След
Соседи высыпали на лестничную клетку, перешептывались, глазели на раскрытую дверь. Света поднялась на нужный этаж, замерев на несколько секунд, прислушиваясь, о чем говорят жильцы дома. Одиночка; этого и следовало ожидать; какой кошмар… пустые фразы, все, что услышал мертвец, когда его вывозили санитары. Вот так заканчивается чья-то жизнь. К его смерти соседи проявили за несколько часов намного больше интереса, чем ко всей жизни рядом с ним. Тяжело вздохнув, Света натянула респиратор и перчатки. Защитный костюм она надела еще в офисе. Тонкую сладковатую вонь она уловила двумя этажами ниже. В комнате умершего кто-то бормотал. Значит, остальные прибыли раньше.
— Привет, — она кивнула трем девушкам. Те вяло покачали головами в ответ. Мизуки, Юмико и Хэруми — трехглавый цербер. Всегда вместе. Изуми стояла одна в полутемной комнатушке.
Света зашла внутрь, туда, где несколькими часами ранее лежало тело. Насекомых в этот раз не было. Тараканы — словно спутники смерти. В предыдущих случаях сначала вызывали бригаду дезинсекторов. Молчаливые мужчины в защитных костюмах, убивающие последнюю жизнь в квартире. Все они напоминали ангелов смерти, чистильщиков, стирающих не только следы умершего, но и его самого из памяти живущих. Сколько еще соседи поговорят об этом? Пару дней? Потом в квартире сменят полы, освежат немного воздух, и запустят следующих жильцов.
— Пора приступать, — неразборчиво пробормотала Изуми, респиратор заглушал голос.
Напрягала не сама работа, а ее причины. Переехав в Токио несколько лет назад, Света долго искала, куда бы устроиться. Она идеально владела японским, но опыта работы — никакого. Переводчиков в Токио и так хватало. Помыкавшись по дешевым забегаловкам, наконец нашла достойную клининговую фирму. И все было хорошо, до первого случая. В тот день она узнала значение термина «кодокуси». Одинокая смерть. А если дословно — силуэт тела человека, оставшийся от вытекших из трупа жидкостей. Тот первый раз она не забудет никогда. Ее тошнило, мутило, почти выворачивало. Троица сотрудниц под предводительством Юмико, не сказали, что нужен респиратор. Вообще ни о чем не предупредили. Изуми тогда еще не работала с ними. И вот, Света входит в квартиру, погружаясь в вонь немытого тела, мочи и экскрементов. И трупной гнили. Запахи словно выбили воздух из груди, проникая в горло, желудок, в душу.
Но никакая вонь не идет в сравнении с самим силуэтом. Света долго смотрела на коричнево-желтое пятно на полу. По очертаниям можно было определить, что здесь, в одиночестве, скончался худой человек. Он лежал в позе зародыша, ноги согнуты, руки прижаты к лицу. Потом ей рассказали, что под телом нашли фотографию этого мужчины в молодости. На снимке он улыбался, обнимал родителей и старшую сестру. В последние мгновения жизни человек прижимал к себе самое ценное — воспоминания о тех моментах, когда счастье еще не ускользнуло из рук, когда жизнь казалась бесконечной. Когда он не мог даже представить, что умрет в убогой комнатушке, скрюченный, одинокий. Коммунальные службы первыми били тревогу, когда накапливались долги. Иногда соседи жаловались на вонь, но постучать в дверь и узнать, не нужна ли помощь, никто из них не решался.
В этот раз след умершего отпечатался на кровати. Вернее, на матрасе, валяющемся на полу. Света окинула комнату взглядом — минимум мебели, голые стены, лампочка, свисающая с потолка, даже без люстры. Единственное зеркало закрыто черным мусорным пакетом. Наверное, тут жила женщина, одинокая, возможно, больная. И она явно не хотела смотреть на свое отражение. Света с трудом отвела взгляд от пятна, словно выжженного на матрасе.
Работы хватило почти на весь день. Нужно было сначала вынести все, что принадлежало погибшей. Света даже не узнала имя женщины. Соседи с умершей не общались, а владелец дома пока еще не нашел документы. Юмико, Мизуки и Хэруми драили пол, а Света и Изуми собирали скудные пожитки женщины. Несколько фотографий, пара книг, старая плюшевая собака, платья, побитые молью. Мусор скидывали в пакеты, матрас и старый комод увезут грузчики. Через несколько часов ничто не будет напоминать о том, что здесь кто-то прожил более десяти лет. Света прислонилась к стене. Неужели это все? Так исчезает человек, растворяется на старом грязном матрасе? Все, что было дорого для него, соберут безликие уборщики, и выкинут на свалку, словно никому не нужный мусор? Тут же перед глазами предстал образ матери. Стараясь не думать о ней, Света попрощалась с остальными и выскочила на лестницу. Сняла с лица респиратор, и тут же пожалела об этом. В комнате все залили дезинфицирующими средствами, но в подъезде висел густой смрад разложения. Почему соседи не заподозрили ничего? Неужели они не чувствовали этой вони? Не замечали, что их пожилая соседка перестала выходить из квартиры?
— Ты как? — позади Светы снимала респиратор Изуми. Бледные губы девушки сложились в подобие улыбки.
— Нормально, — увидев удивленный взгляд, Света поняла, что ответила на русском. Ее японский звучал идеально. Она помнила, как преподаватель не мог налюбоваться лучшей ученицей. И что дали его труды? Теперь Света убирает квартиры одиноких мертвецов, на радость матери. Только не думать о ней. Забыть прошлую жизнь…
— Я так устала, — Изуми действительно выглядела измученной, словно нормально не спала несколько ночей.
— Что-то случилось?
— Не знаю, — Изуми встряхнула длинными черными волосами. Света всегда удивлялась, почему такая эффектная девушка одинока. Юмико и компания во многом уступали Изуми, но всегда находили парней, весело проводили время. Света же, как и уставшая подруга, ночь за ночью смотрела фильмы и сериалы, заедая тоску сладким.
— Мне пора, — пробормотала Света. Может, стоит позвать Изуми, и вдвоем оттянуться? Но что-то мешало сделать этот шаг. Скованность внутри, словно она пригласит ее не отдохнуть, а на свидание. Так тяжело сделать шаг, который для других нечто само собой разумеющееся. Глядя, как удаляется Изуми, Света задумалась над своими словами. Куда ей пора? Домой, в тесноту съемной квартиры? В одиночество, в безысходную скуку?
Ночные улицы Токио потрясали, на время избавляя от грустных мыслей. Огни, неон, реклама, светящиеся автобусы, гуляющие люди. Жизнь здесь пульсировала, сливаясь с басами музыки, изливающейся из ночных клубов. Но сколько людей в это время сидят в своих комнатушках, одинокие и никому не нужные? Пока кто-то заказывает выпивку, кто-то корчится на полу, задыхаясь, умирая, оставляя после себя лишь бледный след.
