Охотник на бабочек

Вейр

В детстве я любил смотреть за тем, как работает дед. Ловил каждое движение: будь то ритмичные взмахи молота или же скрип мехов, раз за разом возрождающих жизнь в прокопченном горне. Кузница, пропахшая потом и дымом, в те мгновения казалась мне колыбелью настоящей магии. Тут обычная руда, пройдя через огонь и сталь, обращалась множеством прекрасных вещей. Доводилось мне видеть выступления уличных кудесников, но я оставался равнодушен.

Ведь истинное волшебство творилось здесь.

Закончив очередную подкову или косу, дед снимал кожаный фартук и рукавицы, простеганные железными нитями, выметал золу из горна и выбирался на воздух — умыться и раскурить трубку. Тогда он уже не выглядел грозным божеством. Я устраивался рядом, торопясь обрушить на него свои наблюдения и мысли.

— Магия, — на губах деда плясала усмешка. — Чтобы ее увидеть, не обязательно часами таращиться в пламя. Волшебство нужно искать вдали от людей.

— Где же тогда?

— Повсюду, — ответил он. — В чаще, среди деревьев. На лугу и в шумной реке. В чистой воде из горного ручейка.

Я только плечами пожал.

Дед выпустил струю дыма.

— А вон туда глянь-ка, да скажи мне, что видишь.

Там, куда он указывал мундштуком трубки, ничего особенного не было. Лишь кроваво-красная бабочка порхала над цветком.

— Бабочка.

— Вот!

— Что вот?

— Это огнивица. Сейчас ты ее даже не замечаешь, но изучи жизнь этой бабочки. И поймешь, сколь тернист путь к обретению ею нынешней личины.

Взгляд деда был устремлен вдаль. Я ловил каждый взмах красных крыльев, осознав вдруг сходство между их работой и ударами кузнечного молота.

— Я беру металл и превращаю его во что-то, исполненное формы. Серп то будет или борона — не столь важно. Важно, что мне не обойтись без клещей, мехов или кувалды. Предначальному, чтобы создать огнивицу, не нужно ничего.

С его лица сошло выражение отстраненности. Лукаво улыбаясь, он спросил:

— Понял теперь, где настоящее волшебство? Не отвечай. В свое время поймешь…

— Деда, а ты можешь создать бабочку?

Он рассмеялся.

— Все еще веришь в магию горна, — его голос посуровел. — Человеку не соперничать с Предначальным. Я могу лишь запечатлеть один миг ее жизни.

Позже дед и впрямь выковал медное подобие огнивицы. Я прицепил к нему шнурок и стал носить на шее, как талисман.

Так продолжалось до той поры, пока я не повстречал Лейлу.

 

Сапсан

Он проснулся перед рассветом. Рывком соскочив с топчана, замер посреди комнаты. Взгляд серых глаз был устремлен в окно — еще вчера разбитое, а теперь заткнутое изнутри старыми тулупами и соломой. Сквозь него не увидеть ни бледного месяца, что вот-вот растворится в солнечных лучах, словно кусок сахара, ни пробуждающегося леса. Но Сапсана не волновали красоты здешних мест. Его внутренний взор блуждал далеко отсюда, выискивая один лишь образ.

И, наконец, нашел.

— Проклятие!

Накануне вечером, заприметив брошенную избу, он долго раздумывал, стоит ли останавливаться на ночлег. Его не беспокоили кости, белеющие у крыльца, не пугала тьма, царящая внутри.

Сапсан боялся опоздать.

После видения он три дня и две ночи шагал — нет, летел к цели, словно камень, пущенный из пращи. Оставляя за собой длинную нить дороги, точно бусинками унизанную деревнями и постоялыми дворами, стремился к призрачному, как утренний туман, силуэту. Ее крылья тогда еще не раскрылись, сведенные за спиной. Тельце было бесцветным, лишенным четких очертаний. Такой же он видел ее еще вчера, раздумывая перед порогом избы.

Теперь же бабочка распахнула ему навстречу кроваво-красные крылья.

Огнивица.

Сапсан выскочил на лесную просеку и побежал. Отсюда до Братсвена часа два ходу. Жителей не спасти, но ведь в округе есть и другие деревни. А огнивицы способны существовать до недели — это ему было хорошо известно.

По крайней мере, сон помог восстановить силы. В схватке нужно будет выложиться до конца, если он намерен продолжить Охоту. На бегу проверил, легко ли мечи вынимаются из ножен.

