Чтобы помнили

Эта история началась год назад. Дед попросил меня "перегнать" в цифру запись какого-то матча, наверное, очень для него дорогого.

Понятное дело, задачка весьма и весьма! Я пообещал и с честной совестью забыл. Лишь месяц назад, когда дед уже помер, неожиданно подвернулась халтура по переводу на цифру архивов нашей телерадиокомпании. По такому случаю мне оформили спецдопуск, приставили человека из ФСБ, и вообще, заставили подписывать такую кучу бумаг о неразглашении, что осталось крутить пальцем у виска.

Вот что такого секретного может быть на плёнке пятидесятилетней давности? Маразм нашего начальства просто не знает границ!

Кстати, сотрудник Конторы оказался своим парнем! Мы сразу перешли на "ты" и вообще, пили пиво, травили анекдоты. Всё это, замечу, в сердце секретного объекта.

Ну я, по дружбе, перегнал и свою плёнку — всё-таки память о деде.

Володька — фээсбэшник — как раз следил за процессом.

— Стой!

Я аж подпрыгнул от неожиданности.

— Откуда у тебя ЭТО?

В голове тут же пронеслись панические мысли. Обычный футбольный матч. Неужели за него могут посадить?

— Дед оставил.

— Ты понимаешь, что это такое, чудила?

— Нет.

Я был совсем сбит с толку.

— Это товарищеский матч СССР-ФРГ 1955 год. Этой плёнке цены нет. Я даже у нас в архивах полной записи не нашёл.

— Да ну на фиг!

Вот так номер! Что ж дед так долго молчал? В голове сразу начали прокручиваться варианты — кому и за сколько загнать раритет. В этот раз мы засиделись на работе — неслыханное дело — до полуночи.

Вот тут-то меня и ждал сюрприз. После матча два футболиста, наш и немец, обменялись майками и обнялись. У меня челюсть выпала.

Война закончилась только десять лет назад. Эти люди, возможно, воевали друг против друга. В самом разгаре "холодная" война. Советский человек обнимается с западным немцем.

Ради интереса увеличил кадр, насколько позволяло оборудование и …

Это был мой дед.

— Вот те раз, сказала Красная Шапочка!

— Это твой дед, сразу понял меня Володька.

— Ага.

— Постой, его же за это и посадить могли.

Я тоже об этом подумал.

— Могли.

— Я поищу у себя в архивах. А ты у своих узнай.

Как же! Узнаешь тут. Дед с бабкой умерли в этом году. Отец вообще, два года назад. Мать спросить? Так она и не знает ничего.

Халтура заканчивалась. Мы договорились с Володькой, что встретимся через месяц и поделимся результатами поиска. Тайна объятий двух смертельных врагов будила любопытство. Заставляла придумывать самые невероятные объяснения.

Тем более что одним из героев истории был мой дед, простой рабочий из захолустного областного центра.

Вчера мы с Володькой встретились. Он сразу предложил:

— Помянем твоего деда. Великий был человек.

Я не возражал.

А потом Володька рассказал всю историю.

Этот матч был первым с немцами за всё послевоенное время. Игроков предупреждали, чтобы не поддавались на провокации. Что война давно закончилась. Взяли подписку о соблюдении правил.

Тут Володька невесело хмыкнул:

— Представляешь, так и писали. Я, такой-то такой-то, обязуюсь не нарушать правил в товарищеском матче со сборной Западной Германии. Бред!

В общем, когда мой дед поменялся майками с немцем, все онемели. Никто даже представить себе не мог подобного. Потом, конечно, заговорили о великой силе футбола, сближающей даже бывших врагов, о высоком моральном духе советского человека и прочей ерунде.

Но это было потом.

Арестовать деда не могли, но из сборной выгнали — не прошёл медкомиссию. И ни в один футбольный клуб больше не брали. Даже тренером. Даже уборщиком.

Он вернулся в родной город, устроился на завод рабочим и повесил бутсы на гвоздь.

А через год в местное отделение Комитета пришла разнарядка — мой дед должен был быть посажен, как враг народа и американский шпион.

Дед родился в рубашке. Дело поручили следователю, который на войне был комиссаром в его полку. И, что удивительно, майор КГБ решил помочь своему боевому товарищу.

Спасибо тому хаосу, что царил в стране.

Дед отсидел полгода и вышел полностью реабилитированным.

