Растяпа

Собственно, наш сонный городок превращается в ошпаренный муравейник один раз в год: во время осеннего овощного фестиваля. Самая большая тыква, самый длинный початок кукурузы, и все такое.

Но, понимаете ли, на нас пал Жребий, и про фестиваль все позабыли. Жребий — штука такая, от него оказаться позор… вот мы тут всю неделю и готовились к Чемпионату по Ножному Мячу на Первенство Федерации — отвели свободные поля под постройки, избрали нового мэра — предыдущий был староват для такой суеты. Полиции, пожарной службе, и даже врачам из местной больнички раздали комлингвы, и приписали нас всех к комитету по встрече гостей.

Это я все к чему? Работы стало по горло, домой никого не отпускали: там надо приезжих встретить — разместить, тут — драку разнять, чужаков в городе стало вдесятеро больше, чем местных, ну и вообще суета.

Выдались, наконец, свободные полчасика, я и задремал в участке у телефона. Задремал, значит, на столе, и даже сон какой-то начал смотреть, а проснулся от такого, знаете, истошного писка. Сажусь, а передо мной — страус! Ну то есть я на инструктаже видел, конечно, изображения этих… псевдоптеросапиенсов, вот! И даже знаю, что они ничуть не птицы, а наши разумные братья, и обитают они на Афре, и прибыло их в наш город со своей командой штук сто, не меньше. Но по виду — ну страус и страус, ноги длинные, голенастые, в кроссовках "Найк", тулово все в черно— белых "перьях", рукокрылья так и всплескивают, клювище здоровый, а из голубых глаз — слезы катятся. И пищит. Да еще и жалобно!

Я свои-то глаза протер, убедился, что всё это не глюк, и комлингву включил.

Сперва разбирал с пятого на десятое, а потом вроде понял. Он — чудик этот— Н`Гаю его звали — сына потерять умудрился. Ну то есть даже не сына, а яйцо с сыном…тьфу… короче, они с женой его поочередно в набрюшной сумке носили, жена перед матчем решила в номере отдохнуть, а Н`Гаю пошел по городу погулять . Вот и погулял, значит: только отошел к газетному киоску закуску купить… а, да — понимаете, у афрян этих ме-та-бо-лизм такой, что они охотно нашу целлюлозу трескают — ну, журнал там какой-нибудь, или коробку из-под телевизора… на крайняк, и стул навернуть могут, (если тот, конечно, старинный, не пластиковый)… ну вот, отошел он, значит, вернулся к скамейке, где выложил яйцо на минутку, на ветерок да на солнышко, а сынка-то и нет. И если он до матча дитя не вернет, то жена его самолично прикончит — у них самки в полтора раза крупнее.

Да я вот тоже ему так сказал — зачем выкладывал, зачем свою собственность без присмотра оставил.

А он мне — с упреком … что у них на Арфе не крадут, тем более — чужих детей, а проветривать, мол, детеныша положено. А то хиляком вырастет.

Я его, как мог, утешил — объявим, говорю, по всем сетям, что в таком-то скверике ребенок пропал, его и вернут. В крайнем случае, за вознаграждение, но вернут.

"Как", — спрашиваю — "яйцо выглядит?".

И записал с его слов, уж как комлингв перевел: "Шарообразной формы, поверхность кожистая, расцветка черно-белая, из чередующихся черных пентагонов и белых гексагонов".

Вот только понятнее мне от этого не стало, и я переспросил.

А этот Н`Гаю, пока я с ним беседовал да протокол заполнял, всё чего-то за мою спину в угол косился. И когда я про яйцо спросил, он когтем ткнул — вы думаете, во что? Правильно, в сетку с ножными мячами. У нас их штук пять в участке лежит — ребята припасли для автографов. Этих мячей — и маленьких, и больших — вообще сейчас полный город … самый же популярный сувенир Чемпионата!

Короче, как яйцо искать будем, не знаю.