Маленький народец

Ветер бушевал с утра, склоняя могучие стволы дубов к земле, словно травинки. Молнии вспыхивали почти беспрерывно, озаряя белым светом пустынные улицы. Раскаты грома сотрясали дома, доводили до безумия собак.

Непогода лишь удесятерила усилия прихожан. Утренняя служба проходила как обычно, испуганные горожане прижимались друг к другу, их голоса поглощал гудящий рев бури. Рокот прокатился над часовней, колокол плясал в урагане, его звон так и не смог заглушить голос природы. Дверь в церковь распахнулась. Молящиеся оглянулись. И закричали. В сгущающейся мгле возник черный силуэт. Четыре мощных лапы, огромная голова, горящие адским пламенем глаза. Пес медленно брел по проходу, молитвы срывались с губ неистово крестящихся прихожан. Запах серы наполнил церковь. Молчаливая фигура бестии кралась вперед. Стоящие по бокам от существа люди замертво падали на пол, их плоть тут же чернела. Запах паленой кожи смешивался с благовониями. Несколько прихожан повалились на пол, крича от боли — одежда их дымилась, волосы обугливались. Пес замер, оглядел церковь пылающими глазами, и растворился…

Джон неожиданно взмахнул руками, и завыл. Внимающие каждому его слову детишки с визгом разбежались.

— Ну, сколько можно пугать детей? — матушка Хэнни выглянула из своего дома, придерживая в руках миску с тестом. Аромат выпечки разносился над всей деревней.

— Я не пугаю! Это все было на самом деле!

— И где же?

— В Бангее. А потом и в Блитбурге.

-Знатное там варят пиво, — матушка Хэнни покачала головой, понимая, что Джон и дня не проживет без глупых историй. Девятнадцатый век, прогресс сметает со своего пути былые верования и убеждения, а деревенские дурачки все продолжают тешить себя сказками.

— Там на самом деле погибли люди, — детишки при этих словах снова запищали, чем вызвали у Джона улыбку.

— Да, и произошло это почти четыреста лет назад. Я видела то, что осталось от церкви.

— Вот! Значит, это правда, — Джон играл на публику, стараясь привлечь внимание малышни.

— В нее ударила молния. Смерть людей — не повод для шуток.

— Там был черный пес! — Джон отказывался слушать слова старухи. Что она понимает в окружающем мире? Ходили ужасные слухи, что она даже не выставляет по ночам блюдца с молоком. Хотя, чего еще ожидать от ведьмы?

— Ты же верующий человек, — матушка Хэнни с досадой покачала головой. И как в одном разуме могут уживаться вера в Господа, старые предания, и детские страхи? Решив, что достаточно потратила на него времени, она зашла в дом, прикрыв дверь.

С улицы снова послышались вопли детей и бормотание Джона. Вот увалень! Поставив тесто томиться, она присела на табурет. Да, старость берет свое, и постоять лишних пять минут уже в тягость. Скоро придет Мэри за своим снадобьем. И Джайлс. Старый дурень надеется, что она сможет придумать, как спасти его овец от проклятия фейри.

Хэнни выглянула в окно, и улыбнулась. Солнце заливало утренние улочки Оулбриджа. Стекла блестели, булыжная дорога сверкала после недавнего дождя. Ароматы весны наполняли пропитанную сдобой кухню. Как же хорошо, когда все идет по плану, и ничто не омрачает жизнь…

— Матушка Хэнни! Матушка Хэнни! — вопли с задней стороны дома тут же лишили ее спокойствия. Докаркалась, старая клуша! И кого нелегкая принесла?

Переваливаясь, словно утка, она побрела к черному входу. Отворив дверь, уставилась на Кори, который поддерживал рыдающего и вопящего Айзека.

— Ну, что случилось?— уперев руки в объемные бока, она увидела панику в глазах мужчин.

— Нарыв фейри! — Кори чуть не уронил рыдающего Айзека. — Они прокляли его! Он гулял на ветру!

— Ну, что за ерунда? — раннее утро, а ее уже два раза разозлили историями о маленьком народце, будь он неладен.

— Нога совсем плоха! Он умирает!

— Ой, помираю, — вторил крикам помощника Айзек. Хэнни сурово оглядела мужчин, если их так можно назвать. Кори, у которого в голове лишь ветер. И Айзек — крепкий, вроде, мужик, а ведет себя ну точно расфуфыренная дама!

— Неси его в дом.

Кори тащил на себе завывающего друга, тот подволакивал ногу, не переставая напоминать, что вот-вот помрет. Хэнни неспешно проследовала за непрошеными гостями. Испортить такое утро! Вымыв в ведре руки, она молча указала Кори на крепкий дубовый стол. Сколько боли и страданий он уже повидал! Дерево отполировали спины страждущих. И всем помогала матушка Хэнни.

— Показывай!

Кори задрал узкие штаны Айзека. На левой икре блестела кровавая опухоль. Взглянув на нее, Хэнни тут же схватила инструменты, которыми врачевала почти всех соседей. Так, протереть спиртом, дать немного пива Айзеку, чтобы прекратить поток его воплей. И вперед!

— Ой-ой, что ты собралась делать? — пиво не отвлекло Айзека надолго. Выпученными от страха глазами он смотрел на замершую над ним женщину. От ее спокойствия веяло холодом и страхом. Теряя сознания от ужаса, Айзек молился королю фейри, забыв, что он истинный верующий.

— Как что? Вскрыть, конечно же, — матушка Хэнни склонилась над пациентом, одной рукой придерживая его судорожно извивающееся тело. — Выпустим гной из нарыва — и ты свободен.

— Нет, нет! — Кори прикрыл собой друга. — Это не просто нарыв! Это — проклятие фейри!

— Что ты мелешь? Просто просквозило, это обычный чирей.

— Он гулял на ветру, — доверительно прошептал Кори, надеясь воззвать к благоразумию размахивавшей ножом женщины.

Тяжело вздохнув, матушка Хэнни оттеснила тощего парня, и склонилась над больной ногой. Ох уж эти деревенские! И на кой черт ее муженька потянуло в провинцию? Жили себе в Лондоне, наслаждались обществом приличных людей, так нет — на старости лет он вспомнил о проведенных в детстве годах в прекрасной деревушке, в Суффолке. И почему она согласилась с ним поехать? Сама-то большую часть прожила среди таких вот невеж. От мамы научилась знахарству, и тут пришлась как нельзя кстати. Горожане все еще верили в фейри, боггартов, черных псов и брауни. Муженек-то от радости, что снова вернулся в деревню, помер через четыре месяца после переезда, оставив вдову горевать не в уютных апартаментах в Лондоне, а в сельской глубинке. Пока Кори успокаивал норовящего сбежать Айзека, она похлопывала ножом по переднику. Нарыв фейри — очередная чепуха, которой только и можно пугать детей. А поди ж ты, взрослые мужики также бледнеют при одном только упоминания короля лесного народа. По поверьям, эльфы используют ветер для путешествий. И если кому-то не посчастливится оказаться на их пути — бедняге не сдобровать. Говорили, если вскрыть нарыв фейри, то в глубокой ране можно найти веточки, листья, корни. А, в особо ужасных случаях, и кости, зубы, ржавые гвозди.