Над запорошенными снегом кронами деревьев всходило солнце.

 

Вейр

— Как их много!

Они облюбовали холм неподалеку от Змеиного Тракта. Определенно, выбор оказался удачен: достаточно близко, чтобы разглядеть гербы на знаменах, трепыхающихся на ветру, и в то же время столь далеко, что можно не бояться оглохнуть от поступи сотен ратников, закованных в латный доспех.

— Какие они красивые!

Лейла раскраснелась, глаза ее блестели. То и дело восторженно восклицая, она всматривалась в стекло увеличительной трубы, которую я предусмотрительно прихватил из мастерской деда. Грудь ее вздымалась, вызывая во мне радость и страх — кажется, что в полноводную реку с обрыва сиганул.

— Ты бы хотел быть одним из них?

— Они же не на прогулку собрались.

На самом деле мне хотелось говорить о другом, глядя на нее. Чем ближе подбиралась война к нашему краю, тем сильнее обострялись чувства.

— Я мечтаю жить при дворе, — Лейла вздернула подбородок. — Здесь, в глуши слишком скучно.

Я улыбнулся.

— Что? — в ее голосе прозвучал вызов.

— Мы дети крестьян.

— Ну и что? Мечты не разбирают сословий.

Взмахнув подолом, она отвернулась от меня и плюхнулась на траву. Некоторое время мы сидели молча, слушая звуки Тракта. Сегодня он был неузнаваем — будто крошечный ручеек в мгновение ока превратился в бурлящую реку. Топот ног, отрывистые выкрики и бряцанье оружия, ржущие то и дело кони. Скрип колес.

— Тебе страшно?

Лейла не ответила. Тогда я сел рядом, обняв ее. Прижал притихшую девчонку к себе и стал нежно баюкать, словно младшую сестру.

Руку что-то кольнуло.

Отстранившись, понял, что всему виной мой подарок, висящий у Лейлы на шее. Медная бабочка, выкованная в дедовской кузнице.

Вспомнив о деде, помрачнел. Старик в последнее время был невыносим, постоянно ворчал и совсем перестал улыбаться. Вместо серпов, борон и кос с наковальни сходили мечи и наконечники копий. В деревне же вовсю судачили о надвигающейся войне, и чаще всего звучало одно слово, произносимое с отвращением и страхом.

Магия.

 

Сапсан

Хмурое зимнее утро принесло в Братсвен метель. Словно небеса прознали о том, что случилось в маленькой деревеньке, и решили воздать дань погибшим, пролив над ними белые слезы. Ветер завывал волком, швыряя в лицо колючие снежные хлопья, стараясь забраться под кольчугу и подбитый мехом плащ.

Сапсан оставался безучастным к причудам погоды. Чтобы выжить, нужно отринуть эмоции и чувства — этот урок был усвоен очень давно. Обнажив мечи, он продвигался по заснеженной улице, единственной в деревне. То и дело приходилось обходить тела. Словно палая листва, они лежали повсюду. Сапсан не запоминал лиц, что вот-вот исчезнут под саваном, сотканным метелью. Он видел подобные картины не один раз.

Где-то на задворках сознания била кровавыми крыльями бабочка, появляясь то справа, то слева от него.

Она выжидает.

Миновав два ряда домов, он вышел на открытое пространство, в центре которого белели камни колодца. Через одну из его стенок было перекинуто тело — словно человек высматривал что-то там, на дне. Неподалеку чернела поленница, сложенная под навесом. Здесь так же, как и везде в деревне, царило безмолвие. Временами до Сапсана доносились звуки, издаваемые напуганной скотиной, но сейчас вой ветра заглушил и их.

Бабочка куда-то пропала.

Не ослабляя бдительности, он зашагал к неподвижному телу впереди.

Человек, обхвативший холодный камень в миг агонии, был обезглавлен. Из разорванного горла торчал осколок позвоночника, в окружении пучков сосудов и кожи, висящей лоскутами. Судя по всему, удар оказался страшной силы. Внутренние стенки колодца блестели от крови; в глубине же его Сапсан увидел отрубленную голову, дрейфующую посреди темной воды в деревянном ведре.

Глаза, полные животного ужаса, не мигая глядели на него.

