В чащах юга
В нашем мире что, скажи,
Пребывает век?
«Ироха», пер. Н.И. Конрада
Рейс «Москва — Сочи» отменили, и Надя бесцельно бродила по щербатому бетону аэродрома. Вороны подозрительно косили тёмным глазом, вдали тарахтел «Кукурузник», а где-то там, за горизонтом, было море и таинственный А! Надя опустила веки, в очередной раз представляя долгожданную встречу…
— Гражданка, почему нарушаете? — внезапно раздалось над ухом.
Она обернулась. Рядом стоял средних лет мужчина престранного вида: на нём были брюки цвета осеннего неба и ватник без рукавов, отчего-то навевавший мысли о героях-челюскинцах; на шее длинный вязаный шарф и вязаная же шапочка-подшлемник поверх ёжика седых волос. Дополняли картину резиновые ботфорты фабрики «Красный богатырь». Незнакомец был статен и плечист — «косая сажень в одном месте», как говаривал Надин дядя, боцман на буксире. Девушка опустила глаза.
— Я, значит, спрашиваю, зачем нарушаете? — повторил мужчина.
— Я не нарушаю, — вежливо объяснила Надя. — Я самолёт жду.
— Нет, вы именно нарушаете! — казалось обрадовался незнакомец. — Здесь лётное поле, молодым девушкам не положено! Идите ждать в зал — тут, знаете ли, аэропланы.
Он взмахнул руками, будто собираясь показать взлетающий самолёт.
— Простите, товарищ лётчик, — Надя вежливо улыбнулась и поправила шляпку. — Я уже ухожу, всё равно мой рейс отменили.
— Это правильно, что уходите, — пробасил мужчина. — А как, позвольте спросить, вы узнали, что я лётчик?
Он вдруг широко улыбнулся и из челюскинца превратился в хищную пиратскую птицу — Надя едва ли могла объяснить, откуда ей пришло в голову это сравнение, но выглядел мужчина именно так.
— У меня дядя — моряк, — зачем-то сказала она, и лётчик разулыбался ещё сильней, будто профессия дяди всё ему объяснила.
— А вы куда лететь собрались? — спросил он.
Надя запрокинула голову — так, что соломенная шляпка сорвалась и повисла на тесёмке. Сверху на девушку глянуло выцветшее московское небо в сизых разводах туч.
— В Сочи, — вздохнула она. — Но, говорят, нелётная погода.
— Брешут! — гаркнул незнакомец. — Не бывает нелётной погоды, бывают нелётные лётчики… А что, сильно вам нужно в этот Сочи?
Надя глянула лётчику в глаза, поджала губы и уверенно кивнула.
— Ну, тогда идём!
Он схватил её за руку и без лишних слов потащил через поле. На небе набухали тучи, вороны всё так же косили глазом, далёкий репродуктор транслировал «Марш энтузиастов».
— Вот! — объявил мужчина, когда они приблизились к «Кукурузнику».
Борта самолёта покрывала облупившаяся краска грязно-кирпичного цвета, поверх которой едва читалась надпись «Аэрофлот». Всё вместе походило на плохо отреставрированную картину — казалось, под шелушащимся слоем проступают нездешние письмена. «Палимпсест», — вспомнила Надя. Слово мелькнуло в памяти и погасло, вернувшись в выцветшую корзину институтских откровений, вызубренных в ночь перед экзаменом и назавтра позабытых.
— Это ещё что такое?
Из-за самолёта появился неказистого вида человек в промасленной робе. Он подозрительно глянул на Надю, а потом уставился на лётчика.
— Со мной полетит, — радостно заявил тот. — У неё нелётная погода, а ей срочно нужно в Сочи!
— Всем нужно в Сочи, — сплюнул промасленный человек. — Но не всем положено.
— Слушай, Семён! — возмутился лётчик, — у меня горючки сколько по накладной?
Семён хмуро промолчал.
— А сколько её там на самом деле? — продолжил лётчик.
Семён не ответил.
— А если проверю? — добил его лётчик и обернулся к Наде: — Меня Громов зовут. Добро пожаловать на борт!
Девушка поднялась по неудобной короткой лесенке и оказалась внутри самолёта. Всё пространство занимали увесистые тюки — Надя кое-как уместила свой небольшой чемодан, втиснулась на жёсткое сиденье и осмотрелась. На противоположной стене висел плакат:
«ТАК ПОЙДЁМ ЖЕ СМЕЛО ВПЕРЁД, ПО ПУТИ, ВЕДУЩЕМУ К КОММУНИЗМУ!»
Из-под плаката виднелось служебное:
«ВЫХОДА НЕТ».
Кроме надписей и тюков в самолёте были ящики с зелёными, начинающими подгнивать, яблоками — в салоне стоял терпкий аромат.
— Это яблоки? — удивилась Надя. — А зачем их в Сочи везти?
— Да дьявол его знает, — весело ответил Громов. — Небось, там неурожай. Говорят, там только у цитрусов урожай.
Мужчина занял место пилота и принялся дёргать рычаги. Время от времени он бормотал в микрофон, и Наде чудилось, что это волшебные заклинания из сказки. Наконец Громов дёрнул особенно сильно, и мотор зашёлся в кашле. Девушка ухватилась за колючую мешковину ближайшего тюка, «Кукурузник» вздрогнул, побежал по полю и после короткого разбега взмыл в небо.
Какое-то время Надя наблюдала за широкой спиной Громова, потом стала смотреть в иллюминатор. Самолёт летел невысоко — внизу проносилась лоскутные прямоугольники полей, перечёркнутые прожилками рек. Вверху по-прежнему клубились тучи, несколько капель прочертили влажные полосы на стекле.
Отчаянно пахло яблоками, девушка не удержалась и надкусила одно — сморщилась и положила обратно. Из щелей сквозило, самолёт вздрагивал и гудел. Надя подоткнула мешковину, вытянула ноги и закрыла глаза. Шум и тряска постепенно отошли на второй план, сквозь них проступил другой звук — будто дыхание великана. «Это море! — догадалась Надя, — вот оно какое!»
Море выглядело как огромный плавательный бассейн с Кропоткинской набережной, только вместо робкой московской поросли на берегах сплошным частоколом стояли пальмы, увитые пучками лиан. Девушка пристально вгляделась в далёкий берег и заметила человеческую фигуру. Фигура размахивала руками, и Надя поняла: это А! он ждёт. Внезапно раздался оглушительный треск, картинка разломилась пополам, в лицо дохнуло холодом и запахом гнили. Надя открыла глаза и схватилась за сиденье.
— Держись! — прокричал Громов. — Обходим грозу!
Девушка глянула в иллюминатор — снаружи была ночь. Вдруг всё озарила вспышка, и на короткое мгновение внизу показалась тёмная вода: её было много, из края в край, — на поверхности бугрились изгибы волн, покрытые белыми барашками пены.
— Почти прилетели! — крикнул Громов. — Со стороны моря зайдём…
Самолёт неожиданно качнулся и нырнул вниз — к горлу подкатил комок. Громов что-то удивлённо воскликнул — Надя не расслышала. Снаружи хлестали потоки дождя, ветер проникал в щели и обдувал разгорячённое ото сна лицо.
— Это Семён! — долетели слова лётчика. — Семён, падла, слишком много керосину слил!