— Ты успокоишь его или нет? — матушка Хэнни наконец отвлеклась от раздумий. Пора и делом заняться, а то вопящий в ужасе Айзек лишит ее всех запасов пива. Мужчина огромными глотками выпил уже третью чашку пенистой жидкости. — Или убирайтесь прочь!

— Тут нужен заговор! — Кори умоляюще смотрел на Хэнни. Та лишь покачала головой. — Я знаю, что говорить, а ты просто… вскрой это.

Кори придавил руками грудь и живот Айзека к столу, и что-то шептал, закатив глаза. Стараясь не глумиться над дикими выходками местных, Хэнни крепко вцепилась в ногу пациента. От нарыва пахло чем-то гнилым и тухлым. Кожа блестела, опухоль размером с детский кулачок могла вот-вот лопнуть.

— И давно он простыл?

— Он попал в ветер фейри несколько ночей назад, — Кори пропустил мимо ушей слова неверующей женщины. Не важно, верит она в маленьких людей или нет — главное, чтобы помогла другу.

— Почему вы сразу не пришли?

— Айзек… кхм… думал, что пройдет само.

— Балбесы! Нарыв очень глубокий, я не уверена…

— О да, проклятие короля фейри ужасно, — Кори снова закатил глаза и начал что-то бормотать. И что делать с такими простаками?

Подстелив тряпки под больную ногу, матушка Хэнни резко провела острием по натянутой коже. Крик Айзека переполошил всю деревню, где-то вдали завыла собака, вторя жалобному плачу мужчины. Гной ручьем потек по волосатой коже. Кухня тут же провоняла тухлятиной. Сдавливая плоть по бокам от нарыва, Хэнни старалась удержать сытный завтрак. Молоко и хлеб просились обратно, но так легко она не сдастся.

Минут пять гной еще вытекал из раны. Посмотрев на дыру, Хэнни чуть сама не поверила в проклятие — казалось, еще немного, и она увидит кость. Эта зараза проникла так глубоко! Нужно немедленно отправить Айзека к лекарю в соседний город. Если заражение распространится — ногу, возможно, придется ампутировать.

— Гвозди, о Боже! — Кори вопил, глядя на пол под столом. Там действительно лежало несколько погнутых гвоздей. Рядом — веточка и жухлый листок. — Я же говорил, что его прокляли!

— Не вопи, балбес! Это я рассыпала утром, пока убирала в кухне, — матушке Хэнни хотелось врезать лепечущему Кори.

-А веточка?!

— Ты ее на обуви принес!

— Это проклятие! Король фейри все видит и знает! В твоем доме не выказывают должного уважения маленькому народцу! — Хэнни сдержалась, чтобы не вышвырнуть наглеца за дверь. Какое он имеет право упрекать ее в том, что она не согласна с первобытными взглядами местных? Проглотив готовые вырваться ругательства, она отпихнула Кори и взяла со стола склянку, наполненную мелким зеленоватым порошком.

-Вот! — она протянула смесь трав Кори. — Это поможет сдержать заразу. Но его нужно немедленно отвезти в город.

-Хорошо, — Кори покорно кивнул, его лицо смягчилось, голос уже не дрожал. Словно два разных человека. Хэнни не переставала удивляться приступам истерик Кори. Что-то с парнем явно не так. — Я сейчас же запрягу лошадей, и поеду в город. А что это? — он указал на склянку с порошком.

— Лечебные травы. Подорожник, пастушья сумка и тысячелистник, — она растолкла немного снадобья, добавила воды, нанесла на повязку и обмотала ею ногу Айзека. — А теперь скачи вовсю мочь, только ты сможешь спасти друга.

Кори выволок хнычущего Айзека из дома. За ними тянулся кровавый след, словно проползла огромная улитка.

Убирая со стола, подметая пол, Хэнни напевала колыбельную, которой ее научила мать. Куда делась образованная женщина, внимательно следящая за прогрессом? Любящая искусство и неспешные беседы? Та Хэнни упала бы в обморок при виде багряного нарыва. Нынешняя же Хэнни спокойно вскрыла гнойник, больше возмущаясь беспробудной наивностью местных. Фейри, как же! Недавно сын местной портнихи прибежал из леса, выпучив глаза и плача. На полянке он увидел круг из грибов. Поганки выстроились в идеальную окружность, внутри — лишь почва, ни травинки не росло там. И, конечно же, все сразу вспомнили о хороводах фейри. Маленькие существа танцевали всю ночь, вытоптав траву, а после их ухода из земли выросли грибы. Неужели такой ерунде нет разумного объяснения? Все эти мифы и легенды Суффолка, конечно, интересные и милые, но горожане чтут сказочных существ, выставляя по ночам блюдца с молоком. Почти каждое несчастье объясняется их проделками. Гораздо легче свалить все беды на вымышленных созданий, нежели принять собственную вину…

От тяжелых раздумий отвлек стук в дверь. Ну, кого там еще принесло? Ворча, Хэнни отворила дверь, пропуская внутрь бледную девушку. Конечно, Мэри. И как она могла забыть?

— Доброе утро, дорогая, — она старалась улыбаться, но тухлая вонь гноя забилась в нос.

— Матушка Хэнни, — Мэри склонила голову, и Хэнни неприятно удивилась, увидев, что волосы девушки свалялись в колтун. Да и попахивало от нее немытым телом. Что за дела?

— Как спится по ночам? Как малыш Ричард?

— Ох, и не спрашивай, — Мэри прислонилась к столу, скривившись от жуткого запаха. — Не спит, каждую ночь плачет, словно видит что-то в окне.

— Малыш ничего не видит, просто хочет есть или пить, — опять этот вздор. И от Мэри слышать его точно не хочется.

— Я сама слышала тихое пение за окном. Что-то стучится каждую ночь, желает проникнуть внутрь, забрать моего сыночка! — Мэри расплакалась, а затем неожиданно резко стукнула кулаком по столу. — Гребаные фейри!

— Не выражайся, милочка. И фейри здесь ни при чем. Ричард растет — вот и все.

-Ох, если бы ты слышала все то же, что и я. Их голоса подобны вою ветра…

— Может, потому что это на самом деле завывает ветер?

— Джайлс говорил, говорил же, что не стоит злить их! — Хэнни скривилась, услышав имя негласного лидера деревни. Чертов Джайлс, подпитывает наивные умы соседей сказочками про фейри. — А я перестала выставлять молоко по ночам.

— Не ты одна, — Хэнни невольно покраснела от радости. Несколько пожилых дам, с которыми она коротала зимние вечера в прогретых комнатах, когда за окном бушевала вьюга, вняли голосу разума. Теперь они не выставляли каждую ночь блюдце с молоком, перестали вешать омелу над кроватями. Нужно искоренить верования в маленький народец из этой деревни. Первые ростки победы уже видны.

