Феникс и саламандра
«Среди улицы его, и по ту и по другую сторону реки,
древо жизни, двенадцать раз приносящее плоды,
дающее на каждый месяц плод свой»
Откровение Иоанна Богослова
Гай Монтэг стоял на вершине холма и пытался вновь найти в себе чувство сострадания, стремительно возникшее и столь же стремительно ушедшее неделю назад, когда мирную синеву неба прочертили чёрные ракетные бомбардировщики. Тогда он наблюдал, как город становится смертью, а смерть становится городом. Раз за разом, взрыв за взрывом он умирал вместе с жителями и воскресал вновь. А потом это чувство ушло, и остались только грязь на мокрых щеках, дружеские похлопывания Грэнджера и гибель.
«Всему свое время, и время всякой вещи под небом:
время рождаться, и время умирать;
время насаждать, и время вырывать посаженное;
время убивать, и время врачевать;
время разрушать, и время строить;
время плакать, и время смеяться;
время сетовать, и время плясать;
время разбрасывать камни, и время собирать камни;
время обнимать, и время уклоняться от объятий;
время искать, и время терять;
время сберегать, и время бросать;
время раздирать, и время сшивать;
время молчать, и время говорить;
время любить, и время ненавидеть;
время войне, и время миру.»
Книга Екклезиаста
Время. Всего неделя прошла с того момента. Целая неделя.
Издали город производил удручающее впечатление. Cогбенный и осунувшийся, он встречал случайного путника не фейерверками, как это бывало ранее, а клубами дыма и гибелью, которая, словно бывалый боксёр, так и норовила провести коронный хук в беззащитную челюсть. Гибелью были пропитаны воздух и вода, гибель почерневшим асфальтом хрустела под ногами и гулкими ударами отдавалась в голове.
— Монтэг! Монтэг! — ожил наушник в ухе. — Немедленно возвращайтесь назад. Вы нужны нам здесь!
Монтэг кинул ещё один взгляд на город и, постоянно срываясь, двинулся по крутой насыпи вниз. Обратный путь в этот гигантский могильник не приносил ему удовольствия, но Монтэг воспринимал дорогу как необходимый ритуал со своими правилами и условиями. Дорога была его последней трапезой, «зелёной милей», влажным мешком на голове и прощальными словами. Он шёл вдоль полей, местами почти целиком покрытых каменной крошкой, вдоль старой проржавевшей железнодорожной ветки, вдоль тонкой вереницы стремящихся в неизвестное беженцев, и думал о фениксе. Самолёты превратили известный ему мир в пепел, и из этого пепла должен был восстать новый человек. Огонь и возрождение. Монтэгу, бывшему пожарнику, всё ещё было непривычно ставить рядом эти два понятия — он слишком хорошо знал, что такое огонь: чуть подрагивающие ладони до сих пор помнили холод медного наконечника брандспойта, ноздри ощущали едкие пары керосина, а на сетчатке глаз, казалось, навечно отпечатались языки жадного пламени, стремящегося вширь и ввысь — поглотить, обглодать, выбросить прочь. Монтэг закрыл глаза, чувствуя, как изнутри его сжигает неугасаемое чувство вины. Сколько книг он лично бросил туда, радуясь танцам огненных светляков? Сколько авторов безвозвратно сгинуло во время рейдов? Сколько, сколько, сколько... Монтэг не мог ответить на эти вопросы — безликая череда обложек и страниц в его памяти не имела названий.
Что-то лёгкое, почти невесомое, коснулось щеки. Навстречу шла очередная пепельная буря — ветер в эти дни будто праздновал, что с его пути исчезло давно раздражающее препятствие, и постепенно входил в полную силу: порывами налетал на город, поднимал в воздух пепел, загребал целыми горстями, бросался им в людей и, наигравшись, уносил прочь. Монтэг быстро замотал нос и рот куском ткани и прикрыл ладонью начинающие слезиться глаза. Город был уже совсем рядом, и сотни тонн цемента и железобетона, мириады стеклянных осколков и миллионы разбитых надежд лежали перед каждым входящим во врата его.
«Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем?
Род проходит, и род приходит, а земля пребывает во веки.
Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит.
Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои.
Все реки текут в море, но море не переполняется: к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь.
Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем.»
Книга Екклезиаста
Наутро после налёта мнения разделились: Симмонс и Уэст советовали не терять времени и сразу же уходить вниз по реке, а Фред Клемент, которому позарез хотелось запастись деталями и химикатами, и сердобольный отец Падовер рвались обратно в бетонные джунгли. Монтэг, как новичок в группе, предпочёл занять нейтральную позицию и помалкивать. Положение спас Грэнджер, выслушавший обе стороны и вынесший вердикт — две недели в безопасном месте на подготовку продовольствия, необходимой техники и поиск каких-нибудь чудом уцелевших книг. Группа обследовала несколько районов, и в конечном итоге устроила себе временное пристанище в полуразрушенном доме недалеко от центральной автострады.
Ударная волна снесла большую часть забора, но Монтэг, повинуясь какому-то слепому импульсу, всё равно воспользовался калиткой. Металлическая ручка неприятно охолодила руку и оставила на ней серо-бурые полосы — смесь ржавчины и пепла. Монтэг равнодушно посмотрел на грязь и машинально вытер ладонь о брюки.
— Монтэг! — навстречу, нервно помахивая отвёрткой, уже торопливо шёл Клемент. — Почему так долго? У нас тут всё плохо — Падовер и Грэнджер попали в неприятности.
— Что случилось? — Монтэг прикусил губу. Потеря двух членов группы, в том числе Грэнджера, который знал всех нужных людей на много миль окрест, грозила обернуться не просто бедой, а настоящей катастрофой.
— А вот взяли и попали! — Клемент цветасто выругался. — Пошли с Симмонсом в город, так этот болван отец Падовер прямо посреди улицы решил поучать других, как надо жить дальше, и нарвался на вполне закономерную реакцию. Грэнджер сгоряча полез его выручать, но, увидев у него книги, люди вконец обезумели. Идиоты, чёрт побери! И те, и другие! Хорошо, что Симмонсу достало ума сохранить голову на плечах и связаться с нами.
— Что будем делать?
— Уэст вспомнил, что на днях где-то тут видел форму пожарника, — Клемент смотрел прямо в глаза Монтэгу, и тот почувствовал, как в животе ожило, зашевелилось нехорошее предчувствие. — Идите в дом.
— Нет, — Монтэг замотал головой, с ужасом понимая, что от него хотят, — вы не можете...
— Можем! — обрубил Фред, сопроводив свои слова размашистым жестом. Отвёртка со свистом рассекла воздух и уставилась прямо на грудь бывшего пожарника. — И вы можете, Монтэг. Даже более того — должны. Если бы не Грэнджер, то вы сейчас уже лежали бы, мёртвые, в какой-нибудь канаве.
Монтэг уставился в землю, несколько раз глубоко вздохнул, с каждым выдохом выпуская на волю накопившуюся горечь, и зашагал вперёд.
На столе лежали несколько комплектов стандартной формы пожарника. Монтэг не мог отвести отвести от неё глаз — словно гигантская змея, чёрное с оранжевым одеяние гипнотизировало его, тугими кольцами сжимало сознание,. К горлу подступила тошнота. Он вытянул руки — те мелко дрожали.
— Ну-ну, спокойнее, — сидящий прямо на полу Уэст избегал встречаться с ним взглядом, — в таком состоянии вам лучше вообще никуда не ходить.
— Я и не напрашиваюсь, — огрызнулся Монтэг, сжимая непослушные кулаки с такой злостью, что ногти впились в ладони.
— Переодевайтесь, — Клемент аккуратно закрыл за собой входную дверь и принялся настраивать радиоаппаратуру, — у нас нет времени на препирательства. Симмонс сообщает, что Грэнджера и Падовера загнали в угол и там становится весьма неуютно.
— И что вы хотите, чтобы я сделал? — Монтэг с отвращением взял чёрную пропахшую керосином куртку. — Пригрозил им пальцем?
