Кеззель

— Ты — вор и мошенник! Верни мою блесточку!

— Ха! Не верну! Будешь знать, как обзываться!

— Подумаешь, напугал… Да я с тобой играть больше не стану!

Они были совершенно не похожи друг на друга. Ор — тучный и медлительный, носил окладистую седую бороду и считал себя очень рассудительным, а играл потому, что ему просто нравилась Игра. Кир — высокий и тощий, мнил себя большущим хитрецом, играл потому, что ему нравилось мухлевать. И из-за бороды Ору совершенно не завидовал. Ни капельки. И зачем только носить на лице это помело? В общем, они были разными, как две стороны одной монеты. Определенное сходство улавливалось только в их голосах: голоса эти были густыми и гулкими, будто спорили между собой два пустых кувшина. Кто из них был с самого начала? Если бы Кир похвастался, мол, это он выдумал Ора, тот бы только усмехнулся в свою седую бороду, словно говоря: "И о чем я только думал, когда сотворил этого невежу, возомнившего о себе невесть что?"

Ор стоял, скрестив руки на груди, и всем своим видом давал понять, что с кем с кем, а с ним такие штучки не пройдут. Кир держался не с меньшим достоинством: нахально подбоченился, а блесточку спрятал в руке за спиной. Хитрый прищур его глаз должен был означать, что пустые угрозы Ора на него не действуют. Самое время разыграть бородатого болвана.

— Хм! Так и быть, отдам твою блесточку. Только ответь мне, что я дальше стану делать, — и сразу верну. Чес-слово!

Ор скорчил кислую мину. Он не без оснований ожидал какого-нибудь подвоха.

— Ответить?

— Валяй!

Ор насупился еще больше и мрачно выдавил сквозь зубы:

— Ты не отдашь мне мою блесточку…

— Верно! Не отдам!

Кир, нисколько своей радости не скрывавший, повел себя так, как и всегда, когда ему удавалось ловко одурачить Ора. По хамски.

Подбросил блесточку вверх, ловко поймал за своей спиной, а затем продемонстрировал Ору пустую ладонь и, вытащив блесточку у него из-за уха, покрутил перед Оровым покрасневшим носом. Кстати, праздновал он совершенно напрасно, но об этом спохватился слишком поздно. Вернуть блесточку Ору было уже не по правилам, следовательно, утрачена возможность продолжить Игру, равно как и продолжить валять дурака. До Ора наконец тоже дошло:

— Клянусь своей бородой — это плохо!

— Что будем делать? — на лице Кира оставалось все меньше радости и появлялось все больше паники.

— Зови Кеззеля.

— Кеззель! Кеззель!

И Ор, и Кир с едва скрываемой тревогой вглядывались в Темноту. Хоть бы отозвался! И Темнота услышала, расступилась и выпустила Кеззеля. Выглядел он не лучшим образом: с головы до пят Кеззель был покрыт сажей, а от его тела вовсю валил едкий черный дым. Лицо его было не очень довольным. Человек несведущий мог предположить, что Кеззеля только что оторвали от прочистки бурлящего вулкана.

— Чего еще? — хмуро бросил Кеззель, увидев, как при его появлении лица Кира и Ора вновь приняли безразличное выражение. Задаваки и зазнайки — вот кто они!

— Да видишь ли, — Кир сделал вид, что больше всего на свете его заботят собственные ногти, — я тут взял у Ора блесточку, а он был бы не против получить ее обратно, но при условии, что я ее отдам. Я бы и рад, но он заявил, что я ее не верну…

— Порочный круг, — вставил Ор. — Безвыходное положение.

Напускное безразличие давалось Ору не так уж просто. Его благообразное лицо все пошло пятнами.

Кеззель уже пожалел о том, что явился на зов. Он закрыл глаза. Главное — полное спокойствие. Глубокий вдох, сосчитать до…

— Кеззель! Ты уснул?!

— … десяти. Раз… два… три… Что это?! — Кеззель внезапно округлил удивленные глаза, указывая пальцем куда-то за спины спорщиков. — Там!

— Где?! — Ор и Кир, не сговариваясь, одновременно обернулись, но нигде ничего не увидели. — Что там такое, Кеззель?

Но Кеззеля и след простыл, на его месте осталось только небольшое облачко копоти. Но дело было сделано: ни Ор, ни Кир не могли даже смутно припомнить причину спора. Они недоуменно переглянулись, затем Кир рассеянно спросил:

— Чей ход?

— Судя по блесточке у тебя в руке — твой, — съязвил Ор, а погодя строго добавил, постукивая костяшками пальцев по поверхности поля. — Сосредоточься, Кир!

Перепутать все было немудрено: едва элемент оказывался в руке Кира, он начинал мерцать красным, а блесточки Ора подмигивали синим. А игровое поле было таким большим, что любой из игроков, вытянув руку, достал бы только до середины.

Кир внимательно изучил положение, прежде чем вернуть блесточку на поле. Куда же ее приладить? Конечно, можно и сюда, но во-о-он туда будет гораздо лучше…

— Как тебе такой поворот? — Кир издевательски подмигнул сопернику и поставил красную блесточку в один ряд к трем подобным; получилась линия из четырех мерцающих элементов. — Прозевал, борода?

