Причал Ангелов, или Они прилетают по четвергам

Помехи появились минут десять назад, а теперь сигнал пропал вовсе. Здесь не ловит радио. Никогда. Я убираю громкость на ноль, и теперь в моих ушах только приглушенный рокот мотора, шелест шин по шершавому асфальту и дребезжание зажигалки в подстаканнике. Дорожная разметка строгим пунктиром делит мир пополам. Обе половины совершенно неотличимы друг от друга — горизонты сухой нескошенной травы под голубым с белой поволокой небом. Даже солнце, клонясь к закату, не в силах противиться идеальной симметрии и висит точно за моей спиной. Надев темные очки, я могу наблюдать за ним в зеркало заднего вида. Невнимательным взглядом заметить нельзя, но автомобиль идет немного в гору, поэтому Озера пока не видно. Оно появляется внезапно. И так же внезапно кончается дорога. Тупик. Дальше только пешком. Я беру термос с горьким кофе, закрываю двери своей "Тойоты" и начинаю спускаться по песчаному откосу к воде. Ветра нет, птиц тоже, людей же, сколько помню, здесь и вовсе никогда не было.

Наверное, я мог бы закрыть глаза. Оказывается, мои ноги, не ступавшие по здешним пескам почти год, все еще помнят каждый уступ, каждый камень узкой извилистой тропинки. Озеро не меняется. Растет и увядает трава, облетают листья, выпадает снег, застывает вода, но само место остается прежним. Есть в нем некий скрытый стержень постоянства, который даже упрямое время обходит стороной и лишь почтительно меняет декорации четыре раза в год. Когда я оказываюсь здесь, я всегда делаю первый вдох полной грудью. И вдоль позвоночника бегут мурашки, словно от любимой музыки, и внутри просыпается томящее-тянущее чувство, будто встретил давно забытую первую… любовь.

Таким я вижу Озеро сейчас, таким оно и оставалось по сей день с четвертого сентября две тысячи восьмого года. В общем, точная дата совершенно не важна, но так уж получилось, что я запомнил ее. Гораздо важнее, что это был четверг. Первый в месяце. "Ангелы показываются по четвергам"— любила говорить Светлана, поджав для серьезности губки. Не могу сказать об остальных, но ее ангел действительно прилетал только в этот день недели и только сюда, на Озеро. Здесь, на воде, неизвестно кем и когда был возведен из обрезков рельс и старых заборных досок то ли пирс, то ли причал. Доски давным-давно прогнили, и пройти по этому дряхлому сооружению можно было лишь перешагивая осторожно с арматуры на арматуру. Зато в конце, у самого края, любопытных ждала небольшая, но надежная площадка, сваренная в сетку из толстых железных прутьев. В тот день мы впервые приехали на Озеро и нашли Причал. Помню отчетливо, вокруг тихо и безлюдно. Как раз то, что нам нужно. Был вечер, и от воды уже тянуло холодом. Светлана сидела укутанная в клетчатый шерстяной плед, подогнув под себя ноги, на подобии йоги, а я болтал босыми ступнями над темной и блестящей, как исполинский глаз, гладью водоема.

— Правда здорово, что мы нашли это местечко? Оно прекрасно. — шепнула в ухо любимая, склонив голову мне на плечо.

Я лишь кивнул в ответ. Все и так понятно. Потом я наливал обжигающий кофе в крышку термоса, и мы по очереди дули, с шумом втягивали в себя горячий напиток. Щипало губы и язык. Горячо.

— Поцелуй меня в кончик языка, а то жжется!

И я целовал ее. И мы смеялись. И вроде бы даже что-то пели.

Вдруг Светлана вскочила с распахнутыми как мир глазами и возбужденно начала тыкать пальчиком в небо:

— Смотри, там Ангел! Самый-самый настоящий.

— Да ну, — я с сомнением прищурился в ту сторону, куда она показывала.