Воздух запел, рассекаемый сталью. Тяжелый топор для колки дров обрушился туда, где мгновение назад стоял Сапсан, выбив снопы искр. Один, второй, третий — отражаясь от стен колодца эхом всплесков, посыпались камни, пока не обвалилась вся кладка, увлекая на дно изувеченный труп.

"Ты хорош".

"Мне интересно".

В его сознании бабочка порхала совсем рядом, заслоняя собой все. Этот момент в схватке особенно важен. Нужно быстро приглушить восприятие призрачного мира, иначе станешь подобен воину на поле брани, которого ослепило яркое солнце и тут же пронзил клинок недруга.

Бабочка поблекла и отдалилась. Выставив вперед мечи, Сапсан ловил каждое движение ее человеческого воплощения.

Мальчик лет тринадцати от роду. Льняная рубаха на голое тело, вся заляпана кровью. Босые ноги по щиколотку утопали в снегу. Перемазанная алым рукоять колуна с трудом помещалась в детской ладошке, но Сапсан не обманывался этим зрелищем. Человек, в котором поселилась бабочка, силен неимоверно и очень быстр.

Она атаковала.

Сапсан крутнулся на месте, уходя от падающего колуна. В другой руке мальчик сжимал небольшой топорик для рубки дров, очень острый. Он попытался полоснуть врага ударом в живот — Сапсан парировал, ответным выпадом едва не взрезав противнику запястье.

"Как красиво".

"Как красиво ты танцуешь".

Бабочка стремилась пробиться сквозь барьер, воздвигнутый им. Она хлопала крыльями, обрывками фраз осыпая его сознание точно цветок пыльцой.

Возможно, схватка и правда была сродни танцу. Мальчишка играючи управлялся с громоздким колуном, раз за разом отражая контратаки парных мечей. Топорик нес не меньшую угрозу.

Все же бой, исход которого решала одна ошибка, не мог продолжаться долго.

Под снежным покровом то тут, то там скрывалась наледь, намерзшая от пролитой колодезной воды. Уворачиваясь от очередного выпада, Сапсан поскользнулся и через мгновение растянулся на земле.

"Благодарю тебя за танец".

Колун летел прямо в лицо воину. Бабочка решила вложить всю силу в последний замах.

Резко ударив в снег рукоятью меча и пятками, Сапсан толкнулся достаточно, чтобы крутануться на спине. Секунда, другая — и один из мечей вспорол живот, а вторым он изловчился перерезать врагу подколенные сухожилия. Возвратным движением отсек кисть руки, сжимающей топорик.

Бабочка билась в агонии, ее крылья стали гореть бесцветным пламенем, съеживаясь и теряя форму.

Сапсан уже твердо стоял на ногах, держа оружие наготове. Тело мальчика дергалось в конвульсиях, повиснув на топорище застрявшего в земле колуна.

"Хорош".

"Ты слишком хорош для меня".

"Королева…"

— Что ты знаешь о королеве? — хладнокровие разом покинуло его.

"Королева… потанцует… с тобой".

Бабочка почернела и обратилась в ничто.

Его сознание выискивало мельчайшее колебание в призрачном мире, но, похоже, она и впрямь исчезла. Сгорела.

Сапсан присел на одно колено, вглядываясь в лицо мальчика. За время боя на нем не дрогнул ни один мускул. Люди, обращенные бабочкой, обычно сражались без чувств и эмоций, с опущенными веками и связанным языком.

Сейчас к нему оказался устремлен ясный взор синих глаз. Сжатые губы раскрылись, выпустив наружу струйку крови.

— Снег идет. Кра… красиво.

Больше мальчик ничего не сказал.

Вскоре Сапсан покинул Братсвен, направляясь по тракту на восток. Даже если ему суждено погибнуть, во что бы то ни стало нужно разыскать ее.

Королеву.

 

Вейр

Женщина.

Женщина в желтом платье.

Дородная женщина в платье цвета полуденного солнца, размахивающая двуручным мечом, будто легким перышком.

В снах все ярче, чем в жизни. Краски ослепляют. Алая кровь на зеленой траве. Теплое дерево изгороди истекает багрянцем, точно соком. На лицах, скованных маскою смерти, видны каждая ресница, морщинка. Даже крошечный волосок.

Я вижу деда, и ноги отказывают. Накатывает рвота. Легкие разражаются хрипом, словно дырявые кузнечные меха.

Я вижу блеск меди неподалеку, в скопище тел.

