Красное на черном

"Покажи мне людей, уверенных в завтрашнем дне, 

Нарисуй мне портреты погибших на этом пути. 

Покажи мне того, кто выжил один из полка, 

Но кто-то должен стать дверью, 

А кто-то замком, а кто-то ключом от замка" 

(В. Цой, группа "Кино") 

Ночь — наиболее опасное время для поездок, особенно если двигаешься в самую волчью пору по лишенным освещения трассам между глухими провинциальными городками. Безлунное небо наглухо закрыто завесой черных туч, фары выхватывают только набегающий фрагмент дороги, слева и справа декорациями проносятся обочины, а что происходит за ними и впереди, непонятно. Иногда кажется, что на самом деле невидимый демиург творит путь за секунду до того, как он предстает перед тобой, а на самом деле ты находишься на островке стабильности, оставляя позади себя сразу же разрушающийся мир. И личная судьба, да что там судьба, само существование зависит исключительно от сиюминутного благоволения или немилости высших сил. 

Автомобиль вошел во внезапно выросшую перед радиатором плотную пелену дождя на сотне километров в час. Колеса тут же потеряли сцепление с асфальтом, заскользили по эмульсионной смеси первых капель и осевшей на шоссе гари, легковушку юзом понесло к кювету. Алекс Малев сбросил скорость, перешел на пониженную передачу, доработал тормозами, сохранил контроль над машиной. Под истошный визг шин прошел поворот впритирку к боковой линии разметки, вывернул на прямой участок. 

Тут же, словно из засады, из-за кустов на дорогу выскочила темная четвероногая тень. Шоферу показалось — теленок. Но только больно прыткий и сильно лохматый. Лосенок? Выверт руля в сторону не спас, глухой удар подкинул животное, автомобиль болезненно завибрировал. Над капотом мелькнула открытая пасть с клыками, летящими брызгами то ли слюны, то ли уже крови — значит, не сохатый, а крупная собака или волк. Легковушку закружило, водитель бешено крутил руль то в одну, то в другую сторону, работал тормозами, почти погасил инерцию, но с траекторией все же не совладал. Машина ударилась левым боком о дорожный столб, застонала стальными сочленениями, перевалила обочину и медленно сползла в канаву. Встала там почти вертикально, разрезая устремленными в зенит колоннами света миллиарды летящих с неба капель. 

Впрочем, ливень тут же, как по команде, закончился. Только внизу, там, где оказался багажник, продолжало журчать. То ли из разорванных шлангов выливалась тормозная жидкость, то ли кювет заполнялся потоками спешащей к недалекому морю воды. 

Малев быстро выключил зажигание. Принюхался. Пахло горячим металлом, жженой резиной, синтетикой. Чуть кисловатым потом — это от липкого, ставшего мгновенно мокрым тела. Руки вцепились в руль так, что пальцы разжимались неохотно, с трудом, будто отказываясь повиноваться едва не подведшему их хозяину. Алекс подавил неожиданное желание куснуть себя за кисть — чтобы наказать тело за непослушание и испытанный ужас, а может, таким образом сбросить напряжение. 

Потом сразу и неотвратимо накатила неприятная дрожь. Ноги стали выбивать лихорадочную чечетку. Зато восстановился контроль над руками, водитель поймал танцующие колени и прижал их друг к другу. 

— А-ах, — выдохнул Малев, — твою мать … фак ю … пся крев. 

Добавил парочку еще более экспрессивных выражений. Не выдержал, заорал, обращаясь к небу — к недоработавшим как надо ангелам-хранителям, которые не подсказали вовремя сбросить скорость, не отвели с пути сумасбродное животное. А может, к запомнившимся из историй об античности Паркам, так затейливо сплетшим этот фрагмент его судьбы: 

— Ну суки, почему именно мне? И именно сейчас? Твари, сволочи, ненавижу!! 

Истеричный выкрик помог разрядиться и успокоиться. Алекс растянул губы в кривой усмешке. Ладно, с уже случившимся ничего не поделаешь, как говорится, что выросло, то выросло. Сейчас надо отрешиться от неприятных эмоций и вытаскивать машину. Самому тут не справиться, значит, придется тратиться на техпомощь, благо, до рыбачьего городка осталось не более дюжины миль. 

