Дура

Завет

 

Когда судьба ударит больно,

Размазав губы об эмаль зубов,

Не ной. Живи. Дыши.

Ведь боль же — это чувство,

Средь них найдется, мне поверь,

Не только лишь любовь.

Да, мертвым все равно,

Но в бездне равнодушия

Плоть покорилась червям,

Засохла без воды.

Не ной. Живи. Дыши.

Ведь боль же не навечно,

Еще сорвешь награду

Бальзамом для души.

 

Сезон Синей Квенг-Ло

 

Гений Фредди Меркьюри заставлял архитекторов уже более трех веков усиливать крепления трибун, поскольку сила резонанса — весьма разрушительная штука. Пентаграон Алесты на Варуне нес в основаниях зрительских мест антигравитационные компенсаторы, но даже с ними сто тысяч пар ног и рук, исполнявших одновременно "два притопа и прихлоп", вызывали дрожь соизмеримую со сходом горной лавины. "Гррумм-гррумм-хщщ, гррумм-гррумм-хщщ…" и одновременный пронзительный гитарный риф, воспроизводимый пятнадцатиметровой стеной динамиков, заставляли замирать душу в преддверии чего-то грандиозного. Низкочастотные вибрации бежали по полу, стенам, конструкциям, зудом ощущались соприкасающимися с ними частями тела, отзывались где-то в животе равномерными толчками. Кровь бежала по венам, согласуясь с магическим ритмом, волосы вставали дыбом, кожа шершавилась мурашками.

Катерине было не до того. За последние два часа ей сделали промывание желудка, кишечника и носоглотки с последующим дотошным "техосмотром", размяли каждую мышцу, вкололи серию "ракетотопливных" коктейлей, обмазали пахучим маслом из семян джагвы, облачили в пластиковые доспехи, и прогнали через круговую тренировку — до прихода секундантов. Сейчас она приплясывала, не в силах стоять на месте от легкости в теле и бьющей ключом энергии. Все, что творилось в пятиугольной чаше пентаграона, воспринималось мелким, несущественным, медлительным. Катерина была взведенной пружиной, поставленной на предохранитель.

Но — только тронь…

В воздухе над трибунами стали появляться цветные всполохи голографических абстрактных фигур: уловители впитывали рассеянное над ареной зрительское возбуждение и передавали его на пространственные проекторы. Яркие мачтовые софиты резко погасли, только вспышки голограмм высвечивали каскадами расположенных людей. Теперь зрителям предстояло освещать зал собственными эмоциями. В стробоскопическом мелькании дружное "гррумм-гррумм-хщщ" начало разбавляться восторженными визгами, свистом, возгласами, но ритм поддержали гулкие барабаны, и от колонок пошел ветер оглушающих звуковых волн. "Бамм-бамм-данс, бамм-бамм-данс, бамм-бамм-данс" — вколачивалось в барабанные перепонки. Каждый удар сопровождался всполохами светящегося воздуха, пентаграон казался гигантским живым существом: пульсирующим, грохочущим, жаждущим.

Катерина прикрыла глаза — окружающая действительность напомнила события прошлого. Вспышки аварийных огней, перекошенные лица, крики, взрывы, удары мелких метеоритов в обшивку: пронзающих ее насквозь, проносящихся с шипением через отсеки и через все находящееся внутри.

"Бамм-бамм-данс, бамм-бамм-данс…"

"Катька! В шлюпку!"

"Гррумм-гррумм-хщщ"

Бок матери взрывается веером брызг крови, плоти, костей…

"А-а-а!" — орет с трибуны возбужденная ритмом и светопреставлением фанатка.

"А-а-а!" — орет Катька, пока ускорение спасательной капсулы не превращает ее крик в хрип. Как она выбралась из пылевого потока? Как ее нашли среди обломков? Чудо — сказали бы на Святыни. Судьба — сказали на Варуне. А сама Катерина ничего не говорила, все слова выплакала в капсульном гробу. Слова, правда, вернулись — чуть позже, в детском доме, дерзкие и злые. Слезы — нет, видимо закончились.