Надя вдруг поняла, что не слышит звук мотора. Снаружи снова полыхнуло, и сквозь мутное стекло она заметила, как стремительно приближается тёмная поверхность.
— Держись крепче! Садимся на воду!
Девушка ухватилась за ящик, ногами упёрлась в соседнее сиденье — каблук предательски хрустнул. Самолёт тряхнуло, потом ещё раз — яблоки покатились по полу; и вдруг всё завертелось, сверху полетели тюки, снизу поддало холодом, и Надя ощутила вкус соли на губах.
Она снова смотрела на бассейн «Москва». Рядом стоял Громов — он что-то говорил, и девушка изо всех сил пыталась расслышать слова, но мешала вода: противная влага лезла в глаза, уши, нос. Надя закашлялась и пришла в себя.
Она лежала в полосе прибоя — волны с тихим шипением наползали на берег и тут же отступали обратно. Надя подняла голову: вокруг было темно. За горизонтом бушевала гроза — изжелта-малиновые сполохи беззвучно возникали в небе, ударяли в чёрную воду и растворялись без следа. Дождь прошёл, и море, казавшееся из иллюминатора бушующей стихией, теперь будто уснуло.
Девушка обернулась: перед ней простирался берег, покрытый мелкой галькой. Дальше угадывались деревья — тёплый ветер шевелил густые кроны. Пахло дымом костра и чем-то ещё — непривычным, солёным. Вдали играло радио, порыв ветра принёс слова: «Выйду я из дому, выйду я из дому — прямо за пристанью бьётся волна…»
Надя откинула мокрые волосы и поднялась на ноги. Что-то мешало. Она провела ладонью и стянула с себя несколько длинных водорослей. «Письмо от А!» — пронеслось в голове. Она принялась судорожно шарить руками, и с облегчением нащупала мокрый листок бумаги.
Внезапно закружилась голова. Надя несколько раз глубоко вздохнула, а когда в глазах посветлело, она заметила силуэт человека. Девушка двинулась в его сторону, ёжась от ночной прохлады и осторожно ступая босыми ногами по влажным камням.
Человек сидел на буне и держал в руках удочку, рядом стояла початая полулитровая бутылка. Надя облизнула губы и окликнула:
— Добрый вечер!
Рыболов обернулся.
— Скажите, это Сочи?
— Хм, — задумчиво ответил рыболов.
Он с минуту смотрел на девушку, потом положил удочку и спрятал бутылку в карман безразмерной ветровки.
— Понимаете, я с самолёта, — пробормотала Надя. — Только что прилетела…
— Только что? — странным голосом переспросил мужчина.
Он чиркнул спичкой и пристально вгляделся в Надино лицо:
— Так я ж тебя вечером видел, ты прямо тут загорала! Я ещё подумал: чего это она в платье на пляж пришла?
— Я прилетела… — шёпотом повторила Надя. — Вот письмо! Меня ждут!
Она протянула мокрый листок и умоляюще глянула на рыболова. Тот зажёг новую спичку, осторожно взял бумагу и поднёс к глазам:
— Письмо, говоришь? Ну-ка, ну-ка… «Шустрая бурая лиса прыгает в чащу через ленивого пса». Подпись: «твой А»… Вот чёрт!
Мужчина ойкнул — спичка обожгла палец. Он послюнил его и поднял глаза:
— Это чего?
— Это письмо, — всхлипнула Надя. — От друга. Он должен был встретить…
— Эээ, милочка, да у тебя солнечный удар! — вдруг засуетился рыболов. — А ну, пошли, пошли! Вот, отхлебни… Больше не хочешь? Ну, как знаешь.
Он подхватил Надю под руку и осторожно повёл с пляжа. В кустах громко пела ранняя птица, где-то проехала машина, далеко-далеко над морем сверкнул прощальный отсвет уходящей грозы.
Рыболов довёл её до автобусной остановки и усадил на лавку, а потом тихо исчез — будто не было его. Вскоре рядом тормознул милицейский «Москвич», водитель подошёл к Наде:
— Гражданка, покажите, пожалуйста, документы.
Девушка посмотрела на милиционера. Видимо, было что-то в её взгляде, что заставило мужчину сесть рядом, нахмурить лоб и пробормотать усталым голосом:
— Рассказывайте.
— Я к другу прилетела, — проговорила Надя.
Она протянула влажный листок с текстом письма. Милиционер взял его кончиками пальцев и поднёс к глазам:
— Необычная бумага…
— Меня Громов подвёз до пляжа, — торопливо продолжила Надя. — Он сел самолётом прямо на воду! Нужно его срочно спасать!
— Ясно, — резюмировал милиционер и снова перешёл на казённый тон: — Так и запишем: проснулась на пляже без документов. А ну, дыхните.
Он повёл носом и пробормотал:
— Антоновка.
Потом ещё раз пробежал глазами по тексту письма и перевернул лист.
— Тааак, что это тут у нас? Пропуск в санаторий: первый корпус, номер пятьдесят… Ну, вот и документ нашёлся!
Он хлопнул ладонью по колену, встал со скамейки и вернул Наде листок:
— Держите. Всё с вами ясно: приехали в санаторий, познакомились с неким А, выпивали на пляже. Потом играли в шарады — чистой бумаги не нашлось, и вы использовали обратную сторону пропуска… Жалоб и травм не имеется? Не имеется!
Надя хотела возразить, что первый раз видит этот пропуск, но передумала. Милиционер снял фуражку, вытер лоб и укоризненно покачал головой:
— Шла бы ты к себе в санаторий — тут недалеко, заодно проветришься. И не пей с кем попало — пьянству, как говорится, бой.
Он усмехнулся и двинулся к машине.
— До свидания, — прошептала девушка.
Санаторий нашёлся на соседней улице. В предрассветных сумерках его очертания напоминали древний храм — за стройными рядами кипарисов виднелись каменные стены с пилястрами и колоннами.
Надя миновала пустую площадь с клумбами и неработающим фонтаном — свет фонарей образовывал на брусчатке причудливую крестообразную тень в форме египетского Анха. Девушка прошлёпала босыми ногами по коридору с высоким сводчатым потолком, толкнула дверь и щёлкнула выключателем — лампа осветила узкий, чисто прибранный номер. Надя положила письмо-пропуск на стол и села на заправленную кровать — металлический панцирь застонал протяжно и тоскливо.
Какое-то время она рассматривала свежий плакат на стене:
«ПАРТИЯ СКАЗАЛА: НАДО! — КОМСОМОЛ ОТВЕТИЛ: ЕСТЬ!»
Край плаката свернулся в трубочку, и лозунг теперь выглядел гораздо лаконичнее:
«ПАРТИЯ СКАЗАЛА: КОМСОМОЛ ОТВЕТИЛ».
В памяти промелькнул недавний полёт: спина Громова, тёмные глаза ворон и запах яблок. Неужели всего этого не было? Но как тогда она попала в Сочи? И почему не помнит санаторий?
В коридоре раздались торопливые шаги, и в дверь заглянула незнакомая лохматая физиономия.
— Простите, — сконфуженно пробормотала физиономия и исчезла.
Послышался шорох, а затем створка снова приоткрылась.
— Простите, гражданка, — пропыхтел мужчина. — Это номер пятьдесят?
Надя кивнула.
— Ну, вот же, у меня путёвка, — лохматый зашуршал бумагами. — Выходит, это мой номер!
