Ересь
Под ногами сыто чавкала грязь. Сгорбившись, чтобы хоть как-то защитится от заливавшего за ворот дождя, Винченцо брел за хозяином. Черный плащ господина маячил далеко впереди, вызывая раздражение. Ему было себя жалко — синьор собрался по своим делам на ночь глядя, слуге пришлось покинуть объятья гостиничной служанки и выйти под дождь. К тому же ритуальный котелок был страшно тяжелым и больно колотил Винченцо по ляжке.
Обычно поводов жаловаться на жизнь у молодого человека не было. Хозяин его был одним из тех, кого не желают знать, но бояться, а когда приходит в нем нужда — достают из сундуков самое дорогое, чтоб только навестил и исполнил положенное по закону. Отблеск власти господина падала и на слугу, Винченцо часто пользовался страхом перед его Мастером, чтоб затащить в постель какую-нибудь кухарку или чтобы не платить по мелким счетам. Жизнь их была размеренной и беззаботной, пока они не попали в Пизу.
В городе только закончился карнавал. Зима не желала уступать в борьбе с ранней весной — с неба частенько падал снег, обращавшийся на лице в холодный дождь. К досаде Винченцо, они остановились в гостинице для путешественников среднего достатка. Мастер был богат, кому как не слуге, перетаскивающему дорожные сундуки и шкатулки с золотыми монетами, знать об этом. Но только господин не торопился расставаться с богатствами, как и со словами — за те годы, что Винченцо сопровождал его в странствиях, он услышал от хозяина всего с десяток слов. Своих поступков Мастер не объяснял, слуга решил, что тот просто равнодушен к богатству и удобствам. Странным он был человеком, если человеком вообще…
Размокшие конфетти и увядшие цветы кисли в холодных лужах, стены домов выглядели серыми, город производил впечатление неуютного каменного мешка. С унынием Винченцо смотрел на погоду, проклиная себя последними словами за проигранный в кости плащ. Кто ж знал, что хозяина потянет в Пизу. Сам молодой человек рассчитывал на более теплое место, зима изрядно поднадоела…
Винченцо разгружал карету, когда к Мастеру, стоявшему под дождем без шляпы, как будто ему нравился ледяной дождь, подошел купец. По тому, как он кланялся и мел пером берета по грязным камням мостовой, стала понятна причина обращения — вечером Мастера ожидал визит, Винченцо не знал случая, чтоб господин отказался прийти, когда нужны его услуги.
Догадка была верной. В тот же день они впервые ступили на порог дома Дуччо ди Сеньи. Встретили их приветливо. Жена купца была красивой и высокой дамой, с волосами, уложенными на флорентийский манер. Винченцо подумал, что она следит за модой. Ему нравились такие женщины, хотя он мог на них только смотреть.
Мать дала ему красивое имя Винченцо, но имени отца у него не было, он вынужден был представляться родом отца по матери. Упокой Господи ее душу, она считала, что так будет лучше для сына, что он сам свершит свою судьбу, без упоминания того мерзавца от которого зачала. Пока судьба молодого человека не представлялась сколь-нибудь интересной, самой большой удачей было то, что его взяли в услужение… Но мечтал он о большем, гораздо большем…
Услуги Мастера потребовались дочери Дуччо. Винченцо успел кинуть на нее только один любопытный взгляд, пока устраивал над жаровней котелок, всего-то и разглядел, что белую кожу и локон светло-медовых волос, выбившийся из-под накидки. Господин тут же его отослал — на таинство слуге смотреть не полагалось.
Служанка на кухне едва успела нагреть для Винченцо вина со специями, как от купца прибежал мальчик — Мастер велел собираться и следовать за ним в гостиницу. Это было удивительно, слуга не знал случая, чтоб таинство закончилось так скоро.
В комнате не было ни дочери купца, ни хозяина. Вода в котелке вскипела, но травы были не тронуты, и кристалл не вынимали из бархатного чехла — он лежал точно так же, как его положил сам Винченцо…
Следующие два дня Мастер провел взаперти. Слуга поднимался к нему только по утрам, чтоб побрить господина и забрать поднос с нетронутой едой. Он понял только, что Мастер на что-то очень сердит.
На третий день хозяин сам нашел Винченцо на конюшне, где тот пытался выдурить у конюха плащ, безбожно шельмуя с костями. Мастер подошел к игрокам, взял кости, подкинул их на ладони, а потом укоризненно посмотрел Винченцо в глаза. Тому впервые довелось увидеть хозяйские глаза и рассмотреть их — про такие говорили "черные как грех", зрачок слился с черной радужкой, Винченцо испугался этой пустой темноты, рука сама потянулась к тому месту, где когда-то висел серебряный крестик — ему с юности не везло в игре.