Шмяк! — щедрым хлопком ладони по шее Катерины наставница Зарга прилепила пластырь гарнитуры. "Не спать!", — раздался в голове ее звенящий басовыми нотками голос. Катя обернулась к тренеру и улыбнулась: "Глаза берегу…". Зарга лишь дернула щекой, а затем начала колотить подопечную то по спине, то по груди. Тычок в спину и команда: "соберись!". Тычок в грудь: "расслабься…". Спина, грудь, соберись, расслабься…

"Так, — подумала Катя, — пора входить в мультирежим". Где-то внутри себя нашла незримую нить, потянула за нее, и сознание отодвинулось от реальности, как оператор от компьютерного монитора. Теперь действительность, хоть поблекла в звуках и красках, но стала многомерной. Вот экран с ареной пульсирующего ритмом пентаграона, рядом другой экран с картинками из прошлого, уже обрывистыми, но с возможностью пролистывания. Чем-то мультирежим напоминал Катюхе состояние дежа-вю, было в нем нечто фатально-могущественное. Удержаться в "мультике", правда, удавалось не более сорока-пятидесяти минут, далее мозг начинал протестовать, да и поддерживать стоило определенных ухищрений. Для Катерины таковой являлась мантра-заклинание "зигзагсимсимданутобози", повторяемое про себя по кругу без пауз с упорством ди-джейского репитера. Что применяли другие, Катя не знала — ментальные практики для всех индивидуальны.

— Как настроение? — раздался в голове бас Зарги.

— Норма! — ответила Катя.

— Волнение? — на этот раз голос подала Морозная Найна, вторая наставница.

— Норма!

— Плохо, дрючили тебя мало! Еще раз — как настроение?

— Ррр!

— Волнение?

— Не дождетесь!

— Что нас ждет в будущем?

— Жизнь!

— Вымученная?

— Зведнанутая!

— Попрыгай!

— Выше?

— Шире, тля, шире!

— Помечтай!

— Сто сорок восемь умножить на семьдесят шесть.

— Одиннадцать тысяч и три сотни почти в придачу.

— Кто предпоследний адмирал космофлота Варуны?

— Точно не Адама!

Найна довольно кивнула — важна не абсолютная точность ответов, сколько скорость реакции и близость к правильности, злобный юморок, а так же решимость. Она еще продолжит накачку подопечной, но сейчас заработала пиротехника — можно было подумать, что арену бомбили.

Именно Найна нашла Катерину среди воспитанников детского дома.

— Только в интернатах можно обнаружить стоящих бойцов с шустрыми мозгами и волей к победе, — призналась она однажды корреспондентам. — Там два сорта ребятни: одних надломленных, других собранных и решивших выйти победителями. Моя задача — распознать. Но когда я услышала славянский голосок, с толком и расстановкой объясняющий окружающим по каким следует идти адресам, то поняла, что это она, будущая чемпионка. Да, пришелица, но сей факт заставит наших варунских коров шевелить задами. Что с того, что зрители станут ее недолюбливать — пентаграону нужен антигерой. Вы ее будете ненавидеть и восхищаться одновременно, потому, что порвет Катерина всех нынешних фавориток.

У Зарги интервью тоже брали, но в эфир не пустили. Угрюмая наставница с переломанными ногами и судьбой, иногда вообще на вопросы не отвечала, а когда соизволяла, то с таким количеством ругани, что львиная доля эфирного времени уходила на запикивание нецензурщины.

Взрывы смолкли — что ярко горит, то быстро угасает. Смолкли и барабаны с гитарой, остался лишь зрительский аккомпанемент. На сей раз дружный "гррумм-гррумм-хщщ" казался тишиной — все познается в сравнении. И в этой относительной тишине разразился кристально чистый вокал дивы Ковенты Сибаты, выводящей на староанглийском:

"Дружок, ты такой парень крутой,

А мне по силам весь мир подмять.