— Неправда! — вдруг закричала Надя. — Неправда! Зачем вы все врёте?! У меня есть пропуск…
Она подскочила к двери и с силой захлопнула. Щёлкнула задвижкой, смахнула слёзы и плюхнулась на кровать.
Снаружи недоумённо молчали, а потом по коридору зашаркали удаляющиеся шаги. Девушка глянула в замочную скважину — там было темно, и это успокаивало.
Она вздохнула. Взгляд случайно упал на зеркало в ванной комнате — оттуда смотрела миловидная, но ужасно уставшая и осунувшаяся девица лет двадцати: платье помялось, длинные рыжие волосы растрепались, шляпки и след простыл. Надя охнула и стала приводить себя в порядок.
Через полчаса из коридора донёсся шорох — казалось, кто-то прислонился к двери и водит по ней руками. Наде почудилось, что в замочной скважине повернулся ключ — раз, другой. Видимо, вернулся лохматый гражданин.
Она в последний раз поправила волосы и пригладила платье. Взяла со стола письмо-пропуск и вздрогнула: на бумаге появилась новая надпись! В самом низу знакомым почерком было выведено единственное слово: «беги!»
По спине проскользнул холодок. Шорохи в коридоре прекратились, но Надя была уверена — там кто-то есть. Сдерживая дыхание, она подкралась к двери и снова глянула в замочную скважину. Внезапно тьма шевельнулась, и девушке показалось, что на неё уставился огромный чёрный зрачок!
Она отшатнулась от двери и кинулась к окну. На улице уже рассвело: вовсю пели птицы, с верхнего этажа слышалось жужжание электробритвы, из пищеблока в соседнем крыле долетал запах разогретого масла и чеснока. Надя замерла, вслушиваясь в звуки за дверью, потом на цыпочках вернулась к столу и выдвинула ящик — внутри обнаружился дохлый таракан и три рубля мелочью. Она заглянула под кровать, отворила дверцу шкафа: ни чемодана, ни вещей. Версия событий, предложенная милиционером, окончательно рассыпалась. Надя выгребла из ящика деньги и перелезла через подоконник.
Номер располагался на первом этаже, окно вело на лужайку. Босые пятки коснулись влажной земли, Надя прошлёпала по газону, потом по мощёным дорожкам и снова по траве, покрытой густой утренней росой. Ей почудилось, что кто-то крадётся следом, но оглядываться не хотелось. Впереди показался забор, увитый плющом вперемешку с незнакомыми крупными цветами — она протянула руку и ойкнула, наткнувшись на шипы. Рядом виднелась калитка — девушка толкнула её и выбежала на улицу.
Она быстрым шагом дошла до поворота, сбежала по узкой каменной лестнице и оказалась в жилом районе: вокруг теснились утопавшие в зелени одноэтажные хибары кое-где разбавленные многоквартирными домами в стиле ампир. Город просыпался — за заборами квохтали куры, слышался лай собак и человеческие голоса, из радиоприёмников неслись звуки «Пионерской зорьки».
Надя выскочила на перекрёсток, остановилась, чтобы отдышаться, и подняла глаза: вдали над горами всходило солнце! Девушка замерла, подставив лицо тёплым лучам. Все тревоги в этот миг показались глупыми и пустыми: она обязательно разыщет А — вот, только, сложит в памяти недостающие фрагменты. Надя поправила растрепавшиеся волосы и уверенно зашагала вперёд, обходя колдобины в асфальте и осколки битого стекла.
Частный сектор вскоре закончился. Впереди шумел проспект, за которым виднелась мелководная, но быстрая река — Надя прошла по подвесному мосту и очутилась на рынке. Первые торговцы уже разложили товар: тут была картошка всех мастей, упитанные баклажаны и мелкие скрюченные огурцы. Целый ряд оккупировали продавцы цветов — Наде показалось, что она попала на демонстрацию.
Она заметила на прилавке какой-то экзотический фрукт — длинный стручок красного цвета. Рядом были ещё коричневые и жёлтые… «Зелень! свежая зелень… Покупайте рыбу! час назад плавала… Вах, персик! смотри, какой персик…» Девушка отсчитала мелочь и выбрала красный стручок — продавец назвал его чурчхела, но Надя сразу позабыла диковинное слово. На следующем ряду она купила пляжные шлёпанцы и тут же надела их на ноги. Дальше виднелись прилавки с птицами — разноцветные попугаи бодро чирикали в клетках. Надя уже прошла мимо, как вдруг кто-то окликнул:
— Купите, пожалуйста, щенка.
Она оглянулась: из-за края прилавка выглядывал мальчик лет десяти, перед ним стояла картонная коробка с маленьким остроухим существом. Рыжевато-серые бока существа опускались и поднимались, чёрные бусины глаз смотрели прямо на Надю.
Она улыбнулась и погладила пёсика, потом отрицательно качнула головой и двинулась дальше.
— Всего один рубль! — донеслось вслед.
Она вышла с рынка и остановилась: этот щенок — он ведь вырастет и станет бродячим барбосом, будет кидаться на всех. Надя торопливо вернулась назад — коробка стояла там же, но мальчик пропал. Она потопталась на месте, потом отсчитала рубль, положила на прилавок и взяла коробку. Щенок поднял голову и громко тявкнул.
Надя отстояла длиннющую очередь в гастроном, но мясные консервы закончились прямо перед носом, и пришлось купить хлеб. Она нашла пустую скамейку на речной набережной, раскрошила батон, и щенок вежливо проглотил маленький кусок.
Девушка понюхала купленный стручок: «интересно, нужно ли его чистить?» Она размышляла какое-то время, потом решительно откусила красную мякоть. Внутри обнаружились орехи, а сам стручок оказался чем-то вроде конфеты. «И тут обман, — подумалось Наде. — Палимпсест. Потрёшь его, и появляется что-то совсем другое!»
Щенок, будто соглашаясь, лизнул ладонь. Надя доела стручок и встала со скамейки — нужно было разыскать почтамт и отправить телеграмму домой, вот, только, денег почти не осталось. Она снова села и грустно улыбнулась:
— И чего теперь делать, а?
Щенок промолчал.
— Понимаешь, — продолжила Надя, — мы с А играли в шахматы по переписке. Договорились, что победитель едет в гости к проигравшему. В самом конце он прислал вот такое письмо…
Она разгладила листок и с выражением прочитала:
— Шустрая бурая лиса прыгает в чащу через ленивого пса!
Щенок внимательно смотрел немигающими умными глазами. Надя пояснила:
— Я решила, что это он так про мою победу, потому что мне выпало ехать — то есть «прыгать». Телеграфировала, каким рейсом вылетаю. А теперь всё пошло не так — я даже не помню его адрес, а записная книжка пропала!
Она вздохнула и откинулась на спинку скамейки.
Вдали за густой зеленью виднелись жилые высотки, на одной красовался плакат:
«УЧЕНИЕ МАРКСА ВСЕСИЛЬНО, ПОТОМУ ЧТО ОНО ВЕРНО!»
На другой:
«ПАРТИЯ — БЕССМЕРТИЕ НАШЕГО ДЕЛА!»
А чуть ниже:
«ЛЕТАЙТЕ САМОЛЁТАМИ АЭРОФЛОТА!»
Надо всем этим кумачовым буйством сияло в небе утреннее солнце. Надя закрыла глаза.