Огнивица, подарок для моей Лейлы.

Ползу…

…чтобы пробудиться.

Тяжело дыша, выскочил из дома. Облиться холодной водой — первое дело поутру. Это помогало очистить разум от ужасов прошлого. Шаагран говорил, что когда окончательно вернется память, кошмары станут не столь мучительны. Однако, день за днем боль от пережитого не ослабевала.

— Проснулся?

Старик по обыкновению корпел над грядками. Иногда мне казалось, что он проводит там все время, от самого рассвета до поздних сумерек. Конечно, за исключением часов, которые уделялись тренировкам.

— Да.

Шаагран приблизился. Я не переставал восхищаться тем, как он двигается. Подобно легкому порыву ветра пересек огород, не потревожив ни листочка ни веточки, словно тело его было соткано из тумана.

Из-под соломенной шляпы, надвинутой на глаза, выглянула спокойная улыбка.

— Хорошо. Пойдем-ка перекусим.

Каждое утро за завтраком я рассказывал о снах. Но в этот раз Шаагран оборвал меня на полуслове.

— Думаю, ты вспомнил достаточно. Теперь, когда разрозненные видения прошлого обрели смысл, говорить о них все равно, что поворачивать лезвие ножа в ране.

Я не нашелся, что ответить.

— Скажи мне, — спросил Шаагран. — Знание о тех днях, что прожиты тобой до нападения на деревню, осталось?

— Да. Я помню то время. Хоть и кажется, что все это мне приснилось. Долгий счастливый сон, пробуждение от которого наступило несколько недель назад.

— Не думай так. Вечный сон ничем не лучше бессонницы, а пробуждение от грез столь же естественно, как и смена светил на небосводе. Уж поверь старику.

Шаагран поднялся из-за стола.

— Теперь, когда прошлое воссоединилось с настоящим, я должен кое-что вернуть. Когда я нашел тебя полумертвого — там, в деревне — это было зажато в твоей руке.

Он протянул мне медную бабочку, подвешенную на шнурке.

— Думаю, вещь много значит для человека, коли он цепляется за нее так, как ты. Надеюсь, она убедит тебя, что прошлое столь же реально, как и то, что происходит сейчас.

Дедовская огнивица.

Будто зачарованный, крутил ее в руках. Ощущение, словно разглядываешь гигантское зеркало, в котором отражается вся жизнь.

— Тренировки сегодня не будет, — сказал Шаагран. — Я оставлю тебя. Завтра о многом предстоит поговорить.

 

Клац-клац.

Я пропустил удар. На этот раз в плечо.

— Соберись и прекрати витать в облаках.

По тону Шааграна чувствовалось, как он недоволен, но я ничего не мог с собой поделать. Нынче утром старик рассказал много такого, от чего мысли в голове сейчас мелькали куда быстрей, чем деревянные мечи в его руках.

С гортанным криком Шаагран атаковал.

В западных землях издревле обитает народ, приобщенный самим временем к таинству магии. Есть место, где чистая сила течет подобно реке. Призрачный мир. Увидеть его, соприкоснуться с ним для жителей того края так же естественно, как слепить кувшин для гончара. Однако, даже могущественные чародеи не могли нарушить те законы, что установил Предначальный на заре мира.

Удары сыпались со всех сторон, заставив меня уйти в глухую защиту.

Маг был способен извлечь силу из призрачного мира, чтобы использовать ее для своих целей.Однако, зачерпнув воды из ручья, можно лишь напиться или умыть лицо. Чародей применяет силу, чтобы изменить что-то уже существующее, но он бессилен создать новое. Обитатели западных земель в угоду себе перекраивали окружающий мир. Но и здесь Предначальный был сильнее. Считанные минуты, изредка часы — и любое заклятье разрушалось. И лед вновь становился водой, пламя затухало, а стайка разноцветных птиц растворялась в воздухе, оказываясь иллюзией.

Блокировав атаку в голову, едва не упал на колени. Дыхание совсем сбилось.

Тогда маги, исполненные гордыни и тщеславия, прибегли к силе призрачного мира, чтобы изменить природу людей.

Медная бабочка била в грудь, подпрыгивая при каждом ударе или блоке.

