Здравствуй, оружие
Здравствуй, оружие
— Хаа! — топор вошел в дерево, как в масло, чурки, словно птички, разлетелись с колоды. Хоакин Энтеро из Кесады вытер пот со лба и подхватил следующее полено. — Ха!
Проклятый старый дурак! Учитель самозваный! Навязался. Можно подумать, он сам не знает, что делать со своей магией.
— Хаа!
Конечно, отец... Энтеро едва не промахнулся. Раздраженно смахнул с колоды неровно расколовшиеся деревяшки, поставил очередное полено.
— Ха!
Отец — совсем другое дело. Отец был инженером, и это было так увлекательно — соединять ньютоновскую механику с новорожденной магией. Сколько замечательных штук они придумали!..
— Ха!
Отвратная бестия, что сожрала отца, тут же выпрыгнула из памяти. Как всегда.
— Ха! Хаа! Ха!
Испанец воткнул топор в колоду, согнулся, уперся ладонями в колени, восстанавливая дыхание. Отец погиб в декабре, почти год назад, и Хоакин до сих пор не нашел способа прикончить проклятую тварь. И чертов поляк, учитель, чтоб его, тоже не знает, что делать с бестией, но сотней уловок удерживает возле себя. Впрочем, кое-чему полезному таки научил.
Энтеро выпрямился, поставил на колоду полено.
— Ха!
«Бедный мальчик», — вздохнул Герш, слушая яростные удары топора. У парня настоящий испанский темперамент, даром, что глаза серые. А еще он нетерпелив, самоуверен и считает, что знает и умеет все на свете. Двадцать два года! Езус-Мария, совсем щенок. Но силища в нем немереная. Для магического восприятия Герша сила Хоакина — словно мощное ровное пламя, бледно-золотое, как осенний солнечный свет. И много, много больше его собственной. В который раз Герш спросил себя: действительно ли он удерживает при себе юного испанца потому, что может обучить его и защитить — или ему просто хочется погреться у этого огня? И то, и другое, со вздохом признал поляк. Поднялся, вышел на крыльцо полюбоваться, как Хоакин Энтеро из Кесады рубит дрова.
Следовало признать, покойный отец его строптивого ученика проделал прекрасную работу. Сразу видно, что мальчик — ходок: поджарый, гибкий. Такой может сутками шагать по пересеченной местности; по нынешним печальным временам очень ценное качество, в том числе, для выживания. Ему бы еще мозгов и терпения… зато магическая сила горит ярко и бестрепетно. Подумать только, Энтеро-старший ухитрился протащить восьмилетнего ребенка через всю Европу: из русского Санкт-Петербурга до родных Пиренеев. Наверное, он был не только хорошим инженером, для такого подвига ему позарез нужна была магия. А может, и нет. Может, и не нужна. Если дар Хоакина, как и его собственный, проснулся в тот миг, когда электрический ток умер в проводах.
Герш спустился с крыльца, без слов принялся складывать рассыпанные по двору чурки в поленницу. Немного погодя к нему присоединился испанец. Когда на утоптанной земле не осталось ни одной деревяшки, учитель и ученик вернулись в дом. Пообедали, перебрались в гостиную. Первым сдался Хоакин — как всегда.
— Пойду я, пожалуй, — безразлично заявил он.
— Пойдешь, — охотно согласился Герш. — В город Цешин, к Тадеушу Воловскому.
— С какой стати? — пока что спокойно удивился ученик.
— Тебе надо научиться фехтовать, и нужен меч.
Испанец лишь пожал плечами.
— Смотри, — Герш взял со стола пульт телевизора, нажал кнопку. Полюбовался на изумленную физиономию Энтеро, радуясь передышке перед очередной неизбежной ссорой.
— Видишь, у парня с хвостиком кривая такая железка? Называется катана. Вот такую тебе и надо.
— Да я себе отрежу этой штуковиной что-нибудь ценное, — протянул Хоакин, наблюдая, как парень на экране ловко перехватывает длинную рукоять меча.
Герш засмеялся:
— Научишься. У тебя будет хороший учитель.
— А это что вообще? — спросил Энтеро, наблюдая огненный шторм, заполнивший экран, и пропуская мимо ушей замечание про нового учителя. Он и Гершем сыт по горло. — Кино, что ли?
— Кино. Это сериал такой был, «Горец». Не видел?
— Не успел. Мне же восемь было, когда электричество кончилось. Слушай, а как он у тебя показывает?
— Это волшебство, — ухмыльнулся Герш. — Я тебя научу.
— Ага, спасибо. А меч мне не нужен и еще один учитель не нужен тоже, — чуть раздраженно заявил Хоакин.
— Ты легкий и гибкий, такая железка как раз для тебя, — продолжил Герш, игнорируя выпад испанца.