— Да, но что-то других не мучают по ночам. Они скребутся в окна, пытаются выломать дверь. Они жаждут заполучить Ричарда, — огонек злости полыхнул в глазах Мэри, а затем девушка разрыдалась. Хэнни приобняла ее, и почувствовала, как тощее тело содрогается от горя. Хэнни еще помнила, как выглядела Мэри до беременности — статная, с гордо поднятой головой, грива черных волос, яркие голубые глаза, полные губы… а сейчас рядом с ней стоит лишь бледная тень той красавицы. Смерть мужа подкосила ее, а теперь еще и ребенок не дает выспаться.

— Я приготовила для тебя снадобье, — Хэнни открыла дверцы шкафчика, всмотрелась в бутылочки, затем выбрала одну и протянула Мэри. — Тут валерьяна, пустырник и боярышник.

— Это поможет мне заснуть?

— Конечно.

— Но сможет ли трава избавить меня от преследований? Ох, я так устала, так устала, а еще малыш постоянно плачет…

— Выпей, и этой ночью фейри тебя не побеспокоят.

Через несколько минут Мэри ушла к себе. Хэнни долго смотрела вслед девушке. Та брела по дороге, словно гонимый ветром призрак. После родов часто бывает такое состояние души. Она помнила по своей матери. Когда родился четвертый брат Хэнни, матушка долго не могла стать собой. Она часто плакала, злилась, кричала, убегала из дома. Но со временем это прошло. Значит, и с Мэри все будет хорошо. Помочь бы еще Энн…

От мыслей ее отвлек стук в дверь. Да что сегодня все к ней ломятся? Паломничество какое-то. В этот раз на пороге стоял Джайлс. Стиснув зубы, Хэнни поприветствовала его.

— Я могу зайти? — он пристально всматривался вглубь дома, словно ожидал увидеть там сонм демонов.

— Ты вампир и тебе требуется приглашение? — Хэнни старалась скрыть раздражение, но от одного его блеющего голоса хотелось тут же вытолкать Джайлса обратно. Но с ним нужно осторожнее — мужчину уважали соседи. А еще он крепко держал округу в своих руках — все верили, что только Джайлс может спасти от фейри.

— Так я войду? — его манера постоянно задавать вопросы бесила. Хэнни отошла, пропуская гостя внутрь.

— И о чем ты хотел поговорить?

— А сама не догадываешься? — Джайлс теребил жидкие усы. Его серая, покрытая оспинами кожа, напоминала поганку. Сутулый, тощий, как он только мог влиять на соседей?

— Нет, — она решила сократить беседу. — Не о своих же овцах, которые мрут каждую ночь?

— Со своими овцами я разберусь сам.

— Ну, говори тогда, — от мужчины веяло мраком и злостью, Хэнни даже поежилась.

— Что ж, ходят слухи, что ты… ммм… проводишь беседы с жителями деревни. Это так?

— Я и с тобой беседую. Что тут такого?

— Правда ли, что ты заставляешь их отказываться от верований, которые они унаследовали от предков?

— Ты про фейри? — она не смогла сдержать презрительную ухмылку. — Я просто напоминаю людям, в каком веке мы живем. Верить в сказки — глупо, наивно, а, иногда, и опасно.

— Опасно, говоришь? Что ж, фейри действительно могут быть опасны. И ты должна, просто обязана понимать, что вера людей в них часто спасает их жизни. Дети не ходят ночами в лес, в ветреную погоду люди стараются не выходить из дома, матери беспокоятся о своих малышах, никто не притронется к незнакомой еде… Ты поняла ход моих мыслей?

— Ну, поняла. Только при чем тут фейри? Умные люди так себя и ведут, не прикрывая это сказками про крылатых созданий.

— Как думаешь, лет двести назад, что бы о тебе говорили соседи?

— Ну, что ты хочешь этим сказать? — Хэнни бродила по кухне, сдерживаясь, чтобы не выставить наглеца вон.

— Одинокая женщина, часто бродящая вечерами по лугам, собирающая травы. Готовящая снадобья. Не так ли раньше представляли ведьм?

— Знахарство — не колдовство.

— Что ж, я-то с тобой согласен. Но вот злая молва может подпортить тебе жизнь, — Джайлс ухмылялся, продолжая поглаживать усики. Маленькие глазки словно выжигали дыры в теле Хэнни. — Сейчас, конечно, никто не сожжет тебя на костре. Но с твоим приходом жизнь деревни изменилась. Твои идеи, взгляды, прогрессивные мысли — они лишние. Мы хотим покоя и тишины. Насладиться жизнью, максимально приближенной к природе. Ты же только пять лет здесь? А уже нарушаешь установившиеся порядки.

— Я помогаю людям, в этом нет ничего плохого, — Хэнни била крупная дрожь. Этот трусливый хорек угрожает ей?

— Иногда человеку нужно понести наказание за бездействие, глупость или нарушение правил.

— Твоих правил? — Джайлс выводил ее из себя, но стоило считаться с его влиянием в деревне.

— Я всего лишь прошу тебя не нарушать наши устои. Смирись и живи спокойно, и дай жить другим. Все равно, большинство не откажется от своих убеждений. Ты зря стараешься.

— Я сегодня вылечила Айзека. Помогаю Мэри и Энн — мне бросить их?

— Все должно идти своим чередом. Если они сами не справляются — значит, так тому и быть.

— Ну уж нет! — Хэнни вскочила с табурета и уперла руки в бока. — Выйди из моего дома. И немедленно. Я не потерплю такого отношения к себе!

— Что ж, я старался быть вежливым. Хотел помочь тебе стать частью деревни. Твой выбор очевиден, — Джайлс вышел из кухни. Замерев у забора, он пристально посмотрел на женщину. — Фейри — не сказки. В этих лесах и холмах действительно живет что-то.

— Все зло исходит от людей, — Хэнни понимала, что стоит промолчать, дать Джайлсу уйти, но не могла сдержаться. — Ты сам-то веришь в свои сказки?

— Не важно, во что верю я, важно, во что верят остальные. И одна спесивая старуха не изменит веру, пестуемую с детства. Говорят, король фейри ненавидит тех, кто презирает его. А еще больше он ненавидит тех, кто сомневается в его существовании, — Джайлс поклонился, ехидно ухмыляясь, и ушел.

Хэнни присела, впитывая в себя уют дома. Тишина и покой. Все ушли, оставив ее наедине с мыслями. И почему она такая упертая? Зачем она несет свет знания и просвещения в сумрачный мир деревеньки? Пусть себе верят в своих фейри, гномов и призраков. Но еще с детства Хэнни боролась за правду. Скрывать от жителей истину — зло. Доверчивые, наивные, наверное, и глупые, они словно овцы шествовали за Джайлсом. Пастырь без паствы. Соседи боялись разгневать мифических существ, совершали безобидные, но и бесполезные, обряды. Зачем вмешиваться в это? Но сказки не помогут вылечить больных, не спасут умирающих.

