Klement Perp

Ядовитый человек

В сплетении рук угадывались жуткие очертания двух змей, обвившихся в страстном танце смерти. Смех... или слёзы. Я не плачу. Я не смеюсь. Я не чувствую ничего, кроме пустоты.

Чёрные и цвета красного золота волосы сплелись в причудливый узор. Время двинулось своим чередом, и тишина покрылась трещинами. Мир готов был обрушить на нас лавину событий, чувств, впечатлений. Но почему же тогда из всей этой массы отчётливее всего чувствовался привкус сожаления? Горький, металлический вкус сожаления, приправленный остротой пробудившейся памяти. Иногда память играет с нами жестокие игры.

— Прости меня, — осознание оглушило сильнее шума внешнего мира, настойчиво пробивающегося в наше уединение.

— За что? — тёплая улыбка, словно она забыла про недавнюю опасность.

— Я погубил тебя, — рука соскользнула и ощутила нежную кожу лица.

— Ты меня спас, — как тяжело отстраняться от её горячих губ. — Что случилось? Мы живы. Остальное неважно.

Я поднялся на локтях, не в силах оторвать взгляда от обнажённого тела моей женщины... я прижал ладони к вискам, пытаясь совладать с мыслями. Как сказать ей правду? Как объяснить ей, что понял правду только сейчас? Как удержать её после... как простить себя самого?

Она почувствовала неладное. Наш мир рушился на глазах. Она села, прижавшись плечом ко мне, вздрогнула от холода и нашла одеяло, сбитое кучей в ногах. Я отстранился, и тогда она натянула одеяло лишь на себя одну.

— Что происходит? — голос всё ещё низкий, вибрирует в груди, отзывается будоражащим эхом внутри меня.

Я старался не поддаться своим желаниям. Заметила ли она горькую ухмылку? Всё, что я делал до сих пор — это поддавался своим желаниям. И одним из них было не замечать правды.

— Я буду с тобой, — вот всё, что я смог сказать. — Вечно.

Она в изнеможении упала обратно на подушку и размытым взглядом уставилась в потолок. Она удивилась? Поняла? Приняла?

 

Начало... это только начало — стучало в висках.

 

***

 

"И всё-таки я обманул её" — эта мысль наполняла невыносимой болью разум, вытесняя ощущение боли физической. И стоило на миг прогнать мысль о предательстве, тело обретало способность чувствовать — и каждую клеточку пронизывало раскалённое железо агонии. Ведь я знал... знал, но не верил снам, в которых видел своё будущее. Я не верил тому, что это будущее реально. Я пытался не верить даже в то, что моё настоящее — и более того — прошлое, так же реальны, как снег, который я сейчас питал своей кровью.

 

Я жил как обычный человек, любил и ненавидел — в основном тех, кто покинул меня ещё в юности. Я ненавидел отца, который стал призраком, отравляющим память, я ненавидел мать за то, что она не смогла освободиться от уничтожающей жизнь власти мужа, который ломал её словно дерево, пытаясь усмирить гордое и сильное существо. Я ненавидел своего отца за то, что он считал искусством ломать судьбы людей и менять их по прихоти. И я ненавидел себя за то, что сам стал подобием бонсаи — и даже после того, как отец погиб, шрамы на моём сердце и привычка бояться высоты своих желаний не раз останавливала меня перед тем, как сделать решительный шаг. И ещё больше я ненавидел себя, за то, что не смог стать другим...

 

Я жил как человек, и я собирался умереть. Точнее, я бы хотел умереть как человек, но дар, оставленный отцом, умершим с ухмылкой на губах, пробуждался внутри меня. И это была память — память о том, кем он был. О том, кем мог быть отец — если бы не то, что сгубило его жизнь... если бы не тот, с шипяще-мурлыкающим голосом, призывающим последовать за сладостным ароматом.

