Демьян

Мать всех шлюх

 

 

— О, боже, детка! 

— Ш-ш, — женский палец касается мужского подбородка, горячий шепот обжигает его щеку, — не поминай… 

— Ты лучная, гос-с-споди! 

— Поверь, он это знает… Давай не будем…  

Губы нашли в темноте друг друга, ее влажные, его пересохшие от глубокого дыхания. Кровать скрипнула, простыня зашуршала, диссонансом любовной игре зазвонил телефон. 

Она оторвалась от жаждущего ласк рта и прислушалась к полифонической мелодии вибрирующего чуда технического прогресса. 

— Нет, — мужчина чувствовал, что сейчас она ответит на звонок и все закончится. Жизнь была великолепна еще пять минут назад, во всем мире существовали лишь два человека, но где-то внутри росло убеждение, что его порция счастья испита, можно стряхнуть капли, сдать посуду и в последствии лишь вспоминать о былых ощущениях. И хотя вот оно, мгновение грядущих воспоминаний, влажное от пота тело еще в его объятиях, волосы, ниспадая, щекочут скулу и бровь, а запах, чудесный запах, впивается в ноздри… 

— Не бери трубку. 

— Никуда не уходи, — она оперлась ладонью на его лоб, вдавив голову мужчины в подушку, и потянулась к прикроватной тумбе. 

"Долбанные в три дырки телефоны", — неслись раздраженные мысли в голове мужчины, когда он прикуривал сигарету, — "Нигде от них нет покоя. На работе, дома, в машине, кинотеатре… Надо было молчать, тогда, может быть, не ответила бы…". Но история не любит сослагательных наклонений. Он сидел, курил, включив ночник, наблюдал, как женщина по-итальянски с кем-то говорила минуты три, затем положила аппарат в сумочку, безошибочно нашла в комнатном сумраке брошенное платье и, не надевая белья, стала натягивать на себя, скрывая соблазнительную наготу. Наконец, видя, что прелестница ищет взглядом вторую туфлю, спросил: 

— Ты куда? 

— Любоваться на звезды, — она улыбнулась и вытащила из-под кровати потерю. Самое неприятное заключалось в том, что мужчина не понял, кому предназначалась улыбка, ему или обуви. 

— В Манхэттене плохо видно звезды, надо ехать на окраину. В Джерси, к примеру… 

— О, знаю, Новый Амстердам никогда не спит, его огни видны из космоса. Вот, странно, да? Звезды — горячие, но холодные, манящие, но далекие, такие прекрасные, но на свету их не видно, только в темноте. Чарли, я буду любоваться звездами и, пожалуйста, не ищи меня. 

 

 

— Синьора, часы для посещений… 

— Мой сын, Дэни, в какой палате? 

Высокая блондинка ворвалась в приемное отделение больницы, равномерно постукивая стальными набойками шпилек по полу, решительностью превосходя заправского грабителя банков, и продвигалась по коридорам через кордоны обслуживающего персонала с успешностью взвода спецназа. 

— Какой еще Дэни? 

— Милочка, не шутите со мной! Какой Дэни? Тот, что разбился на мотоцикле… 

— А… 

— Кто его лечащий врач? Любезная, прекратите разевать рот и ответьте хоть на один вопрос. 

— Но, я… 

— Кто? Лечащий? Врач? Кто, в конце концов, заведующий отделением? 

— Простите, я заведующий отделением… 

— Вот вы-то мне и нужны! 

— Ма-а-ам, я здесь! 

То, что увидел через секунду Дэни, заставило его улыбнуться. В палату, спиною вперед, вошел врач, следом, держа первого за лацканы халата и стреляя по округе испепеляющим взглядом, проникла мать, а позади нее выстроилась свита из ошарашенных медработников. 

— Мам, все в порядке. Ну, упал, с кем не бывает… Не волнуйся ты так. 

— У него, видите ли, все в порядке! Лежит, улыбается, а позвонить ему некогда! Я мчусь через океан, вся на нервах… 

— Э, синьора… 

— Да, — пышущая активностью блондинка отпустила, наконец, врача, огладила его измятый халат, мило улыбнулась, — Вы можете идти. Принесите мне кофе и историю болезни. 