Рожа в крови,

Но тебе плевать!

Знамя мое будет ветер хлестать!

Мы потрясем вас всех!"

А на следующем такте весь пентаграон, в сотню тысяч возбужденных глоток, грянул: "Мы потрясем, мы потрясем вас всех!!!" И снова пронзительное соло Сибасты, усиленное стеной динамиков: "Мы потрясем вас всех!", и снова топающий, и хлопающий хор. Катя тоже, одними губами, прошептала "we will rock you…".

— Хорош поэзию давить, — от Морозной Найны ничто не могло ускользнуть. — Кто это, мы? Ты, девочка, только ты! Нет никого, только фря какая-то стоит на пути. Пойдешь сейчас и возьмешь свой приз, а нам с Заргой сыпанешь лишь малек славы.

— Обломитесь от натуги!

— С удовольствием! — расплылась в улыбке Найна. Зарга, удивительное дело, впервые за месяц тоже оскалилась: то ли шутка оказалась к месту, то ли боевое настроение передалось.

Арена наполнилась светом. Звуковая стена выдала первые такты "Голосов" — гимна Зервены Зари, прошлогодней победительницы чемпионата. В проход выбежал строй обнаженных по пояс мужчин со световыми скипетрами в руках.

— О, посмотри, самцы с фаллическими палками прибежали! — Найна сочилась сарказмом — Победишь — выберешь, но для этого надо стать примой. Решай проблемы по мере их поступления, все прочее отметай: не думай о призовом "мясе", не думай о чемпионке — думай о том, что сейчас Заря скажет пламенную речь, и ты выйдешь блистать. Это звездный час! Кто ты была? Никто! Так, фигня случайно спасенная. Какое будущее тебя ждало? Гнить на фабриках, в офисах или в кишках космических лоханок. Наделать кредитов, жить в долг. Завести последнюю модель вибратора, да копить на осеменение. А может, Катерина, ты в варунскую армию мечтаешь попасть? Отдавать честь так и не найдя мужика? Смотри, смотри — вот чемпионка! Ее выносят на руках, она повелевает толпой! Соберись, ты уже в финале! Твое имя у планеты на устах, тебе завидуют и восхищаются. Здесь и сейчас твой звездный час…

Катерина смотрела. Двухметрового роста самец с татуированным именем Зари на спине выносил ее на арену. Зрители неистовствовали — скандировали два слога "за" и "ря", свистели, топали ногами, дули в дудки, подбрасывали в мерцающий воздух предметы. А на устах Зервены царила ослепительная улыбка, увеличенная до гигантских размеров голографическими проекциями.

Год назад Катерина смотрела матч и запомнила перекошенную физиономию Зари, плюющуюся в соперницу кровью. Зверь! А сейчас: "Я счастлива, неудачники! Смотрите, я не играю в лотерею, я выгрызла победу, руками, ногами, мозгами — и наслаждаюсь. Где сломанный нос, где выбитые зубы? Я — на вершине мира!" И Катерина вдруг поняла, что завидует, но того Морозная и добивалась. Зависть была не обреченная, а предвкушающая: Найна не обманула в интернате, протащила на самый верх, осталось сделать последний шаг.

Нынешняя прима спрыгнула с рук призового самца на упругий настил арены и, воздев руки, пошла по кругу, пританцовывая в такт собственному гимну. Толпа ее любила, боготворила, обожала, а она, в свою очередь, любила толпу. Купаться в эманациях повышенного внимания ей оставалось недолго, до последних строчек песни и Заря жадно пила последнюю минуту пика славы. Хотя имя победительницы вписывается в анналы истории, молодые и решительные конкурентки готовы занять место на Олимпе. Отныне к ним будет приковано внимание, Заря останется воспоминанием.

Наконец гимн закончился шумными аплодисментами, настала пора брать слово. Зервена жестами попросила тишины, и толпа фанатов начала успокаиваться, усмиряясь перед ней с урчанием дрессированного хищника.