Мастер опустил утяжеленные кости себе в карман.
— Пойдем, — сказал он слуге. Тот без возражений побрел за хозяином, под шумные вздохи конюха — малый тоже перепугался.
Мастер вновь привел Винченцо в дом купца. Пробыли они там долго. Отошедший от испуга пройдоха даже успел пообедать со слугами, а визит все длился. И это было еще удивительнее прерванного таинства — в этот раз никаких приспособлений они с собой не взяли… Служанки шептались, что Мастер заперся с дочкой хозяина, но подглядеть не решились.
Прошел еще день и вот они опять торопятся под дождем в дом к Дуччо.
Дождь припустил сильнее. Теперь Винченцо чертыхался в голос, предполагая всякие несчастья и заранее призывая на голову непонятного купца и его дочки всякие беды.
Винченцо проклинал судьбу, не подозревая, как круто они изменится в самое ближайшее время…
Когда-то он носил простое имя Джованни, и у него было время. Во всяком случае, так ему казалось. Иногда он что-то такое вспоминал. Матери он точно не помнил, но где-то в его разуме запечатлелся образ рук отца и ощущение любви — безграничной и всемогущей.
Теперь для него было только сейчас, единый момент, миг, растянутый в вечности. Этот миг постоянно наполнялся дорогами, странами, городами, людьми — чаще незнакомыми, но иногда встречались те, кого он уже видел только что — они старели и умирали на его глазах. Он бы хотел что-то чувствовать по этому поводу, но не мог. Он просто прилежно выполнял доверенную ему работу. Большую часть своего "сейчас" он осознавал самого себя этой работой, которой лишь мимолетно снится, что у нее есть личность…
Так было сейчас, что равнялось "всегда". Но не теперь, когда он встретил Фраченску и внезапно пожелал ее для себя. Это было такое мощное переживание, справиться с которым могла только придуманная им личность.
Джованни?.. Сезарио, Марко — ему все равно. Он украл для себя у вечности несколько часов. Он не сделал того, что должно, и собирался совершить преступление…
Он торопился в дом Дуччо.
В этот раз все прошло, как должно было быть изначально, так показалось Винченцо. Он воспрял духом — со стола купца ему перепал кусок отличного жаркого, а служанка хозяйки дома дала себя потискать в кладовой за кухней.
Когда таинство закончилось, была уже глубокая ночь. Сонный Дуччо единственный вышел проводить Мастера — по дому витал дух магических трав, навевавший на домочадцев сладкую дремоту. Купец попытался вручить Мастеру тугой кошель, но тот категорически отказался принять деньги. Он так торопился уйти, что Винченцо опять заподозрил, что все прошло не так гладко как всегда. Хозяин опять гневался. И ничего не взял за работу… как-то это было очень неправильно.
Вернувшись в гостиницу, Винченцо лег спать в коморке для слуг. Его терзали самые плохие предчувствия. Но случилось все еще хуже, чем он думал…
Не прошло и двух часов, как Винченцо очнулся от безумной боли. Он хотел закричать, завыть, как воют только смертельно раненные звери, но кто-то крепко зажимал ему рот. Тело Винченцо было надежно привязано, он чуть не сломал себе запястья и щиколотки, пока пытался освободиться от пут и от ослепляющей боли.
В какой-то момент боль отступила. Сквозь слезы Винченцо увидел лицо склонившегося над ним хозяина.
— Тсс! — сказал Мастер и отнял ладонь ото рта слуги…
Винченцо попытался закричать на него, но из горла вырвался только хрип. Он разглядел в руке Мастера ритуальный ланцет — необычный инструмент был сделан из серебра и золота. Такой ланцет Винченцо видел только однажды, когда над ним самим проводили таинство Отделения…
Ланцет был в крови Винченцо. Мастер неторопливо вытер его куском драгоценного китайского шелка, а потом… вонзил лезвие себе в грудь, туда, где должно было быть сердце.
С ужасом смотрел молодой человек, как хозяин вынимает из груди что-то сверкающее. От ослепительного света Винченцо закрыл глаза. И почувствовал, как руки Мастера раскрывают рану на груди Винченцо, и вкладывают в нее что-то холодное.