— А… 

— Турецкий, крепкий, — перед глазами заведующего отделением замаячили два ухоженных пальца в знаке "виктория", — Два сахара. Люблю, когда горько и сладко. Пожалуйста. 

— Простите, но… 

— Да, знаю, "как смею", карабинеры и все прочее… Милейший, я могу быть благодарной, очень щедрой, а могу быть и другой. Предпочитаете меня разозленной или дружелюбной? 

Врач предпочел удалиться.  

 

 

По "вечному" городу в сторону Ватикана продвигался алый кабриолет "Феррари". Конечно, на таком авто можно было летать по загородным трассам, однако сегодня его хозяйка предпочитала, толкаясь в пробках, купаться в эманациях мужского внимания, спокойно находясь в транспортном потоке человеческого муравейника. Сдвинутые на лоб солнцезащитные очки придерживали локоны светлых волос, открывая солнечному свету и заинтересованным взглядам вид на серые задумчивые глаза, упрямую морщинку между изломом четко очерченных бровей, густые ресницы, подернутые загорелым румянцем скулы и тонкую линию шрама на переносье. Нельзя было назвать женщину красивой, но сексуальной, желанной — в полной мере. Она притягивала к себе тем магнетизмом, что никто еще не смог замерить прибором, что так любят описывать поэты и ненавидят из-за недостатка прозаических слов писатели. Подобное влечение можно, скорее, почувствовать, столкнувшись с источником в толпе равнодушных лиц. 

А женщину, похоже, манил Собор Святого Петра. Припарковав машину невдалеке от городской стены, она смешалась с толпой туристов и бродила среди величественной колоннады, оглядываясь в поисках только ей известных знаков. Наконец, блондинка нырнула в служебную дверь, прошла по коридору до неприметной подсобки. Расчистив пол от коробок, уверенным движением начертила на темном кафеле мелом круг и уселась в его центре. Минута следовала за минутой, женщина сидела неподвижно, обхватив себя за плечи и закрыв глаза. Через какое-то время ее тело принялось раскачиваться так, как баюкают младенца, а из горла доноситься равномерное мычание. Чем громче становился вибрирующий звук горлового пения, тем больше ощущалась дрожь, исходившая от пола. В какой-то момент на металлическом стеллаже запрыгали банки с краской, меловой круг вспыхнул режущим глаза белым светом, когда же сияние погасло, в подсобке уже не оказалось странной посетительницы. 

 

 

Под ванильным небом, озаряемым зарницами, посреди безбрежного океана из облаков, высился каменный утес, щедро покрытый травяной зеленью. На самом краю, свесив одну ногу в облачную бездну и беспечно помахивая конечностью, сидел архангел. Он любовался небом, облаками, время от времени улыбаясь мыслям и сплевывая вниз. Внезапно сиделец улыбнулся шире, кашлянул, прочищая горло, негромко произнес: 

— Когда на земле умерла Любовь, то людям осталась лишь Страсть, а теперь, похоже, и ее там нет. 

Подошедшая сзади блондинка выдернула у него из крыла перо. 

— Хей, полегче! — встрепенулся архангел. 

— Я тоже рада видеть тебя, Гавриил. Кончай вещать многозначительными фразами, хотя в этом ты неподражаем. Не, ну кто мог подкатить к Марии с телегой: "Возрадуйся, Благодатная! Господь с тобой!". Разве так сообщают женщине о беременности?  

— Работа такая, — улыбнулся архангел и отвел пострадавшее крыло подальше от присевшей рядом знакомой. Потому и отвел, что очень хорошо знал ее. 

— Собственно из-за твоей работы я здесь, — вздохнула блондинка, крутя между пальцами ангельское перо, — Ты, ведь, у нас самый эрудированный? Вот и ответь — у моего сына Дэни есть ангел-хранитель? 

— Нет. 

— А почему? 

— У своего отца спроси… 

— Он, что, заведует такими вопросами? А вы, какого лешего, делаете? Сидите, греетесь на солнышке да поплевываете сверху вниз? 

— Успокойся… Дэни же твой сын, а, сама знаешь, твои дети… 

— Вот только не надо грязи! Я — человек? 