— Саламандра, — Клемент ткнул узловатым пальцем в эмблему на ремне. — Сколько лет нам навязывали, что читать противоречит здравому смыслу? «Нельзя останавливаться ни на мгновение», говорили нам они. Вперёд, только вперёд. Увеличить ритм жизни вдвое, вчетверо, и во столько же раз сократить время на обдумывание происходящего. Хотите ознакомиться с классикой? Всегда пожалуйста — к вашим услугам пересказ пересказа, сделанный «ведущими филологами» и умещающийся в два предложения во время специальной ночной программы. Это, да пара упоминаний в общении с «родственниками» — и вот вы уже специалист по мировой литературе. Быстрее, ещё быстрее, и ещё, и ещё быстрее! А если, не приведи Господь, поддался соблазнам и попался на них — жди в гости вашего бравого брата, с неуклюжими машинами и Механическим псом впридачу. «Сжечь всё до пепла и потом сжечь даже пепел»! Так уж случилось, что Саламандра символизирует построенное на страхе уважение. Как легко оказалось подтолкнуть общество к боязни всего нового и неизвестного и оставить из всей палитры лишь серый, чёрный и оранжевый цвета...
— Хватит, Фред, — Уэст нервно провёл рукой по волосам. — Ты как-то уж слишком разошёлся.
— А? Ну да, наверное, — Клемент горестно вздохнул. — Больная тема. В общем, если кратко — идите, Монтэг, и попытайтесь хоть раз использовать этот символ во благо, пока не стало слишком поздно. Обманывайте, угрожайте, делайте, что хотите, но попытайтесь.
Монтэг немигающе смотрел на Клемента, вспоминая похожий разговор с брандемейстером Битти, утверждавшим, что книги ведут к размышлениям, а размышления — к меланхолии и несчастью. Брандмейстер находился всего в одном шаге от правды, и прекрасно это понимал, и пользовался этим, чтобы сбивать с толку сомневающихся пожарников. «А ведь нам предстоит ещё очень много таких разговоров», — думал Монтэг, — «и готовиться надо начинать прямо сейчас, с этого самого момента. Учиться и учить отличать правду от искусной лжи, подбирать нужные слова и интонации, убеждать в своей правоте.»
Он застегнул шлем, развернулся и молча вышел.
«1. По сигналу тревоги выезжай немедленно.
2. Быстро разжигай огонь.
3. Сжигай всё дотла.
4. Выполнив задание, тотчас возвращайся на пожарную станцию.
5. Будь готов к новым сигналам тревоги.»
Выдержка из кодекса пожарников
Вечерний город и раньше не отличался особой жизнерадостностью, а теперь и вовсе стал похож на древний склеп: серебряный свет луны покрылся белесым туманом, яркие огни окон превратились в бельма, холод и сумрак пронизывали до костей, а ветер игрался с нервной системой, нашёптывая, тревожа, смущая и обманывая. Монтэг шумно бежал по мостовой, и дорога, трепетно отзываясь россыпью звуков при каждом его движении, будто бежала вместе с ним, направляла, следила: вот он остановился у неработающего эскалатора; вот осторожно обошёл сторонй рухнувший прямо на дорогу дом; вот, тяжело дыша, прислонился к стене. Несколько раз Монтэгу чудилось, что он видит людей, но это неизменно оказывалась игра света, выплетавшего в тумане причудливые образы и неизбежно рассыпавшегося на ничего не значащие составляющие. Сумрак тоже принимал участие в забаве: звал Монтэга, будоражил воображение, налетал шелестом сотен шагов, будто целая армия привидений, решившая подшутить над человеком. Монтэг буквально чувствовал, как город-призрак пытается затянуть его в свои сети, и отчаянно держался за единственную ниточку, как-то связывающую его с реальностью — за такой живой и тревожный голос Клемента, оставшегося позади и поддерживающего связь с ним и Симмонсом.