Боль обжигала тело, и снег не мог больше впитывать это тепло. От красного пятна поднимался пар — призрак погибшей белизны зимы. Боль леденила память — и я впервые почувствовал наследство, полученное от отца. Или от того, кто притворялся им.

В памяти всплывали образы, голоса — и громче всех — тишина в том месте, где была душа отца. Он сдался, сдался без усилий, продал себя. Тот голос торжествовал, получив награду...

 

— Ты скоро погибнешь, — раздался мягкий голос, лишённый как жестокости, так и сожаления.

Я вздрогнул — ведь на много миль вокруг не было ни единого человека — ехать по узкой горной дороге в метель могли решиться только такие же безумцы, как и я... за что я и поплатился.

— Ты не безумец, — с нежной усмешкой проговорил голос, но источника звука я не мог определить — и лишь тщетно попытался подняться на локтях. Упругая волна воздуха заставила меня лечь. — Ты просто чувствовал, что дорога твоей судьбы готова явить главный перекрёсток. Можешь винить себя лишь в поспешности. Но я рада, что смогла найти тебя... пока ещё не поздно.

Голова пылала — образы, пришедшие из памяти отца, сливались с неведомым голосом, и дрожь охватывала всё моё существо. Мягкий, шипящий и мурлыкающий голос... нет, этот был иным, но не менее опасным.

— Я не опасна... для тебя, — незнакомка снова прочитала мысли. — Тебе действительно повезло, что именно я нашла тебя, брат. Любой из клана Низших поглотил бы тебя — сейчас ты слишком слаб.

Смутные отголоски никак не хотели складываться в полную картину. Я пересилил хрип в груди.

— Я не хочу повторять... — всё, сил не осталось.

— И не будешь. Ты сын Сайтори, один из нас, — холодное дыхание рядом с шеей. — Доверься мне, и я покажу истину.

Боль исчезла, сменившись яркой вспышкой пламенных видений. Сердце сжалось в груди, когда я увидел лицо той единственной, которую предам...

— Я не понимаю, — зеркало разума готово было разлететься на осколки. — Я никогда не предам её.

— Иногда память играет с нами жестокие игры, — впервые послышалась горечь. — То, что ты видел — это будущее.

— Тогда я хочу умереть и спасти её, — кулак сжался сам собой.

— Прости, твоя кровь сделала иной выбор, — дыхание на шее стало тёплым. — Я не ошиблась. Поднимайся, Стрикс, жизнь не покинула твоё тело.

 

Я усмехнулся. Пятно крови, поглотившее снег, говорило о другом — что бред, в который я погружался, был предсмертным. И всё же, я поднялся, одной рукой придерживая плечо.

Внезапно подул резкий ветер, принеся с собой тучу снежинок. Оттуда, из молочно-белого кокона вырвалась большая птица. Сова пролетела надо мной и скрылась среди деревьев. Я пошатнулся, попытавшись проследить за её полётом, а когда повернулся обратно, краем глаза увидел кошачью тень. Но наваждение быстро исчезло.

Ветер утих, и снежный занавес снова раздвинулся, открывая взору невысокую девушку в чёрной шубе.

Моё сердце забилось с удвоенной силой, и я с трудом хватал ртом воздух. Такое внезапное появление было слишком необычным для моего понимания.

Рыжеволосая без выражения посмотрела на меня, зажмурилась и, словно тень, скользнула ко мне. Я едва успел проследить за её движением, а она уже стояла рядом со мной, а её руки сжимали моё левое плечо.

— Успокойся, — я вздрогнул от её шипяще-мурлыкающего голоса... значит, это был вовсе не бред? — Они услышат стук. Ты ещё слаб, а их может оказаться слишком много.

— Что? — а, может, я всё ещё бредил. — Кто они? А ты... это ты со мной говорила?

— Не спрашивай о том, о чём уже знаешь, — она озиралась по сторонам. — Бербиш должен был уже вернуться...

— Кто? Кто такой Бербиш?

Девушка оставила мой вопрос без ответа. Она слушала звуки заснеженного леса, потом повернулась к горам, пытаясь понять голоса эхо.