Бывают облака в форме животных, бывают в форме континентов, возможно даже встречаются и в виде ангелов. Но то облако оказалось особым. Нет, не расплывчатым контуром ангела. Оно и было Им. "Самым-самым настоящим", как сказала Света. Теперь и у меня в этом не было никаких сомнений. Его стройное тело, мощные крылья, казались свитыми из тугих прядей тумана, но были настолько реальными и четкими, что захватывало дух.

— Ангел, Ангел! — мы кричали и хохотали как дети, подпрыгивали и махали ему руками. А он с невозмутимостью каравеллы плыл над водой к другому берегу Озера, который не был виден с причала.

— Как ты думаешь, он нас видел? — спросила Светлана, когда белая фигура уменьшилась вдалеке до размеров точки и ушла в горизонт.

— Конечно, это же твой ангел. Он всегда тебя видит.

— Ты, верно, хотел сказать "наш"?

— Нет, Свет, он — Твой ангел, — слова эти вырвались у меня непроизвольно, и я тогда очень удивился своей уверенности.

— Какой сегодня день недели? — чуть погодя спросила она.

Я глянул на часы.

— Четверг.

— Все верно, ангелы прилетают по четвергам! — загадочно пробормотала девушка и кивнула сама себе, для пущей убедительности. — Мы ведь приедем сюда на следующей неделе, правда?

— Обязательно!

И мы приехали. А потом еще раз и еще. Почти каждый четверг, после работы мы ехали на "Причал ангелов", так мы его теперь называли, стелили одеяла и ждали. Ангел не подвел нас ни разу. Он всегда появлялся внезапно и плыл всегда в одном направлении. И был прекрасен. Мы никому не рассказывали о нем, и даже мысли никогда не возникало его сфотографировать. Это была наша тайна. Не у всех влюбленных есть тайна. У нас была.

Так продолжалось около года. И, наверное, продолжалось бы дальше. Мы бы поженились, завели детей, дождались внуков и все равно приезжали бы сюда старичками, сидели, мыли усталые ноги в прохладной воде, вспоминали молодость. Встречали Ангела, провожали день.

Но все сложилось иначе. Как выстрел в темной комнате. Короткой вспышкой, оглушающим хлопком. Осенней ночью крошечный "Фольксваген" Светланы, цветастый и улыбающийся, как весеннее насекомое, на большой скорости врезался в разделительное ограждение за городом. Словно майский жук от стены, машинка девушки отлетела от бетона и, перевернувшись несколько раз, легла в кювет.

Эксперты говорили, что Света могла выжить. Авария страшная, машина маленькая, но шансы были. Однако медики установили, что сердце девушки остановилось раньше. Его остановка и стала официальной причиной катастрофы. Как могло остановиться сердце здорового двадцатилетнего человека?

— Мало ли? — деловито надвинув очки отвечала мне пожилая врачиха, холодная и скользкая, как селедка, — Может она наркотиками баловалась? Молодежь! — последнее слово она бросила чуть ли не с презрением.

Никакими наркотиками Светлана не баловалась. Но я смолчал, стиснув зубы покрепче. Смолчал, потому что знал, кто виноват. Тем злополучным вечером мы сильно поссорились у меня дома. Посуду не били, но Света со всех сил лупила меня кулачками в грудь, пока я пытался ее обнять, чтобы успокоить. Потом она вся в слезах схватила сумочку и выбежала на улицу. Я почти тот час последовал за ней, из окна подъезда видел, как она с визгом тормозов выезжала с парковки. Мне показалось, что она помчалась к себе. Но она поехала кататься.

На опознание меня не пустили, потому что не родственник, в ее доме мне не открыли дверь, потому что я сволочь. Так сказали родители Светланы. И были правы. Увидел я ее только на похоронах, когда зеленые глаза уже были закрыты.

Я снова начал курить.