— Да зачем мне меч? — мальчишка начал терять и без того невеликое терпение. — Мой пистолет до сих пор стреляет.
— Во-первых, с каждым годом будет все труднее доставать патроны. Во-вторых, некоторым тварям пули по барабану, их надо на куски рубить. В-третьих, чем делать серебряные пули, проще единожды посеребрить клинок. И опять же, единожды сделать наговоры на меч проще, чем каждый раз заговаривать пули. И в-четвертых, некоторые заклинания холодное железо держит много лучше, чем пули...
— Для этого у меня есть кинжал, — оборвал Хоакин учителя словом и делом: узкий длинный клинок впился в дерево столешницы, точно осиное жало в ладонь. И металл отливал совсем не стальным блеском. — Отец серебрил.
— Можно? — дождавшись короткого кивка, Герш с усилием вытащил смертоносную железяку. Хорошая работа. В который раз он пожалел, что не довелось узнать Мануэля Эстебана Энтеро при жизни. У мужика была золотая голова.
— Замечательная вещь. Но иногда кинжала недостаточно. Скажи, ты готов подпустить на расстояние удара ножом тварь вроде той, что напала на вас с отцом? — поляк пожалел о сказанных словах, едва произнес их, но дело было сделано. Ученик взорвался.
— Убирайся к дьяволу, Герш! Я не нанимал тебя нянчиться со мной. Я пойду, куда захочу! Я большой мальчик, как-нибудь сам разберусь, что мне делать и как мне жить!
— Думаешь, ты крутой? — потерял терпение Герш. — Ты невежда! Ты ничего не знаешь и почти ничего не умеешь!
Ответом ему была хлопнувшая дверь.
— Пся крев! — Герш саданул кулаком по столу, от досады на себя.
Через часок, остыв и хорошенько обдумав ситуацию, Герш вернулся к осмысленным действиям. Рюкзак и прочие вещички чертова испанца пропали, и поляк собрался в дальнюю дорогу. Выходя из дому, прихватил старый компас в деревянном корпусе: нынче его стрелка показывала не на север, а в каком направлении искать все, что хозяин хочет найти. Ну, почти все. Уж на щенка своевольного магическую игрушку настроить труда не надобно: вон, топор в колоде до сих пор торчит.
Небо, такое ясное с утра, затянуло тяжелыми тучами, обещая дождь. Герш скорым шагом пустился в погоню.
— Холера ясна, — пробормотал поляк, сообразив, куда идет его непутевый ученик.
Дождь начался мелкой неуверенной моросью; Герш накинул на голову капюшон куртки, поднял воротник. Проверил компас и выругался еще раз. Если дело так пойдет, чертов дурак как раз к ночи доберется до пропащего места.
***
В густеющих вечерних сумерках дождь припустил сильнее. Злой и обиженный Хоакин втянул голову в плечи и ускорил шаги. Впереди, за голыми ветвями, темным силуэтом маячил дом.
Когда испанец вынырнул из рощи, дождь хлынул вовсе непотребно. За водяной стеной едва виднелось освещенное окно. В предвкушении тепла и крыши над головой Энтеро перешел на рысь. Он бы и вовсе ударился в бег, когда б не темнота да раскисшая дорога.
Наконец, промокший до нитки Хоакин проскользнул в приоткрытые ворота. На сырой гравийной дорожке поневоле перешел на шаг и со счастливым вздохом нырнул под козырек крыльца. На торопливый стук почти тотчас отозвался ломкий мальчишеский голос:
— Кого принесло на ночь глядя?
— Мокрого путника, — улыбнулся сердито-испуганному голосу Энтеро. — Пустите переночевать. Я заплачу.
— Заплатит он, — проворчали за дверью. — Вот батюшка вернется и посмотрит, можно ль тебя в дом пускать.
— А скоро батюшка вернется?
— А не твое дело, странник, — отозвался суровый страж. — Когда надо, тогда и вернется.
Хоакин жалобно шмыгнул носом:
— Я смирный, не обижу. Можно, я батюшку твоего у очага подожду?
— Ишь, умный какой. А вдруг ты нежить, а мы тебя сами за порог пустим?
Хоакин поневоле улыбнулся:
— Слышишь, зубы от холода стучат? Нежить не мерзнет. Я так продрог, что и по таракану башмаком не попаду. Пустите, пожалуйста.
— Говоришь, заплатишь? — задумчиво протянул голос за дверью.
— Заплачу, заплачу, — обрадованно закивал Энтеро. — У меня монеты есть.
— Заходи уж.
Залязгали отпираемые замки и засовы, дверь с натугой отворилась, испанца окатило теплом и светом.