Света думала, что переезд в другую страну решит все проблемы. Но проблемы-то не в стране, не в окружающих, а в ней самой. И здесь, в Токио, в мегаполисе, пылающем жизнью двадцать четыре часа в сутки, триста шестьдесят пять дней в году, она познала, что такое одиночество. Все детство и юность ушло на то, чтобы заботиться о матери. Та, изменившаяся после аварии не только внешне, делала все возможное, чтобы уничтожить личность в Свете, создать идеального робота-помощника. Пикник с одноклассниками? Мамочке тут же становится плохо, ампутированная нога начинает болеть. Субботник, где можно поболтать с подругами, сбежать из затхлого и спертого воздуха квартиры? Искривленный позвоночник мамы выкручивает в спазмах. Женщина, когда-то бывшая для Светы всем, превращается в монстра, требующего постоянного внимания и ухода. В анемичное, иссушенное существо, вытягивающее жизнь из маленькой девочки. Пособия по инвалидности едва хватало на элементарные вещи. Света проносила школьную форму три года, стирая ее по выходным, и если одежда не успевала высохнуть, иногда приходилось идти на занятия в мокрой юбке. Подруги, сначала сочувствующие и желающие помочь, превращались во врагов, украдкой смеющихся за спиной. Подростковый возраст — и так трудный, но мать Светы лишила ее всего, сделав изгоем в классе. Над ней не издевались, не обижали. Нет, все гораздо хуже. Ее просто игнорировали. Одноклассники перестали звать на пикники, а учителя — на субботники. В тринадцать лет общительная девочка превратилась в серое и тихое создание. Словно тень она проскальзывала на свое место за партой, молча училась, и также безмолвно ускользала в стылые стены квартиры. В царство плачущей, измученной матери. Света любила маму. И ненавидела. Понимала и прощала. И тут же во сне видела, как душит ее, как выбивает из нее последний плач. Отец после аварий их бросил, и мама, видимо, боялась, что и дочь последует его примеру. Страх превратил любящую мать в манипулятивного монстра. Света еще помнила, как все было до аварии. И только поэтому терпела. Выпускной. Самое страшное воспоминание из школьных годов. Она насобирала денег, купила дешевое, но симпатичное платье, накрасила губы и глаза. Чувствовала себя красивой, уверенной, постаралась подавить все страхи, неуверенность. Одноклассники удивленно смотрели на нее, видимо, не ожидали, что она придет. Никто с ней так и не заговорил, не пригласил на танец, не позвал на море после танцулек. Домой Света вернулась разбитая, униженная, ненавидящая. Мать кричала, стучала кулаком в стену, требовала своих таблеток. Света долго смотрела на упаковку с обезболивающим. Одна таблетка по рецепту. А что, если растолочь всю пачку, засыпать ее в стакан с водой, и, мило улыбаясь, дать маме? Прекратятся ли тогда ее страдания? Можно ли еще вернуть себе нормальную жизнь? Или еще лет двадцать оставаться в этой могиле, повинуясь каждому слову исходящей на крик женщины, в которой уже и не узнать красавицу-мать? Но воспоминания, чертовы воспоминания… Мама качает маленькую Свету на руках, дарит новую игрушку, читает сказку на ночь… Нет, никто не виноват в аварии, и мама, какой бы не стала, не заслуживает такого отношения дочери.
Так прошло еще пять лет. Света поступила на бюджет, отучилась, получила красный диплом. Английский и японские языки знает в идеале. И тогда она решила, что смена обстановки поможет. Еще несколько лет работала в бюро переводов, накопила, сколько смогла, и сдала маму в приют. Света никогда не забудет глаза матери, которую санитары увозили из дома, где она провела лучшие и худшие годы жизни. Удивление, страх, неверие, отрицание предательства.
Но жизнь лучше не стала. В их маленьком городке все знали Свету-одиночку. Ни друзей, ни знакомых, ни приятелей. Ни парней. Она словно растворилась в сумраке безликих домов. Сотрудники на работе, часто устраивающие попойки, никогда не звали ее с собой. Тень прошлого нависала над ней. И тогда Света решилась на отчаянный шаг.
И вот, три года она живет в Токио, но ничто не изменилось. Побороть себя, подойти к кому-нибудь просто пообщаться — она не могла, словно какой-то рычаг внутри переключался, сковывал движения, лишал слов, опустошал разум. В родном городке, где все друг друга знали, где по ночам почти все жители спали, было плохо. В мегаполисе, никогда не прекращавшем жить даже в самые ранние предутренние часы, оказалось во сто крат хуже. Одиночество в толпе давит на сознание сильнее, чем одиночество в собственной квартире. Люди сновали мимо, общались друг с другом, думали о чем-то своем, абсолютно не обращая внимания, даже не глядя на одинокую худую девушку. Казалось, у всех есть друзья и семьи, и только она — проклятый дух, обреченный вечно скитаться в одиночестве.
В автобусе удалось немного успокоиться. Не стоит вспоминать былое. Но и страшно задумываться над будущим. Виновата во всем работа. Кодокуси — вот, что ее ждет, если ничего не изменится в жизни. Одинокая смерть, выброшенные на помойку вещи, и никто на свете о ней не вспомнит.
Поднимаясь к себе в квартиру, уловила запах сигарет. На общем балконе стояла Лидия, соседка. Полная женщина, постоянно улыбающаяся, но почти не общающаяся с другими. Они кивнули друг другу, и Света отперла дверь квартиры. Лидия живет сверху, но ее соседи всегда поднимают шум из-за курения. На этом этаже сейчас пустуют три квартиры, в четвертой живет Ричард, англичанин. Симпатичный, обаятельный. Единственный, кто иногда общается со Светой. Она часто думала о нем, мечтала, что мужчина когда-нибудь пригласит ее на свидание.