— Ну, технически… 

— Человек. Значит и сын мой — человек. У меня был хранитель? 

Гавриил потупился. 

— Ли, прости… 

— Ты был моим хранителем, — она погладила ангела по коленке и заглянула ему в глаза, — Ты был и есть мой лучший друг. Так почему у сына нет? Не отмалчивайся, уж кто-кто, но ты знаешь ответ. 

— Ли, он вне категории, понимаешь? И благодатью не освещен, и грехом не придавлен. Вы вне системы. Есть, правда, лазейка — можно найти среди людей святого и произвести в ранг хранителя… 

Женщина фыркнула. 

— Ищи ветра в поле. А Дэни в больнице… Ладно, пойду, — протянула перо Гавриилу, чмокнула в щеку и шепнула на ухо "прости".  

 

 

— Люди добрые, поможите! Вижу, что нужды не знаете, денежкой одарите… 

Попрошайка смотрела снизу вверх на грузного господина, вышедшего из ночного клуба подышать свежим воздухом. Телохранители не отгоняли нищенку, поэтому она и осмелела, подошла практически вплотную к крыльцу. Господин, раскуривший сигару, некоторое время молча разглядывал просительницу, затем вытащил из кармана брюк увесистую пачку банкнот и, выдохнув дым, бросил слова: 

— Мзду давай… 

Нищенка в непонимании замерла, хотела переспросить, что от нее, горемычной, требует богач, но неожиданно на Садовом кольце взвизгнули тормоза. Все присутствующие обернулись на подъехавшее такси и стали наблюдать за разворачивающимся действом. В машине женщина что-то, активно жестикулируя, доказывала опешившему водителю, затем бросила ему в лицо несколько купюр, распахнула дверцу, и до свидетелей донеслось окончание фразы: "…да Макар телят не гонял!". Выпорхнув с заднего сидения, она громко захлопнула дверь и решительно направилась в сторону клуба. Каблук изящной туфельки поехал на сыром от недавнего дождя асфальте, высокая блондинка оступилась, чуть не упала, но быстро нашла равновесие, гордо вскинула подбородок, грациозным движением руки оправила прядь волос, упавшую на глаза, и елейным голосом, растягивая гласную, резюмировала ситуацию: 

— Бл*дь! 

Господин на крыльце расплылся в улыбке. 

— Вот уж точно! Хе, вы только посмотрите — мать всех шлюх, собственной персоной! 

— И тебе всех благ, отец мудрости! Нужен совет. 

— Правила знаешь, — скучным басом ответил любитель сигар, убирая деньги обратно в карман, — Гони мзду. 

Притихшая нищенка, видя, что денежки уплывают, вновь осмелела и привычно затянула представительную речь: 

— Люди добрые, по-мо-жите… 

Блондинка подошла к ней, развела в стороны руки и раздраженно спросила: 

— Где ты здесь видишь людей, а? Где ты добрых-то заметила? 

Ее правая рука, отведенная в сторону, неожиданно быстро описала полукруг, и сильные пальцы с великолепным маникюром вырвали у просительницы гортань. Тело еще не осело на землю, блондинка уже протягивала на открытой, обагренной горячей кровью, ладони кусок плоти курильщику. 

— Жертва принесена, Ваал! 

Грузный господин кивнул, довольно оскалившись, толкнул ногой тяжелую дверь, которая легко от пинка распахнулась, и с кавказским акцентом пробасил: 

— Заходи, гостьей будешь! 

— Где у вас здесь дамская комната? Перемазалась вся, как порося… 

Позади них телохранители с выверенной сноровкой уносили труп нищенки. 

 

 

— Еще дунешь? 

— А, давай! 

Ваал передал блондинке стеклянную гильзу, и женщина втянула из нее носом порцию кокаина. На секунду зажмурила лихорадочно блестевшие глаза, тряхнула гривой волос, быстрым движением пальцев отерла ноздри. 