— Я люблю вас! — воскликнула Заря и, замершая было толпа, вновь взревела визгами и хлопаньем ладоней.

— Хорош тянуть! — проворчала Найна.

— Я люблю вас! — продолжала играть с трибунами чемпионка.

Следующую реплику ввернула Зарга — грубую и оскорбительную, как удар ржавым кривым гвоздем. Катерина засмеялась.

— Я люблю вас всех, таких разных, но близких мне по духу! — наконец начала речь Зервена. — Будь проклята война, что отняла у нас мужчин! Благословен будь чесскикинг, торжество ума, силы, воли, хитрости, коварства и величия! Здесь, на этой арене, сходятся лучшие из лучших, но побеждает всегда лишь одна. Самая достойная выберет себе мужа, продолжит род натуральным способом! Другой достанется почет и уважение, но не главный приз. А он, поверьте мне, стоит того, чтобы за него бороться!

Заря вскинула одну руку со сжатым кулаком вверх и толпа взревела. Вторая рука гладила живот. На арену вынесли надрывающегося в плаче обнаженного младенца. Голографии рассыпались мозаикой: довольная улыбка Зервены, блестящие от масла мускулы призового самца, ходившие в судорогах плача крошечные гениталии младенца.

— Это мои мальчики! — закричала хвастливо Заря. Сборище варунских болельщиц шумело — должно быть захлебывалось завистью, но общественные приличия не давали накинуться на чемпионку и выцарапать ей глаза.

— Да подавись ты… — настала очередь Катерины на мнение. Найна похлопала воспитанницу по плечу, Зарга — по заднице.

— В этот замечательный вечер на помосте сойдутся достойные соперницы! — наконец перешла к делу прима. — Имею честь пригласить первую участницу финала! Повелительница снежных коней, вихрь острот и разящих локтей, стремительная и беспощадная, коренная алестянка — обожаемая горожанами, обласканная публикой, но жаждущая ласк мужчин… Встречайте! Лари Сэнга, "Белая Королева"!

Взвыли трубы, им вторили трибуны. Барабанная дробь рассыпалась энергичными звуковыми импульсами, а вспышки блицей послужили ей визуализацией. "Мы салютует тебе" — начался гимн Сэнги и, в одном из проходов, показалась белая команда. Лари торжественно и пружинисто вышагивала впереди: было заметно, что ей не терпелось оказаться в схватке, но ритуал начала игры обязывал к степенности. Фанатки кидали под ноги Лари цветы, подбадривали дружными криками "йо-хо!", но их фаворитка не обращала внимания на знаки признания. Лицо Сэнги застыло в жуткой скалящейся полуулыбке, а глаза смотрели перед собой.

В Катерине шевельнулось мимолетное сочувствие — она понимала соперницу в эту минуту как никто другой. Сочувствие шевельнулось, и было жестоко подавлено — не хватало ему еще всплыть во время гейма!

— Черными сегодня повелевает та, от чьей поступи содрогаются многие сердца. Неистовая, непредсказуемая, с разумом отточенным тренировками до микронной остроты, чума на головы соперниц… Катерина "Гарде"! Встречайте!

Та-да-да!

Где-то в горле встал и не желал никуда двигаться колючий горький комок, дыхание перехватило. Найна прошипела: "пошла моча по трубам…". Зарга сунула под нос Катерине тампон со "штырем" — смесью раствора аммиака с кокаином. "А-а-а!" — Катька дернула головой и вывалилась на мгновение из "мультика": в мозгу взорвались петарды, слезы брызнули из глаз.

— Давай-давай, пошла-пошла! — Морозная неумолимо толкала в спину, и Катерина сделала свой первый шаг по проходу.

"Зигзагсимсимданутобозизигзагсимсимданутобозизигзагсимсим…"

В голове все снова улеглось по полочкам, вернулось хладнокровие, а улыбка… Катерина, глянув на голограммы, чуть не расхохоталась — копия Сэнги.

