Звезды Мадагаскара

Такие незнакомые звезды… Казалось бы, чего необычного — глубокое черное небо и бесчисленные мерцающие крупинки на нём? Однако с тех пор, когда родные северные созвездия сменились южными, лейтенант Владимрский чувствовал себя неуютно. Как в прихожей банкирского дома, куда пришлось обратиться за ссудой. Павел Евгеньевич поправил фуражку и перевел взгляд на испещренную сонными волнами океанскую гладь — в ней причудливо переливалась луна и все те же искорки чужих звезд.

Эскадра строго соблюдала светомаскировку, и грузные силуэты броненосцев печально темнели на фоне тропических звезд. Матросы на веслах попытались затянуть песню, но у них ничего не вышло — половина были пьяны ровно настолько, что душевных и физических сил хватало лишь на нехитрую работу веслами. Трое офицеров — мичманы Ерофеев, Финхель и лейтенант Синявин устроились в середине шлюпки. Ерофеев и Синявин увлеченно жестикулируя, спорили о судьбе кампании, а Димка Финхель мирно дремал, нелепо скрючившись между скамьями. За спиной расположившегося на корме Владимрского уже не было видно огней крохотной столицы небольшого острова Нуси-Бурах вблизи Мадагаскара, но Павла продолжало едва заметно трясти. Уж больно неожиданный сюрприз преподнес ему, а может быть и всей Второй Эскадре флота Тихого океана маленький городок Гельвилль.

Прошло около четверти часа, и Владимрский уверенно взошел на борт «Князя Суворова», быстро добрался до каюты, снял форму и попытался уснуть, но воспоминания о сегодняшнем вечере накрепко засели в памяти, проникли в мысли и безостановочно проносились перед глазами лейтенанта. Павел поднялся с койки и нашарил в кармане кителя фляжку. Глоток отменного французского коньяка мигом вышиб все без исключения мысли и Владимрский, плюнув на закуску, завалился спать. Утром предстоял тяжелый разговор с Игнациусом.

В тот вечер Владимрский бесцельно болтался по улицам, наслаждаясь экзотическими видами. Многие офицеры и младшие чины предпочитали узким улочкам городка туземные поселки — там и всяческих диковинок гораздо больше, и женщины доступнее. На Павла пряная красота туземок не произвела особого впечатления и, если речь заходила о бабах, лейтенант, не мудрствуя лукаво, шел в бордель. Вот и теперь, когда Финхель потащил всех в «экспедицию» на водопады, молодой офицер, гуляя в поисках достопримечательностей, все ближе и ближе подбирался к домику радушной мадам Жаклин. Он шел по узенькой, грязной улочке, поглядывая на окна — как бы очередная хозяюшка не окатила его свежими помоями. В заботах о чистоте мундира, Владимрский умудрился прозевать появление странной парочки, шедшей сейчас в одном направлении с ним.

Почему странной? Павлу Евгеньевичу часто приходилось видеть тощих и изможденных людей, но эти двое, по праву могли считаться королями худобы. Одетые в старомодные сюртуки, они напоминали ходячие карикатуры. Одинаковые черные котелки на головах, зауженные серые брюки и кремовые штиблеты не добавляли странной парочке ординарности. Первый — небольшого роста, с пузатым портфелем, немного ссутулившись, шагал в паре десятков метров от Павла. Второй — длиннющий, напоминая оживший фонарный столб, без особых усилий тащил на плечах объемистый мешок, умудряясь еще и непринужденно помахивать тростью. И все бы ничего, но заметив, что ноша эта едва заметно подергивается, Владимрский счел за благо поскорее скрыться в ближайшем переулке — в Тулу, как говорится, со своим самоваром не лезут.

«Да и чего я, собственно видел?» — лейтенант принялся за изобретение отговорок перед совестью, которая непременно проснется после пары стаканов местного апельсинового самогона, но приглушенный женский вопль заставил Владимрского остановиться.