Собрав грязное белье, Хэнни поплелась к речке. Нужно постирать, отвлечься от навязчивых мыслей. Она брела по улочкам деревни, вдыхая свежий весенний воздух полной грудью. Ах, какое блаженство просто насладиться тишиной и покоем. Ароматы цветущей сирени и жимолости возвращали в детство. Воздух полнился гудением пчел и майских жуков. Аккуратные кирпичные домики сверкали на солнце, словно глазурь. Ухоженные дворики утопали в цветах. Как люди, создавшие такую красоту, могут быть такими темными и необразованными? Фейри?! Что за нелепость!

По другой стороне улицы брела Агнесс, повитуха. Старуха увидела Хэнни, и тут же отвернулась от нее, что-то прошипев себе под нос. Да, работки у нее поубавилось. Многие девушки на сносях теперь обращались за помощью к Хэнни, лишив Агнесс заработка. Но старая повитуха сама виновата — дети чаще умирали у нее на руках, чем совершали первый вдох в этом мире.

Спустя полчаса Хэнни добралась до луга. Аромат весенних трав пьянил, сводил с ума. Казалось, она застыла между двумя безбрежными морями — бездонное небо над головой, океан травы под ногами. Здесь, в такие мгновения, Хэнни понимала, почему муж захотел провести старость лет не в удушающем смоге Лондона, а на тихих лугах Суффолка. Солнце пригревало, птичий щебет доносился из леса за холмом. Местность низин, равнин и возвышенностей. Темные рощи соседствовали с утопающими в зелени холмами, тенистые лощины сменялись солнечными опушками. Казалось, прогресс совсем не дошел до этих мест. И, конечно же, только тут можно было действительно поверить в старые сказки. В черных псов, фейри, проклятия. Но люди, вроде Джайлса, закрывали глаза на настоящие проблемы. Не призрак собаки убил тех людей в церкви, а молния. Ни фейри наказали Айзека, а его собственная беспечность. Боггарты не проклинали еду Энн, она сама отказывалась есть. И Кори — он не слышал голосов и песен эльфов, все это звучало в его голове. Но как убедить их, что сами люди наносят себе вред, а не вымышленные существа?

Журчание ручья вывело Хэнни из тяжелых дум. Прогресс или фейри — а стирать-то все равно надо. Погрузив белье в воду, она резкими движениями провела мокрой одеждой по стиральной доске. Руки ломило, пальцы скрутило от холода, поясница ныла. Да, молодость давно ушла. Но сейчас, стоя у весело звенящего ручья, прислушиваясь к щебету птиц, греясь на солнце и полной грудью вдыхая ароматный воздух, Хэнни поняла, что готова провести в этом месте все оставшееся ей время. Богатая природа местности поражала городскую жительницу. Да, детство она провела в деревне, но там лишь на многие и многие мили тянулись вересковые пустоши, заросшие кустами вороники, можжевельника и черники. Здесь же можно было растянуться на прогретом солнце луге, вдыхая пряные ароматы нарциссов, лилий, ятрышника и примул. Вековечные леса, скрывающие тайные тропки, ведущие в чащобы, постоянно скрытые под тенью дубов, вязов и буков, манили в свои тенета. Болота скрывали многочисленные сокровища, если верить преданиям стариков. Хэнни часто собирала травы на лугах, грибы в лесу и ягоды на краях топей. Знала эти места уже лучше, чем тесные и грязные улочки Лондона. И, как бы ей не хотелось это признавать, соглашалась со словами Джайлса. Холма и низины, болота и рощи действительно скрывали нечто темное, древнее и злое. Не каких-то там фейри, боггартов и черных псов, нет, нечто гораздо более стародавнее и иное. Иногда она слышала, как разговаривают деревья. Не человеческими голосами, конечно. Ветви скрипели по очереди, вторя друг другу, перебивая, словно отвечая на вопросы. Разные звуки доносились из чащоб. Смех, зловещий, хриплый, не принадлежащий ни животному, ни человеку. Хэнни не знала, что точно живет в этих дремучих лесах, но то, что некая сила наблюдает за людьми, не сомневалась.

Постирав, она присела у ручья, отдаваясь ласке солнечных лучей. В груди словно что-то сдавило, предчувствие неминуемой беды леденило кожу. И теперь вечер не казался теплым и приятным. Кошмар приближается, и никто не готов противостоять ему.

Оулбридж готовился ко сну. Жители закрывали ставни, зажигали керосиновые лампы, проверяли лошадей и собак. Деревня молчала. Тревога сковывала движения людей. Темные дома, казавшиеся днем такими аккуратными и милыми, напоминали надгробные камни. Два века простояли здесь эти строения, но никогда не ведали они такого страха и тревоги.

Хэнни закуталась в одеяла, тепло дня растворялось в ледяных объятиях ночи. Сегодня что-то произойдет, она чувствовала это. Что-то, что затронет ее жизнь.

Оулбридж заснул. Но не все жители грелись в уютных постелях. Деревню наполнили сонмы теней. Свет немногих зажженных ламп померк. Верующие крестились, почти все выставили блюдца с молоком, повесили омелы над кроватями, чтобы отвадить беду. Ветер завывал в трубах, проникал в прогретые комнаты, воровал дыхание спящих. Тучи сгустились, молнии сверкали все чаще, раскаты грома заглушали молитвы.

Мэри проснулась от звона разбитого стекла. Видимо, она забыла закрыть ставни. Ричард тут же завопил в своей колыбельке. Черт, сколько еще можно терпеть эти муки? Ребенок не давал ни минуты покоя, постоянно плакал и кричал. Матушка Хэнни говорила, что у него растут зубки. Голова раскалывалась от постоянного рева. Сердце билось, словно загнанная лошадь, затем пропускало несколько ударов. Что делать? Зачем она покинула тепло постели? Мэри забыла, что стекло разбилось. Мысли путались, сбивались. Сын плакал, тянул ручки к потолку.

— Заткнись, заткнись! Ублюдок маленький! — Мэри тут же устыдилась вспышки гнева, но не смогла сдержать себя. После родов с ней что-то не то. То хочется смеяться без причины, то рыдать, то избить невинного ребенка. При воспоминаниях о погибшем муже руки сами тянутся к лицу, чтобы разодрать кожу, выцарапать глаза… А затем бесконечная тоска поглощает все остальные мысли.

Окно. Точно. Вот зачем она встала. Холод пробирался под грязную, давно не стиранную ночнушку. Снаружи, в густых зарослях сирени, что-то двигалось. Разум отказывался понимать, что именно она видит. Неясные, мелькающие силуэты. Невысокие, порхающие, как мотыльки у горящей свечи. Крылья. Слюдяные, как будто покрытые кристаллами льда. И лица, смазанные, словно скрытые туманом. Но их горящие ненавистью глаза она смогла различить. По настояниям матушки Хэнни, Мэри убрала ветку омелы, перестала выставлять молоко каждую ночь. И они пришли за ней. Соткались из ночного мрака, чтобы отомстить.

Отступая назад, она ощутила легкое дуновение ветра. А затем крик малыша сменился смехом. Развернувшись, Мэри закричала. Мельтешащие в воздухе крылатые силуэты, блеск холодных крыльев. Они смеялись и перекидывали друг другу Ричарда.

