Мост в подворотне

Теперь я понимаю, что мы никогда не любили друг друга, но порой задаюсь вопросом, как тогда умудрились разлюбить. Остались в обиде, хотя не были друг у друга в долгу. Я боялся, что ты будешь сильно переживать, правда мои чувства к тебе перестрадали весь долгий период расставания и ушли после тебя. Сейчас я не виню никого, а тогда… винил всех.

Я объяснял себе то, что произошло между нами, многими причинами. Мы были молодыми и глупыми, я был молодым и глупым. Я больше хотел стать мужчиной, чем быть им. Я хотел владеть женщиной, но на любовь как выяснилось, был не способен. Я думал, что одной лишь заботой можно сделать человека беззаботным, но упускал главное — умереть за любовь в сотню, а, то и в тысячу раз проще, чем за неё жить.

Современная жизнь не пособничает романтикам, к коим я себя всегда причислял. Она выжимает это из нас доступностью того, что нас возбуждает, чрезмерной открытостью и наготой всего того, что до поры должно быть сокрыто. Сильный и умный мужчина, обладающий здоровой фантазией и притягательный по своей сути, может обойтись без самообмана. Это оправдание для моей слабости, нерешительности. Нет ничего хорошего в том, что мы берём то, что нам не нужно, и удерживаем из страха не найти ничего более подходящего. Страшно представить, сколько времени я потерял, таким образом, ещё страшнее упиваться жалостью к себе всю жизнь.

Если ты сейчас думаешь, что я продолжаю терять время, что само то, что я пишу тебе — это трата времени, то спасибо, что из солидарности со мной, ты потратила примерно столько же времени на прочтение. Да, писать труднее, чем читать, но не в этот раз. Сейчас всё иначе, я буквально опорожнил себя в эти строки, оставляя мокрые следы на клавиатуре ноутбука. Ты ведь знаешь, я всегда любил забавные сравнения, неважно были ли они таковыми в действительности или просто казались мне, как сейчас. Ты читаешь это письмо, но для меня это нечто большее. Такое не может быть просто письмом. Я бы хотел вложить в это душу, но до конца не уверен, есть ли она всё-таки у людей моего круга или нет. Я благодарен тебе, как за то, что ты дочитала до этого момента, так и за всё остальное. Знай, всё, что было между нами, больше помогло мне, чем навредило, и уж точно пережито не зря. Я предпочитаю быть латентным мертвецом, чем настоящим. Первое — диагноз несмертельный.

Прости за откровенность повествования, пусть это будет только для твоих глаз, пускай это будет последнее, что действительно только наше с тобой. Хотелось бы мне верить, что ты жива и счастлива, я ведь так и не понял, что для тебя это значит. Могу говорить только за себя — периодически, я бываю счастливым, это происходит всплесками, но в затишье я всё равно храню память об этих моментах, так что мне всегда тепло. Я пишу уже поздней ночью, рискуя разбудить ту, что спит в соседней комнате. Как бы я хотел услышать, что с тобой всё нормально, или даже хорошо. Не знаю, как дать тебе понять, что написанное мною не насмешка, а попытка помочь нам — пришло время снять швы и взглянуть на рубец. Знай — это как часть меня, я не хочу от этого избавляться.

Давай вернёмся к нашей истории. Не вижу смысла писать тебе о том, чего я так и не понял, например, о том, как это протянуло пятнадцать лет. Тогда в муках я искал ту точку, неправильный шаг или поворот, время, когда всё пошло под откос. Не нашёл и сделал вывод, что что-то было не так изначально. Я всё время пытался дать тебе понять, что мы равны, но сам так никогда не считал. Меня многое бесило в тебе, и чем дальше, тем больше. Твой снобизм, который был похож на мой, твои друзья, которые не могли стать моими, твой образ жизни, который я не мог сделать своим и снова твой снобизм. Не отрицай, мы были похожи. Оба бежали от хреновой жизни, прихватив её с собой. Ты ведь меня тоже терпела со скрипом, даже тогда когда я тебе ещё был симпатичен. Мы как два опытных такелажника, вертели нашими хрупкими, но громоздкими отношениями как хотели, используя все подручные средства.

Однажды на собеседовании моего друга спросили — что такое «своевременно». Я могу ответить на другой вопрос, что есть «несвоевременно» — не актуально, не в урочный час, не злободневно, не уместно. Многое, что случилось слишком рано, или что припозднилось, в нужное время сыграло бы нам на руку, но что действительно случилось не своевременно — это твой уход. Он пришелся на пик моих жертвоприношений во имя нас. Ровно год как я ушел работать домой из офиса, чтобы больше быть с тобой, а в итоге больше был с собой.

