Критерий разумности

Сквозь дремоту я различил приглушённый звон, словно серебро ударилось о фарфор. Было довольно светло, но открывать глаза не хотелось, будто я не досмотрел важный сон.

— Олег, — позвал тихий женский голос. — Я знаю, что ты не спишь.

— Марина?!

Сон развеяло, как утренний туман лучами солнца. Девушка стояла у двери, прислонившись стене, и осторожно помешивала кофе. Она казалась немного уставшей, словно всю ночь оберегала мой сон.

— Я не стала будить тебя. Выходной всё же… — Она чуть заметно улыбнулась и ушла на кухню, тихо и буднично, будто и не исчезала вовсе.

Я не мог вспомнить, сколько мы не виделись. Прошла минута, год или вечность, я не чувствовал разницы. Надолго ли она пришла и почему не делала этого раньше — не важно. Я не стану расспрашивать и не стану удерживать её, когда придёт пора расставаться. Так заведено с давних пор: солнце восходит и заходит, а Марина иногда появляется и столь же неизбежно исчезает. Не в моих силах менять привычный порядок вещей.

— Тебе погреть кофе? — услышал я голос девушки.

— Да, будь добра.

Я торопливо оделся и вышел к ней.

Стол, как и в былые времена, стоял в центре кухни. Раньше мы часами сидели друг напротив друга, пили кофе и говорили обо всём на свете. Я занял привычное место. Марина наклонилась к плите, убавляя газ под кофеваркой.

— Ты давно не заглядывала…

Я не спрашивал: "почему?", просто хотелось что-то сказать.

— Дела, — коротко ответила она.

Обрывки воспоминаний закружились как газетные заголовки: показ в Питере, стажировка в Париже. Было и ещё что-то, что-то очень грустное. Я давно запретил себе думать об этом.

Марина посмотрела на меня и осторожно спросила:

— Ты всё так же?

— Всё так же…

"Всё так же один", — подумал я. Слова не всегда нужно произносить вслух.

Марина поставила передо мной чашку, выключила кофеварку и спросила:

— Чем занимаешься?

Она налила мне кофе, немного добавила в свою чашку и села напротив.

— Ты не поймёшь… — Мне меньше всего хотелось говорить о работе.

— Но всё же, чем?

— Неужели тебе интересно?

Марина кивнула.

Я попытался сформулировать попроще:

— Я экстраполирую механизм нарушения симметрии при комбинированной инверсии с распада адронов на распад лептонов. — Формулировка получилась не вполне строгой, но довольно близкой по смыслу. — Нужно либо создать непротиворечивую математическую модель, либо доказать, что такой модели не существует.

— Я постигаю глубину. А, может быть, иду ко дну? — Марина улыбнулась.

Мне нравилась эта её привычка делать вид, что всё понятно. Иногда даже казалось, что она и в самом деле не хуже меня разбирается в теоретической физике.

— Если мои ожидания оправдаются, — пояснил я, — модель можно будет проверить на Большом адронном коллайдере.

— А если удастся доказать, что такой модели не существует?

Вновь появилось ощущение, что она знает тему моих изысканий лучше меня. Я отогнал это неприятное чувство, пожал плечами и произнёс:

— Это тоже результат…

Я осторожно коснулся чашки. Кофе был не слишком горячим, как я и люблю. Я отхлебнул и, чтобы сменить тему, сказал:

— Знаешь, мне приснился странный сон. Будто мы с Виталиком поехали смотреть, как появляются круги на полях.

Марина не смогла удержать снисходительной улыбки. Она и раньше не одобряла моего увлечения уфологией, видимо, ничего не изменилось.

— Летающие тарелочки и зелёные человечки? Сколько раз ты их ловил? Три? Четыре?

Я попробовал сосчитать. Виталик чаще ездил один, но иногда брал и меня.

— Шесть. Вернее во сне был шестой раз.

Я задумался. Сон был очень правдоподобный. Мы долго тряслись по просёлкам на старенькой Виталькиной "Ниве". Ставили в свете фар палатку. Разводили костёр. Во сне время мчится быстрее, но…

— И что? — прервала мои мысли Марина. — Опять ничего не нашли?

— Не знаю, ты не дала мне досмотреть сон.

"Сон? — засомневался я. — А я всё помню, будто это было вчера".

Видимо, Марина приняла мою задумчивость за грусть. Она сказала:

— Извини, я старалась не мешать тебе…

— Ничего, это же всего лишь сон… — сказал я и вопросительно посмотрел на девушку.

Марина не заметила моего взгляда, или заметила, но отвечать не стала, лишь отхлебнула кофе. Я вдруг вспомнил, что такого важного было в моём сне.