— Дело сделано, — сказал Мастер. — К утру от раны не останется следа.
От холода Винченцо знобило, зуб на зуб не попадал, но он все же смог спросить:
— Зачем?..
Приоткрыв глаза и повернув голову, Винченцо разглядел стоявшего у темного окна Мастера. Тот долго молчал, но потом тихо ответил.
— Произошло нечто, что заставило меня усомниться в той работе, что я делаю…
Они называли себя беспристрастными, не подвластными ни тьме, ни свету — этого требовала сама природа их работы. Когда приходило время, они смотрели на человека и взвешивали его душу, отделяя меньшую часть, какой бы силе она не принадлежала. Они возвращали тьму тьме, а свет — свету. Это было правильным, гармоничным с Божественной точки зрения. Но не с человеческой.
Их боялись и ненавидели. Пусть они были не подвластны церкви и инквизиции, но народ их считал темнее самого Сатаны. И это было несправедливо, неправильно, с какой стороны не посмотри…
У них была только работа.
У него было служение…
Но все изменилось.
Теплые карие глаза, золотистые локоны и улыбчивый рот — все это перевесило догму, которую он никогда раньше не думал проверять. Но вот ему захотелось, и был только один способ получить эту девушку — она должна была лишиться света.
Два дня он обдумывал то, что должен совершить. Он решил подстраховаться и помочь тьме в ее душе. Он совратил девушку под крышей отцовского крова. Он пришел провести обряд в сумерках, приурочив его к часу рождения демонов… Он отсек свет ланцетом, глядя на душу Франчески сквозь магический кристалл… Но ничего не изменилось. Сколько он не вглядывался — это была все та же душа. В ней боролись свет и тень, как будто надреза и не было.
— Теперь ты Мастер, Винченцо. Или то, что люди привыкли принимать за Мастера Отделения…
— Вы смеетесь надо мной, господин!
— Нет.
Бывший Мастер отвязал молодого человека и помог сесть. Винченцо огляделся и узнал хозяйскую комнату.
— Это все будет твоим, — человек без имени указал на сундуки, — вместе с моей работой и положением.
— Но, господин мой, я ничего не знаю…
— А тебе и не нужно много знать. Если все, что я понял сегодня, правда, то многие годы я занимался обманом. Я шарлатан!
От этих горьких слов Винченцо съежился и осел, пытаясь отгородиться от происходящего…
— Я скажу, а ты запомни: нет демонов, нет ангелов, есть только люди. Обычные люди.
— Тогда зачем все это? — Винченцо указал на рану у себя на груди.
Человек без имени смутился.
— Работу должен кто-то делать. Прости. Мое сомнение в основах еще не так крепко, чтобы я мог оставить эту работу без исполнителя. И положение — ты ведь всегда желал возвыситься. Теперь у тебя будет и уважение и богатство.
— Но как же вы?
— Мы с Франческой сегодня исчезнем. Тебе тоже следует на рассвете отправиться в какой-нибудь другой город, подальше отсюда.
Следующий час бывший Мастер объяснял Винченцо порядок таинства.
Через несколько лет Винченцо вновь приехал в Пизу, но под видом богатого горожанина. Исчезновение дочери Дуччо имело печальные последствия для всей касты Мастеров. В этой части Тосканы их не любили и старались не обращаться к ним за предписанным обрядом. Церковь упрочила свои позиции. Появились новые традиции. Быть Мастером Отделения в этих краях стало опасно.
Судьба вновь улыбнулась Винченцо в Пизе. Он сошелся с одним дворянином, который пожелал выдать его за своего потерянного в младенчестве сына. Вскоре Винченцо выгодно женился на Джулии Амманнати. Но богатство в их семье не задержалось — Винченцо по-прежнему не везло в игре.
Когда появился первенец, его назвали в честь приемного деда Галилеем. Однажды ночью Винченцо забрал сына на ночь из комнаты кормилицы. Их не было до самого утра — жена и слуги обыскались главу дома и младенца.
После той ночи Винченцо выехал из города на несколько дней. Когда он вернулся, оказалось, что пропал один из дорожных сундучков. Винченцо велел его не искать, хотя Джулия сильно переживала из-за пропажи.
Больше их жизнь ничего не тревожило.
Как-то раз на рыночной площади Винченцо встретил человека, которого узнал в лицо, но не знал его имени. Тот представился бывшим солдатом Джованни Бруно.
Мужчины долго говорили. За то время, что они не виделись, у Джованни тоже родился сын…