Ор разочарованно надул щеки. Линия из четырех одинаковых кругляшков давала сопернику возможность снять с поля любую понравившуюся блесточку, а Ора лишала возможности сделать очередной ход. Все бы ничего, но на самом краю поля Ором была создана хитрая комбинация из трех линий; поставь Ор элемент в нужном месте, и Кир от досады искусает собственные локти. Но теперь неожиданная удача противника могла свести на нет все его замыслы. Только бы он не заметил! Главное — смотреть в другую сторону, и Кир ни о чем не догадается. Тьфу-тьфу-тьфу, лишь бы пронесло!

Но как ни старался Ор отвести Кировы глаза, тот все же раскусил его намерения, и на лице его обосновалась коварнейшая из всех улыбок, словно Кир готовил избиение младенцев. Он взял свою блесточку, протянул руку и…

Ор тихонько застонал. Если бы некто добрых полсотни лет вынашивал план мести кровному врагу, жил бы ради отмщения и дышал бы только им… схватил врага и заставил слезно молить о пощаде… а враг неожиданно превратился в ручеек и, глумясь, вытек сквозь пальцы… Ор от досады почти вырвал пару клочков из своей бороды, но вовремя понял, что Киру это только доставит еще большее удовольствие и он будет в это время водить вокруг Ора хороводы.

— Съел? — ехидно уколол Кир. — Погоди, то ли еще будет.

Невесть как за плечом Ора появился Кеззель. На этот раз он был мокрым до нитки, но ни Ор, ни Кир не обратили на это ровным счетом никакого внимания. Если честно, они вообще слабо представляли себе, как Кеззель выглядит, ведь всегда были слишком сильно поглощены игрой. Кеззель бегло осмотрел игровое поле и фыркнул, чем и привлек внимание игроков.

— Поражение в два хода, — заметил Кеззель со знанием дела.

От этих слов Ор разозлился еще больше:

— Шел бы ты отсюда!

— Я вообще-то вам чай принес, — обиженно буркнул Кеззель и вытащил из Темноты парующий заварник.

Чай…чай… Кажется, Ор что-то такое припоминал.

— Чай — это хорошо, — одобрительно причмокнул Кир, — поставь где-нибудь.

Отыскав на поле место, не занятое блесточками, Кеззель поставил чайник, а рядом — две фарфоровые чашечки на блюдцах. Кир, отставив в сторону мизинец, сразу взял ту, что ближе.

— Кстати, Кеззель, откуда ты берешь все эти вещи?

— Очень любопытно. — Высокомерно добавил Ор.

Кеззель какое-то время переступал с ноги на ногу, а затем осторожно сказал:

— Покажу, если пустите поиграть.

Кир неуверенно взглянул на Ора, а тот немного подумал и нехотя спросил:

— Ты хоть правила-то знаешь?

— Еще бы! — Кеззель заметно оживился. — Круглое поле разделено на секторы, у каждого игрока эн зве… блесточек, они расставляют их по очереди. При этом…

— Ладно, пустим, — перебил Ор, — только погоди. Вот партию окончим…

— Вот так всегда… — разочарованно вздохнул Кеззель.

— Кеззель, а давай я поставлю тебя на кон! А Ор поставит… да хоть свою кружку! Станешь частью Игры. Соглашайся, ну же!

Договариваться о чем-то с Киром — все равно что с собственным кукишем. Потому Кеззель ссутулился и вновь ушел в Темноту. Право, они его ни во что не ставили. По большому счету, игрокам вообще ни до чего не было дела. Если бы их любопытство хоть единожды длилось больше одного мгновения, если бы хоть один из них тайком шагнул за Кеззелем в Темноту, он бы оказался в месте, о котором не имел ни малейшего представления. Это могли быть серебристые пики заснеженных гор, рыцарский турнир или поляна грибного леса с кислотой в протекающем мимо ручье, или одинокий домик на разнотравой равнине, а может, и дешевый, шумный портовый кабак. У всех возможных мест было много различий и одно общее начало, но ни Кир, ни Ор ни за что не узнали бы в ярких, мерцающих точечках в ночном небе у себя над головой свои игровые блесточки, коими всегда были полны их карманы.

Кир отхлебнул из чашки и закусил блюдцем. Ор всегда ходил слишком долго, и из-за этого Кир чувствовал себя немного рассеянным. Его вниманием завладел причудливый узор на чайнике. Кто бы ни придумал эту хрупкую безделицу, он был большой затейник. Тонкие, искусные орнаменты сплетались в сказочных зверей и птиц, землю и небо, а между небом и землей крошечные фигурки детей какого-то чужого, неведомого мира застыли в движении; были ли они увлечены прекрасным танцем или смертельной битвой, а может играли в какую-то свою Игру, кто знает? Узоры не очень хорошие рассказчики: что ни спроси, может ответить и так, и эдак.

— Кир, не мешайся, — проворчал Ор, не сводя глаз с игрового поля. — Ты меня сбиваешь.