Кстати, где мобила? В карманах пиджака нет. В брюках — тоже. Бардачок? Вряд ли. Последний раз она лежала… Да, на панели перед передним стеклом. Видимо, куда-то улетела. Что же, будем искать. 

Малев повернул ключ зажигания. Автомобиль сердито фыркнул, но завелся. Салон осветился, словно отгораживаясь от внешнего неуютного мира. Уже хорошо. Теперь взгляд под ноги… Надо же, сидишь, как космонавт на старте. Точнее, полулежишь на спине. Тут нет. И тут нет. А вот она, черная коробочка, сзади, как раз если руку вывернуть да дотянуться, то можно достать … Тихо-тихо, чтобы не упустить, прихватить за край до сих пор вялыми, не отошедшими от напряжения пальцами… Есть! 

— Твою мать! — второй раз за минуту выругался Алекс. От телефона осталась только половинка. Батарея и крышка исчезли в неизвестном направлении. Кроме того, корпус пересекала трещина, из которой не преминули высыпаться мелкие детальки. Получается, оказался вообще без связи, ни аварийку вызвать, ни знакомым на горькую долю пожаловаться. Тогда остается одно, бросать место ДТП да идти пешком за помощью. Или куковать на шоссе, ждать, пока не проедет кто-нибудь, способный выдернуть из кювета. Притом, что за последние полчаса Малеву не попалось ни одной встречной или попутной машины, а ночь вошла в свою самую волчью пору, шансы на это представлялись минимальными… 

Кстати, а куда девался четвероногий самоубийца, из-за которого всё и произошло? Алекс прищурился, вспоминая траекторию, по которой его несло. Так, скорее всего, зверюга улетела на другую сторону. Там, похоже, и кусты примяты. И хорошо, туда тебе и дорога, мстительно подумал Малев. Не хрен на людей набрасываться. А тем более на автомашины. Удар был весомый, наверняка хищнику переломало все кости. Значит, уже не опасен. И больше себя так вызывающе вести не будет. 

Сидеть было неудобно, кровь от ног приливала к голове. Алекс открыл дверцу, придерживая её на весу, с трудом выбрался на дорогу. Вытащил пачку, достал сигарету, попробовал прикурить. Передернул плечами — зажигалка сыпала искрами, но гореть не хотела. Не везет — так во всем, даже куревом не согреться! А после дождя свежо, да леденящий кожу ветерок от побережья порывами пробрасывает. Пахло мокрой хвоей, багульником, брусничными полянами и еще чем-то опасным, от чего человек насторожился. По коже пробежал озноб, волосы на руках словно вздыбились. Малев сделал шаг назад, облокотился на торчащий к небу капот, защищая спину. Быстро огляделся. Показалось, или слева хрустнула ветка? 

— Да идите вы все на хрен! 

Вскинулся, сжал в одном кулаке зажигалку, в другом — связку ключей, на полусогнутых ногах двинулся в сторону шума. Еще не хватало невесть чего бояться! Сощурился, вглядываясь в темные кусты. Навстречу блеснул кровавым отсветом багровый зрачок, и человек отшатнулся. Пригнулся, готовясь к броску — навстречу или в сторону. Отпуская все наносное, давая волю инстинктам, зарычал, словно дикий зверь, предупреждая врага, что с ним шутить не стоит, и он будет биться насмерть, а не убегать. 

Тут же понял, что светится за ветвями, смутился, выдохнул, виновато оглянулся. Огонек дрожал, переливался, и явно не был глазом. Где-то там, в сотне метров в глубине леса, горел костер или, возможно, мерцало окно. Нет, судя по всполохам, скорее, открытое пламя. 

— И что теперь делать? — спросил сам себя Алекс. 

Выбор расширился. Сейчас можно было не дожидаться попутки, тем более, что она неизвестно когда появится. А если сходить к неведомым обитателям леса — скорее всего, туристам или охотникам, договориться, чтобы помогли? В три-четыре пары рук при включенной первой передаче вытолкнуть и поставить на дорогу машину было нетрудно. 