Жертва — это лозунг, статус во Вконтакте, подпись под каждой моей фоткой в Инстаграме, мой комментарий под каждой твоей. Я так привык есть, что захочу, пить, что захочу, общаться с кем мне хочется, а квартира, казавшаяся уютной для ночёвок между рабочими буднями и местом для передышки после командировок, оказалась не приспособленной для жизни. Я быстро стал неинтересен бывшим коллегам, а у друзей была своя жизнь, чтобы её прожигать. Ты не торопилась домой по вечерам, а я проводил это время, гадая, чем ты занята и с кем, встретив тебя, не спрашивал, но давал понять, что осуждаю. Ты пыталась выяснить в чём дело? Я говорил, что я просто устал и получал свою тонну презрения уже с твоей стороны. Дело шло к тому, что я уже просто не мог терпеть одиночество, к которому не привык. Тогда я попытался до тебя это донести, но увы сказать всё прямо, как есть, тогда я не мог. Естественно, это не то, что ты хотела услышать, приходя домой измотанной. Эти последние вечера послужили катализатором нашего распада. Помнишь, я тебе рассказывал про теорию ложного вакуума? Я думал, хуже уже быть не может, но нам было куда падать. Годы нашего образа жизни не закрепили его как выяснилось. Однажды ты не пришла. В ту ночь я не спал. Мне было плевать, где ты на самом деле, я смаковал чувство собственной праведности, выдумывая для тебя завтрашние обвинения. Когда ты пришла забрать вещи, я не произнёс ни слова. Избегая твоего взгляда, ушёл на кухню и сидел там как надутый индюк, слушая шуршание и стуки, шум, с которым ты испарялась из моей жизни. Как я мог знать, что это был последний раз, когда я тебя видел… когда я впервые это понял, я испугался не на шутку. Часами я сидел, пялясь в стену, копаясь в воспоминаниях. Я пожертвовал всем, повторял я снова и снова. Сидя с тобой в вегетарианских кафе, я отказывал себе в дорогих ресторанах, которые были мне по карману, смотрел с тобой мелодрамы и фильмы ужасов, которые терпеть не мог на самом деле. Я не мог вспомнить, что ты собственно сделала для меня? Чем поступилась в ответ на мои широкие жесты?

У меня было много времени, чтобы понять наши взаимоотношения, но каждый день я занимался скорее перемыванием твоих костей. Те, кого я называл друзьями, никогда тебя не любили, поэтому хороших слов в твой адрес я не дождался. Я звонил им, только чтобы обсудить тебя. Не помню, сколько времени прошло после твоего ухода, когда я в первый раз решился заглянуть в твою комнату. Как же я был удивлён увиденному. Незнакомая мебель, чужие вещи. Я помнил, что у тебя стояла двуспальная кровать, но этот шикарный дорогой матрас мы вместе точно не покупали. Кто помогал здесь тебе всё обустраивать? Знал ли я этого человека? Если нет, то скольких ещё я не знал? Мы жили как чужие люди, как чужие люди расстались. Я не мог вспомнить того момента, когда мы разделили жилище на твоё, моё, наше, и стали почитать эти границы. Всё начиналось с сор, заканчивалось безразличием и вот уже года три, по сути, мы жили в коммунальной квартире. Стопка бумаги на столе, напомнила мне документы на развод, которые мы подписали давным-давно. Это действительно было призвано помочь нам? Хотел ли этого я?

Мы не были друг другу верны, ни в каком смысле слова. Никогда это не обсуждали, а недомолвки воспринимали как должное, но тогда, после твоего ухода, всё внутри меня взбунтовалась. Все воспоминания перевернулись с ног на голову. Я порвал всё, что можно было порвать, сломал всё, что ломалось. Я не останавливался, пока комната не превратилась в груду хлама. Я устал, это не принесло мне удовлетворения. Ничего не приносило, ни алкоголь, ни курево, ни препараты, которые удалось достать. К слову сказать, знакомые девушки стали отказывать мне во встрече, видя, в кого я превращаюсь. Ну и чёрт с ними.