— Бюрократы из небесной канцелярии только и могут, что тыкать в устав, мол, "вас не значиться в списках"! — через секунду продолжила она рассказ о своих проблемах, — Но я-то знаю, что Дэни — никакой не суккуб, он и на девок-то толком не глядит. Обычный мальчишка, которому не повезло быть моим сыном… 

Женщина грустно рассмеялась: 

— Ха, ему вообще не везет! Вот же, досталась от папашки такая дрянная черта! Висит, как проклятие, которое не снять, печать неудач. Всю жизнь ему талдычу — осмотрительнее будь, осторожнее… Куда там, так и норовит, то на лыжах с горы скатиться, то на машине с ветерком… Я вся, как на иголках: зазвонит однажды телефон и сообщат, что он шею свернул. Нет, без хранителя нельзя! Тем более что — положено по закону, вот только канцелярщики небесные… Ваал, знаю же, можно с демоном договориться, только цены гнут непомерные. Посоветуй чего или кого, ты же мудрый. 

Ваал приподнял густую бровь: 

— Как я понимаю, закладывать ты ничего не собираешься, но хранителя для сына поиметь вознамеренна. Хе-хе, вот, сколько знаю, ты всегда такая: и рыбку хочешь съесть, и руки не испачкать. Ну, без этого ты была бы не ты… Должен огорчить, с демоном только через договор, никак иначе, так, что расплачиваться все равно придется, весь вопрос в цене. Хотя… 

— Что? 

— Папашка отпрыска невезучего, тот о ком я думаю? 

— Не знала, что сплетни слушаешь… 

— Как знаешь. Но, фактически, он ангел, поэтому вполне возможно, что пора ему предъявить алименты. С твоей способностью без мыла… 

Блондинка задумчиво стучала о ноготь пустую стеклянную гильзу. 

— Еще кокса? — предложил хозяин клуба, оставив предыдущую фразу без завершения. 

— Как скоренько до Пандемония добраться? — гостья не долго думала. Ваал усмехнулся: 

— Не знаю, как "скоренько", Мулцибер с порталами что-то начудил, случаются временные скачки, но если желаешь, то за туалетом третья дверь налево. Мзда уплачена, пользуйся! 

 

 

Огромный зал тонул во тьме, лишь только у дальней стены открыл в застывшем крике зев монументальный камин, светя огнем сгорающих поленьев и ведя причудливую игру теней на покрытых резьбой каменных стенах. Всполохи плясали под скрипичную музыку, рождаемую, казалось, из воздуха посреди зала. Массивное кресло, поставленное на границе исходящего от очага жара и холода зала, было занято одиноким слушателем, сложившего изящные пальцы вместе, спрятавшего нос под защиту ладоней, смотрящего заворожено на картину буйствующего пламени. Любой из случайных наблюдателей мог бы назвать хозяина трона красивым мужчиной в расцвете сил, но лишь внимательные в полумраке заметили бы некие странности. Кожа слушателя выделялась смертельной бледностью и, вместе с тем, лучилась изнутри свечением, постоянно меняющим оттенок. Ниспадающие волосы, белые сединой альбиноса, еще несли редкие, отливающие золотом, пряди. То, что можно было принять за длинный кожаный плащ, перекинутый через спинку единственной здесь мебели, оказывались, при ближайшем рассмотрении, сложенными крыльями, схожими с нетопыриными. Их обладатель, при хорошем расположении духа, мог бы с грустью поведать, что некогда их сплошь покрывали перья, однако те давно сгорели в жаре преисподней. 

Из-за кресла, рождаемые тенями, показались женские руки, ласковыми змеями обвили шею сидящего, огладили его грудь. Хозяин трона вздрогнул, взгляд его сделался осмысленным, а ноздри хищно затрепетали. 

— Светик, как долго мы не виделись… — на ухо седому мурлычуще зашептали страстные губы. 

— Лилит, — голос хозяина звенел льдом, — за какой надобностью пришла? 

Блондинка озорно скользнула на колени сидящего и погладила его по щеке. 

— Лучик мой, ты чем-то огорчен? — невинный тон мог бы ввести в заблуждение любого, но только не его. 

— Двадцать лет не вспоминала, не заглядывала, думаю, что и не вспомнила бы, если бы нужда какая не образовалась… Чего надо? Рим отдал — мало? 

— Двадцать лет назад ты был нежнее… Говорил красивые слова, называл своей королевой. Мой король, хочу сказать, что у нас с тобою есть принц. 

Лучезарный усмехнулся. Ощущая насмешку, томный женский голос приобрел просительные нотки и участился в темпе. 