С тех пор прошло немало времени, но вспоминать мне нечего. Длинный пустой коридор жизни, из которого ушли все. Кто сам, кто по моей просьбе. Лишь эхо давно отзвучавших голосов еще, бывает, отражается от его гладких как мрамор стен. Но все реже. И вот я снова здесь, на Озере. Впервые один. Я не рассчитываю увидеть Ангела. Светы больше нет, а значит и его, скорее всего тоже нет. А даже если и есть, то я вряд ли достоин лицезреть его. Но я приехал. Мне больно находиться тут, но и противиться своему желанию я тоже не в силах. Оборачиваюсь назад. Там, на откосе, мне в след смотрит моя машина своими большими глазами-фарами. Грустно.

Я пробираюсь по скользкому стальному скелету причала на площадку. Есть ли еще на ней тепло ног той, которую я любил? Есть! Не физическое тепло, — но хотя бы тепло памяти. Я сажусь на корточки и закуриваю. По моим щекам текут слезы. Такие горькие, что першит в горле. Стрелка на часах подходит к восьми. Где ангел? Надежда еще есть. Скоро совсем стемнеет. Медленно откручиваю крышку-стакан от термоса, ставлю рядом. Берусь за пробку.

— Ангел не прилетит. Его больше нет! — женский голос за спиной бросает меня в дрожь.

Я почти оборачиваюсь, но тонкие теплые пальцы касаются моей щеки, останавливая.

— Нет, не поворачивайся! Смотреть нельзя. — Голос незнакомки уверен и строг. Я подчиняюсь.

— Кто ты?

— Я? — теперь в голосе слышатся нотки обиды, — Я твой ангел, дурачок. Здесь ведь Причал ангелов, верно?

— Верно, — соглашаюсь я после коротких раздумий, — просто я несколько удивлен, что ты пришла… И что ты… женщина?

— А что в этом странного? Мы, конечно, существа бесполые, но при желании можем принимать любое обличие. Мне больше по душе женское.

— Раз любое, то наверное красивое, — усмехаюсь я.

— Да, я взяла себе лицо одной из актрис, не припомню имени, — она делает паузу, будто безуспешно пытается вспомнить, и со вздохом продолжает, — Единственное, что мы не способны изменить — это цвет наших крыльев.

Мое любопытство разрастается как воздушный шарик под напором воздуха. Я ставлю на место термос и достаю зажигалку. Откашливаюсь. Надо же, у меня тоже есть свой ангел. Жаль, что я не знал об этом раньше!

— И какого же цвета крылья у моего ангела? — с неподдельным интересом вопрошаю я, чуть запрокинув голову.

— Черные. Как ночь. Очень красивые. И мягкие. Могу дать потрогать. Хочешь, давай руку.

Ее голос не лишен кокетства, как и голос любой женщины, рассуждающей о длине своих ног.

Вытягиваю руку назад. В ладонь ложится… кончик крыла, должно быть. Действительно мягкие. На ощупь напоминает… Почему-то, вспомнился плюшевый медведь, которого я дарил Светику вместе с валентинкой.

— Ну как?

— Волнующе! — Я с трудом могу представить, что только что трогал ангела.

За спиной слышится одобряющий смешок

— Но разве бывают ангелы с черными крыльями? — я взволнован, хотя пытаюсь взять себя в руки.

— Конечно, глупенький, — она смеется, игриво хлопая по моему плечу, — Нас таких много.

Много. И все ж ни один из вас не уберег ту, которую следовало беречь больше всех. Я смотрю на Озеро и на душе становится еще паршивей.

— Ангел есть у каждого человека. Мы с вами неразделимы, — добавляет моя хранительница уже серьезным тоном, — умрет человек, не жить и его ангелу. Поэтому мы боремся за вас до конца.

— Значит, тот, белый, ну, ты поняла… Он умер? Потому что умерла Светлана?

За спиной повисает тишина. Наверное в космосе так образуются черные дыры. Из молчания в ничто. Тишина начинает затягивать, если ее не прервать.

— Говори! — требую я.

"Грубовато, нельзя так со своим ангелом" — маячит на заднем плане запоздалая мысль, но я отгоняю ее как назойливую муху. Мне не до церемоний.