Симмонс, бледный и взлохмаченный, прятался за куском стены, изредка осторожно высовываясь и оглядываясь по сторонам. Один из рукавов куртки был порван в клочья, а на щеке виднелась длинная царапина с подсохшими каплями крови.
— Ерунда, — прошептал он, перехватив вопрошающий взгляд Монтэга и потирая свежие ссадины, — со мной всё в порядке. С остальными хуже. По-моему, эти вандалы их там время от времени избивают — просто так, без видимой причины. Самое паршивое, что и уходить вроде как не собираются.
— Чем они так обозлены? — Монтэг посмотрел в указанном направлении. Метрах в тридцати от них расположилась группа людей — человек десять-пятнадцать, которые отдыхали на импровизированных сиденьях вокруг костра и шумно о чём-то спорили.
— Чем-чем... — Симмонс выразительно показал по сторонам, — Вот чем. Грэнджер и преподобный оказались в ненужном месте в ненужное время. Игрушки в руках испуганных злых людей... Боюсь, нам ещё не раз доведётся столкнуться с подобным. Ты как, готов?
— Нет, — честно признался Монтэг, прикидывая свои шансы выйти из этой авантюры целым и невредимым. — Но другого выхода у нас вроде бы и нет, так что пусть будет, как будет.
Он ещё раз поправил форму, отряхнулся и мрачно зашагал вперёд.
— Вечер добрый, — незаметно подошедший к костру Монтэг прямо-таки ощутил, как в него со всех сторон вперились подозрительные взгляды, а за спиной вдруг выросли неприветливые тени.
— Добрый-добрый, — сидевший ближе всех к огню старик взмахнул тростью, — и кого это нам сюда принесло? Сядьте-ка вот сюда, а мы на вас посмотрим.
— Ребят позади уберите, я безобидный, — Монтэг старался добавить в голос властные нотки, которыми так славился сожжённый им брандмейстер Битти.
— Да вы не бойтесь, — старик каркающе рассмеялся, — коли вы действительно безобидный, то и они тоже. Пусть пока побудут — мало ли, что от вас, пожарников, ожидать можно.
— И то верно, — Монтэг присел на большое колесо и, чувствуя, как с каждым движением всё больше и больше вживается в роль, машинально сунул руку в карман, где лежала стандартная пожарная химическая зажигалка. Холодный стальной корпус приятно лёг в ладонь. — Рад, что хоть кто-то выжил во всём этом аду.
— Ну уж вам-то не привыкать, — отозвался чей-то весьма недружелюбный голос слева. Монтэг, не поворачивая головы, нарочито небрежно достал зажигалку из кармана и принялся рассеянно ей щёлкать, вспышка за вспышкой, обдумывая свои дальнейшие действия.
— Не привыкать? — эхом повторил он. — Возможно. Когда обнаруживаешь себя лицом к лицу с огнём, то как-то об этом не задумываешься. Стоишь, смотришь на него и чувствуешь, как начинают дрожать руки, а на лицо сама собой заползает жёсткая, несмываемая улыбка. По-моему, её ещё называют «огненной маской». Улыбка эта — она навроде клейма, как в старину, когда на скот ставили тавро хозяина. Так и огонь подпаливает крылья всем, кто летает слишком близко.
— Как выжили? — в голосе старика прорезалось что-то вроде уважения.
— Повезло, — Монтэг, теперь уже окончательно ступивший на дорогу выдумки, старался как можно тщательнее подбирать слова, — получили анонимный сигнал о запасе книг. Приехали туда и обнаружили, что нарушители скрылись в ближайшем кустарнике. Ну, пока ждали Механического пса, брандмейстер отрядил меня и ещё пару ребят в поиск, вдруг что подвернётся. И вот, представьте себе, иду я вдоль реки, гляжу — а там эти двое сидят. Только приготовился тихонько отступать за подмогой, а оставшийся буквально за спиной город и накрыло самолётами. Как очнулся, первая мысль была — не поверите — что вот жёг всю жизнь книги, а они в итоге мне жизнь спасли.