— Такой чудесный мальчик, так похож на тебя… Я, когда смотрю на него, постоянно вижу твое лицо. Ну, не хотела я его портить всей этой адской ерундой, ну прости меня…  

— Лилит, у тебя столько детей, что если всех записывать в паспорт, то получился бы многотомник. Чем очередной суккуб лучше остальных? 

— Я… — женский голос окончательно потерял уверенность, надломился, — Но… Он же наш… Он вовсе не… Я его в твою честь назвала… 

— У меня множество имен и, если честно, ни одно не нравится. Что еще? — холодное равнодушие хозяина было показным, светящийся желтизной свет кожи выдавал говорившего, но блондинка этого не замечала — у нее, помимо воли, по щекам потекли слезы. Она вскочила, попыталась ладонями вытереть предательскую влагу, но вышло плохо, от того женщину начала разбирать злость. 

— Я так и знала, Самаэль, так и знала! И ты еще спрашиваешь, почему я не появлялась здесь двадцать лет! Сухарь, бесчувственный болван! В кое-то веке от него требуется лишь помочь ребенку, но нет, он встает в позу! Я уже все ноги сбила, чтобы решить проблемы с его же генетикой, а он обрюхатил, и в кусты! Ну, как же, Князь Тьмы, Ангел Смерти! Даже его собственный брат Габриель был настолько всеведущ, что не посоветовал сюда идти, но я-то наивная… 

— Наивная? Наивная! Ха! — на сей раз, и хозяин порывисто поднялся из кресла, и их тени присоединились к безумной пляске на стенах, — Это можешь говорить любому, но только не мне, своему мужу! Да, сколько бы ты не стелилась перед мужиками, именно я твой муж, и знаю тебя, как облупленную! Кто вертел Адамом так, что он взвыл и упросил отца на новую женщину? Кто соблазнил Юшу подсунуть Еве яблоко, за что его сослали под воду? 

— А нефига мужиков уводить! — блондинка попыталась перехватить инициативу в пикировке, но у мужа, по всей видимости, давно накипело, оттенок свечения кожи все более багровел, а слова набирали мощь: 

— Я из-за своего друга и поднял-то восстание, да с твоей подачи людей возненавидел! А наша "наивность", чувствуя, что запахло жареным, под шумок линяет из Эдема. Да так вовремя, что, как бы не при делах, и на халяву отхватывает бонус в виде бессмертия, и способности безболезненно рожать. Чем пользуется тут же, как только ее настигают посланцы отца! Нашей гвардии облапошенных прибавляется, а "наивность" рожает суккубов со скоростью хорошей швейной машинки! И ладно бы, если бы сама же со своими детьми… Да, что далеко ходить, хотя бы Асмодея взять. Сразу после нашей свадьбы, в первую же ночь, свалить с собственным сыном, а по совместительству и любовником, в Содом, заехав по пути в Гоморру — ко-неч-но, невинный такой загульчик, и, самое главное, неприметный! Меня в Тартар, а нашу красавицу — в турне по Ближнему Востоку, закусывать душами младенцев. Да бедные евреи до сих пор пишут твое имя на люльках, чтобы злых духов отгонять: те, как увидят, связываться не хотят! Последний раз спрашиваю — чего задумала? 

— О, я совсем забыла, передо мной, конечно, ангел! 

— Да, ангел! 

— Конечно, герой! Аврааму руку с кинжалом удержал, Исаве хранителем был. А кто у нас Каина с Авелем стравил? Кого я застукала с Наамой как раз перед упомянутой свадьбой? И, что, последняя, что ли? Как патлатую звали-то? Аграт бат Малахат? И у него еще наглости хватает спрашивать, где я шляюсь! Да глаза б мои этих тварюг не видели! Тебя с Паном путают, потому, что ты — он и есть, козел е**учий! 

Может быть, муж и знал свою жену, как облупленную, но и она отвечала взаимностью, знала, как наступить на больную мозоль. Светящийся оттенок кожи у князя перевалил пурпурный рубеж, огромные крылья вскинулись, затушив потоком воздуха огонь в камине, стены сотряслись от яростного рева. 