— Спасибо, — выдохнул Хоакин, захлопнув за собою дверь, оставляя за порогом тьму, холод и дождь.
Стражем райских врат оказался подросток лет четырнадцати, высокий, нескладный, голенастый, с буйной рыжей шевелюрой и россыпью веснушек на носу. Он окинул мокрого страдальца суровым взглядом, запер замки и засовы, развернулся и потопал по коридору в глубь дома. Энтеро заторопился следом.
В гостиной путника встретили горящий очаг и хозяева. Нестарая еще женщина, спокойная и улыбчивая, темноволосая. Видно, юный страж мастью пошел в отсутствующего батюшку. Рядом с женщиной переминалась с ноги на ногу девчушка лет восьми, милый сорванец лицом в мать.
Испанец неловко поклонился хозяйке дома:
— Я Хоакин Энтеро из Кесады. Спасибо, что не дали пропасть.
Женщина приветливо улыбнулась в ответ:
— Тяжело в такую ночь без крыши над головой. Меня зовут Ангелиной. Мой сын Никола, — мальчишка улыбнулся до ушей, разом потеряв всю суровость. — А это Марша, младшенькая. — Девочка припрыгнула на месте и хихикнула. — Вы как раз к ужину. Располагайтесь, куртку можно повесить у огня.
К столу Ангелина подала густой мясной суп, свиное рагу и ягодное вино — смородина, ежевика, еще что-то, чего Хоакин не распознал. За едой хозяйка делилась местными новостями, дети весело перепирались и хулиганили потихоньку, Энтеро кивал и поддерживал разговор невнятными междометиями. От сытной горячей еды, тепла и света, душевной семейной обстановки испанца разморило, он задремал, сам того не заметив.
Разбудила его стылая тишина. Хоакин вздрогнул и открыл глаза. Марша и Никола хихикали и перешептывались, заинтересованно стреляя в него глазами, Ангелина, прибирая стол, улыбнулась ободряюще, в очаге уютно потрескивали дрова. Что же, черт побери, его разбудило? Хоакин сонно улыбнулся детям и прислушался к своим ощущениям.
Пять человеческих чувств говорили ему, что в доме сухо и тепло, шепчутся дети, хлопочет хозяйка. Магическое чутье молчало. Совсем. Хоакин закрыл глаза. И снова навалилась промозглая тишина. Кроме него, в доме не было ни одной живой души. Ни одной. Живой. И хозяин так и не объявился.
Энтеро внутренне подобрался и открыл глаза. Потянулся лениво. Дети смотрели на него выжидательно, Ангелина улыбалась.
— Хозяйка, а где удобства у вас? — как мог, безобидно и смущенно, спросил Хоакин. — Доброе вино на волю просится.
— По коридору направо, — охотно отозвалась женщина.
Испанец выбрался из-за стола, подмигнул ребятишкам и побрел к выходу, подавив желание броситься вон сломя голову. Шагнул в коридор и повернул налево. А через пять шагов уперся в дверь безо всяких замков и засовов. Стиснув зубы, Хоакин рванул ручку. И ткнулся носом в чулан, доверху заставленный старыми сундуками и корзинами. Энтеро развернулся и побежал. По дому серебряными колокольцами рассыпался детский смех.
Коридор петлял причудливыми зигзагами, за дверями поджидали мертвые пустые комнаты. Гостиная с горящим очагом, входная дверь с замками и засовами затерялись в давящей стылости. Раз за разом Хоакин пытался остановиться, собраться с мыслями и чувствами, но тут же за спиною раздавалась перекличка звонких чистых голосов — ни слова не разобрать, — и паника захлестывала с головой, сердце пускалось вскачь; он вновь срывался на бег.
Под ноги вдруг подвернулась лестница, Хоакин споткнулся и кубарем покатился вниз. Каменный пол ударил тяжко, правый бок прошила острая боль. Энтеро схватился за ребра и остался лежать, хватая ртом воздух. Над головою переговаривались ясные нежные голоса на незнакомом языке.
— Хоакин! Псы тебя загрызи, испанский щенок! Где ты?! — пробилось вдруг сквозь гул крови в ушах и мелодичную тарабарщину бестелесных загонщиков. Голос звучал грубо и костерил его, на чем свет стоит, но это были восхитительные звуки.
Энтеро слабо улыбнулся сквозь боль:
— Герш. Герш! — Зов прозвучал хрипло и слабо, но был услышан.
— Хоакин, малыш, держись! — донесся отклик поляка.
Энтеро кряхтя поднялся на ноги, обернулся. Лестницы не было. Усталый вздох болью отозвался в треснувших ребрах. Прижав руку к ушибленному боку и стараясь глубоко не дышать, испанец побрел на голос учителя. Разговоры невидимых преследователей слились в невнятный звон, Хоакин перестал обращать на них внимание. И тут его настигла Марша.