— Да ладно, — успокоил сам себя Малев, — не съедят же меня здесь. По-любому, не Новая Гинея. А с народом расплачусь, не откажут ведь, кому деньги лишние? 

На полшага скатился вниз, прыгнул через кювет, шагнул в словно охотно расступившиеся кусты, тем самым навсегда меняя свою судьбу… 

*** 

Алекс тонул в зеленой ряске. Пытался выкарабкаться, бил по густой, вязкой, как кисель, холодной воде непослушными, вялыми руками, но это не помогало. Его все больше затягивало в трясину, застывшие конечности отказывались повиноваться, вдобавок очень сильно болела голова. Затылок жгло встающее за спиной безжалостное солнце, плавящее кожу и кости будто лазером. 

Малев застонал, открыл рот, глотая стылый лиственный воздух. Поперхнулся попавшим в горло сучком, закашлялся. Пришел в себя. Сосредоточился, фокусируя глаза на расплывающихся деталях. Он лежал на мокрой росной траве. Вокруг возвышались стволы старых берёз с отслаивающимися пластами бело-черной коры. Первые лучи света яркими полотнищами пересекали поляну с безобразной черной проплешиной погасшего костра в её центре. 

А затылок раскалывала острая боль. Пекло так, будто туда втолкнули еще чадящую головню. Алекс вытянул из-под себя руку, притронулся к отозвавшейся нестерпимым жжением ране. Посмотрел на залитую кровью кисть. 

Черт побери, да что же произошло ночью?  

Урывками стала возвращаться память. 

Поначалу все было хорошо. Рассевшаяся под брезентовым навесом недалеко у костра троица молодых людей встретила его радушно. Позвали к импровизированному столу из разложенных по листам глянцевых журналов пластмассовых блюдец с жареной рыбой, нарезанными грубыми кусками огурцами, помидорами, репчатым луком, рассыпанными клубнями печеной картошки. Охотно вызвались помочь, особенно после того, как определились с суммой вознаграждения за это дело. А потом — неожиданная тяжелая пауза за спиной. Алекс почувствовал неладное, стал разворачиваться. Но не успел.  

Удар. 

Боль. 

Забытье. 

Надо же, как легко он попался. 

Малев, постанывая, подтянул под себя колени. Уткнулся ладонями в землю, оттолкнулся от неё, сел. Сунул руку во внутренний карман пиджака. Удивился, нащупав портмоне. Вытащил бумажник, открыл. Изумился еще больше. Надо же! Не тронуты не только банковские карточки, документы — паспорт, водительские права, но и толстенькая пачка наличных. 

Угнали машину, что ли? Неуверенный хлопок по левому карману. Вот это да! Ключи на месте! Тогда зачем? Просто, ни с того, ни с сего, напали, а потом ничего не взяли и ушли? 

Но почему? 

Скинхеды? Так он вполне арийской наружности. О политике тоже вроде как бы не говорили, не до того было. Тогда из-за чего такая агрессия? Наркоманы? Вряд ли… 

Алекс сморщился, вспоминая, что произошло. Вот три молодых, похожих друг на друга, как братья, светловолосых парня доброжелательно улыбаются, встают. Он поворачивается к дороге, говорит об огромном, видимо, бешеном волке или псе, из-за которого попал в аварию. После этого угрюмая пауза. 

Острое чувство опасности, незавершенный разворот, вскинутая рука, которая уже не успевает заблокировать удар. 

Взрыв в голове. 

Беспамятство. 

Это что же, был их пес? Вполне возможно. Даже скорее всего. Бегал вокруг костра, выскочил за белкой или бурундуком на дорогу и попал под колеса. Если так, то все сходится. Но вот уродовать человека из-за собаки? 

Малов задумался. Вспомнил своего ротвейлера. Ну да, если пса берешь щенком, растишь и воспитываешь, то относишься к нему, как к члену семьи. 

Наверняка, вот этим всё и объясняется. 

Ладно, надо выбираться. Будем надеяться, что на автомобиле негостеприимные ночные знакомые не стали срывать свое в чем-то оправданное зло. 