Негромко шумела река, с каждой секундой приближаясь к морю. Ветер приятно обдувал лицо, шелестел в ветвях платанов. Постепенно звуки стихли, и Надя поняла, что снова видит бассейн. Она пригляделась, но на том берегу было пусто — берег вообще пропал, вдали перекатывались грозные морские валы. Девушка ощутила просоленный воздух, порыв ветра шибанул в лицо. Она протёрла глаза и поняла, что моря больше нет — на его месте вырастает из воды огромный красный стручок! Из края в край протянулись кирпичного цвета стены, острый купол упёрся в небо, изогнулся рогом — теперь стручок нельзя было охватить взглядом, он превратился в гигантский зиккурат. На передней стене пылающими буквами значилось:
«УЧЕНИЕ О БЕССМЕРТИИ ВСЕСИЛЬНО, ПОТОМУ ЧТО НАШЕ ДЕЛАНИЕ ВЕРНО!»
Росчерк аэроплана мелькнул в небе — на фюзеляже из-под шелушащейся краски проступил египетский Анх. Пилот качнул крыльями, а потом развернулся навстречу зиккурату и пошёл на таран… Надя вскрикнула и проснулась.
Солнце стояло в зените, асфальт раскалился — далёкие предметы будто плыли в колышущемся мареве. Надя повернула голову и встретилась глазами с двумя молодыми людьми южной наружности — те стояли неподалёку и глазели на неё. Один из парней что-то проговорил другому, и оба неприятно ухмыльнулись, а потом двинулись в её сторону.
Надя вскочила и чуть не сбила дородную женщину с авоськой.
— Ишь, понаехали тут! — пробормотала женщина, окинув Надю неодобрительным взглядом.
Девушка покрутила головой: вокруг были люди; поодаль прогуливалась мамаша с ребёнком, на скамейке под эвкалиптом сидел мужчина с газетой — он перелистнул страницу и поправил тёмные очки.
Надя успокоилась. Она взяла коробку со щенком и зашагала вдоль реки, не обращая внимания на парней. Те вскоре отстали, девушка миновала изгиб русла и увидела море. Она невольно ускорила шаги… Речная набережная превратилась в морскую: вместо платанов то тут, то там виднелись усыпанные цветами олеандры и магнолии с длинными глянцевыми листьями. Вдали на рейде маячил белоснежный лайнер, и девушка представила, что она сейчас там, на борту.
Пахло морем и чем-то сладковато-душистым. На причале сидели рыбаки, пронзительно голосили чайки, облезлый чёрный кот хитро выглядывал из-под перевёрнутой лодки.
«Поищу почтамт чуть позже», — подумала Надя.
Она поднялась на верхний ярус набережной и, не спеша, двинулась в юго-восточном направлении. Внизу на пляже было не протолкнуться от загорелых тел, и девушка решила, что не станет спускаться к морю.
Впереди показалось величественное строение с колоннами в коринфском стиле. На строении висела театральная афиша с иллюстрацией — на фоне египетских пирамид была нарисована женщина в белоснежной накидке, воздевавшая руки к солнцу. Надя подошла ближе, пытаясь разобрать название постановки. Щенок вдруг громко заскулил.
— Девушка, а можно погладить? — весело проговорил кто-то за спиной.
Надя обернулась — перед ней стоял парень лет двадцати. На парне была кепка, ковбойка с закатанными рукавами и расклёшенные брюки. На ногах жёлтые, явно импортные, сандалии. Он улыбнулся и провёл пальцами по спине щенка — тот неожиданно затих.
Парень подмигнул Наде и махнул рукой в сторону афиши:
— Сегодня в театре премьера. Если хочешь, могу провести за кулисы.
— Не хочу, — нахмурилась девушка. — И как это, интересно, ты меня проведёшь?
— Очень просто, — засмеялся парень, — я там работаю. Меня Юрик зовут. А тебя?
Он снова улыбнулся, Надя хмыкнула в ответ:
— Актёр что ли? А кого играешь?
— О! Сейчас работаю над ролью Йорика, — объявил Юрик. — Очень сложная роль, по Шекспиру.
— Поняаатно… — протянула девушка и хитро прищурилась. — Слушай, Йорик, я передумала — хочу увидеть твою репетицию!
— Легко! — ответил парень.
Он подхватил коробку со щенком и зашагал по набережной, Надя двинулась следом. Они обогнули здание театра и подошли к приземистому строению в духе архитектурного брутализма.
— Хотелось пить. Я двинул наугад по переулкам, уходившим прочь от порта к центру, и в разгаре ночи набрел на ресторацию «Каскад»*, — с выражением продекламировал Йорик.
Он распахнул двери — девушка заглянула внутрь и обнаружила, что там действительно ресторан.
— Обычно я репетирую прямо тут, — пояснил парень.
— Так и знала: врёшь ты всё, — усмехнулась Надя.
С минуту она размышляла. Потом сообразила, что кроме стручка ничего не ела со вчерашнего дня, и устало улыбнулась:
— Ладно, пошли. Йорик, тоже мне.
К тому моменту, как принесли шашлык, Надя выяснила, где находится почтамт, а заодно узнала множество других полезных вещей: во-первых, не стоит купаться на центральных пляжах — Йорик обещал показать чистое и безлюдное место за городом; во-вторых, сочинские девушки скучные; в третьих, местным парням нельзя доверять — впрочем, он, Йорик, является исключением…
Подошёл официант, и парень, не глядя, ткнул в меню:
— Гиви, уважаемый, а сделай нам аджарский хачапури. И принеси немного красного — ну, как обычно.
— Хорошо, дорогой! — сверкнул золотым зубом Гиви.
— Так вот, на чём я остановился? — Йорик обмакнул кусок шашлыка в густой соус сацебели и обернулся к Наде.
— На парнях, — напомнила она. — Кстати, у меня в Сочи есть друг по переписке.
— Да ну? — Йорик отложил вилку и заметно сник.
— Да-да! Только мы разминулись, и теперь нужно его разыскать. А ещё — у меня ложные воспоминания от солнечного удара… Как думаешь, про что тут написано?
Она протянула парню письмо — тот зашевелил губами и нахмурился:
— Лиса… Что за лиса?
— Мне кажется, это связано с вашим городом — может намёк на какое-то место… — Надя отрезала кусочек мяса и опустила под стол — щенок в коробке радостно заворчал.
— Прости, ничего не приходит в голову. Ты лучше ешь, пока не остыло, — Йорик вернул листок и забарабанил пальцами по столу. — Слушай, а поехали завтра на экскурсию? На водопады… или на Красную Поляну… А потом обязательно поищем твоего друга!
Надя хотела сразу отказаться, но у парня был весьма печальный вид. Чтобы подбодрить его, она подняла бокал и пригубила.
— За знакомство! — просиял Йорик.
На столе появился горячий хачапури-лодочка: в середине поверх сырной начинки плавал в масле яичный желток всмятку — это напомнило Наде солнце, виденное на картине какого-то импрессиониста. От блюда шёл густой ароматный пар, и девушка потянулась к ножу, но Йорик протестующе поднял ладони:
— Не-не-не! Это едят руками! Давай покажу.