Миг назад коридор был пуст, и миг спустя маленькая девочка приплясывает прямо перед носом.
— Я выиграла, — чуть запыхавшись, объявила она, — я тебя первая нашла!
И положила ладошку ему на бедро. Боль прожгла до кости. Испанец сначала задохнулся, потом закричал, низко, на одной ноте. За двадцать два года жизни многое успело приключиться с Хоакином Энтеро из Кесады, но впервые его ели живьем — начиная с души.
Сначала пропал свет, потом собственный голос. Мир схлопнулся в леденящее ничто, только боль осталась. Хоакин смутно подумал, что такой и будет оставшаяся ему вечность, но и с леденящим ничто приключилась беда. Оно вдруг прогнулось с сухим хрустом и осыпалось. Вернулся свет, странный, смутно-сизый. Следом явились звуки: тяжелое человеческое дыхание, свист рассекаемого воздуха, яростный многоголосый визг. Испанец приподнял голову. Он лежал в большом пустом холле, дальняя стена зияла проемом выбитой двери. Над ним стоял Герш, учитель. Большой поляк методично взмахивал длинным узким мечом, а перед ним металась давешняя троица: Ангелина, Никола и Марша.
Энтеро собрался с силами, сел и тут же понял, что боль-то никуда не делась. Он задавил ее, насколько получилось, и с тяжким стоном поднялся на ноги. Вытянул из кобуры старенький кольт, впервые за вечер вспомнив, что вооружен. Выбрал наименее подвижную мишень — Ангелину, тщательно прицелился и выстрелил. Раз, другой, третий. Все пули попали в цель, но женщина лишь улыбнулась и укоризненно покачала головой. Хоакин бросил бесполезный пистолет и вытащил из ножен кинжал.
Сначала они с Гершем сражались бок о бок, потом спина к спине. Боль не отпускала, все яростнее вгрызаясь в кости. Вскоре испанец потерял всякое ощущение реальности, лишь отмахивался клинком от наскакивающих теней. Кажется, они с учителем сидели теперь на полу, все так же спинами друг к другу, держа круговую оборону. И вдруг ушей Энтеро достиг какой-то новый звук.
И все пропало. Остались только он, учитель и их тяжелое дыхание. Наконец до Хоакина дошло, что это на далеком хуторе пропел петух, приветствуя рассвет.
Некоторое время Энтеро сидел, слушая — ушами и не только, — но дом оставался тих, пуст и совершенно безобиден.
— Герш, спасибо, — выдохнул Хоакин и повернул голову. Поляк вяло соскользнул вдоль его спины на пол. — Герш, ты чего?
Мгновенный испуг прогнал усталость, Энтеро подхватил учителя, нащупал пульс на запястье. Толчки крови были редкими и неровными, кожа холодной и влажной, а ран не было.
Герш умер, когда Хоакин вытащил его за ворота, навстречу утренним сумеркам. Проклятый дом, а может, твари, в нем обитающие, вытянули из поляка всю жизненную силу.
Небо на востоке наливалось светом, а Хоакин все сидел возле мертвого тела, трясся мелкой дрожью от холода и усталости. Он обещал заплатить… заплатить! Заплатил. По грязным щекам текли слезы, но испанец их не замечал.
Первые солнечные лучи радостно пролились на иззябшую землю, нежным теплом тронули две человеческие фигуры. Хоакин зажмурился. Надо было двигаться, вызволять из проклятого дома свои вещи, как-то дотащить тело Герша до кладбища — Энтеро проходил мимо вчера, когда дождь только начинался. От того, что он тут сидит, жизнь к учителю не вернется. Черт. Черт, черт, черт, черт. Как же это все вышло?
Хоакин крепко потер ладонями лицо, размазав по щекам влажные дорожки. Надо же. Он и вспомнить не мог, когда последний раз плакал. Наверное, когда понял, что больше не увидит маму, что она навсегда осталась в том сумеречном городе с огромной рекой в каменных берегах. Сколько же ему было тогда... девять? Ладно. Сначала рюкзак, потом учитель.
Причин Энтеро пока не понимал, но чувствовал отчетливо, что освященная земля отличается от прочих территорий. Значит, похоронить Герша надо непременно на церковном кладбище. Оставить мертвого поляка, где есть, Хоакину в голову не пришло.
***
В начале декабря, на окраине города Цешина, Хоакин Энтеро из Кесады поднялся на крыльцо старого каменного дома и постучал в дверь. Отворил ему высокий поджарый мужчина.
— Господин Тадеуш Воловский? Меня прислал Герш. Генрик Яник. Мне нужен меч, катана. И учитель.