Где тут дорога? Ага, туда. Боже, как болит голова… 

Может быть, даже сотрясение мозга. Хорошо, что руки, ноги и пальцы ломать не стали. А кто бы помешал им куражиться над беззащитным телом? Опять же, раз со спины ударили, значит, от этих ребят всего можно ожидать. Алекс скрипнул зубами. Дай бог, удастся встретиться, тогда можно будет вернуть должок… 

Серебристая крыша стоявшей в кювете торчком машины отблескивала на солнце, просвечивала ослепительными бликами сквозь листву и была видна издалека. А рядом с ней на шоссе абсолютно вовремя, вот всегда бы так, притулился патрульный автомобиль. 

— Ребятишек сдавать не буду, — сразу решил Малев, — скажу, бомжи напали. А найду, так лучше сам рассчитаюсь… 

Осторожно перебрался через канаву, шагнул навстречу насторожившимся служителям порядка. 

— Эт-та, — заикаясь, обратился к нему долговязый сержант в нелепо сидящей на нем форме и непонятно как державшейся на голове маленькой фуражке, — Вы кто? 

— А-а-а! — догадался, получив тычок в бок от пышноусого старшины, — это ваша машина?  

— Да! — не стал спорить Алекс, протягивая права, — техпаспорт в бардачке. Сейчас достану. — Понимаете, — заспешил, поглядывая на насупившихся стражей порядка, — собака на дорогу выскочила. Уворачивался от столкновения, и вот … влетел. А потом пошел в лес, слеги искать и ветки ломать, чтобы под колеса положить. И заблудился. 

— Ну-ну, — недоверчиво прищурился старшина, — выпивали? 

— Нет. Можете проверить. 

— Обязательно проверим, — мрачно подтвердил пышноусый. — Ладно, с документами вроде порядок. Эвакуатор мы уже вызвали. А вам придется проехать с нами. Для выяснения. И медэкспертизы, куда же без неё… 

Проворчал еле слышно: 

— Надо же… Собаки, понимаешь, на него набрасываются… 

… В милицейском автомобиле дурманяще пахло бензином, машинным маслом, разогретой кожей, было тепло, и Малева укачало на заднем сиденье. Он задремал под ровный шум двигателя, слегка смещаясь то влево, то вправо на плавных поворотах. В какой-то момент насторожился, выплыл из сна, потому как разговор патрульных показался подсознанию странным. 

— Искать же точно будут, — предчувствующим неприятности тоном вполголоса, почти шепотом жаловался с места водителя долговязый, — машинка-то смотри какая богатая… И сам человек явно не из простых… 

— А что ты предлагаешь? — огрызнулся усатый, — избрали-то ведь именно его. Если собираешься не подчиниться, тогда лучше побыстрее собирай манатки и вали отсюда. Пока полнолуние не настало. Только, если захотят найти, никуда не спрячешься, сам понимаешь. А по мне, и здесь хорошо… 

— Да я что, я ничего… — пошел на попятную сержант, — но все равно не очень удачно. Замучаемся следы заметать. Из местных, что ли, никого подобрать нельзя было? 

— Не нашего ума дело, кому выпало, с тем и работаем, — отрезал старшина. Ехидно добавил: 

— А ты что, добровольцем хочешь вызваться, что ли? Так давай намекну, что вне очереди на следующий раз готов! 

— Не надо! — явно испугался долговязый. 

— Вот то-то и оно, — констатировал усатый. Глянул в зеркало заднего вида, заметил, что Алекс к ним прислушивается, скривился: 

— Ах ты, подслушивает нас, паразит этакий! 

Повернулся к задержанному, зажимая себе нос пальцами левой руки, прыснул Малеву в нос струей из баллончика, рявкнул партнеру: 

— Притормози и не дыши, а то сам сейчас отключишься! 

— Да что такое происходит? — успел изумиться Алекс, снова теряя сознание. 