Мне захотелось отомстить… тебе, конечно, кому ещё. Меня тошнило от одной мысли, что где-то там ты могла веселиться и радоваться, пока я здесь догниваю. Я придумал идеальное преступление — покончить с собой, раз с тобой покончить не выходило. Броситься под поезд? Если да, то под какой? Может поехать в Москву и прыгнуть с крыши Москва-Сити? Нет… Мне всё это не подходило тем, что я не давал себе ни единой возможности выжить, никакого второго шанса, если всё-таки кому-то наверху я ещё нужен живым. Тогда я не отдавал себе отчёт, что не хотел на самом деле умирать, а хотел пережить неудачное самоубийство, добавить трагизма своему образу, наполнить содержанием все пустые поступки прошлых лет.

В конце концов я придумал как поступить. Я порядочно напился, перед тем как уйти в ночь. Смешав остатки твоего розового шампанского с водкой из своей заначки, у меня получился коктейль который сразу ударил в голову. Я оделся специально не по погоде. Мне тогда вспомнилось как ты готовила мне курицу в резиновых перчатках. От злости и омерзения я хлопнул дверью так, что впоследствии она больше никогда нормально не закрывалась, и это в съёмной-то квартире. Ужас. На улице моросил дождь, что было неудивительно для этого ненавистного города, куда я приехал работать, а остался из-за тебя. Ну и мрак стоял тогда за пределами нашей лачуги. Света фонарей не хватало, но по дороге ещё ездили автомобили, худо-бедно освещая тротуар. Я не особо любил гулять и поэтому быстро заблудился. Сразу напишу тебе, что целью моих ночных скитаний был мост, любой, главное над водоёмом, а не эстакада или переход над железнодорожными путями. Я думал так — выплыву, значит ещё не всё потеряно. Беда заключалась в том, что свою голгофу я так найти и не смог. Не иначе как сотня миль по ощущениям была мною пройдена. Я сильно натёр ноги, проехал пару станций в подземке и за это время чуть один раз не свалился под поезд, раз пять поскользнулся, из них один упал и чуть не разбил себе череп о бордюрный камень. Я бродил взад-вперёд по тёмно-серому лабиринту улиц в тщетных поисках. Процент алкоголя в крови постепенно уменьшался. К моменту, когда выпивка попросилась наружу, я уже был трезв и хотел только одного — поскорее покончить с этим.

Не помню, как забрёл в тёмную подворотню, чтобы облегчиться. Одолеваемый злобой, я пытался сделать своё дело. Небывалый сквозняк бушевал под сводами этой арки. Сильный ветер только раздувал пламя внутри меня. Может на утро мне бы показалось глупостью всё, что я тогда себе надумал, но образы проносились перед глазами так быстро, и мозг не переставал думать о наболевшем. Уши заложило так, что я стал слышать стук своего разрываемого ненавистью сердца. Наконец, я подошёл к тому, о чём хотел написать. Спотыкаясь и проклиная тебя, на каждом шагу, я прошёлся вдоль закрученного прохода. Я ожидал увидеть сквер на том конце или ещё одну улицу, но вышел к странной набережной, если так вообще можно выразиться. Мне сложно описать увиденное с точки зрения архитектуры, но скажу, что подобного я не встречал никогда. Это был большой, мощёный булыжником, двор. Со всех сторон возвышались стены домов, плотно примыкая друг к другу так, что не понять, где заканчивался один и начинался другой. Напротив меня, с другой стороны, виднелся проём ещё одной арки. Я раскрыл карты, написав в письме раньше, что вышел я именно на набережную. Да, это странно, но между мной и противоположной частью двора лежал мост. Иначе на ту сторону было не попасть. Поскольку тогда я был весь на эмоциях и думал совсем о другом, обстоятельствам, при которых я набрёл на сиё чудо, я не уделил внимания. Равнодушным взглядом я оценил инструмент для своих замыслов и признал его подходящим.

Вода шелестела где-то внизу, в темноте, куда уходила кирпичная кладка. По прикидкам, до редких отблесков лунного света было метров пять не больше. Сам мост был невелик и от этого провал внизу казался более глубоким. Шесть уличных фонарей почти не давали света, по два с каждого края и по одному посередине они соединялись ограждением, украшенным безвкусными и плоскими листьями, вырезанными из металла. Берёзовый, подумал я. Ногу поставить было некуда — не для самоубийц мост был спроектирован, но такое неудобство не могло меня остановить. В тот момент я смотрел на всё происходящее будто со стороны. Я устал, и меня охватила страшная меланхолия. Схватившись за фонарный столб, мне удалось взобраться на деревянный поручень, не с первого раза конечно. Мои руки чувствовали холод колонны, я буквально ощущал, как мокрая рубашка вытирает вековую пыль, до которой никому никогда не было дела. Свет надо мной тускнел пропорционально нарастанию притяжения бездны. Ни в одном окне не горело ни единого огонька. Словно люди в метро, мёртвые застеклённые отверстия уставились перед собой в безразличии к происходящим со мной метаморфозам. Мне почудилось, что ты выбегаешь из арки, одумавшись, пытаясь меня остановить, но поздно, поезд ушёл.