Когда они вышли из ресторана, солнце уже клонилось к закату — небо на западе покраснело, подул вечерний бриз. Йорик с Надей миновали порт и двинулись вдоль реки. Тихо шумела вода, ранняя летучая мышь порхала меж бетонных берегов.
— Идём через парк, — предложил Йорик. — Так быстрее до санатория доберёмся.
Надя нахмурилась, вспомнив об утренних событиях — придётся всё-таки разобраться с пропавшими вещами, да и со всем остальным тоже. Она тряхнула головой: «как-нибудь рассосётся!»
Они перешли через мост, миновали огромную мозаику с головой Ленина и оказались перед распахнутыми воротами, поверх которых виднелась надпись «Ривьера». По аллее в свете фонарей фланировали парочки. Жирные дрозды деловито скакали по газонам, из зарослей доносилась лягушачья серенада.
— Сейчас покажу кое-что… — заговорщицким тоном проговорил парень.
Они свернули на боковую аллею, обогнули заросли бамбука и вышли к поросшему водяными лилиями пруду.
— Смотри!
В пруду плавали разноцветные рыбки: серебристые, жёлтые, красные. Внезапно из воды показалась голова черепахи — она задумчиво посмотрела на Надю, а потом снова ушла в глубину.
— Круглый год тут живут, — пояснил Йорик. — А вон там растут ночные цветы. Распускаются на закате, мы ещё можем успеть.
Газон с цветами тянулся вдоль центральной аллеи. Упругие бутоны чуть подрагивали — не то от ветра, не то от мельтешащих вокруг пчёл. Вдруг один из бутонов начал раскрываться — минута, и развернулись ярко-жёлтые лепестки, пчёлы ринулись внутрь, а рядом уже распускались новые соцветия.
Вдали заиграл оркестр — звуки трубы понеслись по тёмным аллеям.
— Эллингтон, — прошептал Йорик.
— А музыка называется «Караван», — улыбнулась Надя.
Она ощутила, что парень держит её за руку — и ей совершенно не хотелось эту самую руку убирать…
— Оба-на, вот это встреча!
Надя вздрогнула, заворочался щенок в коробке — из-за пальмы на свет выступил парень подозрительного вида в мятых брюках и рубашке навыпуск. Глаза парня скользнули по Йорику и уставились на девушку:
— Ух ты, какая цыпа в этот раз!
— Серый, тебе чего? — буркнул Йорик.
— Мне — ничего, — весело ответил Серый. — А вот ему — чего.
Он указал на мужчину в тельняшке, который появился будто из-под земли.
— Здравствуй, Йорик, — проговорил мужчина. — Долг будем отдавать, или как?
— Я завтра… корабль с туристами придёт — из капстраны… я соберу деньги… — забормотал Йорик.
— Хреновый из тебя фарцовщик, — резюмировал мужчина. — Выворачивай карманы, мне деньги прямо сейчас нужны.
Йорик послушно достал бумажник — мужчина пересчитал купюры и скривился:
— Значит так. Это я заберу в счёт долга, и чтоб завтра принёс остальное!
Серый схватил Надю за руку:
— И тебя тоже заберём — в счёт процентов! Чего ты с этим неудачником гуляешь? Айда с нами!
Он потянул Надю в кусты… Йорик вдруг метнулся на него, повалил на землю, а затем обернулся к девушке и крикнул:
— Беги!
Сверкнул нож, тёмное пятно расплылось по спине Йорика — Надя закричала и бросилась к парню… Над аллеями всё так же плыла музыка Эллингтона в плохонькой аранжировке. Неистовствовали лягушки, далеко-далеко на рейде прозвучал гудок теплохода.
— Я ведь предупреждал, чтобы не связывалась с криминальными элементами.
Утренний милиционер смотрел на Надю безразличным усталым взглядом.
— Как он там, не знаете? — всхлипнула Надя.
— Пострадавшего доставили в больницу, обработали, зашили. До свадьбы сто раз заживёт, — отчеканил милиционер.
Он задумчиво уставился на девушку и потёр лоб:
— Этот Йорик — фарцовщик и тунеядец, у нас давно на него досье. Числится осветителем в театре, но на работе не появляется. Вместо этого крутится в порту, общается с иностранными гражданами, слушает зарубежную эстраду — в общем, неблагонадёжен. Как выйдет из больницы, будем привлекать.
— Те двое первые напали! — девушка покосилась на бровастый портрет генсека, висящий на стене, и подняла на милиционера заплаканные глаза.
Разберёмся, гражданка, — сухо ответил тот. — Вы лучше о себе побеспокойтесь: паспорта у вас нет; опять же, какая-то странная бумажка про лису — небось, цитата из запрещённой книги. Побудете пока у нас — до выяснения.
За спиной захлопнулась дверь, и Надя оказалась в большом помещении, похожем на актовый зал без окон.
— А если войдёт живая милка, пасть разевая, выгони не раздевая!*
Девушка вздрогнула и заметила в углу старичка — тот наблюдал за ней с блаженной улыбкой.
— Поговори там! — прикрикнул из-за двери милиционер. — К уголовникам пересажу.
Старичок затих. Надя прошла в противоположный угол и села на лавку, рядом поставила коробку со щенком.
На стене висели плакаты, которые информировали о том, что миру — мир, что всё ради человека — всё на благо человека, а искусство принадлежит народу. Из коридора внезапно донеслись шаги и послышались голоса:
— Он ведь известный иллюзионист, ну как же так?!
— Этот гражданин шёл по городу с подозрительным видом и читал вслух неположенные стихи, — заученными словами объяснял милиционер.
— Это он случайно! — возражал чей-то писклявый голос.
— Вдобавок улицу «Пролетарский подъём» обозвал «Пролетарским спуском», причём сделал это с умыслом! Мы задержали для выяснения, для его же собственной безопасности.
— А вы его отпусти́те, гражданин начальник, — настаивал писклявый голос. — У него ведь завтра выступление, он старый больной человек! Пётр Игнатьевич очень просил…
Последний аргумент, похоже, возымел действие.
— Больной, говорите? — проворчал милиционер. — Оно и видно.
Дверь распахнулась, яркий свет из коридора резанул глаза.
— Мессинг! на свободу с чистой совестью!
Старичок ожил и бодрым шагом направился к двери. В последний момент обернулся к Наде и подмигнул, а потом дверь захлопнулась и наступила тишина.
Девушка закрыла глаза — в памяти тут же всплыло лицо Йорика. Постепенно лицо растворилось в толще воды, и Надя увидела впереди знакомую красную стену зиккурата. На том месте, где утром была надпись, теперь зияла дыра, и от лозунга осталось лишь одно слово: «делание».
— Мимо храмов и баров, мимо больших базаров!* — продекламировал кто-то.
Она вздрогнула и обернулась — старичок-иллюзионист стоял рядом. Он усмехнулся и вытянул руку, показывая на пролом в стене:
— Вам туда, юная леди.
Надя хотела возразить, что она пока ещё не отыскала А, но старичок качнул головой:
— Непростой у тебя папирус. Покажи-ка, что там написано.
Он пробежал глазами по тексту письма и хитро улыбнулся:
— The quick brown fox jumps over the lazy dog.
— Что-что? — не поняла Надя.
— Это панграмма — в этой фразе есть все буквы английского алфавита.
— А зачем она переведена на русский? — удивилась девушка.
— В этом-то всё и дело! — усмехнулся старичок. — Самое важное — то, чего нет. Ищи фальшивку.