— Это не я, — испуганно прошептал Кир. — Ты погляди только!

Ор поглядел и охнул. Рядом, на поле стояло небольшое, размером с чашку серое существо с большими ушами и длинным носом с одной стороны и маленьким хвостиком с обратной. Это оно настойчиво подталкивало своим носом руку Ора.

— Это… Это… — Ор с надеждой взглянул на Кира. — Его тут прежде не было, верно?

— Да оно нам сейчас все блесточки перепутает! Прогони его!

— Прогнать? Хм… Не стоит, тут много места. А оно забавное. Знаешь что, Кир? Давай его чаем угостим!

— Вот еще…

— Да ладно тебе!

Ор налил чаю в блюдце, и чтобы остудить, подул пару раз. Существо, очевидно, было далеко от чайных церемоний, поскольку всеми четырьмя ногами забралось в угощение и, набрав чаю в нос, окатило себя от хвоста до ушей.

— И впрямь забавное, — Кир немного оттаял. — Давай назовем его…

— Слон, — Кеззель вновь появился из ниоткуда. — Его зовут Слоном. Кстати, чей ход?

— Мой! — ответили игроки хором. Они снова безнадежно запутались.

Воспользовавшись их недолгим замешательством, Кеззель тайком выудил Слона из блюдца и бережно опустил в свой карман. Слон очутился в сумраке и притих. Надо сказать, что если у вас из-под носа увели слона — это нисколько не свидетельствует в пользу вашей внимательности.

— А где же Слон? — Ор захлопал глазами, обнаружив перед собой лишь пустое блюдце.

— Ой! — Кир испуганно прикрыл рот рукой. — Кажется, я его нечаянно слопал…

Да уж, с него станется.

— Жаль! — Ор вытянул губы трубочкой. — Скажи, Кеззель, а там, откуда этот Слон взялся, остались еще такие?

— Нет, — Кеззель совершенно искренне вздохнул. — Этот был последним.

— Значит, кончились. А много их там было?

— Мне было не до арифметики.

— А все же?

— Таких крупных? Немного. Три или четыре, не считая Черепахи. Точнее не скажу.

— Да ну? — сказал Кир, которому Слон стал уже совершенно безразличен. — Это, наверное, долгая история, а ты и так нам порядком помешал. Ор! Ходи уже скорее!

Пускай делают, что хотят: спорят, играют в свою Игру, пьют чай. Надоели. Как и вся эта бесконечность, инакость и безвременье. Никто, кроме Кеззеля не ведает истины и не хочет ее знать. Это, наверное, к лучшему. Истина неспроста прячется от Игроков в каждом из этих хрупких миров, в существование которых ни Кир, ни Ор никогда не поверили бы. Играя, распоряжаются судьбами целых вселенных, которые, скорее всего, тоже верят совсем не в них, а во что-то другое. В то, например, что любовь спасет мир, что война решит споры, что от звезд что-то зависит и что есть жизнь после смерти. Эх! Сколько ни было бы в любом из миров солнц и лун, наивность на всех одна. Пусть Ор с Киром и впредь беззаботно ведут многие миры от рассвета к закату. И никогда не задумываются над тем, что бывает, когда на поле замерцает новая блесточка, и что происходит, когда она покидает поле, и что случается, если один из игроков победит и небрежно сгребет с поля все оставшиеся элементы. Но они сейчас очень далеко, за всеми мыслимыми гранями, по ту сторону Темноты. А тут…

Залитый пламенно-багровым светом мир выкрикивал из себя последние силы лишь затем, чтобы лишиться их и замолчать навсегда. Небо, сколько хватало глаз, застила кошмарная огненная тень, приближавшаяся к земле с утробным ревом. Это были последние мгновения всего сущего. Слон в кармане Кеззеля понимал это и тихо дрожал от ужаса. Свои последние секунды доживали даже те, что только начинал жить. Как и эта маленькая девочка, на которую налетел вышедший прямо из воздуха Кеззель.

— Ты жа мной? — неуверенно и тихо спросила девчонка. Ее последние слова прозвучали смешно, ведь у нее во рту недоставало зубов, которые так никогда и не вырастут.

— Нет, — ответил Кеззель, — я с тобой…

Она взяла его руку своей крохотной ладошкой. Когда тебя вот так держат за руку, ты далек от всех неправд на свете, забываешь об Игре и о том, что тебе невыносимо горько. Ты просто чувствуешь себя нелепой плюшевой игрушкой, способной лишь на то, чтобы приносить кому-то покой. Яркий сполох отразился в глазах девочки, а после наступила тишина.

Когда Темнота выпустила Кеззеля, его тело пылало огнем, словно парочка обезумевших солнц. Плевать. Кое-что жгло его стократ сильнее — остатки робкого, постепенно уходящего тепла на его ладони. Кир и Ор на этот раз даже не посмотрели в его сторону.

— Слишком долго ходишь!

— А ты жульничаешь! Сделал два хода подряд, пока я помешивал сахар!

— Что такое этот сахар?

— Не знаю, но от него чай слаже.

— Насыпь и мне, что ли?