встречаться сейчас с братом у меня не было. Но взгляд Леры был настойчивым. Уговаривать ей не пришлось.

Вернувшись на первый этаж, увидел Аркадия. Тот стоял у стены уже давал интервью молодой журналистке, попутно позируя перед фотографом.

— Здравствуй, брат, — я сделал дружелюбную улыбку. Все-таки помириться никогда не поздно. — Как жизнь? В прошлую встречу у нас не получилось разговора…

Мои слова не нашли отклика. Аркадий отвернулся, сделал вид, что не услышал.

Ну что ж это твое дело.

Профессор разговаривал с плохо знакомым мне человеком, я лишь знал, что он координирует опыт над братом. У этих людей найдется множество тем для разговоров. Сомневаться не приходилось.

— Леонид Анатольевич, вот конечный план, как будет проходить интервью, — телеведущий протянул мне листок и тут же убежал к ассистентам, о чем-то ругаясь с ними.

Я быстро пробежал глазами по тексту, сначала допросят на камеру нас с братом. Затем закидают вопросами наблюдающих, то есть профессоров, после поздравления от родных, поездка в лабораторию. Предстоял насыщенный событиями день.

***

— Добрый вечер, дорогие телезрители в прямом эфире биографическая программа, я бы даже сказал больше научная; передача, которую мы все так ждали посвященная двум братьям Леониду и Аркадию Астаховым. На ваших экранах: «Жизнь длиною в век». С вами Игорь Калитин. Начинаем!

Я почувствовал, как объектив камеры устремился на нас с братом, показ оператору довольно нелепую картину. На синем диване расположились два человека. Первый, дряхлый старик в очках в выцветшем от времени сером пиджаке, старавшийся сохранять доброжелательное морщинистое лицо и непринужденную позу. Второй, молодой черноволосый пижон лет двадцати пяти, одетый в популярные в этом году черные джинсы, обтягивающую оранжевую футболку, высокие кеды с белыми шнурками. Скорее мы походили на деда с внуком, чем на братьев. Но такова получилась наша жизнь. Хоть мы и были близнецами, прожили ее по-разному. Каждый со своим размахом.

Игорь Калитин, тем временем, изучал небольшую карточку в руках, думая с чего начать беседу.

— Я думаю, нашим телезрителям не помешала бы короткая справка. Многие, конечно же, знают этих людей, они первые кто подписал договор на изменение генома, — ведущий указал на меня с братом. Аркадий выпятил грудь вперед, глаза смотрели в объектив с гордостью. — Перед нами первые смельчаки, осмелившиеся на такой важный для человечества шаг. По всему миру теперь много тех, кто последовал их примеру, повлиял на свою судьбу. Но наших Астаховых отличает то, что они не побоялись стать первыми, выдержать непредсказуемый опыт, множество лет провести в изоляции буквально в лабораторных условиях. Хочется от всего сердца поздравить вас с юбилеем. Пожелать здоровья, удачи, долгих лет жизни… И все-таки интересно узнать, что заставило пойти вас на такое решение? Аркадий Анатольевич, вы пошли даже дальше, изменили гены ради вечной молодости, а не только долголетия, как ваш брат. Спустя столько лет можете рассказать о чувствах и мотивах заставивших так поступить?

Появилась небольшая заминка. Брат собирался с мыслями, я решил промолчать. Пусть сам рассказывает, если хорошо его знаю, то сейчас будет долгая и пламенная речь.

Игорь Калитин незаметно для камеры делал определенные знаки, пауза затягивалась.

— Знаете, прошло столько лет, — Аркадий сделал тихий голос. — И я до сих пор с волнением вспоминаю те дни. Если говорить о мотивах, то мы просто не могли отказаться от предложения долгой жизни, нас сковывала большая ответственность перед людьми. Это было большой честью стать первыми. Иногда меня брали сомнения в правильности решения, даже страх, но все прошло. Мы с Леонидом, — брат по-родственному обхватил меня за плечо, как будто и не было никакой ссоры. — Мы с Леонидом долго ждали этого дня. Все-таки существовали некие опасения, все ли правильно сделали доктора, получится ли переступить столетний рубеж.

— Опасения были напрасны? — Игорь Калитин улыбнулся, на мгновенье камера переместилась на телеведущего, и брат тут же одернул руку. В его глазах мелькнула брезгливость. — Леонид, вы не захотели получить вечную молодость в отличие от Аркадия. В чем причина?