— Идём, — она подтолкнула меня к стене деревьев. Как раз в ту сторону полетела сова. — Они спустятся с гор и найдут нас по твоим следам.

Можно было подумать, что я в чём-то виноват. Видимо, девушка поняла, что пришло мне в голову, и снова подтолкнула меня.

Тело ещё ныло от боли, но она была похожа на отзвуки эхо. И это была вовсе не боль, а память о ней... Когда я это понял, моё тело распрямилось, и шаг стал твёрже.

— Понял, наконец, — усмехнулась девушка.

Я не стал отвечать ей. И, видимо, она не ждала вопросов.

Мы отошли на десяток метров и остановились.

— Нельзя оставлять следы, — прозвучало как наставление. Девушка освободила правую руку и поманила тонким пальцем с острым коготком.

 

Я с недоумением смотрел на обломки моей машины и снег, на котором я недавно лежал. Когда же я понял, кого именно манила девушка, меня пробрал озноб... хотя, что я ожидал от той, которая показала мне истину моего происхождения? Я справился с собой и с интересом уставился на ком снега, который отращивал себе голову и конечности. Красный снеговик поднялся на ноги.

Хриплый смешок отвлёк меня — девушка с ухмылкой наблюдала за моей реакцией. Она щёлкнула пальцами, и снежный голем содрогнулся — красное облако пара пронзило его поры и загорелось в воздухе, чёрным дымом втягиваясь обратно в снежную грудь — туда, где должно было биться сердце. Когда вся кровь прогорела, голем стал стремительно изменяться — и вскоре в несуществующем зеркале я увидел своё отражение. Голем расправил свои рыжие волосы и отсалютовал моей спутнице.

— Всё, пора спешить, — напомнила девушка, и я очнулся.

— Конечно, — кивнул я, и чёрные ветви сомкнулись за нашими спинами.

"Меня не ждите, — из ниоткуда раздался мужской голос, но я уже ничему не удивлялся. — Скоро тени сольются с горизонтом, а там и гостей ждать недолго. Я останусь здесь, чтобы проследить, кто именно решил полакомиться падалью".

— Это я — падаль? — воскликнул я с возмущением.

Девушка промолчала. В этом молчании крылся укор. Тот, кому он адресовался, понял всё без слов.

"Ну, ты это, того. Падал ведь? Ну, вот, без обид, это я ведь любя!"

— Смотри, сам где-нибудь не упади, — прошептала незнакомка.

Словно в ответ, над нашими головами пронеслась чёрная тень — сова, выделывающая немыслимые кульбиты.

— Позёр, — усмехнулась рыжеволосая.

 

Мы молча ступали вглубь леса, ни разу не провалившись в сугроб — но когда до меня дошло, что мы парим в дюйме над поверхностью снега, странная улыбка наползла на моё лицо. Страх? Я не был испуган. Я был свободен, и я парил... Я не удивился и тому, что деревья ни разу не преградили нам путь — а когда я обернулся, молчаливые великаны снова сомкнули свои ряды, скрывая беглецов под запорошенными ветвями.

Моя спутница молча улыбалась, но взгляд её был тревожным. Она внимательно высматривала нечто на чёрных стволах деревьев.

— Что ты хочешь найти? — любопытство брало верх надо мной.

— Сам погляди, — и я проследил за её взглядом.

Зелёные глаза девушки вспыхнули как огоньки — и им вторил проявившийся на стволе росчерк как от когтей, преображающийся на глазах в рунический символ.

— Увидел? — шепнула она, и я кивнул в ответ. — Это сделал Бербиш.

— Но что они значат? — я замечал всё больше подобных символов — когда я отводил взгляд, то краем зрения замечал, как руны снова тускнеют и сливаются с корой.

— А ты потрогай один, — хмыкнула девушка.