— Оставьте его! Умоляю вас! — но фейри не вняли словам плачущей женщины. Немного выше ростом ребенка, они с легкостью поднимали замолчавшего малыша в воздух. А затем резко вылетели в разбитое окно, унеся с собой единственное, что осталось у горюющей женщины.

— Верните его, умоляю! Мой сын! — Мэри забыла, что несколько минут назад сама была готова его отдать, теперь душу ее затоплял первобытный страх, материнский инстинкт. В груди кололо, воздуха не хватало. Застыв у окна, она смотрела вдаль, в черные глубины леса. И когда за спиной кто-то тихо захныкал, закричала, разбудив всю деревню.

Джон возвращался из таверны, рано закрывшейся этим вечером. Выпить не с кем, поболтать — тоже. Кори отвез Айзека к лекарю в город, а других друзей у Джона не было. Кори, хоть и глуповатый и простой, всегда готов слушать и верить всему, что ему расскажут. А еще Кори немного не в себе, и согласен на такое, на что никто не согласится. Джон, как верующий человек, проклинал себя за неудержимые желания, черную похоть, которую могли удовлетворить только другие мужчины. Если бы кто-то узнал про его наклонности, тут же вышвырнули бы вон, заклеймив позором и ненавистью. А Кори так ценил друга, что соглашался на все. И теперь, по вине глупой старухи, Джон вынужден в одиночестве бродить по улицам Оулбриджа. Старая ведьма не верила ни единому слову, всегда смеялась и позорила его. Откуда у нее такая власть над соседями? Джон никогда не пользовался ее услугами, и никогда не согласится выпить ее настоек. Все это от нечистого. Знахарка, травница — как ни называй, она все равно ведьма.

Размышления прервал вой собак, волной прокатившийся над Оулбриджем. Псы перекрикивали друг друга, словно предупреждая об опасности. Молнии сверкали в небе, вспарывая набухшие черные тучи. Раскат грома, где-то в лесу повалилось трухлявое дерево. Тихое рычание за спиной. Джон обернулся, и тут же обмочился. На дороге, скрытая во мраке, замерла фигура огромного черного пса. Глаза животного горели красным в отблесках молний. Джону показалось, что псина в холке достает ему до плеча. Завопив, он побежал домой, молясь, чтобы черная тварь не преследовала его. Только захлопнув дверь, смог расслабиться.

Энн склонилась в саду, исторгая из себя то, что мать и отец с таким трудом смогли влить в нее. Жидкий бульон и немного каши. Руки дрожали под весом собственного тела. Она видела выпирающие кости, ребра просвечивались сквозь кожу. Но никто, никто не понимал, почему она так издевается над собой. Матушка Хэнни помогла на несколько дней, ее настойка вернула аппетит, а, самое главное, победила страх перед проклятием фейри. Все это случилось около месяца назад, когда Энн весила почти в три раза больше. Полная, мягкотелая и неповоротливая, она всегда была объектом насмешек одноклассниц, стройных и чопорных девушек. Энн мечтала сбросить жир с боков, растопить его в огне свечи, но мама всегда так вкусно пекла, и остановить предательские руки, тянущие ко рту еще один кусок, не могла. Жирная корова. Вот как ее называли. Да только это в прошлом. Теперь она в два раза тоньше одноклассниц. Сейчас Энн отдала бы все, чтобы снова почувствовать лишний вес, съесть все, что пожелает. Месяц назад она возвращалась из школы. Каблуки стучали по мощенной булыжником дороге, апрельский ветерок играл с волосами. Тихое пение привлекло внимание. Где-то за деревьями играла свирель, тонкие звуки манили, зазывали. Девушка прокралась через кусты, и увидела пир. Столы, ломившиеся от яств, бокалы, наполненные вином. Аромат выпечки сводил с ума. Вокруг — никого. Ни певца, ни музыканта, хотя казалось, что они только-только спрятались, лукаво поглядывая на гостью. Энн отпила из золотого кубка, откусила кусок пирога с ягодами, и тут же услышала проклинающий ее голос. Если она еще хоть раз съест что-то, король фейри тут же заберет ее в свой мир, сделав вьючным животным. По крайней мере, так ей казалось. Матушка Хэнни сказала, что Энн просто отравилась в школьной столовой, потеряла сознание и бредила. Не было никакой дороги, пира и фейри, лишь горячечный бред. Но Энн помнила все, что видела и слышала. И с этого дня не притронулась к еде. В каждом куске мяса, пироге или бульоне ей виделось отражение крылатого смеющегося существа, манящего ее в царство ужаса. Родители умоляли съесть ее хоть что-то. Хэнни дала настойку, пробуждающую аппетит, но ни что не могло сломить железную волю Энн. Девушка напоминала обтянутый кожей скелет, но от еды все так же отказывалась. Но мать попала под влияние городской старухи, и сегодня насильно влила в нее бульон. Выворачивая себя наизнанку, Энн смогла исторгнуть все, что съела.

Утром Джон сразу же направился к Джайлсу. Только этот мужчина может помочь, только он всегда поддерживал соседей, давал советы, убеждал и наставлял на путь истинный. За роскошным двухэтажным особняком, построенным еще более двух веков назад, простирались поля, на которых паслись овцы. Когда-то семья Джайлса славилась лучшей овечьей шерстью, их фабрики работали без остановок. Время прошло, и шерсть уже не в почете, однако Джайлс все же зарабатывал на своих животных. Мужчину он застал посреди поля, склонившегося у трех мертвых овец.

— Джон, чем могу помочь тебе в такое прекрасное утро? — Джайлс смотрел на местного сплетника, быстро прикрыв мешочек с белладонной.

— Этой ночью я видел черного пса!

— Что ж, ночь действительно выдалась ненастной. И что он делал?

— Кто?

— Пес, — Джайлс сдержал раздражение. Сейчас ему абсолютно не нужны свидетели преступления. Белладонна отлично справлялась со своей задачей. Погибли уже около десяти овец, и выглядело все так, словно их отравили фейри. Существа, проклявшие город. Не только матушка Хэнни разбирается в травах и ягодах. Чертова старуха разрушала его влияние на Оулбридж. Ради того, чтобы избавиться от помехи, Джайлс готов пойти на все, даже отравить собственных овец. Если это вернет страх жителей перед фейри. Если это заставит снова уважать его, почитать, слушать и повиноваться.

— Стоял и смотрел на меня. Черный, как ночь. Огромный, глаза красные, что твой костер.

— Что ж, я говорил соседям, что фейри злятся на нас. Но разве кто-то прислушался ко мне? Разве кто-то поддержал меня? Все теперь верят Хэнни, — Джайлс еле сдержал улыбку. Уж он-то знал, что за пес явился ночью Джону. Перед бурей из псарни сбежал самый крупный кобель, и только сегодня утром вернулся обратно, понуро повесив огромную голову. Неожиданная удача, что этот балабол увидел собаку ночью. Если все провернуть верно…

— Такой страшный. Настоящий дьявол, — продолжал Джон.

— Нет, не дьявол. Это — верный слуга короля фейри. Они злы на нас. Проклинают и ненавидят за то, что мы перестали верить в них.