Когда Света впервые осматривала свое будущее жилье, думала, что потеряет сознание от ужаса. Каморка — вот лучшее слово, которым можно описать крошечное помещение. Даже входная дверь ниже ее роста. Внутри потолки почти давят на голову. Полочка кавайи, на которой хозяин расставил милые вещицы, призванные сгладить впечатления от убогости квартиры, до сих пор осталась в том же состоянии. Пикачу, картинка с изображением моря, ароматная свечка и плюшевая панда — они всегда радостно приветствовали уставшую Свету. Внутри — миниатюрная квартирка. Чуть позже Света узнала, что это — в порядке вещей. Большинство жилищ — крошечные, словно для чертовых гномов. Просмотрев еще несколько вариантов, Света вернулась в самую первую квартиру. К плюшевой панде и пикачу. Сейчас она разувалась, оставляя туфли на пятачке пола, гордо именуемом прихожей. Узкий коридор метров пять в длину. По бокам — три двери, в конце — занавеска. За шторкой –комната. Метр пола от порога, дальше — двуспальная кровать, сразу за ней — единственное окно. Если перелезть через кровать, рукой потянуть на себя окно, то можно выйти на балкон. Но Света никогда туда не выходила. Худая, даже немного тощая, она все равно с трудом бы поместилась там. В спальне еще есть столик. На стенах две картины, еще полочка с каким-то фикусом, единственным собеседником Светы. Владелец дома категорически запретил заводить домашних животных. Света мечтала завести кота, но пока не могла себе позволить, поэтому особо и не сопротивлялась. Дальнюю часть комнаты занимали небольшой холодильник, на котором громоздились микроволновка и электрочайник. За одной из дверей в коридоре — стенной шкаф, в который максимум могло вместиться шесть-семь курток или платьев. За соседней дверкой — мини-кухня. В это крошечное пространство поместились и плитка, и раковина, и сушилка для посуды. И последняя дверь. Она вела в совмещенный санузел. Раковина, туалет и ванна. Раньше Света даже представить не могла, что все это можно разместить на пятачке размером с ее бывшую детскую спальню. Но со временем она привыкла к компактности нового дома. Теперь это казалось даже милым и уютным. Да и зачем ей одной больше места?
Вечер провела как обычно — разогрела в микроволновке полуфабрикаты, уселась перед ноутом и включила сериал. Картинка на экране не могла отвлечь от подлых и грустных мыслей. Коричневый след на полу постоянно возникал перед глазами. Провалявшись полчаса в кровати, решила умыться и лечь спать. Глядя на осунувшееся лицо в зеркале, не узнавала себя. Карие глаза, длинные ресницы, полные губы, волосы по плечи, ухоженные и густые. Она достаточно привлекательна. Почему же никто не знакомится? Неужели, даже не узнав ее ближе, люди чувствуют исходящие от нее волны одиночества и отшельничества? Что нужно изменить, чтобы привлечь чье-то внимания? Ричарда, например? Смотря на отражение, вспомнила зеркало в квартире кодокуси, занавешенное черным мусорным пакетом. Что же могла женщина видеть такого в нем, что решила скрыть от себя? Лишнее напоминание о возрасте, старости и одиночестве? О ней забыли все, и она решила и сама забыть, как выглядит, стереть все напоминания о человеке, которым была когда-то? Сегодня Света уничтожила последние вещи, оставшиеся у женщины. Собрала все, что было для несчастной когда-то важным, упаковала в пакет, и вышвырнула в мусорку. Как мало остается от жизни, все имущество умещается в чертов кулек!
Устроившись в кровати поудобнее, напряглась, когда Ричард за стеной чем-то стукнул. Она вскочила, подумав, что сейчас услышит пронзительный крик матери. Сердце подскочило к горлу, дыхание участилось… Надо взять себя в руки, мама сейчас в приюте, и если ей что-то понадобится, то сможет позвать санитаров.
Сон медленно утягивал разум на вязкое дно подсознания. Ночной шум города убаюкивал…
Света брела по светящимся неоном улицам. Мимо пробегали влюбленные парочки, обнимающиеся, хихикающие. Группки молодежи направлялись в залитые светом ночные клубы. Впереди мельтешили сотрудницы Светы — Мизуки, Юмико и Хэруми. В обтягивающих мини-юбках, в туфлях на шпильке, с распущенными волосами. Совсем не такие, как на работе. Веселые, беспечные, полные жизни. Света позвала девушек, но те не обернулись. Троица поднялась по ступенькам, зашла во вращающиеся двери, и скрылась из виду. Что там, внутри? Судя по громовым раскатам музыки — клуб. Света осмотрела себя — простое платье, кроссовки — в таком виде, наверное, не пустят. Робко поднялась, быстро провела рукой по волосам, постаралась выглядеть уверенной. У дверей стояли охранники. Сейчас она не пройдет дресс-код, и ее с позором отправят домой, на глазах у троицы сотрудниц. Какой стыд, сколько материала для сплетен… Но охранники склонили головы, руками указывая на вход. Сердце быстро билось в груди, на губе выступили капельки пота. Пропустили! Зайдя во вращающуюся дверь, Света закрыла глаза, отдаваясь гипнотическому ритму музыки. Кто-то схватил ее за руку, чуть ниже локтя. Оглянувшись, она чуть не закричала. Сморщенная ладонь, тонкие длинные пальцы, зазубренные ногти…
— Кто это? — она кричала в пустоту. Вокруг — тьма, мелькающие с возрастающей скоростью двери, и рука, вцепившаяся в жертву. Тишину сменил стук. Удары в невидимые стены. Такие знакомые. Такие ужасающие.
Рывок. Декорации вокруг сменились. Темная комната, почти пустая, кровать, столик, заставленный стаканами, таблетками, салфетками. Резкий запах спирта и лекарств. И вонь мочи и немытого тела.
В центре восседала ее мать. Скрюченная спина, пустое, ничего не выражающее лицо, руки, стучащие по коляске. Ампутированная нога поднималась и опускалась в такт ударам. Культю прикрывали окровавленные бинты. Мать тихо стонала, не переставая призывать дочь. Света не могла оставить ее в таком состоянии! И уж тем более уйти куда-то. Нога матери, наконец, замерла. Повязка слетела, обнажив розовую, изуродованную шрамом кожу. Сколько раз Света видела этот ужас перед своими глазами. Ощупывала, промывала, перебинтовывала. И каждый раз содрогалась.
— Одна, одна, одна, — мать шептала, все быстрее и быстрее, голос срывался на визг. Звуки обрушились на Свету, оглушая. Стучали отовсюду, хор голосов сливался в единый стон. Кто еще здесь?
Шрам на ноге разошелся, обнажая мясо и кость. Света сглотнула, стараясь не потерять сознание. Из раны что-то появилось, медленно вырастая из кожи. Отростки сгибались, скрючивались. Пальцы! Отшатнувшись, Света чуть не сбила застывший за ее спиной силуэт. Горячее дыхание обдало шею, и когда влажные руки сомкнулись на шее, закричала.
Она подскочила на кровати, тяжело дыша, утопая в поту. Господи, так и помереть можно, прямо во сне. Стараясь унять бешено бьющееся сердце, повернулась на бок. Чертовы кошмары! Покоя нет даже по ночам. Подвинувшись, почувствовала, как прижалась к чему-то холодному и влажному. Что-то дышало рядом, медленно извиваясь на пустующей половине кровати. Хриплые вдохи, булькающие звуки, влага, пропитывающая простыни, просачивающаяся под пижаму Светы. Существо рядом сипело, старалось что-то сказать.
Вскочив с кровати, Света пулей кинулась к выключателю, зацепившись ногой за столик. Кто его передвинул? Свет залил комнату. Ничего. Кровать пустая. И лишь мерзкое пятно грязно-коричневого цвета на простыни. Пятно, напоминавшее силуэт скрючившегося человека.
