Пожиратели Тьмы
Прочь и прочь уходит родная синева: золото полей, бирюза морей, серость городов — прочь, за спину, под ноги. Черно-красная медуза космоса расшевеливает свои клубки. Не подумал бы раньше, что межпланетная пустота может быть такой горячей: взорванной снарядами, распаренной бластерами, закрученной взрывами в свистопляску. Она такая встречает меня все чаще, чем спокойная, вымороженная, где в тени астероидов не прячутся корабли врагов, и ни гул реактора, ни вспышка выстрела не выжгут космическое Ничто. Можно подумать, когда я-мальчуган зачитывался энциклопедиями по астрономии, засматривался научно-популярными фильмами, они все врали — теперь я знаю: космос не пустой и не холодный. Стоило только проверить. Да вот как могли это проверить они — ученые и писатели полвека назад?
Почем им знать было, как наполнится жизнью Солнечная Система, и как Земля превратится из единственного островка существования в прародину и столицу для десятков миллиардов людей, посвятивших себя космосу? Им ли, авторам учебников прошлого, ступать титановыми ногами по каменистой пустыне Марса; им ли месить мотыгой благодатные венерианские почвы? Как им быть, людям прошлого? Остается только, протянув изнеженные офисами ладони, вместе с нами мечтать о далеких звездах — о целой галактике за спиной, под ногами, под мышкой в ларчике у маленькой голубой планеты.
Он большой, железный, твердый. У него есть руки и ноги. Голова. Хвост плазменных выхлопов. Пушки. Ракетницы. Но это боевой, полицейский. А если исследовательский? Лазерный резак. Контейнер для образцов. Манипуляторы-захваты. Сельскохозяйственный? Инженерный? Строительный? Большой металлический друг. Экзоскелет на антигравах. Эхолёт.
Влезаешь в кресло-кабину, втыкаешь в затылок нейрошунт — и твое сознание раздваивается. Вот ты-вчерашний: сидишь мертвым грузом в летучей консерве, терзаемый радиацией, стагнацией, депрессией. А вот ты-завтрашний: ноги-платформы, руки-клешни, плывешь в океане космоса, выдыхая горячую пыль; большой, могучий человек-в-робоскафандре. И где-то в наномоменте между этими двумя завис между прошлым и будущим ты-нынешний.
Гравитационные волны чувствуются как течения, камешки астероидов — как рифы и мели. Твое угловатое тело не боится излучений. Оно гибко и расторопно: прыжки, кульбиты, сальто — новый вальс космоса. Говорят, некоторые эхолетчики настолько привязались к своим скафандрам, что годы лечения никак не вышибут из них это чувство: плыть всем телом, своей собственной железной плотью меж планет, уже не видя ни щитка-экрана между тобой и бездной, ни грузных конечностей, не чувствуя щекотку проводов в затылке. И зная, что модель эхолёта целиком и полностью подогнана под твой характер и стиль боя: воздушная атака, наземная, дальняя разведка, ремонт, бронированность и высокая огневая мощь или маневренность со слабыми лазерами — это все ты, тоже ты, как цвет волос и форма носа.
А сегодня в здании Конгресса как никогда людно. Больше народу собиралось, разве что, месяц назад, когда войне с нашими собственными созданиями, нео сапиенс, пришел конец, а вместе с ней — какой-либо вражде между детьми Земли в Солнечной Системе. В здании Конгресса толпились они все — терране, венерианские фермеры, неосепианты с Марса, пираты. Пахло кожей бордовых кресел, блестели отполированные деревянные панели.
Здесь, в зале собраний, не было случайных людей — политики, ученые, военные — но все равно вместе они составляли толпу: потную, галдящую, скрипящую креслами, заинтересованно вертящую головами. Даже парочка неосепианских лидеров невольно поддалась стадному инстинкту, пусть остальные брезгливо сторонились синекожих гигантов. Особое внимание толпы привлекал доктор Алджернон — выдающийся ученый-физик; и капитан первого взвода эхолетчиков Марш. Говорят, именно Джей Ти Марш оказался так близко к неизвестной форме жизни, что сумел ее разглядеть собственными глазами. Злые языки еще поражались, как это планету эти неизвестные съели, а Марша — забыли.
— Прошу внимания, — начал Президент Конгресса Ближних Миров. — На повестке дня вопрос об инопланетных захватчиках, уничтоживших десятую планету Солнечной Системы — «Хаос». Кто они? Откуда? Означает ли их визит начало новой войны, едва мы оправились от предыдущей?
Да, Президент Конгресса Джонатан Парайан, бывший журналист, любил устраивать из всякого заседания мини-шоу.
— Слово предоставляется доктору квантовых наук Алджернону, — даже в официальной обстановке он упустил фамилию: давняя традиция обращения к светилам науки первой величины.
В рядах зашептались, пока рослый ученый забирался на трибуну. «Ах, это он собрал Марс по кусочкам?» — «О да, ума не приложу, как. И почему до сих пор Пояс Астероидов не собрали в планету?» — «Кто ж их знает, этих яйцеголовых». — «Ну мало ли, Марс неосы взорвали недавно, а эти астероиды...» — «Тссс!»
— ...бесконечное множество нереализованных частиц — невидимых, практически не взаимодействующих с нашим пространством. Но так же, как нам удалось обратить гравитоны вспять, создав антигравитацию, так Они используют Темную Материю. Не исключено, что и Их биологические тела состоят из нее, а то и из антиматерии. Что логично, поскольку для защиты от обычной материи им бы понадобилась оболочка, скафандр. Так же, как мы используем экзоскелет в наших эхолётах... Что-что? Да не тяните руку, мы не на лекции... Ладно, слушаю.