Судья, плотно сбитая толстуха в обтягивающем алом костюме, не разделяла энтузиазма соискательниц на призовые места. Насупленные брови, плотно сжатые губы…

— С правилами ознакомлены?

Глупый вопрос. Хочется сказать: "А то нет, так, вышли повыпендриваться!" Но, возможно и были случаи, кто знает? Хотя… Можно ли играть в шахматы, не зная правил? Тем более в шахматы, где нет времени на вальяжные размышления — соперница норовит дух из тебя выбить и в прямом, и в переносном смысле. Но обе претендентки кивнули: юридическая сторона вопроса — дело святое.

— Самочувствие позволяет вести поединок? Жалобы на организационную сторону вопроса имеются? Гарнитуры работают? Изображение игрового поля подается на сетчатку?

У Сэнги медового цвета глаза. Катя только сейчас может их рассмотреть в подробностях, поскольку они стоят друг напротив друга и беззастенчиво пялятся, каждый в зрачок противника. "Не дождешься, не отвернусь, не дрогну, не моргну…" — говорит каждая про себя, а внешне только плотнее сжимает челюсти, да кивает на вопросы судьи.

— Напоминаю: захваты не производить, не употреблять официально запрещенную лексику, на судейский свисток реагировать в течение двух секунд. За несоблюдение начисляются штрафные баллы, апелляции не подлежит. Все ясно? Хорошо. Пожмите друг другу руки.

Кулаки, обтянутые в перчатки, слегка касаются друг друга.

— Готовы?

Готова ли Катерина? К тому, к чему готовилась несколько лет? Давайте уж скорее перейдем к сути того, почему она сегодня здесь. Черно-белая доска с фигурами полупрозрачно видна ей через левый глаз, но в "мультике" находится более четкая проекция. Фигуры расставлены, включая находящуюся на ринге Лари, таймер застыл нолями.

Поднята судейская рука, взвыла сирена. Пришло время дебюта.

— Ой, и кто это стоит вся такая серьезная? — начинает партию Лари Сэнги. В пентаграоне бушуют страсти, но гарнитуры улавливают малейший чих участницы соревнований и передают на усилители, — Ой, и кому это надо дупло прочистить, чтобы морщинки разгладились? Да гляньте, это же Гарде приперлась — вся такая в черном… Испачкаться боишься, нищебродка?

Мелькают на визоре три балла присуждаемые "белым" — словесные перепалки учитываются не хуже ударов кулаками. На каждый шахматный ход компьютер отводит случайное время, его соперница не видит, но та, что обладает ходом, обычно тянет… Впрочем, есть разные стратегии.

— Конечно боюсь — кровь алестянок плохо отстирывается, а морда от лоска бабахает не хуже арбуза начиненного взрывчаткой! — парирует Катерина и стадион взрывается негодованием. Это хорошо — баллы перемножаются от реакции зрителей. Двадцать очков черным.

Лари парой прыжков сближается с черной соперницей, нанося серию стремительных прямых ударов руками, при этом рычит "е2-е4". Жесткий блок, скользящий блок, бегущий к нулю таймер ответного хода, "е7-е5", уход с линии атаки в партер с нижней прямой подсечкой… Лари падает на настил, судья показывает разойтись… Короткая передышка. А затем вновь — "Kg1-f3", "Kg8-f6", "d7-d6"… Уракен, прямой цуки, маваси, джинг, маэгери проходит, кровь летит брызгами… "Ха, дичь покарябанная, зевло прикрой — целее бивни будут!" "Перед плевком дерьма в рот набери, а то слюны не наскребешь!" "Сручка упсом!" "Червя сивая, опарыш в обмороке — а я смеюся!" Эфир гудит от наставлений: Найна оценивает шахматную позицию, дает наставления и физиологического характера, отслеживая медицинскую телеметрию; Зарга ругается безостановочно, перемежая космопортовое арго боевыми рекомендациями. Все смешалось в голове Катерины, смешалось и рассредоточилось "мультиком". "Зигзагсимсимданутобозизигзаг…" Внезапно зрение выхватывает округлившиеся глаза одного из призовых самцов — видимо тот впервые так близко от жара арены. "Это, мальчик, чесскикинг…"