— Я не переставал!

— Пес же тебя не тронул. Он знает, что ты никогда не предашь старинные верования. Я соберу жителей Оулбриджа сегодня же, надо обсудить возникшие неприятности.

Матушка Хэнни проснулась от требовательных ударов в дверь. Бормоча себе под нос, поднялась из кровати. Кого еще притащило в такую рань? На пороге стояла бледная и рыдающая Мэри. Сердце екнуло в груди Хэнни. Неужели, что-то случилось с малышом?

-Ох, матушка Хэнни, — смогла только пробормотать Мэри, и тут же рухнула в объятия женщины. Рыдания сотрясали стройное тело, невнятные слова пытались прорваться сквозь слезы. — Они похитили его. Фейри. Я сняла омелу!

— Тише, тише, дорогая. Что произошло?

— Они забрали его. Ночью ворвались в дом, отняли Ричарда у меня! И оставили… оставили…, — Мэри снова захлебнулась плачем.

— Ну, что там, продолжай!

— Подменыш. Отвратительная замена моему прекрасному сыну!

Хэнни собралась за несколько минут, и поспешили следом за рыдающей Мэри по утренним улицам Оулбриджа. В тени своего дома презрительно ухмылялась Агнесс. Повитуха осенила себя защитным знаком, словно Хэнни — нечистая сила.

В комнате, где спали Мэри и Ричард, пол усеяли осколки стекла, листья и ветки.

— Что с окном?

— Они разбили его, забрались внутрь и похитили сына! — Мэри замерла в дальнем углу комнаты, боясь подходить к колыбельке. — Они плясали на ветру. Я видела их крылья. Ледяные кристаллы!

— Успокойся и не неси чепухи, — Хэнни склонилась над детской кроваткой, по позвоночнику прошла волна холода. Что за ерунда! Эти одержимые местные сведут ее с ума. Откинув одеяло, она уставилась на ребенка.

— Ох, не молчи, умоляю тебя. Как мне вернуть сына?

— Он и так здесь, — Хэнни раздосадовано покачала головой. Чертовы предания. Пухленький малыш тянул ручки к женщине, улыбаясь и пуская пузыри. Хэнни погладила ребенка, поправила простынку. Малыш тут же что-то залопотал.

— Господи, спаси и сохрани! — завыла за спиной Мэри.

— Ну что опять?

— Ты слышала?! Он бранится! Мой малыш даже говорить не умел, а этот ругается как моряк! Нечисть! — Мэри сжалась в углу, рыдая.

— Ты сошла с ума! — Хэнни подняла малыша на руки, покачивая, стараясь успокоить. После воплей матери, ребенок залился слезами.

— Брось, брось это! — Мэри, словно фурия, подлетела к Хэнни, кулачками стуча по крепким рукам женщины. — Выкинь это!

— Уймись! — Хэнни оттолкнула буйную, крепче прижав к себе ребенка.

Мэри в ужасе смотрела на то, что старуха держала на руках. Зеленое сморщенное лицо, искривленные руки, зубастая пасть. Это — не ее сын. Эта тварь вообще не человек.

— Я заберу ребенка себе, — Хэнни оттолкнула подползшую к ней Мэри. — Ты не в себе, и можешь ему навредить.

— Это не человек! Они заменили моего малыша. Вот! Он снова бранится, и говорит на языке фейри!

— Мэри, я думала, ты справишься с трудностями после родов, но ты зашла слишком далеко. Ричард останется у меня. Если ты придешь в себя — я, возможно, верну его тебе.

— Зачем тебе подменыш? — Мэри зашипела, словно змея. — Гребаная предательница! Ты на стороне фейри! Я всегда это знала! — девушка ползала по полу и вопила, выдирая волосы, расцарапывая лицо. Вой сменился отборной руганью.

Хэнни вышла из дома безумной, крепко прижимая к себе успокоившегося ребенка.

— Я знаю, кто мне поможет! Ты — отродье фейри! — Мэри выбежала на порог, завывая, словно банши. Агнесс прислушивалась к воплям соседки.

У дверей дома Хэнни ждали очередные посетители. Родители Энн.

— Вам-то что надо?

— Энн… она…, — мать не смогла закончить, и зашлась слезами. Говард, отец Энн, смог лишь подхватить Хэнни под руку и потащить за собой.

В доме соседей царил беспорядок. Энн перевернула все в кухне в поисках еды. Живот девушки распух, словно она находилась на девятом месяце беременности. Хлебные крошки, полупережеванные куски мяса, лужи рвоты. Сейчас Энн вырывала волосы, и тут же запихивала их в рот, с трудом глотая.

— Что с ней? — рыдала мать, боясь подойти к дочери.

— Что произошло, Энн? — Хэнни прижимала к себе уснувшего Ричарда.

— Я хочу есть. Не могу наесться,— промычала девушка, набивая рот мукой.

— Мы еле удержали ее от того, чтобы она не съела гвозди!

— Ты что-то пила?

— Да, настойку, чтобы заснуть. Ты мне ее дала.

Хэнни посмотрела на пустой пузырек. И тут же кожа покрылась инеем страха. Чертова дура перепутала снадобья. Эта микстура — для повышения аппетита. И если она все выпила за раз, то следующие несколько дней будет страдать он непередаваемого голода. Но и это можно остановить.

Энн резко нагнулась над полом, запихнула руку чуть ли не по локоть в горло, вызывая рвотные позывы. На пол потекла желчь, полупереваренная пища и кровь.

— Что ты творишь? — Хэнни в ужасе смотрела на истязающую себя Энн.

— Если я все исторгну, король фейри не придет за мной, — доверительно сообщила Энн, запихивая в рот полотенце.

— Привяжите ее к кровати, через несколько дней это пройдет, — Хэнни чувствовала, как ноги дрожат от усталости и ужаса. В Оулбридже все словно сошли с ума.

— Ты дала ей настойку, ты заставила поверить мою дочь, что проклятия нет! — Говард еле сдержался, чтобы не ударить чертову ведьму.

— Я дала ей настойку для улучшения аппетита, чтобы твоя дочь не умерла от голода!

— Поди прочь из моего дома! — Говард схватил Хэнни за руку и выпихнул наружу, захлопнув дверь перед носом.

Тем временем Джон брел по дороге за город. Он хотел посетить Блитбург, в церкви которого черный пес унес жизни пяти человек. Поговорить с теми, кто пережил нападения монстра. Хэнни может не верить, но он своими собственными глазами этой ночью видел огромную собаку. Солнце грело, ветер доносил ароматы цветов с луга. Какой-то звук заглушал пение птиц. Словно кто-то топает ногами…

За поворотом Джон увидел лошадей Кори и его повозку. Друг вернулся из города? А что же Айзек? Кони приветственно заржали, топая копытами, но это не тот звук, который он слышал. В повозке что-то зашуршало. Чувствуя подступающий страх, Джон заглянул внутрь. И чуть не закричал. Окровавленное сено, черный силуэт, извивающийся и стонущий.