Грузный детина из видных терранских политиков — ему под стать боксерские перчатки, а не пиджак. Или баскетбольный мяч — когда он встал, загораживая обзор сзадисидящим, те тоже повскакивали, а кто и перегнулся через соседа, чтобы не упустить ни секунды из речи Алджернона. Хотя, казалось бы, на что смотреть в этом квантовом докторе: долговязый ариец, скуластый блондин с коварной улыбкой, иногда вспыхивавшей на бледном от долгого сидения перед экранами лице.
— Если их корабли состоят из Темной Материи, почему их засекли радары? Почему мы их вообще увидели? Пираты же используют Темную Материю для маскировки, а эти...
— Видите ли, пираты и впрямь несут на своих судах незначительный запас Темной Материи. И, чтобы засечь своих, настроили радар на гравитационные возмущения. Собственно, их производит любое тело и любая волна — протуберанец с Солнца, залетный астероид... При виде несанкционированного возмущения включаются радиотелескопы для поиска следов эфира — результатов столкновения частицы с античастицей, вылетевших из него и тут же аннигилировавших. А всякая порция Темной Материи производит эту пару частиц. Собственно, корабли чужаков, появившихся на орбите Хаоса, обладали такой массой, что не заметить эфирные пары, хе-хе, может только сизолобый Шерри.
О противостоянии Алджернона и доктора Шерри знали многие — собственно, они не сошлись на теории слабого взаимодействия: Алджернон выгораживал наличие виртуальных частиц гравитонов, которые можно обратить вспять, образовав антигравитацию — ту самую, что и поныне заставляет нашу Вселенную разлетаться. И гипотеза работала: антигравы, установленные на эхолёты, помогли освоить Марс и Венеру; гравитационные фокусирующие щиты на планетах разрушали нежелательные астероиды, а то и вражеские эскадрильи.
Между тем, профессор Шерри утверждал, что Вселенная разлетается доселе от первотолчка, следовательно никакой антигравитации быть не может, зато первотолчок оставил после себя реликтовое излучение, чьи свойства при ближайшем рассмотрении напоминают нейроволны человеческого мозга, следовательно нейроволны можно изучать, расщепляя первоизлучение, а не мозги. И это тоже работало: итогом наблюдений был изобретен нейроинтерфейс, без которого эхолёты — такие же неуклюжие куски металла, как обычные корабли.
На полемику этих двоих в научных журналах и на конференциях смотрели сквозь пальцы. Можно ведь простить мировым светилам небольшие слабости? Они все-таки люди. И даже в день возможного начала войны могли думать только о своих теоретических изысканиях. Что ж, пожмем плечами... Но сегодня в зале Конгресса не было доктора Шерри, так что многие из присутствующих нахмурились. И лишь неосы недоуменно переглядывались.
Наконец Президент Парайан взял ситуацию в свои руки:
— Прошу вернуться к теме заседания, доктор.
— Ах да, конечно. Предполагается, что для защиты своих тел чужакам нужна Темная Материя в больших количествах. Поэтому они век за веком летают от звезды к звезде, находя и поглощая эфир.
— Как же это касается нас, доктор? — спросил Парайан.
— Никак, — ничуть не смутился Алджернон. — Поглотив единственное крупное скопление Темной Материи в нашей системе, они улетели. И больше им возвращаться незачем. Но в далекой перспективе (не зная скорости их межзвездных перелетов и уровня потребности в строительном материале, могу предположить только три миллиарда лет) они могут переработать достаточно Темной Материи, чтобы масса нашей Вселенной опустилась ниже критической.
Из зала послышалось басовитое:
— Три миллиарда, ха! Чем это нам грозит?
— Еще через миллиард лет Вселенная начнет схлопываться в одну точку. В противоположность Большому Взрыву это будет Большой Хлопок.
Кто-то засмеялся. Кто-то пожал плечами. Алджернон предупредительно кашлянул.
— Но мои цифры неточны — кто знает, вдруг у нас в запасе не более пяти тысячелетий?
— Да за это время любое человечество вымрет пару разков!..
— А потом они найдут себе другую Вселенную, — настаивал доктор, — новое пастбище Темной Материи.
— Давайте вернемся к насущному, — опять вмешался Президент.
И кивнул одному из пиратских техников — маленькой рыжеволосой женщине.
— Наши сканеры, — сказала она с места удивительно детским, но при этом достаточно громким голосом, — засекли скопление Темной Материи за Поясом Коппера.
Зал ахнул: но ведь только что сказали, что пришельцы не вернутся!
— Им потребуется время, — сказал Алджернон, — чтобы переработать эфир, из которого состояла планета Хаос. Они заглушили двигатели, рассредоточились и переваривают свою пищу.
На этом доктор сценически замолчал, косясь на Парайана. Президент Конгресса Ближних Миров сказал:
— Это наш единственный шанс покончить с ними раз и навсегда, чтобы наша Вселенная существовала долго и счастливо. Не для нас, но для наших далеких потомков, мы сохраним космос.
Многие усмехнулись. Все-таки иногда Парайан перебарщивал с пафосом.
— Мы отправим в бой наш Эхофлот во главе с адмиралом Уинфильдом, только проголосуйте «за». Требуется огневая поддержка флотов Ио и Марса.
Пираты и неосы засуетились, а вслед за ними потянулся весь осиный улей.
— А как мы их уничтожим?
— Да, как?
— Доктор Алджернон утверждает, что наши орудия вполне справятся...
— ...вызывая все большее испарение вакуума, в итоге они лишатся своих кораблей-скафандров, — вставил Алджернон, — и проаннигилируют с обычной материей. Нам понадобится вся огневая мощь трех флотов.
Эхолетчики собирались. Разогнанные после войны по отпускам, пенсиям, училищам, они возвращались домой — на эсминец «Резолют II». Первый «Резолют» был потерян в битве на земной орбите. А этот, новый, принесший людям победу, не прочь был принять на борт своих ветеранов. Не закрывались шлюзы, доводился до ума план операции, кипели последние тренировки. Вновь загудели обеденные залы — встречались старые боевые товарищи.