Сколько времени прошло? Сколько его поместилось в мелькании огней, колыхания трибун пентаграона, ударов, ответов, ходов…

Катерина сидит на полу раздевалки и тупо смотрит на разноцветные резиновые коврики. Руки плетьми покоятся на коленях, по пальцу бежит кровь и капает вниз. Кап, кап… Психологи называют подобный ступор незатейливым термином "отходняк". Нет, на самом деле что-то о ремиссивных стрессовых реакциях, но отходняк понятнее. Сколько времени прошло?

Над Катериной склоняется Найна.

— Ну, все, девочка моя, все… Ты молодец. Ты на вершине…

Рука Найны нежно касается головы Катерины и та неожиданно обхватывает наставницу, прижимается к фирменной куртке всем телом. Новую приму бьет судорога, из горла рвутся наружу завывания, а слезы, много лет копившиеся внутри, катятся и катятся по окровавленным щекам.

— Поплачь, малыш, теперь можно, — шепчет Найна.

— Ох, мамочки, какая же я дура, — через рыдания разбирает Морозная слова подопечной.

 

Межвременье

 

Вечность длится лишь секунду,

Но растянутой на годы,

На столетия, на эры,

Бесконечной полосой.

Нет коробки передачи:

Ни прибавить, ни вернуться,

Только складывать мгновенья

В памяти большой рюкзак.

И считать, расставив вехи,

Сколько было, сколько будет.

И гадать — какая участь

Уготована судьбой?

Вечность замерла на месте.

Не успеешь оглянуться,

Как ребенок возвратится

В лоно матери-земли.

Поспеши неторопливо

Вслед за тонкой быстрой стрелкой,

За луной, в тень уходящей,

Пролистав десяток лет.

Вечность длится лишь секунду,

Лишь секунду длится вечность…

Вечной паузой измучен,

Ты скажи скорее "два"!

 

Сезон Золотой Даины

 

"… Отведайте и вы новый "Фрутто Макдарлин", всего за семьдесят девять кредитов! Макдональдс — оригинален во всех отношениях! Официальный спонсор Больших Игр на Варуне".

— А мы возвращаемся на большую спортивную арену пентаграона Алесты. С вами Кайна Риана, на часах пятьдесят шесть часов восемьдесят восемь минут по юго-западному времени. Остается совсем немного до начала уникального поединка между действующей примой этого сезона Дайоной Кори и экс-чемпионкой Катериной Гарде. У меня в комментаторской кабине прима сезона Фиолетовой Гейры Зервена Заря. Долголетия детям!

— Доброго всем вечера.

— Зервена, вы встречались на ринге с Катериной Гарде?

— Не в поединке. Я объявляла начало матча и присутствовала при награждении.

— Это было десять лет назад?

— Да, если мне память не изменяет.

— Не изменяет. У меня здесь календарь и об этом говорят все каналы спортивных новостей. В истории чесскикинга это первый случай, когда чемпионка возвращается на ринг после такого долгого перерыва. Как вы думаете, чем вызвано подобное решение со стороны Гарде?

— Не могу сказать точно, мы не столь близко знакомы…

— Но, ведь, есть же у вас какая-то кастовость, если вы понимаете, о чем я говорю. Вы можете лучше поставить себя на ее место, чем я, к примеру…

— Да, наверное, хотя Катерина — человек иной культуры.

— Ну, не знаю. Гарде, да, славянка по происхождению, очутилась на Варуне в связи с трагической гибелью космического транспорта в весьма юном возрасте. Кстати, она единственная из выживших в той ужасной катастрофе. Вы в курсе?