Утром, зевая, с трудом держась на ногах, Света брела на работу. Ночная стирка, наверное, удивила соседей. Машинка урчала так, словно вот-вот взорвется. Когда Света достала испачканные простыни и одеяло, поняла, что зря это затеяла. Нужно выкинуть, и забыть.
В офисе ее сразили новостью. Отменяются обычные работы, очередная чистка квартиры. Кодокуси. Ко всему прочему, Мизуки, Юмико и Хэруми уже отбыли на другой участок. Света и Изуми должны все сделать вдвоем.
Снова крошечная каморка, последнее пристанище никому ненужного человека. В этот раз след остался на полу, въевшись в светлый ковер. Здесь не оказалось занавешенных зеркал. Вещи аккуратно сложены, квартира убрана. Умерший старик знал, что смерть скоро придет, и подготовился, чтобы облегчить участь уборщикам. Света помнила одно из первых дел. Тогда в квартиру не смогли сразу проникнуть, пришлось выламывать дверь. Все внутри провоняло мусором. Пакеты с отбросами занимали всю квартирку, некоторые даже выстроились в несколько рядов. Мух и тараканов еще не успели вывести до их приезда. Троица сотрудниц завопила, отказываясь заходить внутрь. Изуми и Света молчали и смотрели на последнее убежище погибшего. Хикикомори — так называли людей, отказавшихся от социальной жизни. Тех, кто добровольно запер себя в квартире, порвав связь с внешним миром. Здесь умер молодой парень. Всего-то двадцать пять лет, а жил как тяжело больной старик. Узнав впервые это понятие, Света поежилась. В принципе, она могла себя назвать также. Конечно, она выходила на улицу, работала и даже иногда перебрасывалась фразами с сотрудниками, но внутри она была такой же одиночкой. Хикикомори, добровольно замуровавшей себя в темнице собственного одиночества.
Сейчас, потратив всего четыре часа на чистку ковра, они дезинфицировали помещение, попутно стараясь уничтожить въевшийся в стены запах смерти. Еще один несчастный умер в одиночестве. Наверное, у него была семья. Дети, внуки. Те, кто должен заботиться о престарелых родственниках. Но все они забыли про него, стерли из своей памяти еще при жизни старика. Если Света умрет, кто о ней вспомнит? Разве что, мать, проклинающая ее в приюте.
Собрали все пакеты с личными вещами. Тело старика закопают в могиле даже без гроба, а, может, и сожгут, как и немногие драгоценности, которые он собрал за жизнь. Старую плюшевую панду, вероятно, сохранившуюся еще с детства. Фотографии семьи, тех, кто предал его забвению. Награду за первое место в школьной олимпиаде по математике. Вот и все, что этот человек берег. Его жизнь закончилась тогда, когда началась семейная. Отдал всего себя. Постоянная работа, сверхурочные, и дети уже забывают голос отца, его улыбку, запах. Так проходят года, так он становится придатком, постоянно уставшим, часто жалующимся, что ему мешают отдыхать. А потом уже слишком поздно. Человек становится пустым местом, уже не приносящим дохода, и пожилого мужчину отправляют в убогую квартирку, чтобы не мешал жить другим…
Света прислонилась к стене, заливаясь слезами. Она ощутила родство с этим незнакомым, и в то же время, таким понятным ей мужчиной. Ее жизнь проходит также, до сих пор поглощенная огромной тенью страдающей матери. Но теперь та в приюте, а Света здесь.
— Света, ты в порядке? — тихий, неуверенный голос Изуми.
— Да. Да, в порядке. Нашло что-то, — утирая слезы, Света поняла, что сейчас — ее последний шанс что-то изменить. — Даже отлично. Слушай, а что ты делаешь вечером?
— В смысле? — Изуми уставилась на нее, словно Света сказала что-то непристойное.
— Ну, после работы. Может, сходим в бар, выпьем и перекусим?
Изуми аккуратно обогнула Свету, стараясь близко не подходить, взяла в руки последний пакет. А затем прошептала:
— Ты приглашаешь меня на свидание?
— Что?! Нет. Нет, конечно, нет, — Света настолько удивилась, что и не знала, как вести себя дальше. — Просто провести время не в одиночестве. Как Мизуки и ее подруги. Они каждый вечер куда-то ходят, — Света начала тараторить, словно оправдывалась.
— Просто перекусить?
— Ну да. Расслабиться после тяжелого дня.
— Хорошо, — Изуми постаралась улыбнуться, и Света поняла, что девушка редко это делает.
Невзирая на опасения, вечер прошел отлично. Вкусная еда, не полуфабрикаты, которыми она пичкала себя каждый день . Вино, мелодичная музыка. И Изуми открылась с другой стороны. Они нашли много общего, никакой неловкой тишины. Света прекрасно понимала, о чем говорит подруга. Ее жизнь очень похожа, такой же кокон одиночества.
Впервые возвращалась домой так поздно. Теперь она не чувствовала себя инородным элементом в бурлящем потоке ночных гуляк. Поднимаясь, Света увидела курящую на балконе Лидию.
— Угостить?
— Да, — Света давно не курила, но не прочь была попробовать снова. И поболтать с соседкой.
Уже в кровати, она задумалась о сегодняшнем дне. Оказывается, общаться с другими людьми совсем не страшно. И даже интересно. Где-то на периферии сознания бледнел силуэт скрюченной в инвалидной коляске матери, медленно растворяясь в дымке. Нужно выбросить все из головы, начать жить снова, вернее, вообще начать жить. Засыпая, Света игнорировала стуки в стену, доносящиеся из пустой квартиры рядом. Там нет никого. И ничего. Только холодное помещение.
Мать смотрела на нее почти в упор. Света сжалась под неумолимым взглядом светло-серых, пустых глаз.
— Что ты хочешь? — она понимала, что это всего лишь сон, чертов кошмар, но вырваться из него не получалось. Мать извивалась в коляске, словно хотела выпасть. Искривленный позвоночник хрустел, кости щелкали, кожа прорывалась.
Кругом — темнота, где-то вдали — черные стены, истекающие влагой. Множество дверей. Из-за каждой доносились тихие шорохи, кашель, тяжелое дыхание, тонкий вой. Что скрывается по ту сторону?
Мать резко наклонилась, словно сломалась пополам. Позвоночник прорывал тонкую, почти прозрачную кожу.
— Света, Света, Света, — мать бормотала, уткнувшись лицом в колени. Слово повторялась все чаще, почти сливаясь в неразборчивый стон. Разные голоса, разные интонации. Мужской бас, детский плач, женский крик.
— Оставь меня!— Света боялась подойти ближе, но устала терпеть все это. Отец ушел, бросил, предал. И теперь она отдувается за все. И в жизни, и во снах.