Когда я услышал её голос, меня словно током ударило. Я с новой силой вцепился в столб, отдавая себе отчёт в том, что мгновение назад держался лишь кончиками пальцев.

— Ты прыгать будешь?

Меня колотило. Сердце стучало как бешенное. Я с трудом повернулся. На мостовой, на расстоянии вытянутой руки, стояла девушка. Она была одета в серый балахон с накинутым капюшоном, из-под которого ниспадали светлые волосы. Ветер трепал полы короткой кожаной куртки.

— Что, простите? — еле выдавил я.

— Прыгать собираешься? А то очередь задерживаешь!

Я в недоумении сделал скорее конвульсивное движение головой, но получилось так, как будто я указал на противоположный фонарный столб. Она посмотрела именно туда, затем медленно обернулась ко мне.

— Чего? Мне прыгать оттуда? Чтобы меня потом под мост унесло? Нее… Я не хочу против течения, лучше подожду, пока ты, наконец, сделаешь то, зачем пришёл.

Я не могу сейчас вспомнить более интимного момента в моей жизни, разрушенного вторжением другого человека. Глаза затмила такая ярость, что ещё мгновение, и я спрыгнул бы прямо на девчонку с ударом ноги. Я не в первый раз испытывал такой приступ, и ты была свидетельницей того, как я давал волю этому чувству. Ни к чему хорошему это не приводило.

— Ты там что, уснул?

К сожалению, у меня, человека, который за колким словом в карман никогда не лез, не нашлось такового, и я просто смотрел на неё, и что выражало моё лицо, даже самому мне было неведомо. Девушка чего-то ждала от меня, но что ей было нужно от человека, который одной ногой уже шагнул во тьму? В повседневной жизни я никогда бы не обратил внимания на такую внешность. Слишком большой нос, невыразительные глаза. Она даже не пользовалась косметикой, чтобы хоть как-то улучшить свой образ. Со своими деньгами я раньше привлекал настоящих моделей.

— Может слезешь тогда и пропустишь меня вперёд? — Её тонкие ненакрашенные губы сложились в ехидную ухмылку.

— Отвали, — отвернулся я, не в силах больше терпеть её нахального взгляда.

— Ну, окей, братюня, действуй по готовности, — она подошла и опёрлась спиной на перила, в полуметре от моих ботинок. Она прекратила обращать на меня внимание, включила телефон и стала в нём рыться. Я же не мог собраться с мыслями, чувствовал себя растерянным, нуждающимся в уединении.

— Слушай, — не выдержал я, — чего тебе здесь надо?

— Того же самого, что и тебе.

— А ты не могла бы прийти в другой день? Ты ещё издалека не видела, что здесь занято?

— А в туалет ты тоже в другой день решаешь сходить, если видишь, что он занят? Если так, то я понимаю, почему ты решил покончить с собой.

— Это ни разу не смешно.

— Почему? — Она выключила телефон, — мне, например, смешно.

— Я вообще-то свою жизнь здесь кончаю, — мой голос чуть не сорвался на фальцет, — прояви чёртово уважение.

— Если твоя жизнь такая дерьмовая, что ты решил с моста сигануть, то о каком уважении ты говоришь?

— Для тебя встречать самоубийц что, обычное дело?

— Ну, дело может и не обычное, но распространённое. Наверное, ты ждешь, когда тебя спасут, или хочешь передумать. В противном случае, прекрати наматывать сопли на столб и решайся. Или ты надеешься на мою помощь?

— Единственное, чего я хочу, — процедил я сквозь зубы, — это чтобы ты пошла отсюда куда подальше. Ещё не хватало, чтобы какая-то незнакомая девчонка меня осуждала, даже не зная моих причин.

— Причины всегда одинаковые, — буднично произнесла девушка, — нежелание разгребать навалившееся дерьмо.

— Ты меня первый раз видишь, что ты вообще можешь знать?