Прав был твой дед-кузнец, когда говорил, что замысел Предначального познается через наблюдение за одной лишь бабочкой. Метаморфозы, позволяющие ей приобрести крылья и пестрый окрас, по природе своей мало отличимы от закалки или ковки меча. Синтез разнородных элементов порождает нечто новое. Сила, проникая в человека, меняет его — действует медленно, словно вода, подтачивающая камень, и столь же неотвратимо.

Получив болезненный удар в грудь, растянулся на траве.

— Поднимайся!

Магия стала той кузницей, где из людей выковывали мечи и боевые топоры. Число убийц, взращенных силой призрачного мира, множилось с каждой новой битвой. Народ запада обратил взор на богатые земли востока, кровь опьянила многих чародеев.

Мечи в руках тяжелели с каждым взмахом.

Некоторые люди, захваченные силой призрачного мира, могли существовать день-два, кто-то — около недели. Месяц могли протянуть единицы, но и они умирали. Все изменилось с появлением Королевы. Той, в ком две сущности слились воедино.

Той, что могла создавать себе подобных без помощи магов.

Деревянное закругление коснулось моего горла.

— Достаточно на сегодня.

Так чародеями был выкован обоюдоострый клинок, который разил и чужаков, и собственных создателей. Армия Королевы двинулась на восток, сея кругом смерть.

Пока я без сил валялся на траве, старик, прихватив тренировочные мечи, зашагал к дому.

— Шаагран?

Он обернулся.

— Можешь показать мне ее? Силу, о которой говорил?

— Она не имеет физической формы. Это будет иллюзия.

— Все равно.

— Хорошо, я обучу тебя восприятию призрачного мира — улыбнулся Шаагран. — Здесь потребуется терпение.

Он вытянул вперед руку.

— Я зачерпну крохотную частицу силы. Твое сознание само подберет для нее образ. Смотри же.

Воздух задрожал, словно пламя на сквозняке.

На раскрытой ладони затрепыхалась маленькая бабочка.

— Видишь?

— Да, — меня охватил восторг. — Бабочка. Синие крылья, с черными пятнышками.

— Что ж, ожидаемо. — усмехнулся старик. — Для меня это цветок. Фиалка. Закончим на сегодня.

Чудо пропало столь же молниеносно, как и появилось.

— Шаагран?

— Ну что еще? — на этот раз он не стал оборачиваться.

— Зачем ты меня учишь?

— Я думал, тебе интересно.

— Интересно. Но ты не ответил.

— Когда столько дней выхаживаешь полумертвого мальчишку, не хочется, чтобы он за просто так сложил где-нибудь голову. Сейчас опасные времена.

— Ты один из тех чародеев?

Он промолчал.

— Шаагран!

Старик ушел, оставив меня наедине с гнетущими мыслями.

 

Сапсан

Корчма на окраине Хельна оказалась самой многолюдной из тех, что он посетил, будучи в городе. Наверное, дело в удаленности от королевского замка.

Сапсан занял угловой стол. Он всегда старался сесть так, чтобы все видеть и держать спину прикрытой. Миловидная девушка с длинными светлыми волосами принесла жаркое и эль.

Сегодня очень хотелось выпить.

До него долетали обрывки чужих разговоров. За длинным столом в центре зала сидела компания воинов, которая шумела больше прочих.

— Ходят слухи, что из королевской семьи никто не уцелел.

— Подумать только, нами правит деревенская ведьма.

— Нами правят страх и сила. Я сражался при Рогстаде. Охваченных демонами не остановить, они неуязвимы.

— Молчать! — рявкнул рыжеволосый здоровяк, ударив кулачищем так, что подпрыгнули пивные кружки.

Среди собутыльников его выделял плащ, подбитый волчьим мехом, который у основания шеи был скреплен фибулой с изображением орла — такие носит только замковая стража.

— Я видел ведьму и остался жив. Обычная смазливая девчонка. Стоит захватить ее врасплох, и она будет валяться в ногах, моля о пощаде. Нужно только проникнуть в замок.

— На то она и ведьма, чтобы видеть каждый наш шаг, — возразил кто-то. — Нет ни единого шанса.

— Трусы!

— Остынь, Оствальд. Хельн и так в тяжелом положении. Если мы потерпим неудачу, в городе будет новая резня.

— Рассуждаете, как бабы, — продолжал горячиться рыжеволосый. — А она забирает к себе все больше наших детей и дочерей. Убивает наших братьев и отцов. Я, королевский гвардеец Оствальд, уже встречался с этой ведьмой, и говорю — мы должны убить ее.