… Теперь он плыл по ночной реке. Теплая вода пружинила под телом, не давая утонуть. На антрацитово-темном беззвездном небе сиял серп месяца. Серебристый рог стал разворачиваться к Алексу, видоизменяться, вытягиваться, подернулся мерцающей дымкой, которая уплотнилась и превратилась в волчью морду с распахнутой словно в усмешке пастью. Было не страшно, но прекрасно, как в детстве, когда вдруг неожиданно настигает предчувствие чуда, и немного горестно, чуть щемило в груди, будто после хорошего бередящего душу фильма. 

— Я не хочу… — пробормотал Малев, отказываясь от грозящей смертельной опасностью сказки, и проснулся. 

Он полулежал на том же заднем сиденье. Запястья были скованы наручниками, вывернутые назад руки побаливали в плечах и тех местах, где сталь натирала кожу. Над головой в такт движению машины покачивались два бритых затылка. 

— И ты вот еще скажи, что мы не попали? — продолжал нудеть долговязый. — Вот захочет он отомстить, и кто нам поможет? 

— На месяц откажемся от ночных дежурств, невелика потеря, — решил усатый, — как начнет вечерять, так сразу домой. На окна вытканные серебром шторы и окованные железом ставни, на дверь и стены прибить подковы и веточки волчьей ягоды. И ни за что не выходить, даже по нужде — в помойное ведро. 

— Блин, ну словно старики или больные, — сплюнул сержант. 

— Ну, если хочешь, то каждый раз, как после заката в сортир пойдешь, смерти жди, — сговорчиво предложил старшина, — или сам на него охоться. Только что это изменит, даже если удачно? А? 

— То-то и оно, — проворчал длинный. — Если убить, так это значит месячишко самому побегать в волчьей шкуре… Да меньше, ведь не с самого начала получится. И все для того, чтобы к новолунию все равно сдохнуть. От тоски по … Не хочу. 

— Это я не хочу! — неожиданно повторил последнюю фразу Алекс. 

— А кто же тебя, паря, спрашивает? — тут же повернулся к нему усатый. Глянул давящим взглядом сверху вниз, но как-то с почтением, словно на связанного, но все равно опасного тигра. — Ты уже попал. 

Добавил раздумчиво: 

— Ты только на нас зла не держи. Не было у нас другого выбора. Сам поймешь. 

Автомобиль качало на рытвинах лесной дороги. Стекла царапали колючие хвойные ветви. Аккуратные шишки, похожие на новогодние украшения в обрамлении покрытых каплями иголок, проплывали перед глазами и оставались позади. 

— Еще, ты сильно не сопротивляйся, — посоветовал старшина, — все равно не поможет. А если сам встречь пойдешь, слияние легче пройдет. И потом, знаешь, что я тебе скажу? 

— Пошел на хрен! — буркнул Малев. 

— Хорошая судьба тебе досталась! — продолжил, не обращая на него внимания, усатый, — Ну кем ты был? Бизнесменишкой каким, пусть и удачным? А теперь у тебя такая жизнь будет, какой мало кто жил. Правда, ненадолго. Но оно того стоит. 

— Отпустили вы бы меня, ребята? — попробовал по хорошему договориться Алекс, — А я бы вам деньжат подбросил. Гораздо больше, чем за мой джип выручите. И жаловаться никуда не буду. Оно мне надо, без толку время терять? 

— Нам твоя машина без нужды, — сурово ответил усатый, — бабки аргумент серьезный, но тут дело совсем не в них. Ладно. Хватит болтать. Приехали. 

Автомобиль дернулся, попав в рытвину. Остановился.  

"И как эпилог — все та же любовь, 

А как пролог — все та же смерть. 

Может быть, это только мой бред…" 

Не допев песню Кинчева, отключился транзистор. Хлопнули дверцы. Открылась та, что была за головой Малева. Его вытащили, поставили на ноги. Вверх, докуда Алекс мог видеть, уходила отвесная гранитная стена, расколотая темной расщелиной входа в пещеру. 