Надя уставилась на буквы: шустрая бурая лиса всё так же прыгала в чащу через ленивого пса, однако что-то инородное вкралось в текст — не лиса и не пёс… чаща! В английской версии это слово отсутствовало!
«Чаща» была разгадкой ребуса, вот только разгадка эта ничего не объясняла. Девушка обернулась к старичку, но тот уже пропал. Тогда она сделала шаг к красной стене: за проломом что-то виднелось — пульсирующее, живое. Надя, как заворожённая, вытянула руку, но картинка потускнела — зиккурат исчез, и девушка ощутила, что сидит на влажной от ночной росы траве. Вновь, как и сутки назад, закружилась голова, а когда головокружение прошло, Надя заметила рядом небольшой пруд. Вокруг стрекотали кузнечики, пахло цветами и стоячей водой. Девушка узнала это место — она снова находилась в парке «Ривьера». Похоже, с ней случился очередной солнечный удар.
В свете далёких фонарей поверхность пруда казалась чёрным провалом. Прошелестел ветер в кустах, и Наде почудилось, что кроме неё в парке есть кто-то ещё. Она вскочила на ноги. Внезапно трава зашуршала совсем рядом — девушка вздрогнула, а потом увидела щенка. Надя подхватила его и торопливо зашагала к выходу.
Неподалёку от парка на обочине стояли две «Волги» с шашечками, рядом на лавке сидели двое пожилых кавказцев. Между мужчинами виднелась деревянная доска — Надя разглядела круглые фишки и поняла, что это нарды.
— Шешу беш! — объявил один из мужчин, кинув кости.
— Ду шеши! — парировал второй.
— Здравствуйте, — пробормотала Надя, и с трудом узнала свой голос.
— Смена закончилась, такси идёт в парк, — не оборачиваясь, ответил первый мужчина.
Второй окинул девушку внимательным взглядом и отложил кости:
— Красавица, что такое случилось, а?
— Скажите, здесь есть какая-нибудь чаща? — прошептала Надя.
— Эээ, дорогая, здесь юг. Здесь везде чаща! — ответил таксист и махнул рукой в неизвестном направлении.
Надя машинально двинулась туда, куда он показал, и вдруг в её голове сложилась фраза, слышанная в детстве: «В чащах юга жил бы цитрус…» Там дальше было про «фальшивый экземпляр», но она уже поняла главное — это тоже панграмма, и подсказка «чаща» из первой фразы была именно про эту, вторую, а значит…
— Цитрус! Скажите, где у вас в городе растёт какой-нибудь цитрус?!
— Мандарин, что ли? — мужчины переглянулись. — Мандарин хорошо растёт в Абхазии, а у нас растёт чай.
— А у моей тёти Нуцы на огороде растёт банан, — добавил второй таксист. — Только очень маленький…
— А фальшивый цитрус?! — взмолилась Надя. — Есть в городе что-то похожее?
— Фальшивый, да? — задумались мужчины.
Вдруг один из них вскочил со скамейки и радостно воскликнул:
— Эээ, Ованес, я кажется понял!
Он обернулся к Наде:
— Садись, дорогая, отвезу. Мне всё равно в ту сторону ехать.
Такси остановилось возле невзрачного забора, за которым виднелся сад. Мужчина махнул рукой:
— Приехали!
Девушка подхватила щенка и выскочила из машины — водитель посигналил на прощанье. Надя отыскала щель в заборе, отогнула край доски и пролезла внутрь.
Взошла луна; в её свете виднелась тропинка, ведущая в глубь сада — там, в окружении низкорослых кустов, росло развесистое дерево. Девушка, неслышно ступая, приблизилась к дереву и увидела на ветвях зелёные неспелые плоды: мандарины, лимоны, апельсины и множество других, неизвестных Наде цитрусов. Все они были привиты к одному стволу — дерево-мутант гордо возвышалось посреди сада, отбрасывая округлую тень.
«Дерево дружбы», — было написано на табличке. Надя задумчиво села рядом и положила на колени щенка.
— Что дальше? — тихо спросила она.
Щенок поднял голову и в очередной раз посмотрел на неё умным взглядом.
— Думаешь, нужно сорвать? — с сомнением проговорила Надя.
Она протянула руку, выбрала самый спелый на вид плод и дёрнула — дерево вздрогнуло, и в ладони оказался желтовато-зелёный цитрус. Надя понюхала его — запах был необычным. Щенок заворочался, спрыгнул с колен и засеменил по тропинке — девушка побрела следом.
Внезапно налетел ветер — взъерошил кусты, сорвал несколько листьев. Щенок напрягся и ощетинил загривок, Надя ускорила шаги. Ей вдруг показалось, что кто-то идёт следом. Она обернулась: в лунном свете двигались тени деревьев, кружились в воздухе пучки сухой травы. Девушка уткнулась в забор и принялась шарить ладонями — дыры не было! Она дёрнулась влево, вправо… Что-то прошелестело за спиной, и Надя припала к земле. Она распласталась под кустом, пытаясь разглядеть смутные силуэты на границе света и тьмы. На секунду ей почудилось, что она видит длинное извивающееся тело… Щенок метнулся куда-то — Надя, не до конца понимая что делает, побежала следом. На луну наползла туча, и ветер застонал с новой силой — колючие ветки хлестали по рукам, тени метались в тусклом свете далёких фонарей. Вдруг что-то массивное пронеслось по саду. Одна из теней изогнулась и поползла следом за Надей — щенок протяжно завыл; девушка вскрикнула, споткнулась и полетела в яму…
В яме обнаружилась наклонная стена с дверью. На двери висела табличка «не входить», ниже было намалёвано нехорошее слово. Девушка дёрнула створку, протиснулась внутрь и оказалась в тёмном помещении. Ветер отчаянно взвыл — дверь за спиной захлопнулась, и наступила тишина.
Когда глаза привыкли к полумраку, Надя поняла, что попала в тоннель — вдали мерцала тусклая лампа, а за ней ещё одна. Девушка прижала к груди щенка и устремилась вперёд.
Вскоре на стенах появилась плесень, запахло нечистотами и тиной. С потолка капало, некоторые лампы не горели — Наде приходилось двигаться наугад, по наитию переставляя ноги. Щенок затих, однако само его присутствие успокаивало, придавало силы.
Казалось, прошло не меньше часа, прежде чем что-то изменилось: вначале пропала сырость и повеяло свежим воздухом, потом свет стал ярче, а самих ламп больше. Надя сделала ещё сотню шагов и увидела новую дверь — на облезлой металлической створке висели плакаты:
«НАРОД И ПАРТИЯ ЕДИНЫ!»
«НОЧЬ — РАБОТЕ НЕ ПОМЕХА!»
«ВПЕРЁД, К НОВЫМ УСПЕХАМ!»
Выше плакатов кто-то нацарапал гвоздём:
«MAGNUM OPUS».
Надя тронула холодную стальную ручку и толкнула дверь — та не подалась.
Далеко позади моргнула и погасла лампа. Следом вторая — чуть ближе. Девушка обернулась, вглядываясь в темноту тоннеля… Погасла ещё одна лампа!
Надя развернулась к двери и заметила, что надписи изменились — «magnum opus» превратилось в знакомое «делание» со стены-стручка, а ниже с буквами творилось неладное. Вначале мелькнуло:
«ДАЁМ СВЕРХ ПЛАНА!»