— Все было наоборот, — медленно произносит хранительница, — Твоя Светлана погибла, потому, что…

— Ну?

— Потому что умер ее ангел.

Я не успеваю ничего сказать, и она продолжает почти скороговоркой:

— Пойми, если умирает ангел-хранитель, то человек обречен. Его смерть — это всего лишь вопрос времени. В случае твоей девушки это была пара дней.

— Что за бред! — моя голова уже готова взорваться от всей этой ахинеи, — Как может умереть ангел?!

— Мы тоже смертны, как ни печально, — почему-то в ее голосе вдруг звенит металл. Холодный, беспощадный, решительный.

Это кажется мне настолько необычным, и я ловлю себя на мысли, что готов повернуться.

— И мы… — она замолчала, видимо подбирая слова, — уходим в двух случаях. Либо когда умирает человек, либо…

— Либо?

— Когда нас убивает другой ангел.

"Нет, это уже даже смешно!" — думаю про себя и нервно смеюсь вслух. Еще десять минут назад я был готов засыпать ее вопросами, которые копошились жадными червями в трупе моего прошлого. Но теперь — нет. Все! Я окончательно теряю нить реальности. Умственно отсталый на олимпиаде по математике.

Я ложусь спиной на холодные прутья площадки. Высверливаю взглядом дыру в небосводе. Пытаюсь сосредоточиться. Хранительница отступает на пару шагов, чтобы не попасться мне на глаза, я слышу как шелестят ее крылья. Все это больше напоминает дерьмовый сон. Хотя я не сплю. Наверное. Достаю из пачки сигарету, закуриваю.

— Выходит, вы не такие святые, как о вас рассказывают. — Мой голос насквозь пропитан скептичностью, и она чувствует это, я знаю.

Молчание. До меня, наконец, начинает доходить смысл ее слов.

— Выходит, — я приподнимаюсь на одном локте, — хранителя Светланы убил другой ангел? Ты это хочешь сказать?

— Да — вкрадчиво отвечает носительница черных крыльев.

— Я хочу знать кто он!

Щелчок пальца отправляет окурок в воду. Я сажусь, обхватив руками колени, спина напряжена. Я жду ответа.

— Зачем тебе это?

— Не знаю! Просто нужно!

— Отомстить? Поквитаться хочешь?

— А если даже и так? Плевать что ангел, плевать что человек, да хоть сам Господь Бог. НИКТО! Слышишь, НИКТО не может так вот взять и убить мою Светлану!

— А может он не виноват? — пытается возразить хранительница. — Может он выполнял свой долг?

Мне не хватает воздуха, эмоции захлестывают меня штормовой волной. Даже против себя я не обращал столько злобы, когда погибла Света, сколько сейчас клокочет во мне при мысли о неком ангеле, что сгубил ее и мою жизни.

— Говори!

— Ты точно хочешь это? — голос за моей спиной печален, но печаль эту с трудом распознает даже мое подсознание, потому что разум мой горит. Ненавистью.

— Да, очень точно! Абсолютно точно! Говори, кто он? Кто этот чертов ангел?!

…

— Я

— Ты-ы?! — Если бы вместо ответа, она отвесила мне затрещину, эффект был бы меньшим.

Я медленно поднимаюсь на ноги, и вместе со мной поднимаются удивление, обида, злость. Тугим клубком они подходят к самому горлу, готовые вырваться наружу. Единственное, что их еще сдерживает — это недоверие.

— Ты?!!! — Повторяю я еще громче. Я хочу обернуться, посмотреть ей в лицо, прочесть в глазах, вырвать из них правду, какой бы она ни была.

— Тише малыш. Успокойся, — горячие пальцы проникают в мои волосы, касаются затылка, -тише. Смотреть нельзя. Мы ведь договаривались.

От пальцев по всей голове и вниз, по позвоночнику, растекается приятная тяжесть, ноги становятся ватными, и я, словно магнит, опускаюсь обратно на ржавую сталь решетки.