— Пошли, избранник, — толчок в плечо бросил пленника вперед. Малев сделал вид, что споткнулся. Тут же развернулся, крутанулся на одной ноге, вторую впечатал в брюхо усатого. Старшина охнул, согнулся, схватился руками за пах. Движение к долговязому запоздало, мелькнул летящий к лицу кулак. Руки скованы, не заблокировать. Увернуться не успел. Хруст ломаемых зубов, саднящая соленая боль во рту, забытье… 

— За что же вы его так? — голос звучал ниоткуда. Он был спокойным и мягким. Обещал исцелить, спасти, помочь, и Алекс потянулся за ним из своей третьей менее чем за сутки отключки. 

Затем появился свет. И страдание вернулось. 

Малев лежал на холодной и очень жесткой лежанке. Скорее огромном камне, потому как гранитным вокруг было все. Уходящие вверх стены, озаряемый сполохами факелов потолок. Руки и ноги были растянуты в стороны и привязаны. Сквозь туманящие глаза слезы Алекс разглядел нависающее над ним сталагмитом лицо старика. Длинная седая клочковатая борода, нечеловеческие, светящиеся зелёными дисками вертикальные зрачки. 

— Странные у вас линзы, — выплюнул с сукровицей Малеев, чувствуя, как изнутри подкатывает волна отчаяния. К сатанистам его занесло, что ли? Вот не повезло так не повезло. Что называется, по крупному. Это только с нормальными людьми можно договориться. Пообещать выкуп. Прикинуться "нашенским" парнем, а своих обижать не принято. Наконец, запугать связями и местью. А этаких чем пронять? 

Во рту щипало. Язык саднило порезами от сломанных зубов. 

— Не бойтесь, — голос у деда был все же завораживающе величественен и красив. Отражался от стен, возвращался вибрирующим гулом, будто гора вторила словам вообразившего себя кудесником сумасброда. 

— А я и не боюсь. 

— Ну, это вряд ли. Но держитесь очень хорошо. Я рад. Очень удачный выбор. 

— Что вам от меня надо? 

— Это достаточно длинная история. Но вы вправе её услышать. Пока человек. 

— Пока человек? — переспросил Малев. Натужно засмеялся: 

— Надо думать, скоро я стану куском визжащего от боли мяса? 

— Нет. Напротив. Вы станете высшим сакральным существом. 

— Ну-ну, — "Точно психи", — решил Алекс. Напрягся. С усилием, шевеля разбитыми кровоточащими губами, прошепелявил длинную фразу, от которой сам устал: 

— А деньгами нельзя ваши планы насчет меня компенсировать? Сами подумайте, кому и когда они были лишними? Скажем, на закупку всяких нужных вам причиндалов? Опять же, финансирование общины? Я даже готов сам в неё вступить. Если что, я человек очень не бедный. Да и скучновато мне в этой жизни, давно хочется чего-нибудь такого, необычного… 

— Не болтайте лишнего и слушайте меня, — властно сказал старик, — или я буду вынужден заткнуть вам рот. Несмотря на то, что этого как раз мне делать не хочется. А самая необычная часть вашей жизни уже началась. 

— Как-то это не очень радует. Но весь внимание, — послушно откликнулся Малев, осторожно напрягая и ослабляя руки и ноги. Нет, похоже, связали его крепко. С безнадегой оглядел мрачный свод вырубленного в каменном массиве зала. Тени от голов тюремщиков метались на стенах и потолке черными языками, вторя дрожащему пламени факелов. Пахло травами, непонятным варевом, сырым мясом и кровью. Издалека доносилась еле слышная капель, отзывающаяся расслаивающимся стеклянным эхом. 

"Надо с ними говорить", — решил Алекс, — "Больше мне ничего не остается. Выигрывать время, забалтывать, вовлекать в свои проблемы, проникнуться их заморочками. А там посмотрим". 