Что-то заставило меня засомневаться в безопасности этого предложения. Но любопытство было сильнее страха. Я не успел подумать, а моя рука уже нащупала пылающий символ. Боли не последовало, и я вздохнул с облегчением, но когда моё сердце ударило в третий раз, воздух взвыл от чёрных росчерков. Вырвавшиеся корни дерева удлинились и пронзили воздух как мечи. Даже в полумраке наступающих сумерек я видел их металлический блеск. Я тяжело отдышался, не веря в то, что остался цел. Девушка потянула меня за рукав.

— Не глупи, тебе ничего от них не будет. Это ловушка для Низших, — она резко дёрнулась. — Кстати о них...

 

Моё сердце резко остановилось, будто споткнувшись, а когда снова ожило, воздух передо мной поплыл — будто в самый жаркий день лета. Сердце гулко билось в груди, и за его стуком прятались пока ещё далекие шаги преследователей. Резкий душераздирающий крик вывел меня из транса. Озноб пробрал меня до самых костей — ведь никогда раньше я не слышал подобных звуков... и, возможно, ни один человек не услышал бы его, ведь это кричал лес. Хриплые и высокие голоса предупреждали нас об опасности и бросали вызов незваным гостям.

Девушка метнулась вперёд, едва не сбив меня с высоты парения на снег, и я удивился, сколько силы в её хрупком теле. Мы бежали по ледяному воздуху вперёд, и её тонкая рука ни на мгновение не отпускала мой рукав.

— Бербиш должен был оставить один для нас, — она остановилась так внезапно, что я чуть не налетел на ствол дерева, вовремя успев заметить неприметный символ, сверкнувший фиолетовым. — Молодец, хватай его — это портал.

Лес снова проревел, на этот раз ещё громче, и из-за верхушек деревьев в небо взметнулись алые искры, окрашивая вечерний сумрак в цвет крови.

— Бербиш, — прошептал я. Почему-то мне без подсказок было ясно, что сове придётся несладко... память крови знала о том, кто такие Низшие и на что они способны.

— С ним всё будет в порядке, — жёстко произнесла девушка, и я протянул руку, на которую тут же прыгнул фиолетовый росчерк, навсегда стираясь со ствола дерева.

Порыв ветра, взявшийся из центра фиолетового сияния, укутал нас снежной пеленой. Последнее, что я успел увидеть, прежде чем, весь мир затянула жужжащая паутина — это десяток чёрных теней на самой границе зрения и красную точку, летящую в нашу сторону... я зажмурился, а перед моими глазами всё ещё кружились перья, окрашенные красным...

 

— Открой глаза, Стрикс.

В рыжих волосах моей проводницы блестели не растаявшие снежинки. В руках она держала красное перо. Я с ужасом смотрел на капли, падающие на каменный пол. Мне страшно было даже подумать о судьбе моего защитника.

— Всё в порядке, — с облегчением выдохнула девушка, и улыбка озарила её лицо. — Это морок.

И в подтверждение её слов, красное перо растаяло, обратившись в мокрую лужицу на полу.

— Ещё бы. Я лучший следопыт рода Любич, — хмыкнул самодовольный голос за моей спиной. Я обернулся, увидев выступающего из-под затемнённой арки мужчину. Свет факела выхватил из полумрака коренастого человека с растрёпанными коричневыми волосами с проседью. Его круглое лицо со свежей царапиной на щеке благодушно просияло. — Ты же не думал, что мы все тут рыжие?

Мужчина прочитал мои мысли, и я слегка смутился.

— Бербиш, сообщи Сайтине, что мы прибыли.

— Хорошо, — он кивнул, стряхивая с плеч перья. — А как же рассказ про мой бой с Низшими?

— Когда менестрели сложат балладу, тогда и приходи, а пока, — сверкнула глазами девушка, — иди к Сайтине. Она ждала Стрикса.

— Хорошо, — Бербиш явно был разочарован тем, что ему не дали право слова. — Но однажды я тебе припомню, как ты меня игнорировала...