Оставалось только выругаться сквозь зубы и достать любимый «Смитвессон» — армия уже несколько лет назад перешла на «Наганы», а Павел даже не думал изменять тяжелому револьверу. Добежав до конца переулка, лейтенант осторожно выглянул из-за угла. Молодая белокурая девушка мычала и дергалась, лежа на грязной брусчатке. Высокий похититель уже снабдил ее кляпом и крепко прижимал к земле. Его товарищ приготовился вколоть ей содержимое большого металлического шприца. Рядом стоял открытый портфель и несколько разбитых склянок. Молодой офицер вскинул револьвер и в тот же миг шприц полетел ему в лицо — скорость реакции преступника поражала. Рявкнул смитвессон. Владимрский успел отшатнуться, но медицинский «снаряд» больно резанул ему по щеке.

Артиллеристы Второй тихоокеанской эскадры за месяцы плаванья так толком и не научились стрелять — неподвижную мишень броненосцы обстреливали около часа, не проделав в ней ни малейшей дырочки. А вот навык стрельбы из личного оружия Павел не терял, даже надравшись до звероподобия. Невесомого коротышку отбросило к стене — пуля вышибла ему мозги. Второй бандит молча бросился на лейтенанта. Павел Евгеньевич выстрелил, но его противник с нечеловеческой скоростью дернулся в сторону и перехватил трость у самого основания. Что-то щелкнуло и Владимрский успел заметить, как в руках у нападавшего оказался длинный и тонкий клинок. Времени осталось на последний выстрел, но лейтенант понял, что не успеет. Резко сместившись, похититель приблизился на расстояние удара. Взглянув своему убийце в лицо, Владимрский даже обиделся — собственная смерть пришла к нему с такой унылой рожей.

Громыхнуло два выстрела, и похититель бессильно рухнул на Павла, который не нашел ничего лучшего, чем тоже нажать на курок. Несколько ниже двух аккуратных пулевых отверстий в узенькой спине молчаливого бандита с грохотом взорвался небольшой вулкан, и уже бездыханное тело навзничь повалилось на землю.

Девушка со вздохом положила небольшой «Вальтер», принадлежавший маленькому бандиту, обратно в сумку. Скрипнула ставня. Владимрский почувствовал, как у него страшно трясутся колени.

А потом они бежали через весь ночной город. Павел и рад бы свернуть к пристани, но его попутчица буквально за руку тащила лейтенанта вглубь Гельвилля. Открыв кованую калитку, они оказались в небольшом, несколько неопрятном садике. У живой изгороди прямо напротив калитки, виднелся аккуратный одноэтажный домик из тех, которые сплошь и рядом встречаются на островах средиземноморья.

— Не бойтесь — девушка говорила по-французски с легким итальянским акцентом, — я должна познакомить вас с отцом.

Владимрский только пожал плечами, натянуто улыбнулся и зашагал к дому, украдкой взглянув на часы — стрелки показывали четверть двенадцатого.

"Дай-то Бог, чтобы Финхель заблудился на своих водопадах и проторчал тут подольше" — перспектива возвращаться на корабль одному, а тем паче ночевать где-нибудь, кроме своей каюты Павла Евгеньевича не радовала.

А между тем она была определенно хороша. Светлые кудрявые волосы, румяное личико. Фигура — даже сейчас при свете луны Владимрский залюбовался уверенно шагавшей впереди девушкой.

— Постойте, мадмуазель! — Владимрский вдруг понял, что упустил одну важную вещь. — Я не могу быть представлен вашему батюшке даже не зная имени его очаровательной дочери.

— Ах-да! — Она обернулась и сделала шутливый реверанс — меня зовут Адель Ваззолье.

Павел проверил пуговицы, поправил фуражку и вытянулся во фрунт.

— Лейтенант Павел Евгеньевич Владимрский!

— Вольно, господин лейтенант. Следуйте за мной.

Они прошли через темную прихожую, коридор и уже стоя у чуть приоткрытой двери, Адель внимательно посмотрела Павлу прямо в глаза — будто удостоверяясь, что перед ней действительно лейтенант российского флота Тихого океана, а не бесплотный дух, в которых верили местные папуасы. Владимрский смутился и перевел взгляд на собственные штиблеты.