Находившийся в приемной Азазель вздрогнул и увидел, как в щелочку приоткрытых массивных дверей выскользнула растрепанная Лилит и прижалась спиной к стене. В ту же секунду створку сорвало с петель, а пол осыпало щепками некогда величественного трона. Оруженосец князя хмыкнул — давненько парочка не цапалась, соскучились в Пандемонии по их скандалам. 

— Что, проблемы? — спросил он у жены патрона. 

Та усмехнулась, сдула с носа челку и кивнула головой: 

-Ага. У тебя, что пустил без спроса. 

 

 

Егор вышел в ночную смену недавно, поэтому несколько робел. Конечно, в заведении творилось черт знает что, это он прекрасно знал, однако именно ночью сюда наведывались посетители, о которых рассказать кому — просто не поверят. Да и сам хозяин — жуткий, нет, точно не человек, тип. Хотя к Егору Ваал относился покровительственно, навесил несколько оберегов на шею, несколько заставил наколоть на теле, хлопал по плечу и басил: "Что, Егорка, жить-то будем? И хорошо будем жить! Главное за барной стойкой — понять, кто есть кто перед тобой". Егор и старался. По-первой привлекали лишь деньги, весьма немалые, но затем втянулся, стало жутко интересно стать частью запретной для многих обывателей жизни. Главное — понять, кто есть кто. 

Сегодня в зале было не очень много посетителей, в основном все сидели за столиками. Семен, вечерний бармен, видя, что смена пришла, молча кивнул и пошел переодеваться. Хозяин сидел за стойкой, читал газету, привычно дымил сигарой. Соседствуя с Ваалом, уронив голову и раскидав светлые волосы по столешнице, находилась некая дама неизвестной наружности. Рядом с ее лежащей безвольно рукой стояла опорожненная наполовину бутылка тэкилы и совершенно пустой шот, вокруг которого живописно громоздились лимонные корки. В динамиках играла песня сплинов "Прочь из моей головы", судя по довольно выглядящему ди-джею и его оттопыренному карману рубашки, уже не в первый раз. Егор смахнул со стойки лимонные корки, досадно покачал головой — все-таки Семен грязнуля, но Ваал понял по-своему: 

— Это уже вторая бутылка. Допьет и попросит еще — не давай, скажи, мол, мескаль закончился. Попросит водки или вискаря — зови меня на подмогу. 

— Особая гостья? 

— Не без того... — улыбнулся хозяин и, слегка повысив голос, продекламировал нараспев: 

"…Остерегись её волос: 

Она не одного подростка 

Сгубила этою причёской". 

— Кто она? 

— Знакомься, Егорка, это Лилит, первая женщина. Если верить ее словам, то и последняя. 

— А как же остальные? 

Дама приподняла голову и сказала: 

— А остальные — твари! — затем пьяно рассмеялась, — Хотя, если хорошенько подумать, то и я тварь… Да еще какая! Эй, ди-джей, ставь по новой! Ой, мальчики, я когда выпью, ну ду-ура-а дурой… А, все же, хороший ты мужик, Ваал, таких еще поискать…  

Широким движением она сграбастала со стойки квадратную бутыль, соскользнула с табурета, направилась, покачиваясь, в сторону выхода. Нога, на высокой шпильке со стальными набойками, поехала в сторону, блондинка чуть не упала, но удержала равновесие, схватившись за столик, затем смачно выдала руладу отборного мата в адрес Москвы с ее скользкими дорогами, двумя пинками в воздух отделалась от обуви и босой вышла на улицу. 

Тем летом российская столица обильно омывалась дождями. Нынешняя ночь не стала исключением, с неба моросило, не сильно, но достаточно, чтобы без зонта промокнуть. Босая женщина подставила лицо слезам небес, постояла так некоторое время, чувствуя, как влажные капли бегут по щекам, сделала глоток из бутыли и закричала, глядя на высвеченные над древесной чернеющей кроной золоченые купола с крестами: 

— Что, дедуля, доволен?! Все никак не наиграешься судьбами?! Только тебе меня просто так не взять, все равно придумаю что-нибудь! И ты будешь мной гордиться, любимой дочкой, потому, что такой и создал! Тебе со мной интересно, поэтому и оставил бессмертной! Я, тебя, старого извращенца, знаю... 