Он залпом осушил кружку эля, гневно оглядывая стол.

Поняв, что дело вот-вот обернется ссорой, хозяин корчмы наскоро оттер руки от жира, чтобы снять со стены лютню. Пальцы ударили по струнам, породив незатейливую мелодию. Разноголосье стихло, точно стреноженный ветер. Кружась в танце, по залу бабочкой запорхала девушка — та, что разносила еду.

Она запела.

О славных временах и великих битвах, героях и настоящей любви. В древней саге воспевались отвага и доблесть далекого прошлого — то, чего остро недоставало сейчас. Постепенно люди стали хлопать в такт музыке. В звонком девичьем голоске им слышалась надежда.

Лишь Оствальд пребывал в дурном настроении. Порядком захмелев, он жаждал действия, а не слезливых побасенок. Улучив момент, рыжеволосый схватил девушку за руку и притянул к себе.

— Пусти!

— Спокойно, красавица. Я солдат и пуще слов люблю дело.

Она отчаянно вырывалась, тогда как Оствальд с вызовом поглядывал то на товарищей, пытающихся его урезонить, то на хозяина, который сменил лютню на кинжал.

— Хватит дергаться! — прикрикнул он на певунью. — Уж лучше побудешь в объятьях королевского гвардейца, чем в лапах мерзкой ведьмы.

— Никакой ты ни гвардеец. Все, кто защищал замок, давно мертвы. Трус!

Лицо Оствальда стало одного цвета с волосами.

Он потянулся к мечу.

— Да как ты смеешь…

— Ты ведь не видел ее, верно?

Сапсан стоял в двух шагах от рыжеволосого верзилы, скрестив руки на груди.

— Что ты там мелешь, парень?

— Ты не видел Королеву. Никто из вас ее не видел.

— Утверждаешь, что я лжец? — отпустив наконец девчонку, Оствальд поднялся на ноги.

Зазвенела сталь, вылетающая из ножен.

Через мгновение рыжеволосый лежал на полу, хрипя от боли, а его меч был отброшен в дальний угол корчмы.

— Я сломаю тебе руку, если не скажешь правду.

— Провались к демонам, парень, ты мертвец, аааааа!

Хрустнула кость.

— Эй, ты что делаешь, выблядок?! — загомонили воины.

Сапсан вынул мечи.

— Убью любого, кто вмешается, — спокойно сказал он.

Осыпая его проклятиями, друзья рыжеволосого все же держались на расстоянии.

— Я жду ответа, — Сапсан приставил клинок к груди поверженного противника. — Твои слова или твоя жизнь?

Чутье подсказывало Оствальду, что незнакомец не шутит.

— Да, я не видел…ведьму.

— Хорошо. А теперь скажи мне, где находится тайный ход в замок?

— Чего?

— Ты был там во время штурма и выжил. Значит, где-то должен быть проход.

— Я пробился, — рыжеволосый почувствовал, как холодный металл коснулся горла. — Тридцать шагов на север от моста. Внизу есть водосток.

Лязгнули мечи, убранные в ножны. Через минуту Сапсан уже шел по улице, направляясь в сторону темнеющих вдалеке башен.

— Воин! Подожди, пожалуйста!

Его догнала девушка.

— Не ходи туда, — в зеленых глазах читалась мольба. — Колдунья дает бал, сегодня замок кишит убийцами.

Она напомнила ему ту, что была оставлена в снах и детских грезах. Может, поэтому он решил проучить рыжего горлопана — даже вопреки собственным обетам.

— Ты погибнешь!

— Я знаю.

Она не стала преследовать его.

Только крикнула:

— Как твое имя, воин?

— У меня нет имени.

У него действительно не было имени. Он утратил его, убив первую бабочку — там, в заросших лесом предгорьях запада. Словно охотничий сокол, подброшенный ввысь, все эти годы он летел к своей цели, окольцованный клятвой, которую дал умирающему старику.

Так или иначе сегодня он избавится от этой ноши.

Сапсан приближался к замку. Предупреждение девушки было излишне — он и сам видел десятки бабочек, разноцветным облаком висящих среди камней. С каждым шагом в голове отдавались слова обещания.

"Всюду уничтожать порождения силы".

"Выследить и убить Королеву".

 

Стражник с подозрением разглядывал его.

— Кто ты такой?

— Я получил королевское приглашение на бал.

— Приглашение, говоришь?