— И тогда сойдутся в бою небеса с землёй, и грянет смертный гром, да-да, знаю я, — скучным тоном протянула девушка, — а пока, ступай, скажи маме, что я нашла сына Сайтори.

— Чего? — Бербиш опешил.

Я с интересом наблюдал за ситуацией — видно, Бербиш не знал, кого именно спасал. Это наводило на разные мысли.

— Так это? — мужчина переводил взгляд с девушки на меня. — Так это получается, твой брат?

"Что он сказал, Калли?" — встревоженный женский голос пронзил тишину, и я только сейчас понял, что до сих пор не поинтересовался, как зовут мою спасительницу.

— Можешь не спешить, — равнодушно кинула девушка Бербишу. — Это Стрикс.

— Слава всем богам, — раздался шёпот справа от нас.

В боковой галерее вспыхнули факелы, и я отшатнулся на шаг. Женщина в платье цвета неба смотрела на меня глазами, полными слёз. Я чувствовал, как моё тело окаменевает. На меня смотрела мать... но лёд, держащий тело обездвиженным, вскоре треснул — это была не мать, этого просто не могло быть — это её сестра. Сестра, о которой я ничего не знал.

— Не бойся, ты вспомнишь, — прошептала она, улыбаясь мне самой тёплой улыбкой... её улыбкой. — Добро пожаловать домой.

 

***

 

Как теперь, когда кровь открыла тайну моего происхождения, я мог обуздать свою ненависть? Как я мог простить отца, который погубил мою мать, сломил её силу, данную самой природой? Почему она, ведьма, подчинилась его воле? Почему она не сбежала, когда поняла, что тот, кого она полюбила — исчез, утонул в лавине подкравшегося безумия? Может, она хотела спасти его? Но от чего нужно было его спасать... от себя самого... о, да, тогда задуманное удалось. Но верх взяла не мать, а жизнь и её сумасшедшие горки — сегодня ты силён, а завтра — парализован ядом смерти. Не слишком ли дорогую цену заплатила ты, Сайтори, ведьма рода Свателик?

 

С тех пор, как закончилась моя старая жизнь, белое полотно снега сменилось лишь один раз. Целый год я провёл среди таких же, как я. Замок, спрятанный среди розы ветров на берегу Тайного озера, служил приютом для нескольких ведьмовских родов, принадлежащих Кругу. Я узнал, что некоторые его обитатели посещают эти стены лишь в праздники равноденствия, кто-то появлялся здесь каждое полнолуние, кто-то, так же как Сайтина и её муж, жил в замке постоянно. Но все без исключения роды имели представителя, который являлся на общие собрания. Первое такое собрание в моей жизни, произошло в день моей инициации.

Сразу же после лесной схватки с Низшими, Бербиш разослал свечи-вестники ко всем старейшинам, хранившем верность Кругу. Уже через час после полуночи, в пламени костра, разожжённого прямо на полу подземелья, проснулась саламандра-хранительница рода Свателик. Моё тело, испытавшее потрясение во время автокатастрофы, наконец, дало знать о полученных ранах. Что-то не давало испытывать боль во время нашего бегства, но ночью жестокий приступ боли вернулся. Но ни Калли, ни Сайтина, не выглядели обеспокоенными, когда моё бледное лицо покрылось испариной. Четверо незнакомых мне человек положили меня на невидимые носилки и доставили в подземелье, полное безмолвных теней. Последний приступ боли скрутил мои внутренности, и я почувствовал вкус крови на губах. Еле слышные хлопки рук стали невыносимо громкими, и я свесился и плюнул чем-то красным на пол. Потом я почувствовал, как меня положили рядом с огнём, а рука Калли вытерла мой лоб.

— Теперь твоё сердце стало сильнее, — она улыбнулась, отвечая на мой немой вопрос. — Это оболочка твоего старого сердца, человеческого. Теперь ты настоящий Стрикс, ты стал магом.

