Как устроен мир
Шел год одна тысяча девятьсот пятый от старта Невесомого Шрума. Мы двигались по азимуту, который увидел в самадхи Далай-лама XV Ванг Ловцанг, и надеялись наконец узнать, как устроен мир. Корабль "Невесомый" плыл под воздействием тяги величиной немало ньютонов новёхонького EmDrive. И пусть NASA дальше кричат, что это ведро с микроволновкой никогда не сможет бороздить просторы галактик, пока они там будут упираться, мы найдём ответ на онтологический вопрос философии и баста!
Команда мне досталась скучная: два монаха от Далай-ламы, проводят всё время в самадхи. Кайфуют, короче, матросцы. А я тут один за всех отдуваюсь, даром что не потух еще флаг корабля — моя улыбочка. Но монахам я дивлюсь — две тысячи лет почти терпеть, не есть, не спать, в туалет не ходить, не двигаться с места, и без криогенной камеры! Вот это выдержка!
Как бы то ни было, пока монахи сидели, я тут заскучал слегонца через пару месяцев и загуглил все что только мог. Пока от Земли ещё не отлетели прилично, до меня долетали последние новости и мемасики из ленты. А потом… интернет отрубился, и хоть вешайся, так скучно стало. Мысли всякие дурные посещали, хотелось даже самоубиться. Ну или разбудить одного из монахов на худой конец.
Сел я напротив одного и давай его звать по имени, что на повязке на лбу написано (как для меня специально, или чтобы он сам не забыл?). Сидел час, сидел два, повторял: “Проснись Преманата Вивек Патил, мы прилетели”, — да только он то ли не услышал, то ли не поверил. Тогда я его пальцем давай тыкать, тот же эффект. В истерике набрал ведро воды и обрушил ему на голову.
Монах даже не шелохнулся.
Тут я вспомнил, что есть же спец система, настроенная на космический язык, которая должна сообщить монахам, что мол, долетели, пора выходить, смотреть как устроен мир.
Отправил я ему персональное сообщение, значит, через систему, и монах проснулся. Глаза открыл, озирается, готовится вскочить, полный монашеского экстаза, воскликнуть: “Что? Как? Где?”
Ну я и решил признаться, мол, не доплыли еще, всего полгода прошло, но я от скуки вою уже, расскажи сказку. Он мне начал лечить про спящего Вишну, мол, ему снится Брахма, а Брахме снимся мы и все дела, а я слушаю как первоклассник, из фоторецепторов смазка течёт от счастья беседы. Закончил монах свою историю, и давай снова в самадхи устраиваться. Я ему говорю: “Стой!”, — я тут один со скуки дохну, человек, как-никак. По крайней мере разум у меня человеческий остался. Делать то что?
Он мне отвечает, чтобы избавится от страданий, медитируй, и подвергнись аскезе. Я говорю, бы с радостью, только как медитировать, если мне дышать не надо, и лёгких нет и вообще не дышу я, чёрт побери!
Он, значит, репу почесал, и спрашивает, какие в моём карбоновом теле есть циклические процессы. Я говорю никаких. Топливо только трачу, потом подливаю.
Попробовали разные техники. Технику Пападжи, будто нет прошлого и будущего, только настоящий момент, и надо в нём оставаться, я освоил лучше всего. Монах обрадовался, что можно вернуться в своё самадхи и меня пригласил из вежливости. Сказал на прощание, что сидеть мне в аскезе и медитации лет пятьдесят минимум, тогда смогу к ним присоединиться. А кто ж за кораблём будет следить?
Делать нечего, отпустил монаха, он же как никак смертный, а лететь далеко, без самадхи не выдержит. Сел я, значит, в позу лотоса, давай изо всех сил держаться в одном моменте. Через два часа оказалось, что прошло только десять минут, и я понял, что научился замедлять время… Только вот блин, оно и без того ползло в час по чайной ложке. Или это не я, а мы мимо звезды какой тяжеленной пролетали?
Решил разбудить второго йога, в надежде раздобыть другой билет на монашескую тусовку. Вонь Вонг Бонг сразу заподозрил неладное, но запасся терпением и к решению моей проблемы нашёл иной подход: давай, говорит, заботься о ближнем, самоотреченно, а в остальное время продолжай медитировать. И ушёл.
У меня аж фоторецепторы на лоб полезли. О ком это прикажете заботиться, когда тут людей раз два и обчёлся? Это ещё вопрос, если меня самого считать. Стал я, значит, монахам ногти стричь и волосочки сбривать, да только ведь жизненные процессы у них приостановлены, без шансов на самоотверженную заботу.
Ладно, думаю, так и буду медитировать, жбан карбоновый, авось приду к чему-нибудь. Выставил, значит, корабль на автопилот, чтобы от азимута не отклоняться и по пути ни во что не врезаться и уселся, скрестив коленные приводы в позу лотоса.
Год сидел, два сидел, и вроде втянулся. Стали мне мерещится всякие миры фрактальные, спиральные, с существами и без. Яркие, трёхмерные, и весело было в них пропадать. Сидишь себе, значит, и наблюдаешь, как растекаются образы, перевоплощаются в лица и туловища. Все почему-то сплошь синие.
Подружился я с ними, а еще через тысячу лет встретил монахов в местом медитативном центре. Решили они в этой реальности тоже выйти в самадхи, чтобы перескочить на новый уровень бытия! Вот подлецы! Неужели бросить меня решили?
А мне в новом мире нравилось, спокойствие полное и осознанность. Всего хватает, сидишь себе и размазываешься по Вселенной, картинки смотришь.
Тут и сработала система оповещения. Прибыли!
Вскочили разом монахи и я вместе с ними. Смотрим в иллюминаторы: кажется черная дыра, огромная, как центр Вселенной, а мы вокруг неё кружимся, и ничего не разглядеть в этой бездне черноты, пустоты и плотности.
Тогда Вонг Бонг предложил, что надо разглядеть Вишну — а они почему-то были уверены, что это именно Вишну, а не Брахма — третьим глазом! Я думал сейчас лбы у них разверзнутся, но монахи объяснили, что сей глаз лишь метафора, позволяет видеть то, что обычному взору недоступно. Ну и приступили к своей обычной практике. А я, значит, напрягся, и тоже третий глаз открыл.
Сначала увидел океан, космос, наверное, а потом в океане на спине плывущего мужика. Обычный себе мужик, только спит, ну и голый еще. А по туловищу у него мои монахи бегают и кричат, то ли от горя, то ли от радости. В общем возбужденные, как монахам не положено. И орут: “Скажи, как устроен мир?”
А мужик знай себе спит и не чешется, на непрошенных гостей внимания не обращает. Они тогда перестали орать и уселись медитировать, ведь для всех этих “космических” медитация, пожалуй, всё что они умеют и признают.
Не знаю уж, что там, как у них вышло, только — чпок! — и пропали разом оба монаха через лет пятьсот. А я вернулся на корабль, чтобы на тела их посмотреть, и увидел, как засасывает их дырень, безвозвратно. Уже превратились они в мясные спагетти, седые и старые, а время практически остановилось.
Полно теперь у меня его, чтобы понять, выбрались они таки из ловушки бытия, или только в новую угодили.