— Ну, ты, чувак, немолодой, так что это, скорее всего, не неразделённая любовь. Выглядишь, конечно, паршиво, но одет хорошо, и часы недешёвые, так что дело не в деньгах. Смею предположить, что ты вкусил все дары жизни и решил уйти из неё по собственному желанию, но фантазии, придумать что-то поинтереснее не хватило.

— Я не стану с тобой ничего обсуждать.

— Если всё, что я сказала, не так, то, что ты тут делаешь?

Я просто молчал, решил не отвечать. Руки затекли, а колени дрожали. Слёзы, стекали по щекам, но я не решался их вытереть. В тот момент мысли о тебе, неуспевающей спасти меня, с новой силой нахлынули в мой разум.

— Ты это делаешь из-за неё? — вновь прервала мои раздумья незнакомка.

Я забыл об объявленном бойкоте и нечаянно ответил.

— Нет, я это делаю из-за себя.

— Ну и хорошо, ведь она не оценит, даже не услышит про это.

— Откуда тебе это знать?

— А как, по-твоему, она должна проведать о твоей кончине?

Я промолчал.

— Документы на развод вы подписали лет десять назад, чтобы освежить отношения, — она жестом показала кавычки, — квартира съёмная, у вас нет общих друзей. Ты ведь не знаешь, где она сейчас, даже предположить не можешь. Вещи она забрала и, скорее всего, воспользовалась планом «Б».

— Какой ещё план «Б»? — из всех возможных тогда вопросов, я спросил именно этот. Абсурд.

— У таких как она, всегда есть план «Б». Это другой парень, который только и ждёт, когда отношения дадут трещину.

— Да что ты вообще знаешь! — меня зашатало, — Как… От…откуда ты это?

— Да делов-то, — она улыбнулась.

— Не делай вид, что тебе про неё всё известно, — заступился я дрожащим голосом

— Ты, к слову, тоже. Даже не помнишь, как называется блюдо, которое заказывал ей в индийском ресторане уже раз сто.

— Всё я помню!

— Ну?

— Галапа…Галогопа… в общем, рисовые шарики, поняла?

— Вот видишь, что и требовалось доказать.

— Боже! — я уже не на шутку разозлился на непрошеную гостью.

— Эй, я тут тебе помочь пытаюсь, чувак.

— Да мне от твоей помощи ещё больше прыгнуть захотелось!

— Тебе вообще прыгать не хочется, потому, что хотел бы, давно прыгнул.

— Ты мне помешала.

— Дело не во мне, слезай!

— Не хочу!

— Ну ладно, давай ещё постоим.

В молчании мы провели ещё добрую минуту. Признаться, она остудила мою голову. Холодный воздух, ворвавшийся в мои лёгкие обжог их так, будто я всё это время не дышал. Я вдруг понял, какой оглушающей и давящей стала тишина без её надоедливого голоса.

— А кто ты, собственно, такая? — не выдержал я.

— О, я собственно такая же, как и ты.

— Что это значит?

— Значит, что недавно занималась ровно такими же глупостями.

— И как? Удачно?

— Ну, я стою тут с тобой разговариваю. Сам пойми, удачно или нет, прям ещё раз прыгнуть захотелось, — она перегнулась через перила слишком сильно. Я издал сдавленный крик, похожий на писк. Её это порадовало.

— Не бойся, я через это уже прошла, теперь не так страшно.

— Почему ты хотела прыгнуть? — решил спросить я.

— Дурой была, что тут ещё скажешь. Тупость наказуема, так боженька решил…или кто там на небе рулит.

— А конкретнее?

— Ты думаешь, я сюда пришла душу тебе излить?

— Тогда я прыгну, — начал я угрожать, но она была готова.

— Прыгай, будет твоя очередная бесполезная жертва.

В этих словах не было особой магии, но они меня сильно задели, словно она подобрала ключик от потаённого ларца моих эмоций

— А это что значит? — спросил я с горечью.

— Ну, ты же сам постоянно говоришь — я пожертвовал всем ради неё, ну давай сделай свою последнюю жертву.

— Откуда? — не чувствуя в себе сил отпустить фонарь и спрыгнуть с перил, я всё же произнёс, — Ну всё, я слезу и надеру тебе зад.

— Себе зад надери, — чётко проговорила девушка, — С работы ты ушёл потому, что она тебя достала, ты давно хотел попробовать дома потусоваться, только предлог искал, а то, что ей это было ненужно, ты решил просто проигнорировать.

Я хотел было вставить слово, но она повысила голос.