Я заворожено ощупал свою грудь, чувствуя прилив сил. Огонь взвился до потолка, и саламандра, родившаяся в пламени, поглотила оболочку моего старого сердца. Я рассмеялся, чувствуя, как хлопанье рук и стук барабанов погружает меня в океаны моей проснувшейся силы.

 

Целый год я провёл в замке, изучая библиотеку. Калли, как и все другие, считали, что я изучаю основы магии и историю мира ведьм, записанную представителями наших родов. Но это было верным лишь отчасти. Я пытался найти ответ на то, почему моя мать не смогла победить то, что сжигало душу отца...

Ни одна книга не могла дать мне ответа, но лишь одна из них — Хроники Круга, не давала мне покоя. Последняя запись была сделана до боли знакомым почерком, и когда я решился спросить об этом Сайтину, она подтвердила, что последней в Хрониках Круга писала моя мать. И тогда я выучил слова Сайтори наизусть и повторял их как молитву.

 

С чего начать? Пожалуй, начну с конца.

И они жили долго и счастливо. И умерли в один день.

Хотелось бы верить, что в конце нас всех ждут именно эти слова. Но разве можно заранее начертать эту эпитафию? Разве человеку дано заглянуть в будущее или подчинить будущее своим желаниям? Пока что на моём воображаемом надгробии написано лишь одно:

"И они жили. И они умерли"

Пессимистично? Я остаюсь реалистом. Что может быть естественнее жизни, которая сменяется смертью? Только смерть, которая даёт новую жизнь. Все приходят в этот мир, живут... кому, как удастся — своей жизнью, чужой, кому-то не везёт и вместо жизни он просто существует... а потом приходит тётушка с косой и собирает урожай созревших и недозревших, перезревших и подгнивших, пустых и плодовитых... разных колосьев, принёсших в мир зёрна человеческих душ.

И пришёл пахарь, взборонивший землю. И семя было посеяно. И оно взросло. И пришёл жнец, собравший урожай.

Оставалось понять лишь одно — кто же я. Каким плодом станет моя душа — благодатным... или же отравленным.

И распустился цветок, наполняя воздух сладострастным ароматом. И пришёл зверь, призванный цветком. И вкусил зверь нектар. И...

Что же случилось со зверем? Дано ли мне узнать...

 

"Дано ли мне узнать? — повторял я её слова. — Что случилось с тобой?".

 

За год моей жизни по другую сторону магии, я узнал, что мой род — один из основателей Круга, оберегающего магию. Но так же мы хранили мир от проклятья клана Низших — тени, которая вынуждала нас быть ночными стражниками, огнями во тьме. С начала времён Низшие были плащом смерти, вечно ускользая от неё, и одновременно следуя за ней тенью проклятого народа. И мы, члены Круга поклялись защищать живых от нападений не-мёртвых. С самого первого дня, когда проклятье пало на клан Низших, нарушивших святость жизни ради собственного бессмертия, мы, ведьмы, хранящие искры магии, продлевающие нашу жизнь, оберегали людей.

 

Вскоре пришло моё время вступить в ряды безмолвной стражи. И именно тогда я понял, что Замок не станет моим вечным пристанищем. Как и моя мать, искавшая свободы, я стремился вернуться в свой старый мир... но готов ли я был к тому, чтобы увидеть его настоящее лицо? Готова ли она была к этому... она отказалась от своего рода. Она отказалась от магии во имя любви и ради того, чтобы дать жизнь мне.

 

Память всё ещё преподносила мне сюрпризы — в самую отчаянную минуту, когда Низшие, казалось, брали надо мной верх, когда их ледяное дыхание в предвкушении моей крови становилось ледяным ветром, память давала мне новые заклинания и источники силы. И с каждым разом я всё отчётливее видел лицо той, которую предам. Чёрные волосы, синие глаза, холодные губы... смогу ли я, о боги, смогу ли я спасти её?

 

Единственным выходом для меня было закрыться в стенах Замка, но как только я оказывался у огня саламандры-хранительницы, кровь в беспокойстве звала за пределы стен, искать ту, которой нужна моя помощь.