— Книги! Ха! — старик в сердцах стукнул тростью по мостовой. — Толку от них? Сплошь пустые философствования и тщетные надежды, упакованные в яркую обёртку слов. Они не помогут нам вернуть утраченное.
Монтэг обвёл взглядом собравшихся и осознал, как сильно изменился за последние несколько недель, проделав путь от самодовольного пожарника до преступника и изгоя. Он всматривался в равнодушные лица людей и ни видел в них ничего, кроме пустоты, будто рядом с ним сейчас сидели вовсе не живые существа, а столь любимые Милдред телевизорные сцены. Если он, Грэнджер и другие несущие в себе книжное знание были памятью человечества, то данные люди стали его забвением. Усилием воли Монтэг подавил неприязнь, прокашлялся и перешёл прямиком к делу:
— Так вот, вы тут случаем не видели этих двоих? Один вроде как священник, а второй высокий такой. А то я их третьего дня потерял.
— Допустим, видели. Зачем они вам? — подозрительно прищурился старик.
— Нужны, — Монтэг добавил в голос льда, утверждая своё главенство. — У меня с ними свои счёты.
— Счёты так счёты, — старик флегматично пожал плечами и обратился к кому-то по другую сторону костра. — Приведи их.
Секунды тянулись бесконечно долго, и Монтэг чувствовал, что наносная уверенность долго не продержится — руки жили собственной жизнью и предательски выдавали его нервозность: крутили в пальцах зажигалку, мелко тряслись и всё норовили вцепиться в колени. «Дело в форме», — Монтэг сотворил ещё одну химическую вспышку и волевым усилием привёл мысли в порядок, — «я слишком привык к ней. Всё по инструкции: залить керосином, поджечь, ограничить распространение огня. Для полного эффекта повторять изо дня в день на протяжении нескольких лет. Неудивительно, что проклятые рефлексы не оставляют меня в покое». Он, сам того не замечая, потянулся к несуществующему огнемёту за спиной. Движение не прошло незамеченным — люди инстинктивно подались назад, подальше от очевидно спятившего пожарника, и облегчённо выдохнули, когда во тьме раздалось шарканье приближающихся шагов, и в освещённый круг упали двое. Лица их были покрыты синяками и кровоподтёками, а одежда во многих местах порвана, но Монтэг безошибочно опознал Грэнджера и Падовера. Увидев его, Грэнджер начал вставать, но бывший пожарник молнией рванулся с места, влепил тому затрещину и рывком поднял на ноги Падовера.
— Хей, парни, — он жёстко улыбнулся, отчаянно надеясь, что товарищи поймут суть этого спектакля. — Надеюсь, вы тут без меня не скучали? Нехорошо убегать от друзей.
Сделав глубокий вдох, он вогнал колено Падоверу в живот. Тот согнулся пополам и со стоном рухнул обратно на землю. Вокруг раздались одобрительные возгласы.
— Они пойдут со мной. — Монтэг, полностью подчинённый роли, уже не спрашивал, а утверждал. Свет неровно плясал на его лице, высвечивая холодную улыбку и бездонные глаза человека, вынужденного ежедневно проходить крещение огнём. Ослепительной вспышкой на ремне сверкнула саламандра, и люди расступились.
Грэнджер вытер тыльной стороной ладони губы, посмотрел на протянувшийся кровавый след и неожиданно расхохотался. Симмонс и Монтэг, поддерживающие отца Падовера, недоумённо переглянулись.
— Паршивый выдался день, конечно, — Грэнджер давился от смеха, — но мне давно не было так весело. Монтэг, поздравляю, отличная актёрская игра.
— Не стоит, — Монтэг был явно не в духе. — Я до сих пор не понимаю, как они купились на это.
— Символы, — Грэнджер беспечно зашагал дальше. — Когда люди видят символы, то не замечают за ними человека и его мотивы. Вы переоделись пожарником, вы говорили, как пожарник — что ещё оставалось беднягам?
— И куда мы теперь?
— Захватим Уэста с Клементом, и двинемся вверх по реке, как и собирались ранее.
И они пошли вверх по реке.