— Заткнись! Она зарабатывала себе на всё, что желала иметь. Была, где хотела и с кем хотела, как и ты, делала, что взбредёт в голову. Вы почти не виделись, и вам не удавалось понять, насколько вы похожи. Это вас и удерживало вместе и естественно, что всё кончилось тогда, когда ты разрушил этот комфорт. Это была такая жизнь. Может быть, она тебе не нравилась, может быть, ты считал, что заслужил большего, но ничего другого ты не построил.

— Всё сказала?

— Всё!

— Помоги мне слезть, чтобы я надрал тебе задницу.

Она сделала шаг назад и приглашающе развела руки. Тень от капюшона закрывала верхнюю часть её лица. Ветер игрался с волосами. В ней было нечто демоническое и ангельское одновременно. Этот образ мне надолго запомнился, так же как и её дерзкий тон.

— Ты даже спуститься ко мне не можешь.

— У меня всё затекло, — честно признался я.

— Ничем не могу помочь, — она тяжело выдохнула, — разве что только советом.

— Ну давай свой совет уже.

— Заваливайся назад, так хоть в воду не грохнешься.

Я стал разгибать свои окаменевшие суставы. Одежда словно прилипла к металлу, кожа на животе почувствовала холод ветра. Падая, я смотрел на свои скрюченные пальцы, которые приняли форму фонаря. Я свалился на мостовую, подобно мешку с картошкой. Сигналы о тупой боли со всего тела поступили в голову, которая сама нехило пострадала. В тот миг я не мог понять, это у меня не получалось пошевелить ни одной конечностью, или просто не хотелось. Я не двинулся с места, смотрел на небо, затянутое тучами, и всё ещё чувствовал её присутствие рядом.

— Сейчас я чуть-чуть полежу, и надеру тебе зад, — тяжело дыша, произнёс я, отчего-то счастливый, чувствующий, как улыбка расползается по моему лицу.

— Ты можешь, конечно, попытаться, если снова найдёшь это место.

— Один раз уже нашёл.

— Второго раза не будет, дурень. Адьес, — с этими словами она развернулась и двинулась к выходу со двора.

— Эй, куда пошла, стой! — закричал я, переворачиваясь. Она не остановилась, и я в отчаянии пополз за ней, до боли рассекая локти о камень.

Она не ускорялась, но уже почти дошла до арки, а я не успевал, не мог её догнать. С трудом поднявшись на ноги, я захромал следом, но отставание было безнадёжным. В темноте прохода я уже не видел её, не видел ничего. Глаза резанул яркий как солнце свет фонаря. Я повалился на асфальт и не в силах справиться с эмоциями, завыл.

— Пьянь — произнёс кто-то справа от меня.

Сквозь прищур я увидел дворника в рыжем жилете, который ожесточённо подметал тротуар. Больше никого рядом не было. Я упустил её.

Надеюсь, мне удалось довольно детально описать этот случай. Ничего более странного не случалось в моей жизни. Естественно я хотел найти это место, но в душе понимал, что не смогу. Я убил ещё кучу времени, то верил в произошедшее, то считал сном, но если это всё же был сон, то не из тех, что легко забываются. Я никому не рассказывал, но закрывая глаза, часто вижу тот мост, представляя себя, стоящим на шаткой линии разделяющей жизнь и смерть. На самом деле, в каком-то смысле я балансировал на грани все наши последние годы и мог сорваться в любой момент. Какая ирония в том, что те, кто считает себя умнее всех, в конце оказываются последними дураками.

Прошло пять лет, и мне стыдно, что я не написал тебе раньше. Мне стыдно, что я пишу тебе сейчас, зная, что ты не сможешь прочесть. Я просто чувствую, что так надо, мне нужно всё тебе объяснить, пускай хоть так. Я узнал о том, что с тобой произошло случайно, в случайном разговоре, случайно встреченных знакомых. Слишком много случайностей для одного предложения, но, как сказала та, девчонка, слишком много мостов между нами было сожжено, чтобы я узнал это как-то иначе, чем по воле случая. Будучи последним прагматиком, сейчас я всё же верю в чудо. Так жаль, что тогда мы не воспринимали друг друга равными себе самим, и если я заслужил второй шанс, то ты и подавно заслуживаешь его. Не знаю, что произошло, но услышь меня — всё это можно перетерпеть и потом всё-таки наступает светлая полоса. В этом письме я делаю то, что не сделал пять лет назад. Я прощаюсь с тобой. Надеюсь всё же, по справедливости, что в самый тёмный час, и тебе тоже явился тот мост в подворотне.