Закончив рассказ, Володька протянул мне свёрток.

— Что это?

— Дома посмотришь.

Дома так дома. Пришла моя очередь рассказывать.

— А ты заешь, почему мой дед с тем немцем обнялись?

— Нет. Следствие так и не выяснило.

Я протянул Володьке тетрадку в коленкоровом переплёте.

— Читай.

Так уж получилось, что за пару недель до встречи с Володькой, мать решила поставить пластиковые окна в квартире. Рабочие сняли подоконную плиту и обнаружили тайник. С этой самой тетрадкой.

"Андрей, если ты читаешь это, значит уже можно.

Значит, следователь по моему делу — настоящий друг.

Запомни, сын, твой отец — не враг народа! Я не предавал Родину. Я честно выполнял свой долг.

На плёнке, что тебе передали, показано, как я обнимаюсь с немцем и меняюсь с ним майками. Та майка, за которую я тебя выпорол — это она и есть.

Немцы — такие же люди, как и мы. Не надо их ненавидеть, сын!

С тем человеком, с которым я обнимался после игры, мы встречались до этого.

На фронте. В сорок третьем.

Мы месяц стояли в обороне. Воевать надоело. Выстреливаешь дневную норму патронов в воздух и идёшь заниматься своими делами. Немцы тоже в нас не стреляли. А я перед войной футболом сильно увлекался. Вот и завёл в своей роте увлечение. За нашими позициями ровное поле. Разметили его карболкой, вбили столбы с перекладинами и каждый солнечный день стали мяч гонять.

Недели через две с немецкой стороны начал раздаваться странный шум. Как будто кто-то орёт: "Вайсе! Вайсе!"

Болеет, значит.

Мы ж на команды по-дворовому делились — одна в сорочках, другая с голым торсом. Вот немцы и стали болеть за "белых". Я даже подумал — издеваются гады!

А потом подошли ко мне бойцы из роты и говорят — немцы предлагают товарищеский матч сыграть.

Я остолбенел. Какой матч? Это ж измена.

А потом взыграло во мне всё — неужели мы фрицев не сделаем?

Представь себе, сын, лето сорок третьего. Нейтральная полоса, минное поле, расчищенное сапёрами. И две команды.

На матч собралось тысячи две народу, наши, немцы. И все с табельным оружием.

Но никто. Представь себе, НИКТО за весь матч не выстрелил.

Ты пойми, Андрей, твой отец не стал предателем. Через неделю наша часть пошла в атаку. Из наших футболистов после неё в живых осталось только пятеро. А немцев …

Долгое время я думал, что мы убили всех тех, с кем играли. Вот представь, вчера ты с человеком на поле мяч катал, а завтра ты его убил.

А в прошлом году я встретил капитана той самой немецкой команды. Мы и виделись с ним до этого всего один раз больше десяти лет назад. Но узнали друг друга.

Пойми сын. Чтобы тебе не говорили — немцы такие же люди, как и мы. Я убивал их, когда приказывала Родина. Они убивали меня, когда им приказывала их Родина.

Но даже на войне есть мирное время. И в это время важно оставаться человеком.

Не знаю, поймёшь ли ты это.

Я люблю тебя, сын."

Когда Володька прочёл это, он как-то помрачнел.

— Сорок третий. Скорей всего, лето.

— О чём ты? — не понял я его.

— Я хочу найти поле, на котором они играли. Андрей — это ведь твой отец?

— Да. Только он умер. И вообще, он это письмо так и не получил.

— Понятно.

И Володька надолго ушёл в себя. Я его понимал.

Играть в футбол с врагом, топтавшим твою землю, убивавшим твоих друзей …

Всё это как-то дико.

— Володь, можешь мне найти адрес того немца.

— Обязательно.

Мы расстались.

Придя домой и развернув свёрток, я увидел майку. Ту самую майку немецкой сборной, неоднократно порванную и зашитую. Вещественное доказательство номер такой-то по делу номер такой-то.

Доказательство дикой и нелепой истории.

Я возьму отпуск.

И, если повезёт, мы с Володькой найдём это поле. Со мной связался Дитер, сын того немца.

Просится с нами. Говорит, что у него есть точная карта.

Врёт, наверное.

Хотя … немцы народ обстоятельный.

И как это мы умудрились у них выиграть?