Мокрая блондинка приложилась к горлышку в очередной раз, вновь стала кричать, грозить темным облакам кулаком, время от времени истерически смеяться, а потом вновь пить. Теплый дождь прекратился, небо очистилось, открыв взору ночное небо с россыпью звезд. Таких горячих, но холодных, манящих, но далеких, прекрасных, но… 

Лилит замолчала и долго смотрела на их мигающий свет. Неожиданно глубоко вдохнула и плюнула вверх. Плевок, повинуясь давно наложенной воле отца, весьма точно вернулся обратно. 

Все время это время за бесплатным шоу со ступеней клуба наблюдал, дымя сигарой, хозяин заведения. В какой-то момент с неба скользнула широкая тень, отряхнула намокшие крылья и присоединилась к наблюдателю. 

— Как думаешь, у нее мальчишка и, правда, не суккуб? — после продолжительного молчания спросил демон. 

— Да, в этом она не солгала, сын — человек, — негромко ответил ангел. 

— Как же проклятие? 

— От любимого родила, вот и причина. 

— Чего же вы с хранителем-то заартачились? 

— Выписать хранителя сыну Сатаны? Да в конторе удавятся! 

— М-м, дела…— Ваал затушил окурок, вздохнул и произнес: 

— Давай-ка, Гавриил, бери девчонку на поруки, как в старые времена, с меня на сегодня достаточно. Сам видишь, она уже косая, как стадо китайцев, начнет чудить — всем миром разгребать придется. А, ведь, как бывший хранитель, знаешь, чудить она умеет! 

— Да, уж, — вздохнул в свою очередь архангел, — с ней "бывших" не бывает, всех на уши поставит… 

 

 

Луч света коснулся раскиданных по подушке светлых волос и те заиграли золотыми всполохами. Лилит открыла один глаз, увидела стакан с водой, пачку "Алка-Зельцера" и записку: "Выпей меня!". В открытое окно врывался, раскидывая занавеси, шустрый ветерок, снаружи доносился шум листвы и щебетание птиц. "Где я?" — по-русски подумала гулена, но оглядевшись поняла, что ошиблась языком, вокруг наблюдалась знакомая обстановка ее римского палаццо. Приподняла, было, голову, застонала, опустила вновь в объятья перины — шевелиться не хотелось. Пошарила рукой на столике у изголовья, нащупала пульт, включила видеопанель, защелкала системой наблюдения, перескакивая с одной камеры на другую в поиске слуг. Кухня, столовая, коридор, гараж, корт — никого, пусто… 

"Ну, нет же, нет! Ну, кто-нибудь!" — хныкающие капризные мысли бились в больной голове. Внезапно на оранжерейной камере она обнаружила незнакомую девушку в легкомысленном молодежном топике и джинсовой коротенькой юбочке. Та улыбалась, смотрела куда-то за пределы обзора камеры, теребила кончики темных, как воронье крыло, волос. В кадр вошел довольный, как кот возле миски со сметаной, Дэни, показал девушке срезанную любимую мамину розу, вдел цветок в черные локоны молодой особы и поцеловал ее в губы! Лилит закашлялась — столько противоречивых чувств разом на стонущий организм, это слишком! Но, главное, сын дома, живой, здоровый! Уменьшив кадр и наблюдая краем глаза за молодыми людьми (мало ли, что наглая деваха себе позволит), вызвала на экран информационную панель с календарем, зашипела: "чертов Мулцибер с неотлаженными порталами — три недели, как корова языком слизала!", собрала волю в кулак, вскочила. Боль и тошнота радостно навалились, споря между собой за место главного мучителя. "Уф, таблетка здесь не поможет!" — опираясь двумя руками на зеркало, глядя через золотистые космы в отражение, подумала Лилит. Закрыла глаза, сосредоточилась, раздула от напряжения ноздри и где-то там, на другом континенте, осел в кресло, болезненно хватаясь за грудь, Чарли, ее последний любовник. Жизненная энергия мощной обновленной струей потекла по артериям первой из женщин, омолаживая, заставляя сердце биться чаще, наполняя страстью и безудержной силой. Когда серо-стальные глаза открылись, отражение преобразилось. Лилит с изяществом поправила волосы, облизнула губы, накинула шелковый халат и легким, но быстрым шагом заспешила в оранжерею.  