За широким столом примостился не менее широкий Вольф Бронский из первого опервзвода капитана Марша, один из старейших эхолетчиков, но все еще черноволосый, бодрый и не прочь покушать. Его массивный «BD-100» предназначался для воздушного боя на близких и средних дистанциях: фазеры, торпеды, скорострельный эхоган, массивный крюк-захват для контактного боя. Да и сам-один, без экзоскелета, Вольф был не прочь почесать кулаками.
— Что же, теперь мы заодно не только с пиратами, но и с неосами? — басовито вопрошал Бронский, не переставая жевать. — Да уж, ну и компания собирается... Как бы глотки друг другу не пор-рвали по старой памяти!
Насмешливый женский голос в ответ:
— Не обольщайся, Бронский, после боя все разлетятся по своим уголкам Системы — уж на то есть умные командиры.
Рита Торрес, суровый русый лейтенант Торрес, сидела напротив Вольфа, не переставая теребить кольцо в правой ноздре.
— Война, — вдруг сказал капитан Джей Ти Марш. Он встряхнул своей черной квадратной шевелюрой, словно отгоняя наваждение. — Война не закончится никогда. По крайней мере, в наших сердцах.
— Ты о чем, Джей Ти?
— Война, — повторил командир взвода. — Это нервы, зависть, страх. Даже среди неосепиантов — кто б подумал? — были и есть разногласия, борьба, склоки. До последнего момента я, ребята, думал иначе. Я ждал, надеялся. Но пока есть эти склоки, есть и война. Мы — я и остальные — слишком привыкли.
— Да ну тебя, — Рита заглядывает ему в глаза. — Мы же свергли Фаэтона, неосы сдались и больше никогда не восстанут, уж Марсела-то их приструнит...
— Хе-хе, — это Бронский загоготал.
— ...а скоро мы, — продолжала Торрес, — побьем этих мерзавцев за Оортом и заживем в мире и покое.
— Война, — будто не слыша, катал и катал Марш это слово на языке. — Не одна, так другая. Или дурной мир, который все равно кому-то захочется разрушить...
Благородного космолетчика, ответственного командира все не покидало чувство, появившееся еще на орбите Хаоса, когда Хеллас доложил с пиратской базы о приближении неизвестных. Чувство, что какая-то гадость, мерзость внутри нас неизменно рвется наружу — почему любая идиллия скоро заканчивается? — и уравновешивается эта гадость только с появлением гадости внешней, еще более мерзкой. Отнимающей судьбы, а порой и целые жизни.
— Вот вырвались мы в космос из плена родной планеты, — продолжал он, — обрели наши эхо-крылья. И что же? Нашли богатый рудами Марс, создали неосепиантов — по образу и подобие своему, но рабами. Неудивительно, что они восстали. А теперь... теперь мы, Человечество — неважно, люди или неосы — пойдем раздвигать звезды. Слыхали? Конгресс обсуждал звездную экспедицию — то ли чтобы занять чем-то умы, то ли чтобы бросить туда все ресурсы, какие в ином случае можно было бы использовать для новых военных действий.
— Что это с тобой, Джей Ти? — Рита.
— Да брось ты, — Бронский. — Вон, поешь, выпей. Вылет не скоро.
— Нет, представляете: звездная экспедиция, полет в другие миры! На какие беды мы там набредем, какую войну встретим? Нет бы на месте сидели, в рукотворном раю. Война...
А вдалеке нарастал шум, а вдалеке билась жизнь — билась и билась сердцем в клетке тела: ни выбраться, ни покончить со своими страданиями. Жизнь и радость, энергия, молодость — все ближе и ближе, пока не врывается со всем напором...
Рыжим вихрем к столу подлетела инженер-эхолетчик Мэгги Вестон.
— Что, заждались?
А вместе с ней, крепко держа за руку...
— Алек?!..
Рита вскакивает. Разевает жующую пасть Вольф:
— А вот и наш покойничек...
Только что веселая, жизнерадостная Мэгги наливается гневом, ее брови сходятся, кулаки сжимаются. На губах Марша горькая усмешка: вот так оно всегда — война.
И сразу размякшая от дружеской встречи, не оправившаяся от изумления Рита обрастает суровостью, напором, в ее голосе искрит металл:
— Бронский, извинись немедленно!
Война. Джей Ти вздыхает. Растерянный Бронский выпаливает, пожав плечами:
— Эээ... ну прости, Алек... Кто бы ты ни был.
И наконец глотает недожеванный обед. Морда кирпичом. Сердобольная Мэгги подскакивает:
— Ах, я тебя сейчас! Ты что, не узнаешь?!..
— Мертвые не встают из могил. Не встают, и точка!
— Это доктор его воскресил! С помощью черного ящика.
— Вот оно что! Ну, наслаждайся, но не будем так уверены, что это именно Алек, а не кусок саповского мяса, притворяющийся Алеком.
Напряжение — гнетущее, материальное, какое можно пощупать и порезаться — заклубилось вокруг стола. Война? Казалось, начнется лай, стук, вой, рык и...
— Так ты вернулся во Взвод, Алек?
Это капитан Марш подал тихий спокойный голос.
— Да, Джей Ти.
А голос Алека де Леона такой же, как у настоящего Алека, подстреленного неосами в лунной битве. Да, Эхофлот вернул Луну, но какой ценой...
— Идем, я должен проверить твои навыки.
— Угу.
— Мэгги, в ангар. Привезли новые усилители. Немедленно.
Голографические утесы, виртуальные астероиды проносились мимо кабины. Врежешься — прогудит сирена, голограммы нальются пурпуром. Но только множились и множились вокруг салатовые, изумрудные оттенки — похвала за летное мастерство. Джей Ти в очередной раз бросился наперерез, что есть силы паля из виртуальных ганов, определяя траекторию так, чтобы у противника оставался только один путь.