— Проходите, господин лейтенант.

В комнате было темновато. У стены, прямо напротив двери горела настольная лампа с зеленым абажуром. Все окна были плотно завешены, отчего в гостиной создавалась весьма уютная атмосфера. В самом центре красовался огромный стол, заваленный книгами и разнообразными куклами — тряпичными, марионетками, надменными фарфоровыми красавицами. А за столом, закутавшись в грязный засаленный халат, сидел старик. Вид у него был изрядно помятый и причиной тому, видимо служили бутылки вина, что грудой валялись под столом — пустые и полные. Из под стола также виднелись его лодыжки — настолько худые и бледные, что в мягких домашних тапочках они смотрелись до боли комично. Владимрский откашлялся. Старик вздрогнул и осоловевши повел головой.

— Папа!

Старик недоуменно поморгал и вдруг резко поднялся с места.

— Адель! Что произошло? Кто этот молодой человек?

— Слишком много вопросов, папа. Для начала пригласи нашего гостя присесть.

— Ах-да… — хозяин дома запахнул халат и указал на кресло в глубине зала — присаживайтесь. Моя фамилия Ваззолье. Грегуар Ваззолье. К Вашим услугам.

Владимрский отрекомендовался и сел в предложенное кресло. Затем последовала сцена встречи отца и дочери, которую любезному читателю позволяется нарисовать самому, ибо лейтенант все это время смотрел то на часы, то на кукол, памятуя о Туле и самоваре. К тому же разобрать что-то в причудливой смеси французского и итальянского языков русскому офицеру было затруднительно.

— Что ж, господин Владимрский — фамилия Павла далась мосье Грегуару с большим трудом — я непременно должен вас отблагодарить за спасение моей непутевой доченьки. Вы ведь прибыли с эскадрой?

— Так точно, — лейтенант еще раз взглянул на часы, — считаю, что лучшей благодарностью будет бокал коньяку и пожелание спокойной ночи. Видите ли, мои товарищи отправились на водопады и нас ждет лодка. Увольнительная заканчивается, и завтра мне нужно заступать на вахту.

— Заступите, — отмахнулся Ваззолье. — Я не собираюсь преподносить вам фамильное серебро или щенка пекинеса. Моя благодарность не столь обременительна. Прошу, за мной.

Владимрский поднялся и прошел на веранду. Уже окончательно стемнело и рассмотреть можно было лишь небольшой дворик семейства Ваззолье — слегка неряшливый, но в тоже время весьма милый.

— Как вы думаете, сколько мне лет? — Старик облокотился на перила и устремил взор куда-то в даль.

— Думаю, что шестой десяток вы разменяли не так давно, — честно ответил Павел.

— Не угадали. Хотите верьте, хотите нет, но я еще помню государя — императора Павла Первого.

Лейтенант только вздохнул — «допился дед».

— В общем, я тут подворовываю времечко у господа Бога. И руки мои насквозь пропахли временем, что скипидаром не оттереть. Хотите ли вы узнать будущее, любезный наш лейтенант?

— Чье?

Ваззолье на мгновение замер. Павлу Евгеньевичу показалось, что к старику на время вернулся рассудок, но тот лишь облизал губы и продолжил.

— Свое. Своей страны, своего кота… чье угодно.

Памятуя о дефиците времени, Владимрский пожал плечами: — Не отказался бы узнать...

Грегуар шагнул ему навстречу, — Узнавайте, — как-то отрешенно проговорил он и обхватил голову лейтенанта руками.

Не было ни вспышки, ни тумана, ни боли. Владимрский просто летел над морем. Сквозь пороховой дым и гарь. На сероватых волнах агонизировали броненосцы. В лишившемся всех палубных надстроек, труб и орудий, каким-то чудом держащемся на плаву неуправляемом куске металла Павел опознал «Князя Суворова». Корабль тыкался в набегающие волны как слепой котенок. Пламени уже почти нечем было питаться, и оно жадно обгладывало искореженный металл. Между тем гибнущий броненосец отчаянно отплевывался 75-мм снарядами из чудом уцелевшего кормового орудия. А где-то там вдалеке эскадра адмирала Того продолжала обстреливать головные корабли Рожественского «Бородино» и «Александра III». Владимрского захлестнули чувства — все напрасно… новейшие корабли, тяжелейший переход и героизм моряков. Вероятно, именно эти мысли и толкнули Павла дальше — в глубокую петроградскую осень. Перед лейтенантом пронеслась вся феерия революции, напоминающая какой-то дьявольский краковяк на костях гибнущей империи. Ваззолье резко убрал руки.