Потом:
«ВСЕГДА С ПАРТИЕЙ!»
А под конец проползло что-то вроде:
«ВЕНЕРИЧЕСКИЕ ЗАБОЛЕВАНИЯ ОЧЕНЬ ОСЛОЖНЯЮТ ЖИЗНЬ!»
Девушка моргнула, и тогда всё обрело окончательную форму. Вверху проступило четырёхцветное изображение женской фигуры в стилистике позднего Пикассо. Далее был текст:
ВЕЛИКОЕ ДЕЛАНИЕ
Возьми сосуд, на три стороны отверстый. Первая сторона есть вход чёрный — суть нигредо. Второй белый — альбедо он. Третий тайный жёлтый вход — цитринитас зовётся.
Пусть войдут три мужа достойных, каждый своим путём. И первый открывает нигредо, второй — альбедо, третий же — цитринитас.
И когда все три войдут в сосуд, тогда откроется путь четвёртый. Суть его — красный. Во лбу обретается. Он есть рубедо — прими все четыре и получишь…
Надя не успела дочитать — последняя лампа погасла. Сзади раздался громкий шорох: казалось, будто жёсткая чешуя трётся о камень и приближается, приближается…
Девушка изо всех сил налегла на дверь, и та неожиданно подалась — Надя протиснулась внутрь, выставила вперёд руки и провалилась в пустоту, а затем сквозь красноватый мрак до неё долетели слова:
— Не трогай её! Этот сосуд нужен для другой цели.
Надя очнулась в большой комнате с высоким потолком. Лампа с зелёным абажуром освещала паркетный пол и кусок отделанной деревом стены. Поодаль виднелось наглухо завешенное окно, оставшаяся часть помещения пребывала во мраке.
Девушка поднялась с кожаного дивана и на негнущихся ногах прошла к окну. Она отогнула край пыльной портьеры и выглянула наружу: здание изгибалось буквой «П» — из окна виднелось противоположное крыло, фонарь освещал серо-зелёную стену и кусок парка. Далеко за деревьями темнело море — лунная дорожка серебрилась поверх водной глади.
Надя отвернулась от окна и вздрогнула, встретившись взглядом с невысоким человеком в очках.
— Здравствуй, Надя, — вкрадчиво проговорил тот. — Вот ты и добралась до нашего музея.
На человеке был строгий костюм-двойка. Тёмные очки смотрелись чужеродно на круглой с залысинами голове. Девушка приблизилась к мужчине и вдруг узнала его — это он прошлым утром читал на набережной газету!
Перед глазами пронеслись последние события: падающий самолёт, стена зиккурата, фальшивый цитрус, а потом…
— Скажите, что такое «Великое делание»? — сухими губами прошептала Надя.
— О, вот ты о чём. Увидела энергетическую формулу, — мужчина усмехнулся. — Некоторые называют это «Философским камнем», другие — «Эликсиром жизни». Такие формулы нужны для поддержания зиккурата.
— Зиккурата?
— Второго зиккурата, — уточнил мужчина. — Первый был выстроен полвека назад в нашем физическом мире, и его заряд быстро истощился. Кстати, та формула, которую ты видела, давно устарела. Сейчас мы, как говорится, идём другим путём. Впрочем, как запасной вариант…
Мужчина поправил очки:
— Встречный вопрос: откуда у тебя страница из Книги? — он показал Наде смятый листок, и девушка узнала письмо от А.
— Хотя это не так уж важно. Книга сама выбирает, как проявиться в нашем мире. Самое главное — это был последний лист! Теперь у нас есть вся Книга, и мы, наконец, можем…
— Где щенок? — перебила Надя.
— Щенок? — мужчина на мгновение запнулся, а потом досадливо наморщил лоб. — Не время думать о щенках. Подойди сюда.
Он сделал несколько шагов в темноту и щёлкнул выключателем — лампа осветила дальнюю часть комнаты. Всю стену занимала карта: четыре области на ней были помечены четырьмя разными цветами. Возле стены стоял письменный стол с лампой и старым телефонным аппаратом. Посреди стола на подставке покоилась изящная курительная трубка: ободок чаши потемнел от старости — казалось, трубкой не пользовались много лет.
— Иди сюда! — требовательно повторил мужчина. — На тебя возложена особая миссия. Ты ведь понимаешь, чья это дача-музей?
На столе инородной шеренгой выстроились четыре гранёных стакана, до краёв наполненные прозрачной жидкостью.
— Пей! — мужчина протянул Наде один из стаканов.
Она механически взяла его, потом поставила обратно на стол:
— Не хочу!
Мужчина сокрушённо вздохнул, поправил очки и проговорил куда-то вбок:
— Не умеешь — научим! Не хочешь — заставим!
Он достал револьвер и взвёл курок, а потом тихо повторил:
— Пей! Незаменимых у нас, как говорится, нет.
Надя торопливо схватила стакан, отпила и закашлялась — жидкость была нестерпимо солёной!
— Вода из Чёрного моря, — усмехнулся мужчина. — А теперь — из Белого. Это ведь не больно!
Он указал на второй стакан, и Надя послушно поднесла его ко рту.
— Дальше Жёлтое море, — проговорил мужчина.
Солёная вода стекала по подбородку, капала на платье — Надя снова закашлялась, в глазах потемнело.
— Красное…
Она сделала последний глоток и вернула стакан.
— Умница, — проворковал мужчина. — Как видишь, это более гуманная формула. А сейчас завершающая процедура.
Он достал из кармана пачку папирос «Герцеговина флор». Распотрошил несколько бумажных гильз и ссыпал табак в трубку, а потом осторожно приподнял её, щёлкнул зажигалкой и протянул трубку Наде:
— Кури!
Девушка, будто под гипнозом, поднесла ко рту мундштук и втянула воздух — раз, другой.
— Кури! — шептал мужчина. — Кури его трубку…
Дым был неожиданно прохладным. Он проникал внутрь, растекался по телу, покалыванием отзывался в кончиках пальцев.
Девушка снова глянула на карту и заметила, что от четырёх цветных пятен поползли к центру прямые линии. Они рассекли тело карты, из-под бумаги проступила густая тёмная жижа. Линии-разрезы встретились в одной точке, рядом проявилась какая-то надпись. Надя затянулась в последний раз, и надпись обрела окончательную форму. Посреди карты кровавыми разводами было написано:
«В СВОЁМ ДОМЕ В БАШНЕ МЁРТВЫЙ ВОЖДЬ СПИТ, ОЖИДАЯ СВОЕГО ЧАСА».
— Туда! — заорал очкастый. — Смотри туда!
Он схватил девушку за волосы и повернул её лицо так, чтобы было видно море за окном. Лунная дорожка судорожно изогнулась, посреди черноты проступили контуры огромной башни-зиккурата, а затем Надя ощутила, что летит к красной стене. Вчерашний пролом уже почти затянулся, рядом с ним хаотически появлялись и исчезали надписи:
«ПАРТИЯ — НАШ РУЛЕВОЙ!»
«ПОЛИТИКУ ПАРТИИ ОДОБРЯЕМ!»
«ВЕРНОСТЬ ПАРТИИ ДЕЛОМ ДОКАЖЕМ!»