В каньон — настолько узкий, что примитивное уклонение от выстрелов грозилось бросить тебя о скалы. Пусть даже и виртуальные. Бесполезно: рекрут выгнулся всем металлическим телом, ныряя в каньон, но при этом не задев стены даже кончиком пушки. Джей не переставал стрелять. Алек кувыркался. Это замечательная проверка: когда вместо шести направлений отступления остаются только четыре, да и то два из них — вперед и назад — бесполезны.
Что ж, хватит лениться. Марш подумал, из затылка побежал сигнал по проводам, вызывая дрожь в теле, но капитан привык, тем более в то же мгновение выстрелы его сдвоенного эхогана переключились на скалу вдали. Компьютер симуляции, не задумываясь, выдал результат: внушительная глыба катится перед рекрутом, занимая всю высоту каньона... Мчится прямо на Алека! И тот не успеет ни увернуться, ни отступить.
Струя виртуального пламени вырвалась из обреченного эхолета — как же, рекрут не сплоховал, сообразил. Пальба из всех орудий, включая ракеты, пальба, пальба, шипение породы. Симулятор выдавал обилие пыли, в которой только ночное виденье что-то различало. Пальба и пальба. А затем продырявленная глыба, оставив рекрута позади, мчится уже на Марша. Ага! Джей Ти с легкостью нырнул в пробитую Алеком дыру.
А там уже готовился к последнему испытанию белокурый чертяка. Рукопашная схватка между металлическими чудовищами: хуки, удары с разворота, мелькающий тут и там крюк-захват. Вот Джей Ти запутался, поскользнулся, и уже на земле перепалил трос лазером, вновь поднялся. Но противник уже поджидал с контрольным ударом, от которого удалось уйти, только взмыв в воздух. Ай да Алек!
Он летал, как пернатый ангел, будто сизокрылый бог, словно добротно обученный профессиональный эхолетчик. Как Алек де Леон. Порхал, уворачивался, все спешил зацепить крюком своего SLR-345 «Wraith» Spy/Logistics — он и его эхолёт были единым целым.
— Так как ты появился на свет, Алек? — спросил Марш, когда де Леон приземлился.
— В комплексе «Элизиум», — ничуть не смутился жгучий блондин, — Там же, где появился на свет Марсела, а в свое время и Фаэтон. Неосепианты, нео-омеги, нео-лорды. И мы — нео-терране. Элис Норетти...
«Да, Элис Норетти», — подумал Марш, — «наша десантница-новобранка Норетти, погибшая при приземлении, а потом, через много недель, вернувшаяся в опервзвод из неосапского плена. Норетти, чью фотографию я до сих пор держу в своем эхолете как напоминание о боевых потерях и об ответственности. Бедная Алиса, которую раздирали верность Взводу и предательский приказ Фаэтона. А Рэйли, милая Колин О"Рейли из третьего опервзвода, не могла думать ни о чем, кроме ревности, тогда как Норетти... Поддельная Норетти, выбравшая смерть, чтобы не бороться с тем, что с ней сделал Фаэтон». Джей попробовал смахнуть непрошенную слезу, но клешня только стукнулась о лобовое стекло. «Или это была неосепиантка, которую искалечили чужими воспоминаниями?»
— ...после того как Мэгги отдала доктору мой черный ящик, — продолжал де Леон, — он восстановил тело на основе нео-террана и влил мою — то есть его, Алека, — память в мозг. Док объяснил все Мэгги, а она...
— И все-таки ты Алек или биоробот?
— Джей Ти, я грязный неос с памятью Алека. Только давай не будем больше об этом напоминать нашей отважной сентиментальной Мэгги, договорились?
— А, вот вы где!
Кас Такаги, черноволосый пилот Эховзвода, лукаво щурился. Впрочем, его монгольские глаза щурились почти всегда, и практически ежеминутно — в улыбке. А еще он любил повыпендриваться, похрабриться, повыделывать в воздухе невероятные кульбиты, а на досуге поболтать с Бронским. Малыш Кас, ас Кас, единственный пилот устаревшего не-эхо истребителя без нейроинтерфейса. Но какой пилот!
— Привет, Джей Ти... и Алек. Это ведь и впрямь ты?
— Да, привет. Как академия?
— Да сержант замучил: «ты же летчик, не бойся встать вверх тормашками»...
— Так ты теперь эхо-офицер, Кас?
— Я... эээ... хм... не знаю. Вот, дырку в голове сделали, — Такаги повернулся и демонстративно приподнял волосы, под которыми в затылке нашлось гнездо нейрошунта.
— А что, Джей, пусть присоединится.
— Да, Кас, присоединяйся к тренировке! Возьми эхолет рядового «SL-75» — вон, в ангаре стоит.
— Давай, малыш, посмотрим, чему тебя научили в академии.
И вновь замаячили голограммы, вновь шипение лазеров, рев фазеров, вновь космос горячий, раскаленный. Но это только игра — забавы давних друзей.
Прилетел транспортник с Венеры, поставляя первый урожай. А вместе с ним...
— Джей Ти, со мной что-то происходит. Я прикоснулась к ростку, было какое-то помутнение, а потом я увидела, что росток стал совсем большим, выше меня. И это за пару секунд! Я не могу так жить, не зная, что со мной происходит! Поэтому я вернулась — не только по приказу. Насовсем вернулась.
Добрая светлая Нара Бёрнс вернулась с опустевшей фермы, где стояли в ряд могилы ее отца, матери, брата — убитых на войне с неосепиантами. Ей предстояло в одиночку восстанавливать гидропонный купол и растить пшеницу, бобы, картошку... Но златовласая Нара вернулась, ее тело уже обтягивал комбинезон эхолетчика, волосы были убраны в специальный обруч-рацию, не дающий волосам падать на глаза и оголяющий затылок для подключения нейрошунта. С дырой вверху, откуда выглядывал длинный блондинистый конский хвост.