— Знаете, когда-то в небесах не было луны, — напевно начал старик, — и темные силы, духи умерших плохих людей, отвергнутые Богом, владели ночной землей. Держали все живое в ужасе и повиновении. Когда Солнце утром возвращало себе власть над миром, оно приходило в уныние, потому как все доброе, что делалось вчерашним днем, к следующему было порушено. И тогда из сумерек и рассветов, тишины и звериного рева, запахов и ветра, неба и земли, людей и волков Господь создал себе помощника. Клыкастого и хвостатого хищного ангела. Того, кто смог бы охотиться на черных демонов разрушения, изгоняя их туда, где те будут не в состоянии помешать божьему промыслу. Одновременно была создана Луна — место ссылки и окончательной гибели врагов господа и человеческих. Она в течение месяца постепенно собирает на себе темные силы, а потом на время умирает, унося с собой в преисподнюю все зло. Её воплощением, стражем, аватаром является ульвсерк, вервольф, оборотень, волкодлак. Есть много имен у разных народов, но во всякий раз это только одно существо. Оно живет сразу во всех местах Земли, где место его охоты, от одного полнолуния до другого — всего лишь четыре недели. Иногда, когда гибнет, меньше. Но тогда ульвсерком становится убийца стража. Точнее, тот, кому волкодлак позволит себя убить. 

Старик замолчал, глядя на Малева сияющими зелёным светом вертикальными зрачками: 

— Прежний вервольф умер в назначенный ему срок. Сегодня ночью, вместе с луной. Его погубила тоска по ушедшей подруге. Ульвсерк не может пережить свою любовь. Но он успел выбрать смерть от ваших рук. А это значит, что именно вы станете его преемником. Великая судьба, прекрасная доля. 

— Бред, — сказал Алекс, — и что, вы всему этому верите? 

Тут же раскаялся в своих словах. С сумасшедшими лучше не спорить. По крайней мере, пока находишься в их власти. 

— Не важно. Это все уже не важно, — седобородый словно прислушивался к тому, что происходит очень далеко. — Сегодня должна возродиться луна. Но она не появится до тех пор, пока на Земле не будет её воплощения. Вас. Потому что небесная гостья приходит только тогда, когда её ждет возлюбленный. Потому начнем… 

Взмахнул руками. Показалось, что на концах пальцев у него были не ногти, а огромный кривые коричневые когти, а рот словно состоял из одних заостренных клыков. На лицо, тело Малева, камень, на котором он лежал, посыпались жесткие зеленые, бархатные на ощупь стебли с маленькими пятилопастными цветками грязно-желтого цвета. 

— Куриная слепота, — вспомнилось название знакомого с детства растения. Пахли они отвратительно, потому Алекс задержал дыхание. Тут же ему на рот упало пропитанное неприятной на вкус жидкостью полотенце. Пленник замычал, крутанул головой, пытаясь сбросить удушающую ткань. Не помогло. Язык щипало противной горечью. Рот постоянно и быстро высыхал, выплюнуть яд не получилось, напротив, Малев рефлекторно сглотнул слюну, и от этого стало еще хуже. Свет факелов резал глаза, сердце то учащено билось, то замедлялось так, что казалось, вот-вот остановится. 

Голос гремел уже везде, шел изнутри самого Алекса, взрывая и выворачивая тело: 

— Упуата, открывающий дорогу и запирающий последнюю дверь … Урвана, Син, Гери и Фреки … БелЕна… 

Малев ускользающим сознанием попытался зацепиться за знакомое слово: 

— БелЕна. Нет, беленА, а не "куриная слепота". Вот чем его пытаются отравить! "Ты что, белены объелся"? "С чего взбеленился"? Бе-ле-на…Бе-ле … Бель… 

Дыхание перехватило. Судорога скрутила тело Алекса, выгнула, ударила о камень. Кожа на лице, кости рук и ног стали словно плавится, отекать, терять форму, и Малев понял, что снова проваливается в беспамятство. Успел подумать: 

— Больше не хочу возвращаться… Пусть все наконец закончится… Хоть как, только бы все это прекратилось… 

… Сначала вернулись запахи. Пахло страхом, смешанным с обожанием. Шесть человек были не так давно рядом. Старик, равнодушный к смерти. Три брата, завидующих охотнику и мечтающих стать таким же, как он. И еще — от двух очень неприятных типов воняло противным едким запахом бензина, пороховой гари, чесночных сухариков и пива. Менты, что обманом заманили его в ловушку! 