— Айзек? — разглядев бледное лицо соседа, Джон выдохнул. Брызги крови заляпали повозку. Из культи мужчины продолжала течь красная жидкость. — Что произошло? Где Кори?! — Айзек лишь махнул рукой в сторону леса. Протянул руку, моля о помощи, но Джон уже бежал к деревьям.

Там, в круге из грибов, плясал Кори. Руки и ноги болтались, словно у куклы, голова откинута, рот раззявлен. Исступленная пляска, резкие движения. Словно одержимый, Кори извивался на голой земле, окруженный бледными грибами.

— Эй, ты чего? — Джон замер у самого края круга, боясь вступить внутрь.

Кори не слышал друга, он смотрел на десятки пляшущих фейри. Хоровод крылатых созданий длился уже больше шести часов, силы покидали человека, но он не мог перестать танцевать. Нарядные, расшитые золотом костюмы, темные крылья, темные лица. Фейри порхали, смеялись, кружили в бесконечном хороводе.

Джон, тяжело дыша и проклиная друга, зашел в круг, и тут же наступил на ногу Кори. Крепко схватит его за руку, потащил на полянку, и повалил в траву.

— Нет! Нет! — Кори кричал и извивался, пытаясь выбраться из-под тяжелого тела Джона, но тот придавил его к земле, не давая вырваться. Жилистый торс друга напоминал натянутую тетиву. Крепкие мышцы, гладкая кожа. Джон сдержал порыв, но руки все же скользнули под рубашку вопящего Кори. Темная похоть затмевала остальные мысли. Молясь про себя, отгоняя непрошеные образы обнаженного Кори, Джон крепко стиснул зубы, а затем поднялся, и потянул друга за собой. Тот немного успокоился, но продолжал зачарованно смотреть на круг из грибов.

— Что ты видишь?

— Фейри, они прекрасны. Злые, темные, но такие красивые. Они пляшут, не останавливаются, не устают. Вся их жизнь — праздник.

Джон посмотрел вперед, но ничего не увидел.

— Я слышу их голоса, они манят меня, зовут. Они постоянно в моей голове. И музыка. Она повсюду.

Джон оттащил друга к повозке, уложил его рядом с потерявшим сознание Айзеком. Лошади послушно поплелись в Оулбридж.

Хэнни услышала выкрики за окном. Отказываясь верить, что это происходит на самом деле, она прижала к себе только уснувшего Ричарда. Малыш что-то лепетал и тянул ручки. Открыв дверь, Хэнни увидела почти всех жителей Оулбриджа, гневно скандирующих ее имя. Впереди, конечно же, стоял Джайлс.

— Выходи, есть разговор, — он улыбнулся, но в темных глазах она разглядела лишь ненависть.

— Ну, и что вам всем надо? Пришли снова просить помощи?

— Твоя помощь — зло! — гневно выкрикнул Говард, поддерживающий исторгающую из себя фонтаны желчи Энн.

— И что же злого я вам сделала? Вы сами приходили ко мне, разве нет?

— Вопросы здесь задаем мы, — Джайлс поднял руку вверх, заставив остальных замолчать. Те тут же зашептались. — Из-за твоих благих намерений, Оулбридж проклят.

— Ну-ну, — Хэнни улыбнулась, понимая, что так просто соседи от нее не отстанут. Назад, к темным временам инквизиции. Так и сжигали невинных женщин те, кто презирал их, ненавидел и понимал, что уступает во всем. — Что, пришли сжечь ведьму?

— Сжечь ее, сжечь! — тут же завопили старушки, с которыми она коротала зимние вечера. Те, кто первыми перестал выставлять блюдечки с молоком в подношение фейри. Этой ночью, под неумолчный вой собак и раскаты грома, вновь поверили в старые предания, и на крыльце лесной народец поджидало угощение.

— Нет, мы не дикари, и никого сжигать не будем, — Джайлс контролировал толпу, властность в его голосе поразила даже Хэнни. Да, вот он — настоящий король фейри. Тот, кто держит в страхе весь Оулбридж.

— Тогда зачем вы здесь?

— Что ж, хотим услышать, как ты объяснишь то, что произошло этой ночью.

— И что произошло этой ночью? — хотя внутри Хэнни испытывала страх, голос ее не дрогнул. Джайлс скривился, когда понял, что она переняла его манеру отвечать вопросом на вопрос.

— Айзек! Ему отрезали ногу! — завопил Джон, сжимая в руке камень. — Все из-за тебя. Твои травы навредили. Так сказал лекарь Кори.

— Эти травы не могут навредить.

— Скажи это Айзеку. Всего-то тридцать пять лет, а уже без ноги!

— Моего ребенка похитили фейри!— завопила вдруг Мэри. — Старуха пригрела подменыша! Зачем он ей, если она с ними не связана?

— Я видел черного пса, — Джон подходил все ближе. — И Кори, он сегодня плясал с фейри. Если бы я не нашел его, он бы умер от истощения. А все потому, что наслушался тебя, поверил, что лесного народа нет!

— Наша дочь истязает себя, — обвинения сыпались со всех сторон. Энн, словно поддерживая отца, тут же исторгла из себя ручеек крови. — Она выпила твое зелье. Ведьма!

— Что ты можешь сказать в свое оправдание? — Джайлс улыбался, словно победитель. Жители все, до единого, поддерживали его.

— Вы — простаки, — голос Хэнни, твердый и уверенный, остановил поток брани. — Джайлс манипулирует вами, хотя что я говорю, вы же, скорее всего, и слов таких не знаете. Закрываетесь в своих домах по вечерам, выставляете блюдца с молоком, чтобы беда обошла стороной. Фейри нет! Не они причина ваших бед. Конечно, легче все свалить на крылатых существ. Разбилась тарелка — это боггарты. Утром волосы сбились в колтун — это брауни. Да нет никого в лесах. Есть лишь ваши страхи. Словно зашоренные лошади следуете за Джайлсом. Он держит вас, контролирует, подчиняет себе старыми сказками.

— Может, в Лондоне фейри и нет, но здесь они — часть нашей жизни, — Джон замер у порога, продолжая сжимать камень. — Мы смирились с этим, но ты все нарушила!

— Фейри нет нигде! — Хэнни чувствовала, что задыхается от гнева. Ни страха, ни сомнений. Эти людишки — жалкие болваны. Ричард лепетал, улыбаясь ей. Она подняла его, показывая лицо. — Вы скажете, что этот ребенок — подменыш?

— Убери это! — тут же завопила Мэри, крестясь.

— Может, ты в сговоре с фейри, и они на время вернули тебе настоящего Ричарда, — Джон оглянулся на остальных. Джайлс согласно кивнул.

— Хотите, я вам скажу, что на самом деле происходит в Оулбридже?

— Говори, ведьма, — Говард обхватил потерявшую сознание Энн.