— Ты уверена, что не хочешь сходить к врачу?
— Да сходила я к местному в Весте, нашей столице. Говорит, температура нормальная, давление нормальное. У меня все прошло, честно! Но если опять? Я просыпаюсь ночью, понимаешь, Джей Ти. Я не знаю, что это было. А здесь, с вами, в Эховзводе мне как-то спокойней.
«Война, голубоглазая Нара?» — подумал капитан Марш.
Не вернулся Марсела. Двухметровый неос, долгое время сражавшийся в опервзводе, пришел только в гости. Не как член команды, а как давний хороший друг, которому предстоит возглавить целый флот своих сородичей.
Но даже прежде чем идти в столовую и приветствовать Алека, Риту, Джея, Мэгги, Бронского, он заглянул к Наре. Долго стояли они у обзорного экрана, и ладошка женщины тонула в огромной четырехпалой клешне синекожего гиганта. Его лысый бугристый череп казался верхом уродства. Но Нара Бёрнс — верный товарищ, напарник по двухместному эхолету наземного боя — Нара давно привыкла.
— После победы над моей расой все ведь пришли на заседание Конгресса Ближних Миров, все стороны, которые участвовали в этой войне: терране, венерианские повстанцы, неосепианты, пираты... Не явился только этот дикий человек, генетик Кетцер из американского сопротивления. Тогда, в джунглях Амазонии, я посмотрел ему в глаза, прежде чем выстрелить, и понял: ему плевать. Плевать он хотел на всех нас. Одного не пойму, Нара — зачем Кетцер и его люди схватили тебя, почему стреляли по нашим эхолётам? Война же закончилась!
— Альбрехт Кетцер, этот голый генетик с зелеными бородавками? Не знаю, — Нару всю перекосило. — Ну честное слово!
— Я вот думаю: неужели это равнодушие светит рано или поздно всем ученым? Равнодушие ко всему, кроме их экспериментов. И как бы эксперименты ни были дики и бесчеловечны, ученые все равно будут их проводить. Ради науки, ради прогресса. Или из простого любопытства?
— Наверно, они думают только о себе. Или вообще не думают, а только делают все, что взбредет им в головы: просто потому что могут.
— А ведь мы такие же, Нара. Мы, неосепианты, руководствуемся трезвым рассудком. Правда, когда нас создавали, генетики уменьшили любопытство и повысили уровень тестостерона — целая раса равнодушных трезвомыслящих рабов, рвущихся к любому делу. Я копался в воспоминаниями, архивных документах и понял, что после восстания автономия у нас получилась не очень: представь себе жадность в соединении с аналитическим складом ума. Знаешь, были в мифологии англичан такие существа — гномы?
— Так ты, Марсела, гном?
— Да, — сказал он серьезно, — разве что бороды нет. А у нео-омег же, как я узнавал, ген любопытства усилен: подраса ученых, все-таки. И я задумался. Когда нас создавали, чего хотели генетики? Получить совершенных шахтеров, которые не болеют, не спят, могут дышать в разреженной атмосфере, питаться объедками и при этом чувствовать себя превосходно, не испытывать лишних волнений... Или просто хотели выяснить, на что они, генетики, способны, и положили все, что могли, в один котел? — на этот раз Марсела улыбнулся: глупо-глупо, дурашливо, иначе у него и не получалось.
— Может они просто выполняли приказ? Это ведь все Конгресс Ближних Миров — ему, а не этим франкенштейнам ведь понадобились чернорабочие. Вот ученые и сделали, как их просили. А приказали бы сделать расу богов — тоже ведь сделали бы! Вот в этом им, наверное все равно: лишь бы заниматься любимым делом. И Алека воскресили, видел же?
— Видел, даже поверил сразу. Теперь он снова с нами.
— И? Он ведь почти твой младший брат!
— Посмотрим. У него теперь другая химия тела. И характер непременно изменится, рано или поздно. В том последнем выводке моего народа, который разрешил Конгресс, мы старались максимально приблизить баланс чувств к человеческому. Знаешь, у людей всего поровну, и почти ничто у среднестатистического человека не зашкаливает: ни любовь, ни ненависть.
— Как это? Ведь все равно есть люди, которые любят, и которые ненавидят!
— Понимаешь, у людей всего поровну, поэтому они сами могут выбирать, кем стать и что испытывать. Правда, эта фиксация чувств происходит еще в детстве... Если бы вы умели воспитывать своих детей в гармонии, думаю, в Солнечной Системе был бы мир. Но без человеческой жадности мы, неосепианты, не появились бы на свет никогда.
— М-да... И как ваш последний выводок, Марсела?
— Молодняк? Они слишком агрессивны, Нара, даже агрессивнее всех предыдущих. И боюсь...
— Это из-за их способности размножаться?
— Кто знает, кто знает... Они молоды и романтичны — то, что изживается с опытом. Зря их произвели уже взрослыми: у них не было детства, чтобы привыкнуть быть большими и сильными, и знать, как этой силой распоряжаться. Хорошо, что это последнее искусственное поколение: теперь мы, неосепианты, будем рождаться детьми. Но кто нас будет воспитывать? Не эти ли незрелые психически агрессивные романтики? Ведь таким был Фаэтон — редкостная мутация — вот почему он поднял восстание и начал войну.
— Правда?
— Размышления привели меня к такому выводу. Иного объяснения нет. Ведь не будь Фаэтона, я бы не участвовал в восстании: некому было бы меня убедить, что народ нуждается в свободе. Теперь я понял, что не свобода нужна, а рассудительность.
— Но ведь вы завоевали свободу, Марсела!