— Знаешь, во сне у меня было чувство, что я нашёл разгадку, — сказал я. — Так бывает, пока спишь — помнишь, а как проснёшься, остаётся только ощущение открытой истины, а сама истина забывается.

— Мне снятся другие сны. — Марина задумчиво посмотрела вверх.

В этот миг её глаза приобрели восхитительный оттенок. Мечтательные и немного грустные они походили на лесное озеро, в котором отражаются редкие осколки неба.

— Представь, что вокруг тебя звёзды, повсюду. — Марина закрыла глаза. — Они сверкают ярко-ярко, зовут к себе…

Она улыбалась, словно вернулась в родную стихию, но через мгновение очарование исчезло. Марина посмотрела в свою чашку и медленно, выбирая слова, произнесла:

— Почему звёзды так прекрасны? Ведь в них нет ничего особенного?

Я понимал, что сейчас для неё нет более важного вопроса. У меня не было ответа, я мог лишь предположить:

— Может быть, мы сами похожи на звёзды? Мы такие же крохотные и одинокие в огромном мире. В мерцании далёких светил мы жаждем найти родственную душу, способную избавить нас от одиночества.

Марина коротко взглянула на меня. При разговоре она обычно избегала смотреть в глаза.

— Ты веришь, что там, на далёких звёздах, кто-то есть? — тихо, почти шёпотом, спросила она.

— Не знаю… — Я понимал, что Марина ждёт иного ответа, слова сорвались с губ помимо моей воли. — Виталик и его друзья в Космопоиске собирают свидетельства очевидцев и доказательства. Можно верить или не верить доказательствам, но я считаю, что внеземные цивилизации существуют.

— Может быть, не нужно считать, искать, доказывать? Вдруг достаточно просто верить?

— Может быть…

Мне показалось странным, что Марина говорит об этом. Раньше она считала мальчишеством наши поездки по аномальным зонам и не относилась к ним серьёзно.

Я отхлебнул кофе и сказал:

— У меня есть гипотеза насчёт того, почему внеземные цивилизации не вступают в контакт с человечеством.

Марина заинтересованно посмотрела на меня.

— Им мы можем казаться не более чем смышлёными и забавными зверушками, — пояснил я. — Как дельфины, например. С нашей точки зрения они неразумны, но лишь оттого, что не вписываются в человеческое представление о человеческом разуме. По аналогии можно допустить, что людей, исходя из каких-то своих критериев, не относят к разумным существам. Отсутствие контактов только подтверждает мою гипотезу.

— Ты считаешь, что не существует признака разума единого для всех?

— Мне кажется, разум не способен абстрагироваться от природы своего носителя. Для того чтобы сформулировать собственный критерий, разум должен выйти за рамки самого себя. Останется ли он разумом в привычном понимании? Вероятно, нет. Он станет чем-то большим, сложно сказать чем, но чем-то иным… — Я чувствовал, что разгадка близка. — Разум способный постичь собственный критерий, способный стать мерой всего, станет…

— Богом? — подсказала Марина

— Пожалуй.

Марина задумалась. Кажется, мои выводы совпали с её собственными мыслями.

— А как бы ты сформулировал критерий разумности применительно к человеку?

— Умение быстро и оригинально решать нестандартные задачи, — не задумываясь, ответил я.

— Больше похоже на определение гения, — заметила Марина и отхлебнула кофе.

— Пожалуй, ты права. Вдруг по-настоящему разумны лишь гении, а остальным достаточно привычных жизненных стереотипов? Согласись, большинство людей редко сталкивается со сложными нестандартными задачами…

— Ну, не всякому дано строить модели единой теории поля… — Марина улыбнулась.

Мне показались немного странными её слова о теории поля, но я не придал им значения.

— Суть не в этом, — продолжил я. — В любой области есть свои сложные задачи. Но даже их решение обычно сводится к комбинации простых и привычных действий. Тензорное исчисление тоже может быть вполне привычным, если занимаешься им десятилетиями.

Я вспомнил физмат-класс в гимназии, университет, аспирантуру, годы работы в НИИ.

— Научное познание требует не гениальности, а терпения и долгой кропотливой работы. — Я вздохнул и посмотрел на девушку. — Ну вот. Теперь я сомневаюсь в собственной разумности.

Я улыбнулся и отхлебнул кофе. Оставалось чуть больше половины чашки.

— Быть может, это сомнение и есть первый признак гения?

Я покачал головой.

— Не хочу быть гением, сейчас не самое подходящее время. Гениальные прозрения, нужны лишь в переходную эпоху, когда общепринятые представления устарели и мешают развитию науки. Ньютон и Эйнштейн появились именно тогда, когда резерв старой науки был исчерпан.

— Не забывай, разумная деятельность не ограничивается наукой. Искусство тоже даёт простор для гения.

Я пожал плечами.