 

10 

 

Молодой заливистый смех раздавался из-за развесистых кустов. 

— Представляешь, Вито вылетает из палаты, руки трясутся и шепотом, нет, только представь, Вито и шепотом! спрашивает: "чей сын в этой палате?" — задорный девичий голос звенел от восторга.  

Новый взрыв хохота. 

— Да, матушка может, шорох навести, — на сей раз голос сына. Лилит сбавила шаг, прислушалась. 

— Не бойся, на самом деле она замечательная, мне очень хочется вас познакомить. Пока я не увидел тебя, то думал, что подобных женщин нет, она единственная на свете. Я знаю, вы подружитесь, когда узнаете друг друга, в этом практически уверен. 

— Все равно, страшновато… 

"Ты, девочка, еще не знаешь, что такое страх", — улыбаясь и выходя из укрытия, подумала Лилит. 

— Денница, малыш, ты дома! — светясь от счастья, сказала она вслух.  

Юноша обернулся, широко и приветливо улыбаясь: 

— Вот и ты, проснулась! Привет, мам! 

Высокая блондинка в китайском халате подлетела по кирпичной дорожке к своему чаду, обняла, поцеловала в лоб. 

— Малыш, прости, что не навещала, дурацкие дела так закрутили, что времени не замечала. Но, веришь, все мысли о тебе были, глупыш. Как ты? 

— Да все в порядке, ма, я же еще в палате говорил… Ну, повалялся на койке недельку другую, но, ты же знаешь, на мне, как на собаке, все быстро заживает. К тому же у меня появился ангел-хранитель. Вот, познакомься — Лючия. 

Девушка явно смущалась, аж покрылась румянцем. 

— Я медсестра в больнице, вернее помощница… — протягивая робко руку, пробормотала Лючия. Лилит не спешила пожимать чужую ладонь, оценивающе оглядывала гостью. Девичья рука дернулась, затем спешно убралась за юбку, щеки зарделись еще больше. "В смущении она весьма привлекательна", — заметила про себя Лилит.  

— Даже не помощница, сиделка… — совсем тихо уже бормотала юная особа. Но Дэни не замечал столкновения двух женских взглядов, ему было хорошо и радостно на душе: 

— А знаешь, какая у Лючии фамилия? Сантани! 

Денница воздел руки и, подражая оперному тенору, запел: 

— Санта Лючия, Са-а-анта-а-а Лючи-ия! 

Девушку окончательно бросило в краску: 

— Ну, Дэн, прекрати! — попросила она, но парень лишь рассмеялся. 

— Глупенькая, это же здорово, о тебе со сцены поют! 

Лилит улыбнулась, подошла к Лючии, обняла за хрупкие плечи и поцеловала в бархатную щеку. 

— Что ж, добро пожаловать в семью, — негромко проговорила она, затем встрепенулась, рассмеялась, тряхнула волосами: 

— А не поехать ли нам, ребята, на море? Мартини, пицца, крики чаек, а? 

— Может, на яхте поплаваем? — радости Денницы не видно было конца. 

— Может и на яхте, — согласилась мать, — только мне надо сделать звоночек по телефону и переодеться. Подождете? 

— Конечно, ма, о чем речь! 

 

11 

 

— Гаврила, привет, это я! Ну, какая теперь разница, откуда узнала этот номер, ты же ответил. Слушай, Габр, что ты думаешь о Лючии Сантани, которая работает в больнице Святого Августина? Угу, угу, понятно. Ну, вот, подходящий экземпляр! Как для чего? Ты что, глухой? У нее фамилия — Святая! Ты же говорил, о лазейке посвящения в хранители, мол, святой нужен, и — вот! Нет, это ты меня послушай — по бумагам все будет чики-чики, даже отец не подкопается. Я тебе ща повешу трубку, вот только попробуй!... 

 


Автор(ы): Демьян
Конкурс: Креатив 9
Текст первоначально выложен на сайте litkreativ.ru, на данном сайте перепечатан с разрешения администрации litkreativ.ru.
Понравилось 0