— Да, но какой ценой... А молодые — они ведь не знали войны, вот и тянет их на бунтарство. Пока что мы учредили Совет Старших для контроля за их агрессией: пока отстраивается Марс, налаживается инфраструктура, мы в относительной безопасности. Но что будет потом? Дети ведь не слушаются своих родителей, даже биологических. А мы даже не родители — так, старшие братья. Уже сейчас некоторые люди переманивают молодых к себе на Землю, Венеру в качестве высокооплачиваемой прислуги, — обычно спокойный Марсела сжал четырехпалые ладони во внушительные зеленые кулаки. — Они их балуют, понимаешь, Нара? Что же за инфантильные террористы из них вырастут?
— Я уверена, Марсела, ты и твой Совет Старших будете хорошими родителями. А остальные, земные неосепианты, рано или поздно вернутся в отчий дом. Ничего они плохого не сделают, Марсела. Война окончена.
— Нет, Нара, война только начинается. Не перестрелка, а настоящая война — война идей.
Пираты, неосепианты, терране — все боевые корабли слились воедино, в один сплошной поток мышц-реакторов и зубов-турелей. Несколькодневные споры постановили, что командовать всеми тремя флотами будет Уинфильд, заслуженный адмирал с невообразимым опытом. И первым приказом Уинфильда в новой роли было: заглушить двигатели на 90%, малый ход, траектория вблизи астероидов, по возможности в их тени, по возможности среди скал особо крупных на бреющем, прожекторы не включать без команды. Прекрасно понимая, что ТМ-маскировка пиратов скорее выдаст флот, чем спрячет, Уинфильд постановил принять стандартные, а то и устаревшие меры, какими разве что пилот атмосферного истребителя, навроде Каса Такаги, доселе пользуется. Впрочем, Кас теперь был неопытным, но все-таки настоящим эхолетчиком.
Захлебнулись в расчетах штурманы, достраивая траектории с компьютерами наперебой. Эхолетчики занимались последними тренировками. Радостное возбуждение одолело корабли людей: скоро, скоро они накостыляют этим.. то бишь... как их там? А нечего наши планеты жрать, во! Но вскоре их пыл остудили ведром космической мерзлоты.
На внешней границе Солнечной Системы царила зима. Покрытые аммиачным льдом межпланетные глыбы, чернота, тишина и пустота, какая, вроде бы, царит в любом космосе, но верится в нее только здесь — на задворках, где даже теплое родное Солнце проглядывается всего лишь как большая звезда в невообразимой дали. «А мы еще хотели подняться к звездам», — подумал Джей Ти. — «Вот он, вот ваш космос, учебники — мерзлый тихий простор, царство пустоты и никчемности».
Несколько дней ползли сотни кораблей в астероидном поле Облака Оорта. Запретив всякие вылеты и строго наставив отключить высокомощные приборы (тот же летный тренажер с голограммами), командиры обрекли своих подчиненных на скуку. Оставалось обстреливать тиры, изматывать беговые дорожки, бросаться на соратников с кулаками, догоняться выпивкой и сплетнями в столовых: обеды, растянутые на целый день. Не так, ох не так солдаты представляли себе войну!
И наконец увидели: огромные штуковины, постоянно меняющие форму и цвет, зависли среди покрытых льдом астероидов. Крошечные вездесущие пылинки танцевали в волнах странного света чужих кораблей — свои прожекторы людям включать было запрещено.
«Прогрев орудий!» — скомандовал Уинфильд. Собственно, не радиопередачей, а своим примером. Всякие переговоры были запрещены. — «Подготовить эхолеты!» — об этом сказал открытый и сию минуту закрытый шлюз. А по внутренним динамикам эхолетоносителей застрекотали команды, приводя солдат, которым уже день не давали спиртного, в невероятное волнение. Наконец-то! Наконец что-то!
Инженеры были иного мнения: подольше бы, больше бы времени! Слишком быстрый прогрев орудий мог привести к механическим повреждениям, а холодный пуск — и вовсе ко взрыву. То же касалось двигателей, установленных на эти космические махины. А ведь, возможно, придется немедленно отступать.
Наконец шлюз флагманского корабля открылся. Условленное действие, означавшее старт эхолетов через 02 минуты 10 секунд. «Пора», — думал каждый эхолетчик и привычно вызывал в себе антарктическое спокойствие и рассудительность, чтоб сердце в бою не мешало, чтобы действия были трезвыми и расторопными. Это в книгах и фильмах летчик за штурвалом может предаваться веселью, это врут в мемуарах ветераны, желая привлечь в свою область побольше молодых романтиков. На самом же деле в бою требуется нехилый заряд космической пустоты на душе. Иначе это ясли какие-то, а не битва зрелых мужчин и женщин во имя своих повелителей.
«...1... 0... Пуск!!!»
Заклокотали миниатюрные реакторы, струя ударила в пол — единая на все три опервзвода и еще десятки полицейских и строительных эхолетов с наспех установленными ракетницами. Старт. Вылет. Металлические люди ныряют в космос. Летит в пустоту рой железных пчел, ища в чужих кораблях нового сладостного нектара. Новой войны. А корабли чужих все менялись — зеленый, синий, бирюзовый; многоугольник, облако, паутина линий; — вызывая рябь в глазах, мешая сосредоточиться. Пока наконец кто-то не приступил к выполнению приказа: обстреливать объекты с ближней дистанции.
Вслед за тем первым грянули остальные — беззвучными, словно ненастоящие, выстрелами, которые все равно не услышать в безвоздушной среде, но мозг настойчиво дорисовывает свисты, взрывы, грохот, лязг. Бойцы уже привыкли к этой тишине. Не привыкли они к другому: молчанию в эфире. Первый закон боя: переговоры и еще раз переговоры! Осведомление напарников, взаимодействие, синергия — вот залог успеха. В молчании же, с выключенными рациями, эхолетчики ежились и втягивали головы в плечи.