Надя опустила голову: по дну маршировали люди. Они радостными криками встречали каждый лозунг, и стена зиккурата реагировала на эти крики — дыра затягивалась, поверх неё выскакивали новые буквы, от которых устремлялись вниз едва заметные нити. Нити эти входили в глаза марширующих людей…
«С КАЖДЫМ ДНЁМ ВСЁ РАДОСТНЕЕ ЖИТЬ!»
«СТАЛЕВАРЫ, НАША СИЛА В ПЛАВКАХ!»
«КОМСОМОЛЬЦЫ, ЕСЛИ ДЕЛАТЬ — ТАК ПО БОЛЬШОМУ!»
Надя хотела зажмуриться, но в этот миг стена расступилась, и она оказалась внутри.
Моря больше не было. Не было вообще ничего — ни неба, ни ветра, ни ощущения полёта. Девушка находилась посреди пустоты, а прямо перед ней был человек.
— Присаживайтесь, — с лёгким кавказским акцентом проговорил человек.
Он сидел за низким деревянным столом. Рядом Надя заметила табуретку.
— Присаживайтесь, Надежда, — повторил человек. — В ногах правды нет. В других местах её тоже нет — наши люди проверяли.
Надя сделала шаг вперёд.
— Правды нет, но людям нужна правда — поэтому мы дали её людям, — человек поднял пустые глазницы и протянул руку: — Покажи, что ты принесла.
Надя поняла, что держит в руках потрёпанную книгу с пожелтевшими страницами. Девушка положила книгу на стол, и человек поднёс её к глазам.
— Эпигоны, — протянул он. — Эти эпигоны никак не угомонятся. Им мало того, что я поддерживаю их отсюда. Теперь они захотели, чтобы я вернулся обратно… Надежда, ты знаешь, что это такое?
Она промолчала, и человек продолжил:
— Это Книга мёртвых, с её помощью я могу вернуться назад. Но для этого нужна жертва. Похоже, что эта жертва — ты.
Колени подогнулись, и Надя опустилась на табуретку. Человек на несколько минут углубился в чтение, а потом продолжил тихим голосом:
— На последней странице Книги написано: «Шахматы — это пробный камень ума».
Он помолчал, а после задумчиво проговорил:
— Мне кажется, это верный лозунг. Книга хочет, чтобы мы сыграли партию — победитель вернётся назад.
На столе появилась шахматная доска. Фигуры были расставлены, и королевская пешка белых уже выдвинулась вперёд.
— Твой ход, Надежда, — объявил человек.
Он указал пальцем на водяные часы — внутри вместо воды струилась алая жидкость. Надя протянула руку и двинула вперёд пешку. В водяных часах сорвалась капля, далеко-далеко внизу послышался всплеск.
Бежало время, вытекала кровь из клепсидры, таяли фигуры на доске. Временами Наде казалось, что прошло много часов, временами — что она очутилась тут секунду назад. Извне долетали звуки: голоса, музыка, взрывы снарядов; после снова наступала тишина — безмолвие нарушали лишь капли в водяных часах.
Так прошло несколько минут, а может лет. Наконец человек разогнулся и проговорил:
— У нас повторение ходов — после следующего будет засчитана ничья. Что ж, в этой стране всегда всё идёт по кругу!
Надя окинула взглядом фигуры: несколько пешек с ферзём и зажатый в углу чужой король — любое продолжение означало ничью. Если только… Она тронула ферзя, и человек напротив усмехнулся:
— Ты заметила этот ход! Всё правильно, ты можешь принести ферзя в жертву. Тогда ничьей не будет, и ты поставишь мат пешкой.
Надя приподняла ферзя и вдруг поняла, что перед ней лицо Йорика. Парень открыл глаза и слабо улыбнулся — он был очень бледен, позади, будто подёрнутая мутной пеленой, виднелась больничная палата.
— Ну, давай же, — проговорил человек. — Или ты хочешь, чтобы жертвы приносил я?
Надя до крови прикусила губу. Йорик закрыл глаза и откинулся на подушку, вокруг него забегали врачи.
— Давай, — глухо повторил человек. — Я слишком устал и хочу уйти насовсем. Отпусти меня… Давай же, шакал, проводи меня в небытие! Я знаю, что это ты подсунул Книгу и проник сюда. Я давно отбыл срок — прикажи девчонке сделать ход!
Надя обернулась и увидела щенка — его глаза горели ослепительным светом, из пасти исходило пламя. Рыжевато-серая шерсть встала дыбом, он стремительно рос в размерах, и вот уже голова вознеслась выше Надиного роста…
— Как скажешь! — пророкотало существо с головой шакала и вытянуло лапы.
Позади человека внезапно раздался шорох — тот самый, который Надя слышала в тоннеле. Огромное изогнутое тело поднялось над столом — на приплюснутой голове распахнулись два жёлтых глаза рептилии…
— Анубиссс, не вмешшивайся! — разнеслось вокруг. — Пусссть она решшает сама!
Надя сжала пальцы, в которых трепетало тело Йорика: кровь расплылась по желтоватой больничной простыни, кто-то из врачей делал искусственное дыхание, другой торопливо набирал шприц… Снизу, из-за пределов зиккурата, снова послышался шум толпы, грохот выстрелов и звуки «Лебединого озера». Кровь забурлила в клепсидре, последние капли стремительно убегали, растворялись в небытии.
Надя оглянулась на Анубиса — тот внимательно смотрел на неё немигающими умными глазами. Она зажмурилась. Вдруг чья-то холодная рука схватила её ладонь и прижала к шахматной доске, подставляя ферзя под удар вражеского короля…
— Держись! Садимся на воду! — прокричал Громов.
Он обернулся к Наде, и девушка поняла, что у лётчика птичья голова с острым соколиным клювом, а в руке египетский Анх.
— Солнечный запретный плод! — крикнул Громов-птица. — Глотай его… Глотай цитрус, быстрей! Иначе ты не вернёшься в прежний мир…
Она разжала пальцы и увидела смятый зеленовато-жёлтый комок. Надя впилась в него зубами — сок брызнул во все стороны, смешался с морской солью и запахом крови, а потом наступила темнота.
Она очнулась в полосе прибоя.
Ночной ветер холодил кожу. Вдалеке играла необычная музыка, на набережной вспыхивали и гасли цветные огни.
Девушка обернулась — над морем клубились грозовые тучи, за которыми по-прежнему угадывались очертания зиккурата… или показалось? Кирпичные стены таяли, оплывали вчерашним закатом.
Она с трудом встала на ноги и заметила на буне молодого человека со странным прямоугольным фонариком в руке. Парень тыкал пальцем в фонарик, и тот издавал звуки. Надя пригляделась и вздрогнула — на футболке у парня большими буквами был написан очередной лозунг… «Мы идём другим путём»? — пронеслось в голове.
Девушка, пошатываясь, подошла ближе и прочла:
«ВСЁ ПУТЁМ!»
Надя сощурилась, невольно пытаясь разглядеть щупальца-нити. Парень заметил её, и тогда девушка хрипло спросила:
— Это Сочи?
Незнакомец удивлённо поднял брови, и она поспешно добавила:
— Какое сегодня число?
— Я знаю этот анекдот, — хохотнул парень. — Дальше ты скажешь: «к чёрту подробности — год какой?»
__________
* в рассказе цитируется Иосиф Бродский (а также реальные лозунги времён СССР)