Алекс вскочил. Выгнул спину, зарычал. Факелы погасли, но это не мешало Малеву (Малеву ли?) явственно видеть пещеру. Дальний выход из неё светился белесым пятном. Оттуда манило ароматами ночного леса. Именно по этому пути ушли те, кто осмелился напасть на Алекса. Когда он еще был человеком. А сейчас он кто? Впрочем, не важно, есть более неотложные дела. Слева темнела дверца, за которой схоронился дед. Старик с невкусным дряблым мясом, к тому же пахнущий, как волк. А своих трогать нельзя. 

Алекс скользнул по коридору, выметнулся на поляну перед гранитной стеной. Тоскливо взвыл, когда увидел бесстыдно нагое черное небо. Где та, моя душа, моя подруга, часть моего сердца, та, без которой и жить не стоит? Шерсть на загривке вздыбилась, и ввысь полилась длинная тягучая песня, заставляющая черную пустоту промеж звезд наливаться плотностью, которая через пару суток обязательно прорежется узким серебристым серпом. Ночные тени, неприкаянные духи злобных, никчемных умертвий прошедшего дня метнулись в разные стороны, прячась от вышедшего на охоту стража. 

Алекс и его песня сейчас были одновременно в разных местах. В пригородах Москвы и саваннах Африки, канадской тундре и джунглях Амазонки, пустынях Австралии и парках Парижа. Везде он вынюхивал следы врагов, отовсюду гнал не сумевших стать людьми при жизни и потому отвергнутых Господом демонов в ночное небо, к рождающейся луне, где только они и могли на время попросить убежище, спрятаться от его преследования.  

… На кухне, поглядывая на вышитые серебром занавески, сидели двое. К подоконнику был прислонен карабин, на столе рядом с посудой лежали пистолеты. 

— Слышишь? — нервно спросил долговязый. Под синей рубашкой его мосластое тело подрагивало то ли от страха, то ли от нервного напряжения. 

— А то… — согласился усатый. — Мы же с тобой потомственные жрецы. Нам положено ЕГО слышать. 

— Еще по стопарику? За упокой души человека … и новое воплощение стража? 

— Давай! 

О край стакана звякнуло бутылочное горло. Не чокаясь, выпили. 

— Вот плюну сейчас на все и выйду во двор, — пьяно заявил долговязый. Взял в руки оружие. Снял с предохранителя, передернул затвор, досылая патрон в ствол. 

— А зачем? — грустно спросил усатый. Жалобно добавил, — Ему то всего лишь четыре недели жить. Как луна на исход пойдет, усыхая от груза демонов, так и ему конец. Сам знаешь. А ежели хочешь стражем стать, так вообще смысла торопить такую любовь нету. Через месяц и так, и так доброволец нужен. Вот и вызывайся, если неймется. Ежели ЭТОТ сам кого не выберет. 

— Кого он может выбрать? Чужак … — отмахнулся долговязый. Выдохнул, — у меня отец по этому пути прошел. И два брата. А так получается, я что, этого боюсь? 

И стыла в глазах обоих тоска и обреченность. Потому как у стража жизнь короткая, но смерть возносит его к богам. А человеком оставаться — это рисковать, что если еще не грешен, так еще можешь настолько себе и окружающим напакостить, что потом не примут на небеса, изгонят с Земли, и растаешь в ледяной пустоте вместе с умирающей Луной. Только вот она возродится, а тебе куда деваться? 

— Не могу я больше терпеть. Не согласен, — грустно сказал долговязый. — Устал бояться. Да и в ведро писать мне западло. Не ребёнок и не старик. Хотя не это главное. Пойду на двор. Будь что будет. 

Усатый быстро глянул на партнера. Наткнулся на ответный жесткий взгляд. Потупил глаза. Выдохнул: 

— Ну и правильно. Я с тобой. Два раза все равно не умирать… А такая смерть, ежели ОН решит нас кончить, не из худших. 

… Страж не трогает своих. Его добыча — черные демоны ада, которыми стали умертвия. Мчатся над укутанными тьмой равнинами, городами, лесами образы волка, ласкаемые матовым светом Луны. Гонят к сияющему серебром серпу уродливые тени тех, кто не смог стать человеком. Там те и сгинут, когда спутница планеты пойдет на убыль.  

Потому как Земля создана для живых, а на небеса принимают лишь достойных…