— Если ты будешь так психовать, у нас с тобой не выйдет разговора.

У моего Ангела тысяча лиц: кокетка, заботливая подруга, убийца, теперь вот строгий учитель. От ее прикосновений расслабляется тело и проясняется разум, словно три волшебные кнопки возвращают зависшую систему к жизни. Теперь мое лицо выражает лишь презрительное безразличие.

— Хочешь узнать, как все устроено? Тогда сиди тихо и слушай! Можешь переспрашивать, если будет непонятно.

Ее голос — холоднее полярного ветра, он проникает в самую сердцевину мозга. И мне остается лишь сидеть и слушать, не смея повернуть головы.

— Немногие знают, и некоторые предполагают, что у каждого человека есть свой Ангел-хранитель. Как видишь, это верно. Теперь ты — в числе немногих. Можешь гордиться этим. Но, мало кто догадывается, что первоначально, человек рождается с ДВУМЯ хранителями. Не надо делать такое изумленное лицо, — твое удивление можно прочесть даже на затылке.

Вернемся к теме. Один из ангелов — белый, другой, соответственно, — черный. Соображаешь, что происходит потом? Верно, как в старом фильме, в живых должен остаться только один! Но по рождению мы априори равны. И вот тут все зависит от человека. Он, и только он питает нас силой. Кого-то больше, кого-то меньше. Пока ребенок взрослеет, мы копим энергию, один позитивную, другой — негативную. Так сказать, прощупываем оборону друг-друга. Обмениваемся выпадами и готовимся к решающему сражению. У вас это называется переходный возраст, всплеск гормонов. А для нас — это нешуточная битва, насмерть. Такая, что перья летят. Как правило, один из ангелов одерживает победу и становится единственным хранителем.

— Как правило? Что, бывают исключения?

— Исключения бывают всегда, — это закон природы! Случается, что погибают оба. Думаю, тут пояснений не требуется. А случается, что ни один из ангелов не может одержать верх, и они продолжают свою битву долгие годы. Такой человек рано или поздно сходит с ума.

— Твой рассказ интересен, хранительница моей жизни! -Я постепенно прихожу в себя и уже могу язвить. — Я так понимаю, что ты — тот темный ангел, который забил до смерти моего светлого ангела?

— А ты сообразительный! Не ожидала! — Эта стерва тоже умела дерзить. — Надо признать, "тот светлый" доставил мне много хлопот. Едва его одолела.

— Как же тебе это удалось, позволь уж полюбопытствовать?

— Не без твоей помощи, красавчик, не без твоей. Вспомни себя в юности. Ты рос обозленным, завистливым ребенком. А потом драки, загулы, приводы в милицию. Неужели не помнишь? — Она делает многозначительную паузу. — Хорошее в тебе, конечно, тоже было, этого не отнять. Но, в итоге, результат налицо. Ты САМ меня вырастил. И теперь я тебя оберегаю.

— Зачем тогда тебе понадобилось убивать Светлану?! Зачем?! Она то что тебе сделала?

— Я не убивала Светлану, я убила ее хранителя. Это разные вещи. Хотя, согласна, итог один.

— Хорошо, не Светлану, его за что?

— Любовь соединяет сущности. Вы с этой девушкой допустим еще могли ужиться, но мы с ее пернатым — никак. Дуэли было не избежать. Скажу честно, этого не хотели ни я, ни он. Но вы со Светой слишком сильно любили друг друга. Такое иногда бывает. Любовь может не только созидать, — она способна и разрушать.

— Ты оказалась сильнее ее хранителя?

— Да.

К горлу подкатывает горький ком обиды. Аж до слез.

— Что же это получается? Выходит, мои пороки перевесили ее добродетели, так что ли?

— Не совсем, мой мальчик, не совсем. Ее хранитель был сильнее меня. Но только вначале. Видишь ли, мы ангелы, тонкие существа. На нашу силу влияет множество факторов. Но есть одна прописная истина…

— Какая?