В который раз натянул на лицо улыбку. То, что говорил брат про ответственность и честь было враньё. После смерти отца нам просто не хватало денег на выживание. Мать, стараясь утопить горе в стакане, не сильно беспокоилась по этому поводу. Постоянную работу найти не получалось, и мы восемнадцатилетние парни, как голодные собачонки были рады любому куску хлеба, который нам попадется. Через случайных знакомых узнали о научном проекте. Предложение лечь в лабораторию на опыты спасало хотя бы тем, что отпала нужда искать еду, благо обещали полную безопасность здоровью. Более высоких помыслов мы и придумать не могли. Нам хватало и трехразового питания. Естественно, это не обязательно было полностью всё озвучивать телезрителям. Зачем столько пафоса про «псевдо героизм»? Для чего изображать хорошие братские отношения, если это не так. Внутри медленно просыпался гнев.

— Вечная молодость в букете с долголетием, разве так интересно жить? — я посмотрел на брата. — Меня иногда называли консервативным за мое воспитание. Отец сумел привить правильную систему ценностей. Правда, должна быть правдой, и не зачем прикрывать её ложью, смягчающей обстоятельства. Мне дали право выбора, но я отказался от молодости, потому что это противоречило моим взглядам на жизнь. Тысячи лет люди умирали, проходя все этапы жизни, рождение, взросление, старение. Смерть на склоне лет должна быть обычной, сопутствовать вместе с дряхлостью, слабостью и… прочими неудобствами.

— Дурак! — брат не выдержал. — У тебя была такая возможность!

— Заткнись! — ярость захлестнула разум. Я скорее прошипел это слово, чем сказал. — Убирайся из моего дома! И не появляйся здесь больше!

— Не ты меня сюда пригласил…

— Леонид, Аркадий! Мы в прямом эфире! — телеведущий попробовал вмешаться в ссору. Только куда там. Меня трясло от гнева. Брат — обыкновенный выскочка, не наживший ума за сто лет! Кто он такой, чтобы учить, что я правильно сделал, а что нет.

Пальцы сжались в кулаки. По венам разбегалась горячая кровь. Игорь Калитин говорил в камеру, пытаясь как-то объяснить произошедшее телезрителям. Бросив ненавистный взгляд на Аркадия, увидел на губах брата презрительную усмешку. Руки налились силой, какую не чувствовал лет тридцать. В пол мига я оказался около него. Еще пол мгновения и по комнате раздался шлепок. Мой кулак врезался в лицо Аркадия на виду у всей съемочной группы и гостей.

— Ааа… Старикашка, ты сломал мне нос!

Хватая ртом воздух и запрокинув голову назад, брат пытался остановить кровь. Калитин схватился за голову, программа катилась в тартарары. Возле меня уже собралась толпа, ограждая от Аркадия. Продолжение передачи, по-видимому, будут снимать в полиции; брат запросто напишет заявление.

Среди суеты увидел лицо плачущей дочери. Начудил, конечно, престарелый отец, начудил. Только не мог я по-другому, просто не мог.

Растолкав всех локтями, ко мне пробился профессор. Очки съехали набок, помялся пиджак, в глазах застыли укор и не понимание.

— Леонид!? — ничего большего он сказать не сумел.

— Да, профессор, — после драки появилось спокойствие, которого так не хватало весь день. — Каждый получает по заслугам.

В левой части груди сильно закололо. Сердце решило дать знать о своем возрасте. Мир вокруг поплыл, сливаясь в один цвет. Ноги отказывались поддерживать.

-Папа! Позовите врачей!

Толпа засуетилась еще больше. Доктор прибежавший осматривать нос брата уже крутился возле меня, стараясь перенести на диван, придать телу горизонтальное положение.

Сто лет не так уж мало. Если сегодня все же суждено умереть, то я мечтал совсем о другой смерти — в спокойствии и тишине.

Доктору, наконец, помогли. Тело меня уже не слушалось. Лера и Вадим склонились над диваном. По лицу дочери продолжали скатываться слезы, губы что-то шептали.

— Сердце... — сказал кто-то в толпе. Я и сам знаю, что сердце.

Аркадий стоял чуть в стороне, наблюдая за всем со стороны. Кровь из разбитого носа бежать перестала. То, что творится у него в голове, выдавали только глаза. Я отчетливо видел угрюмую радость, огонек победителя.

Дышать стало труднее. Мир снова поплыл. Сознание уходило.

И я провалился во тьму.