Мать медленно выгнулась назад, голова вращалась, словно на шарнирах. Зрачки бегали по кругу, смотрели в разные стороны, как у хамелеона, а затем сошлись на одной точке. Мать пристально смотрела на дочь-предательницу. Тонкая кожа на щеках прорвалась, обнажая потрескавшиеся губы. Три рта говорили одновременно, языки извивались в бледно-розовых полостях. Зубы клацали. Зрачки раздвоились, а затем еще раз. Света в ужасе смотрела на карий, серый, зеленый и голубой зрачок в глазах матери. Хотя, от мамы здесь ничего не осталось. Рты, разорвавшие щеки женщины-марионетки, продолжали выкрикивать одно и то же имя. Голова матери развернулась на сто восемьдесят градусов, руки развели тонкие седые волосы с затылка, обнажив еще губы и языки.
Крича, Света выпрыгнула из кровати. Сразу же посмотрела на вторую половину кровати, в ужасе ожидая увидеть еще одного гостя. Но там, к счастью, оказалось пусто.
— Боже мой, за что мне это? — Света старалась никогда с собой не говорить вслух, понимая, что так ведут себя сумасшедшие, но сейчас ей нужно было услышать хоть чей-то голос. — Я всю жизнь потратила на тебя! — она кричала матери, находящейся в тысяче километров от нее. — Я все делала ради тебя. Всю жизнь! Отпусти меня, дай мне быть собой!
Выкричавшись, почувствовала себя опустошенной. И грязной. Словно слюна, слетавшая с губ, усеявших лицо призрака из сна, покрыла все тело. Зайдя в ванную, прислонилась к стене. Нет, никто и ничто не заберет у нее новообретенную жизнь. Пошли все к чертям! Сполоснула лицо теплой водой, на несколько минут закрыла глаза, стараясь унять сердцебиение, успокоиться. Наверное, это ее подсознание бунтует против новых правил. Она не готова вырваться из кокона одиночества, где-то внутри против этого. Но больше прислушиваться к трусливому внутреннему голосу не собирается. Выключила воду, протерла лицом полотенце, и посмотрела в зеркало. И еле сдержала крик.
Маленькое зеркало в ванной комнате оказалось занавешено черным мусорным пакетом. Само помещение изменилось. Влажные стены, по которым стекали густые черные сгустки. Вонь плесени и грязного белья. Давно не мытая раковина. Ванна в коричневых потеках.
— Что вам от меня надо? — сквозь страх Света чувствовала просыпающуюся злость. Даже гнев. Мать, теперь кодокуси. Что им всем надо? — Я не боюсь вас!
Черный пакет медленно приподнялся, а затем опустился. Звук тяжелого, хриплого и влажного дыхания прошел по комнатке. Света пискнула, тут же забыв о смелости. Там, по ту сторону зеркала, что-то дышало. Пакет опускался и поднимался, медленно, равномерно. Дыхание иногда сменялось тяжелым кашлем. Что-то по ту сторону приближалось, звуки стали громче. Света закричала и выскочила за дверь, когда черный пакет облепил контуры лица.
В комнате вонь чуть не сшибла с ног. Тараканы толпами разбегались по стенам, водопадом скатывались с кровати, черным потоком скользили по столу. Несколько крыс, недовольно пискнув, спрятались в шкаф. Пол, стены, потолок — все покрывали влажные, коричнево-желтые следы мертвых людей. Контуры их тел шевелились, переползали, меняли очертания. Вот скукожившаяся в позе эмбриона тень скользнула с покрывала на пол. Вздутый, опухший силуэт, в два раза больше других, полз в сторону Светы.
Повизгивая, Света побежала к входной двери. Все равно, что подумают соседи, здесь она не останется. Выскочив на балкон, ощущая босыми ногами холодный кафельный пол, она вцепилась в перила. Ночной город открылся ее взгляду. Фонари, реклама, фары автомобилей — весь этот свет уничтожал мрак, затаившийся в комнате. Внутри сознания. Свежий воздух, дуновение ветерка. Света старалась расслабиться, и чуть не спрыгнула вниз, когда кто-то потряс ее за плечо.
— Эй, вы как? — на каком языке говорят? Понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что к ней обратились на английском. Ричард. Вот, черт, так опозориться перед ним.
— Я…я в порядке, — она повернулась к мужчине, стараясь не смотреть ему в глаза. — Простите, если вас разбудила.
— Ну что вы. Я думал, что-то произошло, — он выглядел обеспокоенным. Искренне. Легкая улыбка тронула уголки губ. Высокий, широкоплечий. Доброе открытое лицо. Он казался спасителем. Света почувствовала, как подкашиваются ноги. Рухнуть бы в его объятия, ощутить хоть раз себя слабой, кому-то нужной. Уверенной, что кто-то хочет позаботиться.
— Простите, — Света мямлила, не знала, что еще сказать.
— И часто у вас такие кошмары?
— Раньше не было.
— Может, вы хотите об этом поговорить? — увидев, как настороженно Света смотрит, Ричард поднял руки в защитном жесте. — Не подумайте, я не психолог. Просто по-дружески хотел помочь.
— Ну, если по-дружески, — Света, не отдавая себя в этом отчета, тряхнула волосами. Она что, заигрывает с ним? Или это делается не так? Вот черт!
— Выпить чай, просто поговорить — вот и все. Знаете, в Токио я чаще разговариваю с собой, чем с собеседником, — он ухмыльнулся, но в его глазах Света увидела легкую грусть. — Здесь английский не особенно и в почете.
— Да, я согласна, завтра после шести часов вас устроит? — не слишком ли быстро она согласилась? Что он может подумать? Что она легкодоступная? Сходящая с ума от одиночества? Старая дева? Господи, как же тяжело понять других.
— Отлично! Завтра можем встретиться здесь, и куда-то пойти.
Пожелав друг другу спокойной ночи, разошлись по квартирам. Света смотрела в потолок, утопая в кровати. Никаких тараканов, крыс и следов. Обычная комната, все как всегда.
Засыпая, услышала тихий стук в стену. Снова из пустой квартиры. Черт с ним, пусть стучит. В этот раз во сне ничто не тревожило ее разум.
Напевая, утром причесалась, слегка накрасила губы. Любуясь собой в карманном зеркальце, вспомнила о черном пакете в ванной. Интересно, он все еще там? Нужно бы принять душ, но сил зайти в крохотное помещение пока не было. Пол, стены и потолок оказались такими же, как и раньше. Никаких следов умерших людей. Значит, и в ванной все должно быть хорошо. Внутри все гудело от предвкушения. Что преподнесет вечер с Ричардом? Чем он закончится? Как себя вести? Но все это — ерунда, главное, она идет на свидание. Впервые в жизни.
В таком же благодушном настроение она зашла в офис. И там ее огорошили новостью. Опять кодокуси. Сдерживая ругательства, Света постаралась найти троицу девиц, но те уже упорхнули на уборку какого-то ресторана. Ну черт! Опять они вдвоем с Изуми делают всю грязную работу.