— Личное, — улыбнулся Сапсан.

Стражник сглотнул. Затем распахнул воротину пошире.

— Ты почти опоздал. Проходи.

Сапсан неторопливо пересек надвратную арку.

— Ступай прямо и выйдешь к главной башне.

— Спасибо.

Чтобы блокировать видение призрачного мира, он выпил снадобье, изготовленное Шааграном, и сейчас не мог определить, кем по своей природе был стражник. В любом случае, это не так важно. Он изменил первоначальный план проникновения, рассудив, что не знает предел могущества Королевы.

Его единственный шанс — действовать открыто и рассчитывать на удачу. Он все поставит на один-единственный удар, который должен быть смертельным.

Тут Сапсан заметил, что навстречу ему бежит девушка. Он положил руки на эфесы мечей, надеясь, что не придется пускать их в ход раньше срока. Незнакомка ругалась вполголоса, не сбавляя шаг. Ее лицо показалось знакомым. Их глаза встретились.

— Вейр!

Это она.

— Вейр, что ты тут делаешь?

Та, что поселилась в его снах.

— Лей…Лейла, — неуверенно произнес Сапсан, словно пробуя забытое имя на вкус.

— Слушай, я так рада. Но мне нельзя опаздывать. И нужно успеть переодеться. Пойдем.

Она потянула его за руку — совсем как в далеком детстве. Как и тогда, он был не в силах противиться.

Пока Лейла подбирала платье для бала, Сапсан обдумывал ситуацию. Вернее, пытался обдумать. Взгляд его то и дело скользил по обнаженному девичьему телу — меняя наряды, Лейла не особо заботилась о соблюдении приличий. Чувствуя, что мысли начинают разбегаться в разные стороны, воин погрузился в созерцание убранства комнаты.

Покои были роскошны. Здесь кресла из экзотического палисандра, украшенные искусной резьбой, и пышные ковры работы мастеров запада, и изысканный ночной столик из яшмы и нефрита, что поставлен подле огромной кровати с балдахином. Но все заслоняли куклы.

Десятки кукол, разбросанных повсюду.

— Нравится коллекция?

Она смотрелась ослепительно в пышном платье цвета червонного золота.

— Моя маленькая свита. Меньшее, что дозволено иметь любимой игрушке Королевы, — улыбка Лейлы потускнела. — Ты не мог бы помочь мне с корсетом?

Пока Сапсан возился со шнуровкой, они обменялись воспоминаниями о минувшем. Девушка рассказала, что Королева забрала ее из деревни и до сих пор держала при себе. После о своей жизни у Шааграна поведал юноша — каждое событие прошлого вытягивалось из памяти неохотно, точно заноза.

Как только с корсетом было покончено, Лейла повернулась к нему. Их губы встретились. Тут же она отпрянула.

— Что случилось? — спросил Сапсан.

Понял, что ее взор устремлен на огнивицу, висящую у него на шее.

— Она тебя уколола?

— Да, — засмеялась девушка. — Я такая растяпа.

Смех вышел натужным.

— Не думала, что ты будешь носить ее. Может, вернешь? Это ведь подарок мне, не забыл?

— Не могу, — слова вылетели сами собой.

Внутри него заговорил инстинкт. Выпестованный годами Охоты, раз за разом спасая ему жизнь.

— Ладно, — передернула плечиками Лейла, стараясь скрыть разочарование. — Идем.

По дороге в главную башню в нем зародилось страшное подозрение. Оно крепло и обратилось уверенностью в тот момент, когда они вошли в огромный зал, отведенный для бала. Он был заполнен празднично разодетыми юношами и девушками, которые украшениям в этот вечер предпочли обнаженную сталь клинков. Лейла грациозно прошествовала мимо мечей и рапир, поднятых в ее честь, чтобы занять место на троне, доселе пустовавшее.

— Почему? — Сапсан остановился у возвышения, не поднимая головы.

— Королева дала мне частицу силы, чтобы я могла служить ей. Но ты знаешь мою мечту. Я не хотела быть игрушкой. А тот бриллиант, что поселился внутри нее, заслуживал лучшей оправы, чем обрюзгшее дряхлеющее тело. Он стремился ко мне, и сейчас мы — одно целое, — она вытянула вперед руку. — Теперь взгляни на красоту, недоступную человеческому пониманию. Пусть начнется наш Бал!

"Смотри".