— Я не стал бы противопоставлять науку и искусство. Математика тоже в некотором роде искусство. Просто она оперирует абстрактными понятиями, которые не каждому дано понять.

— А разве музыка или литература, доступны каждому? Искусство всегда индивидуально. То, что понятно всем, не является искусством.

В голове что-то шевельнулось.

— Кажется, я вспомнил разгадку кругов на полях. Разгадку из своего сна.

— И что это за разгадка?

— Круги это произведения искусства — творения разума с иными представлениями о прекрасном. Если искать разум, нельзя ограничиваться рамками рационального. Компьютер мыслит быстрее и рациональнее человека. Истинный разум способен творить новое, отличное от комбинации привычных образов и понятий. Именно иррациональное, творческое начало должно служить критерием разумности. Как я раньше этого не понял…

— А для чего разуму искусство? Рациональное мышление помогает выжить и обустроить окружающее пространство, а зачем нужно иррациональное?

Кажется, Марина подталкивала меня к определённому выводу, но я его уже сделал.

— Искусство нельзя понимать, красоту нужно чувствовать. А чувства наполняют жизнь смыслом.

— Жить стоит только ради своих чувств… — негромко произнесла Марина.

Для чувств и эмоций нет теорем, алгоритмов и правил. И нет ничего сложнее, чем удержать любимого человека. Я не должен был отпускать её. Жаль, что я понял это так поздно.

— Ты знаешь, когда ты ушла… — начал я, но запнулся, выбирая слова.

— Я чувствую.

Марина коснулась моей груди в районе сердца. Мне больше не хотелось знать или понимать. Я хотел чувствовать, восхищаться, любить и верить. Иногда достаточно просто верить.

Я взял её ладонь, погладил, прижал к губам её ладонь, поцеловал пальцы. Марина приложила указательный палец к моим губам, словно призывая к молчанию, и произнесла.

— Допустим, ты разгадал загадку кругов на полях. Но как должны были поступить искатели разума, если бы их послание не дошло до адресата?

Умом я не мог понять, почему она спрашивает об этом, но сердце уже знало ответ.

— Сверхразуму не нужен контакт с неразумным человечеством, а с гениями можно общаться индивидуально…

— В порядке личной инициативы, — произнесла Марина, подтверждая мои догадки.

"Почему тебе снятся звёзды? — подумал я и с грустью посмотрел на Марину. — Кто ты, девочка?"

Словно поняв мои мысли, она спрятала взгляд в чашку, которая давно должна была опустеть. Моя кстати тоже. Не удивляясь и не обращая внимания, я продолжил:

— Для общения я бы создал иллюзию обыденной обстановки: родной дом, близкий человек…

Марина поставила чашку, встала и подошла ко мне.

— Вовсе не обязательно чтобы это было простой иллюзией… — прошептала она и прикоснулась губами к моим губам.

Я ощутил запах её духов, тонкий, чуть горьковатый, похожий на запах полыни. Голова закружилась. Я поднял руку, чтобы обнять девушку, но ладонь скользнула в пустоту.

Я открыл глаза. По пологу палатки плясали отблески костра. Пахло полынью. Помню, в детстве я читал рассказ: "Звёзды пахнут полынью"*. Обычный детский рассказ об обычных мальчишеских приключениях и переживаниях, но иного запаха звёзд я не знал.

Я выбрался из палатки. Виталик сидел у костра. Он пил из большой кружки душистый травяной чай, помешивая его алюминиевой ложкой.

Заметив меня, он воскликнул:

— О, я как раз собирался тебя будить! Скоро твоя вахта.

— Что-нибудь было? — Я потянулся, расправляя затёкшие мышцы.

— Нет. — Виталик с грустью посмотрел в сторону поля, тёмного и совершенно обыкновенного. — Я бы тебя сразу разбудил…

Я сел возле костра на раскладной стул.

— Мне приснилась Маринка, — зачем-то сказал я.

— Она два года как уехала во Францию. Ты её всё ещё… — Виталик замялся, — ждёшь?

— Да… Наверное.

Если бы он спросил, люблю ли я её, я бы не стал отвечать.

Виталик допил свой чай.

— Ладно, бывай. До рассвета часа два. Буди если что.

Он забрался в палатку и через минуту умиротворённо засопел.

Я решил посмотреть время и достал мобильник. Блокировка клавиатуры не была включена. Пока я спал, случайно выбрался номер. Это был номер Марины. Старый номер, по которому она никогда не ответит, но который я храню в какой-то иррациональной надежде.

"А если позвонить?" — подумал я и, словно ища поддержки, посмотрел на небо. Где-то в вышине на мгновение сверкнула звезда, или мне это просто показалось.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — -

* Владислав Крапивин — "Звёзды пахнут полынью"