 

Однажды снежным вечером, Зараган, старейшина рода Любич несколько часов смотрел в огонь. Сайтина переживала за него — за последние несколько месяцев он четырежды менял оболочку сердца. Калли говорила мне, что это означает, что силы покидают его, а тело скоро сдастся перед смертью. Зараган был очень стар — на его памяти пилигримы заселяли Новый Свет, и я понимал, что со смертью этого мага закончится целая эпоха. И вот, тем самым вечером, Зараган смотрел в огонь, запрещая кому-либо нарушать его покой. Когда его тихий голос позвал меня, я понял, что дух старейшины готов слиться с огнём хранительницы.

Я спустился в подземелье, и яркий огонь поглотил Зарагана. Его тело распалось белым пеплом, соткав сияющий кокон вокруг меня.

— Время пришло, ты ей нужен, — прошептал Зараган, и отдал своё последнее сердце мне.

 

***

 

Тени слились с горизонтом, и это означало, что дети сумерек готовы ступить на улицы выбеленного города. Я шёл по снегу, прислушиваясь к безмолвным крикам горгулий. О, да, они знали, что преследователи уже здесь. Каменные стражи знали, что Низшие уже вернулись в свои владения. В безлюдных подворотнях и на пустырях уже сгущались тени, распахивающие свои голодные алые глотки. Но моя цель была выше. На уровне крыш... когда я понял, что происходит, моё сердце забилось, словно, бешенное, и припасённый в кармане портал Бербиша мигом доставил меня на самый верх собора.

Они оба ждали меня. Рыжеволосый зверь и жертва моего будущего предательства.

— Иногда память играет с нами жестокие игры, — мой отец осклабился, обнажая клыки. — Не обнимешь меня? Мы ведь не виделись со дня моей смерти.

Я старался не смотреть в синие глаза той, которая могла бы стать моей любовью, опасаясь, что в них отразится смертельная решимость.

— Что, сын, скажешь, что забыл наш маленький секрет? Скажешь, что ты теперь защитник беспомощных? Молчишь? Не прикидывайся слабым. Ты будешь слабым только в том случае, если последуешь зову её крови... проклятой крови.

— Ты не считал её проклятой, когда клялся матери в любви, — я старался совладать с ненавистью, но гнев на самого себя делал меня слабее.

— Тогда я ещё не знал, что её кровь несёт в себе мою погибель, — кивнул тот, кто когда-то был моим отцом.

— И поэтому ты убил её? Потому что она несла в себе твою смерть?

— Только? — дикий хохот отразился эхом от шпиля здания. — Её смерть подарила мне настоящую жизнь, открыла мои глаза на то, кем я могу быть.

— Ты мог быть кем-то, но упустил все шансы, когда принял проклятье Низших.

Отец со всей силы ударил в черепицу крыши, пробив её насквозь. Девушка, стоящая рядом с ним даже не шелохнулась. Её влажные глаза, наконец, посмотрели на меня.

— Что же ты скажешь обо мне, когда узнаешь, что я тоже проклята? — наконец, промолвила она. — Я видела тебя во снах. Они говорили, что ты сделаешь верный выбор.

Она печально улыбнулась.

— И они были правы, — она закрыла глаза и подула.

Я вдохнул полной грудью, и моя память, наконец, пробудилась. Я искал её, свою любовь, в видениях о прошлом и будущем. И вот теперь, в настоящем, я мог потерять всё то, что у меня было... или могло быть.

— Но ты же жива, — я пытался совладать с дрожью. — Ты жива, и я не позволю...

— Глупец! — рассмеялся мой отец. — Ты так ничего и не понял. Проклятье живёт в каждом. Понимаешь? В каждом. И ты не исключение. И имя ему — смерть. Будь сильным, спаси свою любовь.

Теперь настал мой черёд рассмеяться.