"Любуйся танцем".

"Танцуй с нами".

Грянула музыка.

Его тут же оттеснили от трона. Спасало лишь то, что нападали не толпой, а по одному. Лишь это позволяло оставаться в живых. Боковым зрением Сапсан видел, что обитатели замка сражаются не столько с ним, сколько друг с другом. Действие снадобья ослабело, явив ему многоцветье крыльев, которые сплетались и низвергались на дубовый паркет — черные, точно погребальные одежды.

Зрелище завораживало.

Наконец, обессиленный ранами и безумным ритмом схватки, Сапсан упал. Юнец в пурпурном камзоле занес над ним обагренный кровью клинок, целя в горло, и тут же был сражен мечом Лейлы.

Пришла тишина — спокойная, свободная от музыки и звуков призрачного мира.

— Силен, — ее пальцы пробежали по его груди, обойдя стороной медную огнивицу. — Куда сильнее тех, кого я обратила. Жизнь их коротка, увы, — ее глаза полнились грустью. — Поэтому я даю бал, чтобы они сгорели ярко, подобно звездам, что падают к нам с небес. А после беру в услужение новых. Но ты другой, Вейр. Пойдем со мной. Ведь ты всегда хотел этого.

— Почему ты так жестока с людьми?

— Люди, — презрительно скривила губы Лейла. — Люди создали Королеву. Они превратили невесть во что меня. И тебя тоже.

— Я сам сделал выбор.

— Дурак. Внутри тебя заключена та же сила, что и у меня. Сражаешься с существами, подобными себе. Наивный глупец!

— Сила? — Сапсан отказывался верить ее словам. — Ты лжешь!

— Ты обращен. Так же, как и я.

— Но кем? — единственное предположение выглядело разумным. — Выходит, Королева тогда…

— Как же легко обмануть деревенского простофилю, — усмехнулась она. — На твой амулет наложено мощное заклятье. Оно мешает силе захватить контроль над сознанием, но в то же время позволяет черпать из нее возможности, недоступные обычному человеку. А если она все же прорвется сквозь барьер, заклятье убьет тебя.

Не может быть.

Шаагран.

— Дурак, — в голосе девушки слышалось сочувствие. — Теперь ты понимаешь? Если не хочешь быть куклой, нужно стать кукловодом. Сними эту побрякушку и освободись.

— Хорошо, — прошептал он.

Руки взялись за шнурок, что на поверку оказался ошейником.

— Молодец, Вейр, — Лейла наклонилась, чтобы поцеловать его.

Это ее и сгубило.

— Я не могу, прости.

Он откатился в сторону, избежав удара гигантских крыльев.

Поднялся на ноги, наблюдая, как огромная бабочка золотистой окраски корчится на полу, пытаясь стряхнуть медную огнивицу, истекающую пламенем.

Погруженный в печаль, он побрел к выходу из зала, изгнав из сердца сомнения и жалость.

Но постепенно внутри зарождалось неизведанное доныне чувство.

Страсть к танцу.

Она поглотила его, распахнулась над головой пульсацией цвета стали. Сапсан с восторгом и упоением танцевал с бабочками, что встречал на пути. Когда их не стало, чуть не расплакался, снедаемый тоской. Но вот он пересек замковый двор и узрел огни города, взывающие к его крыльям. Там сверкали искры жизни сотен маленьких светлячков.

Он должен подарить им миг танца.

— Нет, Вейр!

Он обернулся.

В окне башни бил крылышками угасающий светлячок.

— Вейр, не надо! Не становись таким, как я!

Ему был смутно знаком голос.

— Вейр, я тебя…

Ветер унес обрывок фразы вместе с падающим на камни тельцем.

 

Вейр

Я схоронил Лейлу за городом, на холме.

Поутру Хельн гудел, как растревоженный улей. Жители предали замок огню, надеясь таким образом очиститься от мрачных теней прошлого.

Для меня же мраком окутано будущее.

Шаагран говорил, что обращенный редко живет дольше месяца.

Лейла сказала, что сумела слиться воедино с силой внутри себя.

Посмотрим, чем я смогу ответить на их слова.

Бросив последний взгляд на могилу, где детская любовь покоится вместе с медным даром деда, что годами сберегал мне жизнь, отправляюсь навстречу первым лучам солнца.

Туда, где готовится раскрыть смертоносные крылья моя очередная жертва.

Или палач.