— Нет никакого проклятие фейри. Есть лишь вы и ваши болезни. И ваше безумие. Кори постоянно слышит голоса и видит то, что никто другой не видит? Лесные люди тут не при чем, его надо отправить в то место, где лекари смогут оказать помощь. Энн не ест, а потом обжирается? Тоже мне, проклятие. Это пищевое расстройство. И оно тоже лечится. А Мэри, изменившаяся после родов? Тоска, ненависть, грусть, боль — все это я видела у многих рожениц. Это пройдет со временем. Айзеку отрезали ногу? Ну так это не ко мне, а к пьяному или необразованному лекарю. Джон видел черного пса? Он — сплетник и простак, и постоянно видит то, чего нет, привлекает к себе внимание. Видела я, чем ты занимался с Кори у ручья неделю назад, — при этих словах Джон вздрогнул, но не выпустил камень из рук. — У Джайлса умирают овцы? Может, в этом виновата белладонна, которую он собирал в лесу? И это я видела!

— Ты просто не можешь смириться с тем, что в нашей деревне всем заправляют существа, в которых не веришь, — Джайлс покачал головой. Отеческая улыбка озарила его лицо. — Но, как я и говорил, мы не варвары. Мы не сожжем ведьму. И ничего тебе не сделаем. Мы всего лишь принесем тебя в жертву королю фейри.

— Что? — Хэнни не сдержала крика ужаса. Неужели они не слышали всего, что она сказала. — Вы не слышали меня? Если вы оставите все, как есть, многие из вас умрут!

— Проклинаешь нас, ведьма? — Агнесс ткнула скрюченным пальцем в ее сторону. — Она помогала Мэри родить, и видите, что произошло? Ее малыша подменили!

— Ты просто завидуешь, что многие теперь приходят ко мне за помощью. Но это и неудивительно. В твоих неумелых руках погибло много младенцев, и лишь некоторые успели сделать первый вдох!

— По крайней мере, они умерли людьми! — эти слова Агнесс вызвали новые вопли Мэри. Люди кричали и размахивали кулаками. Хэнни поняла, что так просто не уйдет.

— Что ж, мы услышали всех, — Джайлс снова взял командование на себя. — Жертва королю фейри! Если он существует — она умрет, если же нет — тогда мы все принесем свои извинения.

— Что ты задумал?

— Мы привяжем тебя к дереву на ночь, и если в лесу ничего не обитает, то утром ты вернешься к себе домой.

Толпа скандировала, выкрикивала имена Хэнни и Джайлса. Джон и Говард подхватили женщину под руки и поволокли по дороге. Кори занес рыдающего Ричарда в дом, уложив младенца на кровать.

Кора старого бука впивалась в кожу Хэнни, веревка крепко прижала ее к стволу. Соседи, с которыми она еще вчера здоровалась и обменивалась рецептами, смотрели на издевательство, радостно улыбаясь.

— Вы все сошли с ума, — прошептала она, но никто не ответил.

— Утром мы придем, — Джайлс улыбался, и в его глазах Хэнни прочла, что ее ожидает. Это конец.

Толпа еще несколько минут смотрела на привязанную к дереву женщину, а потом все поспешили к уюту домов, по дороге осеняя себя крестным знаменем, и тут же изображая защитный знак от фейри.

Ноги разболелись, поясницу ломило. Холодный ночной ветер продувал платье. Хэнни сдерживала слезы, отказываясь верить, что это происходит на самом деле. Разве в современном мире может существовать такое варварство? Это же безумие! Хотя, половина жителей Оулбриджа действительно безумна, другая же надеется скрыть свои постыдные секреты.

Через несколько часов она услышала шорох в кустах. Кожа тут же покрылась ледяным потом. Что там, во тьме ночной? Тихий голос, шепчущий ее имя. Неужели, неужели она могла так ошибаться? Могут ли мрачные чащобы скрывать то, во что не поверит ни один здравомыслящий человек? Звук шагов, ветви раздвигаются, и Хэнни видит…

— Джайлс, — в ее голосе нет удивления. Именно этого она и ждала. — Ты пришел.

— Что ж, думаю, ты заранее об этом знала.

— Конечно. Утром можно будет всем рассказать, что король фейри пришел и убил несчастную старуху.

— Я и есть король фейри. Пусть люди верят в меня, боятся, и уважают.

— Ты — жалкий человечишка. Трус, властолюбивый негодяй. Они умрут без помощи. И все это ради того, чтобы остаться в деревне главным?

— Ты отняла у меня их подчинение. Они верили, молились, всегда обращались ко мне за советом. Но потом пришла городская образованная леди. Ты — такая же безумная, как и я. Если я — король фейри, то ты — злая ведьма. Посмотри, до чего ты довела Оулбридж.

— Умоляю тебя, делай, что считаешь нужным, только избавь от своих пафосных монологов, — Хэнни зажмурилась. Пока в Лондоне люди посещают выставки современного искусства, наслаждаются прогрессом, она умирает в чащобе черного леса. Сюда, в Оулбридж, модернизация никогда не доберется. Жители выродятся, став очередными жертвами заблуждений.

— Хэнни, ты сама чувствуешь, что в этих лесах есть что-то злое.

— Все зло — в людях. Вы все умрете здесь, — прошептала она.

— Ты проклинаешь нас? — Джайлс склонился над беспомощной жертвой, ожидая услышать еще что-то, но Хэнни промолчала, наслаждаясь трелью соловья, криками козодоев и пляской светлячков. Когда тесно переплетенные ветви дубов раздвинулись, выпуская из тьмы чащобы нечто, острое лезвие пронзило ее тело.

Утром жители с ужасом смотрели на изуродованное тело Хэнни. Король фейри жестоко отомстил неверующей, но благосклонно принял жертву.

Месяц спустя Джайлс сидел на кровати, прислушиваясь к крикам соседей, столпившихся у его дома. Брань, требования выйти. Слезы по Хэнни.

Проклятие старухи сбылось. Мэри придушила ребенка подушкой, а потом спалила дом, ее обугленное тело нашли возле колыбельки. Энн умерла от истощения, больше похожая на скелет, нежели на человека. Кори несколько дней вопил, что слышит голоса фейри, видит их силуэты по ночам, а потом днем тыкал пальцем в пустое место на дороге, вопрошая соседей, не замечают ли они высокого человека, чье лицо изрезано морщинами, глаза горят, словно уголья, рот от уха до уха, а волосы зеленого цвета. А несколько часов спустя его нашли на глубине оврага, мертвого. Джон покончил с собой после смерти друга. Айзек ушел на болота за призрачным огоньком, в топях нашли лишь его костыль. Агнесс приняла десять мертворожденных младенцев, после чего ее забили камнями. Овцы Джайлса продолжали гибнуть и без белладонны. Жители роптали, перестали прислушиваться к его советам, даже не здоровались. Страх и ненависть переполняли их.

И вот теперь они пришли к нему, как когда-то к Хэнни, требуя расплаты, жаждущие мести трусы. Когда дверь растворилась, впуская кричащих соседей, Джайлс выглянул в окно, и увидел, как расступаются ветви деревьев в лесу, и из чащобы выбирается нечто. Короля фейри не существует, он это знал, но в чаще действительно скрывалось нечто. И когда обезумевшая толпа подняла палки и камни, Джайлс увидел, что же скрывают леса возле Оулбриджа.