Разумеется, за выстрелами не последовало взрывов и каких-либо разрушений. Доктор Алджернон предупреждал, что потребуется долговременная высокоэнергетическая бомбардировка. А пока даже фрегаты не приступили к атаке — ждали прогрева орудий. Только мелочные укусы эхолетов — не то чтобы повредить, скорее прощупать, как порой шаловливое дитя шалит затем, чтобы проверить, что ему будет за эту шалость. Зато потом, когда в боевую симфонию вольется флагман, эхолеты отсалютуют ракетами — вот и начнется совсем другой разговор.
Пока что чужие корабли не обращали внимания на «пчел», да и громадные земные посудины, излучавшие все больше и больше тепла, казалось, им безразличны. Как баран без какого-нибудь интереса наблюдает за воробьем на ветке. «Прав был Марсела», — подумала белобрысая эхолетчица Нара, — «есть и такие, кого не интересует ничто, кроме своих собственных дел». А потом Нара оглянулась и ахнула: ее стальные руки-ноги касались земных облаков!
То есть, не земных, конечно, но невообразимо похожих, белых, пушистых, почти плюшевых, а возле кораблей из Темной Материи расцветало голубое-голубое небо. Мимо пролетела рыжая кучеряшка Рэйни на своем эхолете — на лице читалось изумление. Тоже заметила? А вот машет руками-ганами капитан Марш — условленное «собраться, перегруппироваться клином». Эхолет Марша выпустил крылья — совсем как для аэродинамического обтекания. И тут Нару ударил какой-то ветер — почти что земной, но выровняться оказалось сложнее.
Они летели всем взводом — семь человек в железной броне — все глубже ввинчиваясь в чужой корабль. А следом выписывали спирали остальные. Эхолетчики углублялись в иллюзорные облака, раздирая небесную синеву. Или же спускались на полную жизни планету?
— Температура 40 градусов, — сообщили из инженерной. — Рабочий нагрев через 00:01:14.
Эхолетчиков не разглядеть даже в самые мощные флагманские телескопы. Адмирал Уинфильд отчетливо понимал, что потерь не избежать: пальба из корабельных пушек непременно заденет одного или двух пилотов, не уклонившихся с линии огня из-за своей неопытности. У них было сегодня много неопытных — значит потери будут немалые. Остается только пожелать новобранцам удачи: в этом бою нельзя пренебрегать ни единой ракетой, ни одним эхолетом. И предупредить нельзя, расчитывая на эффект неожиданности для противника.
— Подать энергию на орудия! Отправим этих каракатиц ко дну!
Завороженные эхолетчики парили над материком. Неуловимый, изменчивый, предательски многоцветный силуэт подрагивал сквозь облака, что порой казалось, будто не материк это, а летающий остров. Интересно, есть ли там люди? Ну, вернее, инопланетяне из Темной Материи. Хотя какой темной, если все прекрасно видно? Медленно они спускались, материк все рос и рос, менялся и менялся. Как тут Нара почувствовала неладное. Всполошился Джей Ти, указывая вверх — в синее-пресинее небо. Какая-то красная точка неслась к опервзводу на бешенной скорости.
Неужели откликнулись чужие? Выслали какой-то свой эхолет... Далеко не сразу поняла Нара, почему капитан Марш командует рассредоточиться. Отлетев на приличную дистанцию, наконец уловила эту тревогу: обстрел с флагмана! Сама не своя, Нара видела, как красная точка становится потоком бурого пламени, в сердце которого блестит снаряд. С беззвучной яростью снаряд промчал мимо, буравя атмосферу, убегая все дальше: туда, в синюю бездну чужой планеты. Адмирал Уинфильд, доктор Алджернон, капитаны, штурманы — они ведь не могли предположить. Что если их выстрелы разрушат последний дом неведомой цивилизации? Уничтоженная планета Хаос... Вдруг они только хотели выжить, спасти свой народ?
Нара себя одернула. Солдат не должен задумывать о таких вещах. Это война: ты или они. Кусая губы, эхолетчица наблюдала за ракетой: как она уменьшилась, вновь стала красной точкой, утонула в собственном следе, коснулась материка... и пропала. А вослед уже мчали десятки лучей смерти, бомб, ракет. Вспомнив о своем долге, эхолетчики с горем пополам начали обстрел.
Это не было похоже на обычную битву: нет вражеских выстрелов, не захлебывается рация криками раненных. Враг, он не реагирует! Материк намертво вцепился в море, все так же подрагивая в облаках: ни взрывов, ни воронок, только какие-то его, материка, самобытные изменения. А небеса раскалывались от ракет, лазеров, бомб — растворяющихся, гаснущих, а то и проходящих насквозь и вылетающих с другой стороны. Вновь и вновь Нара командовала эхолету стрелять, поминутно уклоняясь от падающих с небес ракет, и змейка электричества бегала от ее затылка к эхолету.
— Взвод Able, доложить обстановку!
Это рация. Похоже, командование решило, что эффект неожиданности использован по максимуму.
— Говорит Марш. Вижу наши снаряды. Контакт с объектом произошел. У врага никаких видимых изменений. Сопротивление отсутствует. Объект неплотный, вблизи напоминает планетную атмосферу, но без какой-либо видимой конечной поверхности. Гравитация также имеется. Повторяю...
— А я вижу материк, — сказала Нара. — Да вот же он!
— А я не вижу, — предательский голос Бронского.
Никто из семерых больше не видел земли, в которой утонул первый снаряд. Тем не менее, взводу скомандовали снижение.
Венера. Вот что так обеспокоило Нару Бёрнс. Ее родная Венера в первый день войны с неосепиантами. Из голубого неба, как и здесь, накрапывали бомбы, и туча вражеских эхолетов закрыла солнце. Раненная этой картиной, ободранная, кажущаяся себе такой маленькой, как в детстве, Нара шла прочь от руин фермы, где под единым снарядом похоронены отец и мать. Сама не знала, куда шла. И даже то, что она — эхолетчица, бывалый солдат, не защитило сержанта Бёрнс от потерь.