Владимрский отшатнулся назад и часто заморгал, а потом указал на старика пальцем и прохрипел: — Я попросил бы оградить меня от таких подарков.

— От этих подарков вы обязаны ограждать себя сами, мсье Владимрский — жестко отрезал Грегуар, — это была ваша судьба и только вы можете ее изменить… а вместе с ней, возможно, и судьбу своей страны. Я дарю вам козырную карту из рукава старого шулера. Пользуйтесь.

— Мне пора. Передайте своей дочери, что рад был ей помочь, кем бы не были ее похитители. Спокойной ночи, мсье.

Владимрский в смятении чувств вышел за ограду и на крик Адель о том, что он не найдет дорогу только отмахнулся — На острове все дороги ведут к морю.

Василий Васильевич Игнациус рассеянно допил остывший чай и повертел в руках ложечку.

— Нет никаких оснований полагать, что то, о чем вы сейчас рассказали, Павел Евгеньевич, есть что-то большее, чем плод вашей воспаленной фантазии, подогретой бреднями старика, поймавшего «белочку».

Владимрский тяжело вздохнул, а контр-адмирал продолжил: — Вы ведь артиллерист и лучше меня знаете, как мы стреляем. Вам известен Рожественский — замечательный флотоводец мало что понимающий в тактике ведения морских эскадренных сражений. Или старик Энквист. Вы свободный человек, лейтенант — можете идти к Рожественскому прямо сейчас. Он романтик, и, может быть, в его душе что-то сдвинется, но я останусь здесь. Вы говорили о гибели системы, которой мы служим. Гибели в крови и гноящихся ранах. Но если мы повернем сейчас — это будет удар ей в спину. Если рука понимает, что руководящий ей рассудок болен, она не должна сжимать собственное горло.

Игннациус подошел к иллюминатору и посмотрел вгляделся в спокойную морскую гладь — талантливый художник-маринист — о чем он думал в этот момент? Кто знает… Владимрский молча вышел и закрыл дверь. Его ждала вахта.

— Неужели все напрасно?

Адель расставляла посуду на маленьком столике — чашки на блюдцах, корзинку с хрустящими булочками, чайник и фарфоровую сахарницу. На тонком фарфоре в обрамлении изящного орнамента была изображен белый мальтийский крест на красном фоне. Ее отец все в том же халате, но наброшенном поверх одежды — белой рубахи и светлых льняных брюк — извлек из кармана сигару и с наслаждением провел ноздрями по ее поверхности.

— Когда-то в Петербурге я пообещал своему учителю защищать семью Романовых, но после уничтожения мальтийского ордена и нашего изгнания со двора, мне и в голову не могло придти, что у меня когда-нибудь появится такая возможность. Мне кажется, моя дорогая, твой папочка извлек максимум из появления на рейде Гельвилля русской эскадры.

— Но ты ведь мог обратиться к командиру, а не к простому офицеру! — Молодая мадмуазель Ваззолье надула губы и случайно рассыпала сахар.

— Извини, но я не стану показывать свои фокусы русским адмиралам. Я их слишком уважаю. Одного мсье Ушакова достаточно, чтобы их уважать.

Завтра корабли Рожественского двинутся дальше на восток. Об этом Адель услышала на рынке и сразу побежала к отцу. Который даже ухом не повел. И даже теперь — вечером, сидя на веранде, Грегуар — ученик великих мальтийских заклинателей, инфантильно раскуривал сигару.

— Неужели тебе ничего не жалко? — Не останавливалась Адель.

— Отчего же… вы с мсье Владимрским испортили двух замечательных кукол.