— Да. Мы называли ее баловнем судьбы…

— К тому же несколько лет назад, когда мирный договор между планетами Федерации и Союза был подписан, Гарде летала на Святынь… Ее назвали в прессе "Спортивным голубем мира". "Голубь" вернулся обратно. Катерина считает себя варункой, она почетный член муниципалитета Керии. Зачем человеку, у которого все есть, и голоса избирателей, и почитание фанатов, возвращаться в большой спорт?

— Я говорила о культуре, поскольку на Святыни принято чествовать умерших боевых товарищей тризной, во время которой исполняется ритуальный поединок. А в прошлом сезоне ушла из жизни ее наставница, Найна Киери. Ее все знали по прозвищу "Морозная"… Говорят, что Катерина и Найна были близки.

— Да, но сейчас будет далеко не ритуальный поединок! Кори — весьма грозный соперник, разница в подготовке, возрасте… Вы же знаете, что на ринге нужно любое преимущество, в том числе и выносливость!

— Согласна. Но, может быть, повлияла не только эта трагедия. У Катерины врачи выявили бесплодие — она не может рожать детей. У нее было три мужа, со всеми она разорвала контракты… Может быть на сей раз приз…

— Ох, хорошо быть чемпионкой! Мужей меняют, тогда как обычные женщины копят всю жизнь на осеменение… Когда же ученые наконец избавятся от генетических мутаций: десять мужчин на тысячу женщин — это слишком мало.

— Я не считаю чужие девиденды… Выходите на ринг…

— Нет, я не к тому… Зачем отнимать приз у здоровой молодой примы? Да и, вообще, сколько продержится Гарде против Кори?

— Не стоит недооценивать Катерину…

— Согласна, время покажет. Хотя, я сейчас смотрю на рейтинг ставок… Мне кажется, что в ветеранку не верят.

— Я поставила на Гарде. Она любит жизнь и готова за эту любовь бороться. Знаете, мне кажется, что, оказавшись по ту сторону вершины славы, Катерина перестала ощущать вкус жизни. Мне самой часто сниться напряжение борьбы, я скучаю по нему…

"Гррумм-гррумм-хщщ, гррумм-гррумм-хщщ…"

— О, Зервена, вы слышите, а, слышите? Дрожь передается даже сюда!

— Знаете, Кайна, я сейчас завидую немного Катерине. Хочу пожелать ей удачи!

— Мы, вместе со зрителями, присоединяемся к пожеланиям и переносим внимание на пятиугольник ринга…

 

***

 

— Вон, пршивые твари, драть вас всех метровым карданом! Пшли вон! — Зарга была неприступна. Толпа журналистов и болельщиков, у которых нашлись пропуска, сгрудились возле дверей раздевалки, пытаясь увидеть, поговорить, дотронуться до живой легенды. Экс-чемпионка стала неожиданно для всех двукратной победительницей пентаграона! Но суровая Зарга была неумолима: "Вон!!!"

— Мисстрессы, дамы, будет прессконференция, будет официальное заявление… Дайте отдохнуть победительнице! — пытались усовестить собравшихся представители спорткомитета.

А в раздевалке по полу каталась, исходя гомерическим хохотом, новая прима, вернувшаяся на Олимп.

— Ох, мамочки мои, хватайте и держите меня, ща уссусь… — с трудом можно было разобрать сквозь волны смеха.— Ох, Катька, ну ты и дура!

 

Последок

 

Я в качестве залога оставлю дуру-жизнь,

Пока она ценна для вас — возможно ли забвение?

 

________________

 

Катерина "Гарде" Замякина — гроссмайстер чесскикинга, прима четырех сезонов Больших Игр Варуны, почетный член клуба "Современная поэзия", меценат, почетный член Лиги Спортивных Состязаний, наставник батальной словесности, попечитель детских интернатов.

От благодарных сыновей и дочерей:

"Мама, мы любим тебя и помним всегда!

Знаем, твой дух не уподобится праху, поскольку покой не для тебя!

И не ругайся, здесь не могила, а пьедестал, люди поклониться пришли…"