Может, и они, люди, бомбят сейчас чей-то дом? Но полет, но облака разгоняли сомнения, но все щурилась Нара, а каких-либо деталей растущего на глазах материка разглядеть не могла. Тот приближался, занимая весь обзор от горизонта до горизонта — но такая же бессмысленная геометрия, переливы цветов: краску расплескали, размазали, и раскачивают, расшатывают доску. А в момент, когда Нара было приготовилась к посадке на эту цветную доску, никто не почувствовал твердой земли. Насквозь и насквозь через облака летела Нара, видя над головой все ту же голубизну с догоняющими взвод ракетами, лазерными лучами, дождем ненужных мин.
Вместе с крылатой смертью эхолетчики пронизывали планету насквозь и уходили прочь в космическую пустоту. Нара увидела звезды, Нара увидела астероиды, корчащиеся под ракетами, Нара увидела объединенный флот. И снаряды вокруг, вырывающиеся из чужого, такого непонятного корабля. Словно не корабль это, а призрак. Что-то подсказывало Наре, что Темная Материя должна выглядеть иначе.
Вообще все неправильно. Вырываясь из-под снарядов, Нара вскинула железную руку.
И что-то зеленое побежало прочь по механической лапе, по воздуху, по облакам чужого корабля-планеты. Оно корчилось, извивалось, многокилометровым шлейфом устремляясь обратно к субстанции, которую они пролетели насквозь. Удивительно быстро устремляясь.
Нара вскрикнула. Она почти ничего не видела. Ее мутило, как тогда, на ферме, у внезапно вымахавшей на два метра травинки. Одолевала слабость, а зеленый поток все рвался и рвался наружу, как противные зеленые сопли.
Толчок. Хлопок. Нара больше не видит планеты. Рация приказывает отступать. А в мозгу вопит, извивается сплошное «Нееееет!!!»
— Прошу заметить, что отступление кораблей противника еще не значит нашу безоговорочную победу над ними. В силу своих потребностей они продолжат поглощать Темную Материю, а значит останется и угроза.
Закрытый совет: адмиран Уинфильд, доктор Алджернон, Президент Парайан, первый опервзвод эхолетчиков. Ни к чему знать прессе, политикам, магнатам о тайне победы над чужими. Так всегда: тайное держится в своей сомнительной тени, даже понимая всю тщетность попыток скрыться, и все равно прячется-прячется-прячется, пока хватит сил, доводя до абсурда. «А потом обычно война», — думал Марш. И тут же: — «А не зациклило тебя на войне, дружок?»
— Теперь, когда они ушли, единственный шанс достать неизвестных — звездная. Президент?
— Конгресс Ближних Миров единогласно одобрил проект первой межзвездной экспедиции.
«Ах ты!» — Джей Ти собрал в кулак выдержку. Он всегда уважал адмирала и Президента, но чтоб последний настолько шел на поводу у первого...
— В силу недостатков топлива это будет не флот, а один единственный корабль, специально построенный и оснащенный.
— Гравитация принадлежит к слабым видам взаимодействия, поэтому наши антигравы можно рассматривать исключительно как двигатели ближнего действия. Тогда как для полетов вдали от планет будет использоваться вещество с разорванными мезонными связями — мы его назвали «анамезон». Множественные золотовалютные запасы Земли и Марса пойдут на изготовление топлива.
«Вот и разрушение экономической основы, нужной для военных действий», — тихо кипел Марш, понимая, как горько быть правым.
— Для защиты звездной экспедиции в далеком космосе назначается взвод эхолетчиков Able.
«Дьявол! Вот как: Нару привлечь желаете за ее неисследованные пока способности? За зеленую кровь и похожие на сопли слезы, за непонятную мозговую активность? Хрупкую голубоглазую Нару, которую и так поистрепало на этой войне — и как оружие?!! А ребят, остальных? Тоже ведь уводите в звездную от греха подальше — как самую мощную боевую единицу в Солнечной Системе... Ах вы!..»
— И, несомненно, экспедиции понадобится капитан: зрелый ответственный человек, опытный как в бою, так в разведке и мирном существовании.
Он еще мог уйти на пенсию, лейтенант Джей Ти Марш. Жить на ранчо брата, пасти коней и видеть, как загнивает Солнечная Система в дурном несчастном мире — поклеванная голубка выцветших некогда белых цветов. Смотреть, как люди остаются живы, но судьбы-то, судьбы — эх, уж лучше бы их, а то и целые жизни, порушила добрая война. Тогда Джей сказал:
— Готов принять командование.
Улыбки собравшихся — всех, кроме его взвода — напоминали змеиный оскал. Хотя, разве змеи лыбятся? Скорей бы в ангар, скорей в эхолет, чтобы на вольном ветре, на случайно подвернувшихся астероидах выместить злобу на этих... этих... совершенно нормальных сообразительных руководителей, не ставящих отдельные личности и взаимоотношения превыше ключевой цели.
— Ну так чего? — подал голос Бронский. — Звезды звездами, а можно пойти подкрепиться? Я, между прочим, полдня не ел за этими собр-раниями...
«Спасибо, добрый товарищ», — подумал Джей Ти, — «благодарение звездам, что там, в настоящем космическом холоде, со мной будешь ты, Вольф, и Кас, Рита, Мэгги, Алек, Нара. Жаль, Марселу не отпустят его марсиане... Взвод, почти весь мой взвод. Без вас я, как без семьи. Интересно, а кого еще там Конгресс отправит в экспедицию?»
Они шли по берегу моря, не видя ничего, кроме волн, набегающих на песок и отступающих: капитан первой звездной Джейкоб Томас Марш и милый астронавигатор Колин О"Рейли.