Уже не напевая, она поднималась по лестнице. Дверь в квартиру погибшего оказалась распахнутой, запахи гнили и антисептиков волнами окатывали коридор. Несколько соседей вяло беседовали, судя по всему, пытаясь вспомнить, как же звали умершего.
— Ну что за невезение, — пробормотала Изуми. — Мы сегодня пойдем куда-то?
— У меня планы на вечер, — Света увидела разочарование в глазах подруги. — Завтра обязательно.
Пока убирали, успела поделиться приятной новостью. Изуми искренне улыбалась, слушая о знакомстве Светы с Ричардом.
Коричневое пятно, все, что осталось от пожилого мужчины, стерли быстро. Собрали вещи в пакеты, подмели и вымыли полы. Света долго смотрела на альбом с фотографиями. Вся жизнь человека уместилась под дешевой обложкой. Не отдавая себе отчета, спрятала альбом в сумку. Не стоит выкидывать такие вещи. Может, лучше отдать семье умершего? Или где-то спрятать? Но точно не нужно выбрасывать.
По дороге домой принюхалась. Неужели трупная вонь и антисептик пропитали ее всю, как дешевые духи? Ричард скоро зайдет за ней, что если он тоже уловит этот мерзкий запах?
Лидия, как обычно, дымила на балконе.
— Привет, соседка, — женщина улыбалась, протягивая сигарету. Почему бы и нет?
Болтая с Лидией, Света и не заметила, как подошел Ричард. От него пахло кожей и чем-то пряным. Он улыбнулся, протянул ей руку, и Света растворилась в вечернем воздухе. Следующие три часа показались ей пятью минутами.
Уже лежа у себя в кровати, вспоминала ужин. Она давно, а, вернее, никогда, не чувствовала себя такой довольной, уверенной в себе. И желанной. Оказывается, она даже умела кокетничать. Ричард отлично поддерживал беседу, избегая опасных тем. Официанты доливали вино, музыка расслабляла.
Вытянувшись в кровати, услышала резкий стук в дверь. Наверное, Ричард зашел к ней попрощаться еще раз. Или за чем-то другим. Нервничая, чувствуя, как подгибаются от страха и предвкушения ноги, она поплелась по коридорчику. Распахнула дверь. И замерла.
Никакого Ричарда. Черная пустота. Отдаленный вой, шорох, что-то проползло совсем рядом. Что-то тяжелое и влажное. Это снова кошмар!
— Что вам надо от меня?
— Света, — тихий шепот за спиной. Резко повернувшись, она увидела инвалидную коляску. И мать. Ну, конечно же. Кто еще пожелает испортить отличный вечер?
— Ты в пансионе, о тебе заботятся — Света и не знала, что в голосе может быть столько злости и ненависти. — Отпусти меня!
— Света, — мать вяло шевелилась в кресле, а затем свалилась на пол. Сухой треск сломанных костей, шорох грязного платья. Тощее тело ползло по грязному кафельному полу.
Стараясь подавить панический вой, Света отступила в сторону. И тут же зацепилась ногой за что-то. Плюшевая панда. Что это? Схватив игрушку, прикрылась ей, словно это поможет.
— Возьми, возьми, возьми, — разные голоса шептали из чернейших уголков помещения. Перед ней появилась еще одна игрушка — собачка. Фотография в рамке, детский костюмчик. Голоса атаковали, умоляли, просили и угрожали. Она собирала вещи, прижимая к себе, как сокровища. Мать извивалась, словно змея. Сбрасывала кожу. В ужасе Света замерла. Плоть отслаивалась, каждое движение прорывало бреши, обнажая красное мясо.
— Света, — то, что некогда было ее матерью, отталкивалось культей от пола, протягивая освежеванную руку. Волосы свисали с черепа, словно парик, глаза закатились, зубы с тихим стуком падали на пол.
Змееподобное существо продвигалось, оставляя за собой влажный след из кожи. Света видела, как стирается о грязный кафель мясо, обнажая кости.
Крича, она побежала во тьму. Хор голосов окружил, зовя по имени, умоляя помочь. Что им всем надо? Как, как она поможет? В темноте налетела на что-то тяжелое, и рухнула. Крича, прижимая к себе собранные вещи, смотрела вперед. Что-то извивалось, приближалось, искало. Рука нащупала металл. Инвалидное кресло мамы!
— Что ты хочешь? — Света старалась перекричать плач и стоны. Силуэт замер совсем рядом. Стертое мясо заново обрастало кожей. Молодой, упругой, здоровой. Мать менялась, корчилась в судорогах. Пышные волосы скрывали лицо. Через несколько минут фигура приподнялась и склонилась над сидящей в инвалидном кресле Светой. И она увидела саму себя. Мать стала ею. Молодой, здоровой, красивой. Что-то сухое коснулось ноги. Крик никак не мог вырваться из горла. Света давилась воплем, понимая, что задыхается. Сброшенная матерью кожа обвивала голые ступни, взбиралась по щиколоткам, сливалась с бедрами. Морщины покрывали руки, старческие пятна усеивали живот и грудь. Они обменялись кожей! Крича, Света попыталась приподняться, но не смогла. Позвоночник хрустнул, выломав тело вбок. Острая боль пронзила нервы, разрывая душу на части. Нога растворялась во тьме, обнажая бескровный обрубок.
Задыхаясь, сходя с ума от боли, Света смотрела, как молодая мать скрывается во тьме, бросив измученную дочь в одиночестве.
В этот раз возвращение в реальный мир сопровождалось настойчивым стуком в стену. Света сидела в кровати, не мигая смотрела в окно. Боли не было, только опустошенность. Удар за ударом, тихий, но настойчивый голос, зовущий ее по имени. Несколько минут потребовалось, чтобы прийти в себя, осознать, что она находится в своей квартире, в постели, одна. В тишине. Отзвуки стуков все еще звучали в сознании, но вокруг все замерло. Тяжело сглотнув, дрожащими руками откинула одеяло. И закричала.
В кровати, у ног, лежали вещи умерших. Плюшевые панда и собака, фотография, детский комбинезон.
— Я схожу с ума, я схожу с ума, — Света бормотала, обращаясь к цветку в горшке. — Я все-таки спятила.
Другого объяснения быть не может. Одиночество настигло жертву. Поглотило ее, переваривало, и отринуло.
Понимая, что заснуть все равно не сможет, нагрела чайник. Дрожа, стуча зубами от холода и паники, набрала полную ванну воды. Это поможет расслабиться, забыть кошмарный сон. Погрузившись в горячую воду, почти кипяток, подтянула ноги. Только так можно было поместиться в ванной, но и это лучше, чем ничего. Закрыв глаза, постаралась стереть все воспоминания. Но непрошеные мысли кружились рядом. Как, как могли эти вещи попасть к ней в кровать? Почему ей так часто сниться мать? Могло ли с ней что-то случиться? Наверное, нужно позвонить и узнать. И поговорить с ней.