— На нас нельзя смотреть. От этого мы слабеем. Именно поэтому я всегда за твоей спиной.

— Ты хочешь сказать, хранитель Светланы не знал прописных истин, показывая нам себя каждую неделю.

— Знал, конечно. Но, добро, оно так наивно! Это его главный изъян. Бедняга хотел совершить подвиг единиц. Он хотел убить меня и сохранить жизнь тебе. Он хотел стать вашим Общим ангелом.

— Разве это возможно?

— Теоретически. Как я уже говорила, наличие исключений — закон природы. И, знаешь, у него могло получиться. В тот вечер, когда он впервые показался вам, вы могли в порыве восторга на мгновение слиться со Светланой в единое целое. И он бы просто выкинул меня из этого мира.

— Что же пошло не так?

— Ты правда не догадываешься? — ее смех вернул меня из раздумий к реальности. — ТЫ ему помешал.

— Я?

— Да, ты был молодчиной! Когда я уже прощалась со своими крыльями, ты произнес сакраментальную фразу!

— Света, этот ангел не наш, он — твой… — шепчу я, опустив голову на руки.

Слова двухгодичной давности звучат снова. Тогда они стали приговором для Светланы. Теперь для кого? Для меня?

Это уже была не злость, это уже было бешенство, исступление. Гнев бушевал во мне. Гнев на себя, на хранительницу, на свои пороки и свою тупость. Я уже совершенно не соображал что делаю.

— Теперь я знаю твою слабость! — Выкрикиваю я, вскакивая на ноги. — Смотреть, говоришь, на тебя нельзя?! — поворачиваюсь кругом.

Но там уже никого нет.

— Где ты?! Покажись, Ангел!!! — я бегаю по крошечной площадке, кручусь из стороны в сторону. Но хранительницы нигде нет.

— Зачем ты вообще тогда пришла?! Зачем рассказывала мне все это? Чтобы помучить, да?!

— Нет глупенький, — голос раздается сверху. Я задираю голову, но все равно никого не вижу. — Я пришла, потому что я — твой Ангел-Хранитель. Я выполняю свою работу. Я пришла чтобы защитить тебя.

— От кого?!

— От тебя самого. Или ты хочешь сказать, что пришел спустя год на этот причал не для того, чтобы свести счеты с жизнью? — Ее голос насмешлив, но в то же время полон заботы.

— Нет. — я опускаю глаза.

— Что, и в кофе ты себе отраву не подмешивал?

— Да пошла, ты, тварь, я все равно сделаю то, что задумал.

Судорожно осматриваюсь в поисках забытого термоса. Но его нигде нет.

— Где мой кофе, сволочь?! Где термос?! Куда ты его дела?

— А причем здесь я? Меньше руками надо было размахивать. Твой термос уж минут двадцать как на дне лежит. Только не вздумай за ним нырять. Здесь глубоко и вода ледяная.

Ее смех режет меня. Он буквально разрывает меня на куски. Я еще никогда не казался себе таким беспомощным.

— Глубоко, говоришь?! — я полон решимости

— Не глупи. Больше всего на свете ты боишься захлебнуться. Видишь, я все про Тебя знаю.

— Ни хрена ты не знаешь! — Кричу я исступленно в небо и разбегаюсь.

Вода смыкается над головой. Темно.

____________________________

Я сижу в просторном кабинете. Напротив меня, через стол, седой коренастый мужчина в пятнистой спецовке с эмблемой рыбнадзора и врач.

— Сынок, ты хоть понимаешь как тебе повезло? Направь мои ребята в твою сторону бинокль минутой позже — все, хана.

— Не откачали бы! — подтверждает доктор.

Я послушно киваю головой.

— Счастливчик! — седой ободряюще хлопает меня по плечу. — Не иначе, Ангел хранитель тебя бережет!

— Да уж, — отвечаю я мрачно, — эта с№ка знает свое дело!