— Почему ты так переживаешь за меня? Тебе никогда не было дело до меня и моих чувств.

— Разве ты не поверишь своему отцу? — он раскинул руки в стороны. Я видел, как восходящая луна освещает кончики его когтей.

— Мой отец погиб десять лет назад, — я сжал руку в кулак, приготовив заклинание.

— Тогда ты будешь рад узнать, что я собираюсь сделать с тобой то же самое, — вампир, наконец, показал своё истинное лицо. Маска моего отца растаяла, и взгляду явилось то, чем стал отец за десять лет до своей смерти. — Самая живительная кровь — ближнего родственника. Мне жаль, что ты никогда не узнаешь её вкуса.

 

Он со скоростью ветра ринулся мне навстречу, но моё заклинание было быстрее. В самый последний миг, он хищно ухмыльнулся и изменил направление полёта. Я видел как в замедленной съёмке — вампир хватает девушку за плечи, и срывается вниз. Яростный росчерк заклинания следовал за своей жертвой, и я поспешил вслед за ним. Ветер дымился вокруг меня, а губы шептали заклинание левитации.

Я приземлился на ноги и сразу же подбежал к девушке, лежащей на куче пепла. Вот всё, что осталось от моего отца, а я не испытывал никаких чувств — только страх, что меня может ждать такой же конец.

Она дышала, едва вздымая грудь.

— Ты жива, — я чувствовал слёзы на своих щеках — ведь если заклинание не подействовало, проклятье Низших её не коснулось. Но мои надежды рухнули, когда я увидел свежие ранки на шее — вампир успел инфицировать её.

— Если это можно назвать жизнью, — я с болью слушал её слабый голос. — Разве может быть жизнь без тебя?

Время замерло в прыжке кобры. Ядовитый поцелуй смерти уже растворялся в крови жертв, смешивая адреналин с чувством эйфории. Последний вздох не заберёт с собой улыбку. Призрак счастья навеки застынет в глазах, потерявших блеск, безмолвным словом слетит с распахнутых губ... эти губы. Эти сладкие губы — только они всегда будут горячи — сладостное воспоминание о потерянном.

Время застыло, а шёпот, сорвавшийся в пустоту, обгонял предчувствие.

— А, может, обойдётся?

Наивный ребёнок. Не обойдётся — мы уже инфицированы. Финиш, абзац, точка... яд внутри нас. Чувствуешь, струится по венам с током крови? С каждым биением сердца разносится в самые отдалённые участки тела. Не обойдётся, малыш, яд дремал в нас. Кому нужно... не плачь, дитя, я больше не буду тебя пугать. Я с тобой. Чувствуешь моё тепло? Ты согреешься. Я обещаю — тепло не покинет тебя. Я буду с тобой.

 

До самого конца.

 

***

 

Я отпустил её и свои мечты. Ведь мечты были всего лишь мечтами, а сны о будущем всего лишь снами, которые станут кошмарами о том предательстве, которое я всё же совершил. Но разве не было бы предательством моей собственной крови — выбрать вечную жизнь с клеймом Низшего?

Проклятье, которое дремало в крови моего отца, было побеждено — моя кровь сделала выбор, и сердце, которое подарил мне Зараган, уничтожило заразу. Но та, чьё имя я так и не узнал, навеки останется напоминанием моей вины. Она навеки стала моим проклятьем.

 

И погубил ангельский яд зверя. И пал зверь замертво, обратившись в пепел. И где пепел соприкоснулся с землёй, проросли новые семена. И ростки были подобны теням душ. И подобно змеям, искали они цветок, источающий аромат, желая слиться с ним воедино. Слиться и поглотить жизнь, которой лишены они были. И стали ростки теней проклятьем рода человеческого.

 

Хроники Круга, Стрикс Свателик.


Автор(ы): Klement Perp
Конкурс: Креатив 10
Текст первоначально выложен на сайте litkreativ.ru, на данном сайте перепечатан с разрешения администрации litkreativ.ru.
Понравилось 0