Что-то капнуло на лицо. Света поморщилась, стирая влагу со щеки. Как-кап. В ванну что-то текло. И откуда эта густая липкая вонь? Открыв глаза, запищала. На потолке ванной проступал огромный выпуклый силуэт. Грязный коричневый цвет. Такой же, как в домах кодокуси. Приказывая себе вылезти наружу, поняла, что тело не слушается. Паралич. Так можно и утонуть. Взвизгивая, Света смотрела, как след мертвеца становится объемным, увеличивается. Потолок разверзся, выпуская на свет нечто бесформенное. Вздутое тело свешивалось вниз, гора бледно-желтой, покрытой язвами плоти, почти доставала до воды. Распухшая рука дотронулась до волос. Приказывая себе пошевелиться, Света рыдала. Густая жидкость ручьями стекала по стенам, заливала лицо. От вони тухлого мяса выворачивало. Огромная туша свешивалась, а затем резко упала на Свету. Погребенная под массой гниющей плоти, она вопила, молила о пощаде. Тело мертвеца вдавило ее в ванну, топя, погружая под воду. Раздутое лицо смотрело на нее, водянистые глаза сфокусировались. Открылся черный рот, синюшный язык вывалился. Существо пыталось что-то сказать. Света билась под тушей, задыхалась, молотила руками и ногами. Звала маму.
А затем все исчезло. Она очнулась в ванной, отплевывалась от воды, втягивала в себя воздух. Голова кружилась, руки вяло болтались. Выбравшись, тут же замоталась в полотенце, и выбежала в коридор. Вонь разложения преследовала ее и в кухне.
Час спустя она пришла в себя. Собралась с силами, завернула памятные вещи умерших в простынь. Если так часто менять белье, никаких денег не хватит. Надо понять, что все это –кошмары, разум борется с ее новой жизнью. Видимо, она привыкла страдать, и теперь сознание восполняет нехватку мучений. Сегодня же позвонить маме. Узнать, как она.
К счастью, на работе все обошлось. Никаких чертовых кодокуси. После смены поужинала в ресторанчике с Изуми. Потом — перекур с Лидией. И свидание с Ричардом.
Две недели Света отдыхала, понемногу забывая о кошмарах и маме. Просто не оставалось времени на грусть и страдания. Ужины с Изуми, болтовня с Лидией, свидания с Ричардом.
Казалось, над городом постоянно светит солнце, изгоняя тени и мрак. Света купалась в его лучах, наслаждаясь полнотой жизни.
Уборка ресторана в пятницу перед банкетом проходила как обычно. Троица девиц теперь спокойно общалась со Светой и Изуми. Подруга пригласила Свету в новое заведение. Молекулярная кухня. Что-то необычное. Изуми взяла пакет с мусором, вышла на улицу. Пройдя несколько метров, помахала Свете. И в этот момент тело девушки смело автомобилем.
— Изуми! — хором выкрикнули Мизуки, Юмико и Хэруми. Света же в ужасе смотрела на замершую машину.
На ватных ногах она подошла к месту происшествия. Тело Изуми лежало в нескольких метрах от автомобиля, напоминая изломанную куклу. Но как? Как такое могло произойти?
Следующие два дня прошли словно в тумане. Света не могла поверить, что подруги больше нет рядом. Что гроб, который аккуратно опускали под землю, навеки погребет веселую и милую девушку. Это очередной кошмар, нужно только проснуться. Света закрыла глаза и молилась. Когда это не помогло, начала хлестать себя по щекам:
— Проснись, проснись, ну же! — Ричард крепко прижал ее к себе, Мизуки, Юмико и Хэруми дружно расплакались.
Мир вокруг поблек. Света забрала все памятные вещи из квартиры Изуми. Она не даст падальщикам отобрать ценности подруги. В шкафу нашлось место. Рядом с плюшевой пандой, фотографией и детским комбинезоном.
Теперь Света возвращалась домой раньше. После работы задерживаться уже не получалось. Закончились посиделки с Изуми. Она часто слышала звонкий голос подруги, вспоминала ее лицо, иногда мысленно общалась с ней. Делала все возможное, чтобы Изуми не стала одной из кодокуси.
Толпа людей привлекла внимание. Чего они все собрались у дома? Расталкивая зевак, прошла вперед. Тело Лидии лежало на асфальте, вокруг головы расплывалось кровавое пятно. Рядом тлел окурок.
Этой ночью впервые Света спала не одна. Ричард обнимал ее, прижимал к себе. Перебирал пальцами волосы, шептал что-то успокаивающее. Но холод пробирался внутрь, покрывал инеем кости, сжимал ледяными тисками сердце. Две подруги погибли. Теперь рядом с вещами безымянных мертвецов и Изуми покоились пепельница и зажигалка Лидии. Света стала коллекционером смерти. Чьи вещи следующими появятся в шкафу? Ричарда? Мамы? Ее собственные?
Утром, проводив Ричарда на работу, пожелав удачи на осмотре у врача, Света долго смотрела на телефон, все не решаясь набрать номер. Что, если и с мамой что-то случилось? Что, если во всем виновата сама Света? Все, кого она любила, умирают. Но ждать и гадать — бессмысленно. Нужно узнать правду.
— Мама? — она долго прислушивалась к тишине. Сотрудник центра сказал, что передаст трубку матери, но почему никто не отвечает?— Мамочка, это я, Света.
— Ты, — сухой, далекий голос. Неужели это действительно ее мама?
— Прости меня, пожалуйста.
— Вспомнила. Заперла меня, одну, выбросила, словно мусор.
— Ты в приюте, за тобой постоянно кто-то наблюдает, — оправдывалась Света.
— Я никому тут не нужна. Они просто кормят меня, моют и переодевают, -услышав судорожные всхлипывания, Света прикусила губу. Мама жива — и это главное. А ее обвинения — напрасны.
— Я не могу за тобой всю оставшуюся жизнь присматривать. Я и так отдала тебе все детство, молодость. Отдала тебе жизнь.
— А я? — мать сдержала плач, голос теперь звучал зло. — Когда ты родилась, я отказалась от всего. Кормила тебя, мыла. Учила читать, рисовать, завязывать шнурки. Читала тебе сказки, когда могла сидеть с подругами в баре. Помогала делать домашнее задание. Разве я мало для тебя сделала?
— Ты изменилась, — Света понимала, что оправдывается, но ничего не могла поделать с собой. Ведь мама права. — Ты стала не такой. Злой, требовательной.
— А если бы ты оказалась на моем месте? — голос мамы дрожал от гнева и боли. — Постоянные муки. Спину словно раскаленным прутом пронзают. И я до сих пор чувствую свою гребанную ногу! Я не хочу такой жизни! Перестань им платить, дай мне умереть в одиночестве! Забудь меня! — мать перешла на визг, и Света, давясь слезами, выключила телефон.
Этой ночью мать пришла за ней. Никакой коляски. Молодая красивая женщина. Ровная спина, стройные ноги. Света лежала на полу, скрюченная, голая, мокрая. Она чувствовала, как тело разлагается, как органы протухают. Из пор сочилась густая жидкость, впитывающаяся в ковер. Оставляющая грязный след. Она смогла протянуть руку и что-то пискнуть, но мать проигнорировала ее мольбу, и скрылась во тьме.
Резкий хлопок вырвал ее из сна. Что это было? Вроде, из квартиры Ричарда. Что он там делает? Света натянула халат, подошла к кровати, и замерла. На простыне виднелся желтоватый след, точно повторяющий контуры ее тела. Не желая поддаваться панике, она выбежала на балкон. Теперь здесь уже не пахло сигаретным дымом. Она стучала в дверь квартиры Ричарда, выкрикивала его имя, но никто не отвечал. Сердце сжалось от боли. Что могло произойти? Сотни ужасных картин пронеслось перед глазами. Он с ней не общался с самого утра.
Через несколько минут она тянула по лестнице сонного управляющего. Пожилой мужчина что-то бормотал, перебирая ключи. Наконец, дверь открылась. Света влетела внутрь. И завыла. Ричард прислонился спиной к стене. Пуля прошла сквозь голову, обои окрасились в темно-красный…
Третьи похороны за неделю. Света не чувствовала себя, словно отринула тело, став бесплотным духом. Сейчас под землю опускают не только любимого мужчину, но и будущее. Светлое будущее, которое они могло построить вместе. Он узнал результаты анализов. Рак. Ричард понимал, что его ждут несколько лет максимум, и месяцы страданий и боли.
Изуми. Лидия. Ричард. Рыдающая в пропахшей хлоркой комнате мама. Десятки гниющих безымянных мертвецов в убогих квартирках. Все они звали ее, просили помощи. Что она может сделать?
Любимая чашка Ричарда покоилась рядом с вещами Лидии и Изуми. Света рыдала, вспоминая самые светлые моменты жизни. Люди, дарившие ей любовь и счастье, умерли. Света снова осталась одна, но в этот раз боль еще сильнее. Зачем, ну зачем она вообще начинала с ними общаться? Сейчас сердце не сжималось бы от страданий. Насколько легче оставаться одиночкой. Некого оплакивать. Не о чем жалеть.
Сколько дней прошло с похорон Ричарда? Света не считала, все они слились в бесконечный полумрак горя. Один раз он вышла на работу, надеялась, что простой физический труд отвлечет от страдания. Мизуки, Юмико и Хэруми не говорили с ней. Даже не смотрели в ее сторону, словно боялись. И правильно. Все, к чьим жизням она прикоснулась, умерли. Когда начальник сказал, что нужно снова прибраться в квартире кодокуси, Света молча ушла домой. Никто ее не остановил. Так сколько же дней она провела взаперти, в одиночестве? Есть не хотелось, пить тоже. Иногда нужно было заставлять себя дышать.
Очередной серый день. Не раздеваясь, легла на кровать. Но сон не шел. Мысли сменяли друг друга, словно в безумном калейдоскопе. Скромная улыбка Изуми, заразительный смех Лидии, нежные объятия Ричарда. И мама. Та, какой она была до аварии. Милая, любящая…
Из пустой квартиры за стеной послышался шорох, а затем кто-то постучал. Света села в кровати. С простыней стекали ручьи густой вязкой жидкости. Силуэты проступали на потолке, полу, стенах. Контуры людских тел шевелились, извивались, перемещались. Все они здесь. Чего-то ждут.
Света открыла шкаф, достала собранные во сне вещи мертвецов. Игрушки, фотографии, одежду. Фотоальбом, который забрала с уборки последней квартиры кодокуси, тоже прихватила. Открыла дверь, и вышла на балкон. Кругом черная тьма. Глубокая, бездонная. Коридор тянулся вдаль, бесконечный. За сотней дверей кто-то вздыхал, плакал, стучал. Всем им нужна помощь.
Света прошла по влажному кафельному полу. Вдали увидела высоченные стволы деревьев. Лес. Там бродили неприкаянные силуэты, утопающие в густом тумане. Древний обычай, когда немощных и уже бесполезных стариков отводили в глубины леса, где и оставляли на голодную смерть. Все эти безымянные существа нуждались в помощи. Но сначала те, кто умер в одиночестве, в полном забвении в своих квартирках. Открыла первую дверь. Волна гнилостной вони вырвалась наружу, словно из склепа. По темному проходу Света дошла до комнаты. Сотни закрытых черными пакетами зеркал. Стонущая тень. Женский силуэт приподнялся с пола, влажный звук заглушил плач. Бледное опухшее тело медленно двигалось вперед. Лицо фигуры скрывал черный пакет. Не испытывая страха Света передала мертвецу памятную вещь. Вернула безымянному существу смысл. Отпустила плачущую женщину из этого проклятого места.
Десятки мертвецов в пустых, черных комнатах. Раздутые болезненные тела, покрытые язвами. Разлагающаяся плоть. Черные глотки, бесцветные глаза. Они представали перед Светой, с мольбой протягивая к ней руки. Каждому она передавала сокровище. Фотографию, игрушку, книгу, альбом…
Замерев в коридоре, Света огляделась. Бескрайнее пространство. Сколько здесь может быть таких одиноких, забытых существ? Каждому нужно помочь, дать уйти. Может, так она и сможет искупить грех перед матерью? Она знала, что здесь не увидит ни Изуми, ни Лидию, ни Ричарда. Им она сразу помогла. Но что станет с ней самой? Кто позаботится о ее теле?
Мысли прервали стук и стоны. Наверное, можно еще вернуться к себе. В себя. Очнуться, начать жить. Может, уже и поздно, но есть шанс покинуть этот мрачный мир, уйти туда, куда совсем недавно ушли Изуми, Лидия и Ричард. Но кто поможет остальным? Всю свою молодость Света потратила на мать. Сколько таких матерей умерло в квартирах, брошенные, забытые? И всем нужна помощь.
Она открыла дверь в свою квартиру, и отпрянула. Ужасный запах гнили. Не глядя, перешагнула скрючившееся на полу тело. Под ним уже натекла лужа мерзкой жидкости. Нужно надеяться, что ее не забудут. Начальник, Мизуки, Юмико и Хэруми. Мать, в конце концов. Когда-нибудь дверь в квартиру взломают. Соседи будут стоять в коридоре, перешептываться, пытаться вспомнить, как звали девушку-иностранку? Назовут ее хикикомори. Клининговая компания соберет все ее вещи, и выбросит, словно ненужный мусор. Впечатавший в пол след будут стирать новые работницы. Из пустоты появилась она, в забвение и канет.
Сжимая в руках новые фотографии, игрушки и другие бесполезные, но столь важные вещи, Света обогнула собственное скорчившееся тело, и вышла в бесконечный темный коридор.